Страница:Бальмонт. Морское свечение. 1910.pdf/111

Эта страница была вычитана


предохранительное средство противъ всякаго рода злокозненныхъ существъ. Не однѣ, впрочемъ, корриганы воруютъ дѣтей; въ этомъ обвиняются также и морганы, или водные духи, также женскаго пола: онѣ, говорятъ, увлекаютъ на дно морей или прудовъ, въ свои золотые и хрустальные дворцы, тѣхъ, кто неосторожно приходитъ играть близь ихъ водъ.

Цѣль ихъ, воруя дѣтей, возродить проклятый свой родъ. Такъ говорятъ крестьяне. Именно поэтому также онѣ любятъ соединяться съ мужчинами: чтобы достичь этого, онѣ нарушаютъ всѣ законы стыдливости, какъ Галльскія жрицы.

Существа, которыя онѣ подмѣниваютъ иногда вмѣсто дѣтей человѣческихъ, также суть отпрыски расы карликовой и считаются ихъ порожденіемъ; какъ онѣ, существа эти называются корръ, коррикъ, и корриганъ, или корригана. Ихъ называютъ также корнандонъ, гвазиганъ, и дузъ. Этотъ послѣдній, шаловливый домовой, былъ отцомъ Мерлина, онъ былъ древнимъ божествомъ, обожавшимся въ графствѣ Йоркскомъ Бретонцами, весьма его опасавшимися, ибо они считали, что дузъ можетъ захватывать женщинъ врасплохъ во время ихъ сна.

Могущество карликовъ то же, что и фей, но ихъ ликъ совершенно отличный. Отнюдь не будучи ни бѣлыми, ни воздушными, они обыкновенно черны, волосаты, противны, и приземисты; руки ихъ вооружены кошачьими когтями, а ноги козлиными копытами; лицо у нихъ морщинистое, волосы въ завиткахъ, глаза впалые и маленькіе, но блестящіе, какъ карбункулъ; голосъ глухой и сломанный возрастомъ. Они всегда носятъ на себѣ большую кожаную мошну, говорятъ, полную золота, но тѣ, которые ее уворовываютъ, ничего въ ней не находятъ, кромѣ грязнаго конскаго волоса, шерсти, и пары ножницъ. Это хозяева дольменовъ; считается, что это они ихъ выстроили; ночью они пляшутъ кругомъ, при свѣтѣ звѣздъ, припѣвъ круговой ихъ пляски былъ «Понедѣльникъ, вторникъ, среда», позднѣе они прибавили «четвергъ и пятница»; но конечно остереглись доходить до субботы, и особенно до воскресенья,—дни зловѣщіе для нихъ, какъ и для фей. Горе запоздавшему путнику, который пройдетъ мимо! Онъ будетъ увлеченъ въ кругъ и долженъ будетъ плясать, иногда до тѣхъ поръ, пока не настанетъ смерть. Среда ихъ праздничный день; первая среда въ мѣсяцѣ Маѣ—годовой ихъ праздникъ; они празднуютъ этотъ день съ великими ликованіями, пѣснями, плясками, и музыкой.

Бретонцы, такъ же какъ Валлійцы, Ирландцы, и горцы Шотландіи, считаютъ карликовъ фальшивыми монетчиками и чрезвычайно ловкими кузнецами. Невидимыя свои мастерскія они прячутъ въ глубинѣ своихъ каменныхъ гротовъ. Это они начертали кабалистическіе знаки, что находятъ выгравированными на многихъ Кельтійскихъ памятникахъ въ Морбиганѣ, и особенно на Гавр-инисѣ, или на островѣ Гиганта: кто сумѣетъ разобрать ихъ надписанія, тотъ узнаетъ всѣ мѣста края, гдѣ скрываются клады.

Карлики суть колдуны, вѣщуны, пророки, и маги. Они могутъ говорить какъ ихъ братъ Альвисъ, въ «Эддѣ»: «Я былъ вездѣ и знаю все». Юныя дѣвушки весьма ихъ боятся, хотя ихъ рѣзвость уже не такъ теперь опасна, какъ во времена Мерлина. Крестьянинъ вообще боится ихъ меньше, чѣмъ фей: онъ охотно надъ ними издѣвается и смѣется, если день на дворѣ, и если онъ благоразумно окропилъ себя святой водой; онъ приписываетъ имъ ту же ненависть къ религіи, что и феямъ; но это недоброжелательство принимаетъ скорѣе характеръ лукавый и коми-

Тот же текст в современной орфографии

предохранительное средство против всякого рода злокозненных существ. Не одни, впрочем, корриганы воруют детей; в этом обвиняются также и морганы, или водные духи, также женского пола: они, говорят, увлекают на дно морей или прудов, в свои золотые и хрустальные дворцы, тех, кто неосторожно приходит играть близ их вод.

Цель их, воруя детей, возродить проклятый свой род. Так говорят крестьяне. Именно поэтому также они любят соединяться с мужчинами: чтобы достичь этого, они нарушают все законы стыдливости, как Галльские жрицы.

Существа, которые они подменивают иногда вместо детей человеческих, также суть отпрыски расы карликовой и считаются их порождением; как они, существа эти называются корр, коррик, и корриган, или корригана. Их называют также корнандон, гвазиган, и дуз. Этот последний, шаловливый домовой, был отцом Мерлина, он был древним божеством, обожавшимся в графстве Йоркском Бретонцами, весьма его опасавшимися, ибо они считали, что дуз может захватывать женщин врасплох во время их сна.

Могущество карликов то же, что и фей, но их лик совершенно отличный. Отнюдь не будучи ни белыми, ни воздушными, они обыкновенно черны, волосаты, противны, и приземисты; руки их вооружены кошачьими когтями, а ноги козлиными копытами; лицо у них морщинистое, волосы в завитках, глаза впалые и маленькие, но блестящие, как карбункул; голос глухой и сломанный возрастом. Они всегда носят на себе большую кожаную мошну, говорят, полную золота, но те, которые ее уворовывают, ничего в ней не находят, кроме грязного конского волоса, шерсти, и пары ножниц. Это хозяева дольменов; считается, что это они их выстроили; ночью они пляшут кругом, при свете звезд, припев круговой их пляски был «Понедельник, вторник, среда», позднее они прибавили «четверг и пятница»; но конечно остереглись доходить до субботы, и особенно до воскресенья, — дни зловещие для них, как и для фей. Горе запоздавшему путнику, который пройдет мимо! Он будет увлечен в круг и должен будет плясать, иногда до тех пор, пока не настанет смерть. Среда их праздничный день; первая среда в месяце Мае — годовой их праздник; они празднуют этот день с великими ликованиями, песнями, плясками, и музыкой.

Бретонцы, так же как Валлийцы, Ирландцы, и горцы Шотландии, считают карликов фальшивыми монетчиками и чрезвычайно ловкими кузнецами. Невидимые свои мастерские они прячут в глубине своих каменных гротов. Это они начертали кабалистические знаки, что находят выгравированными на многих Кельтийских памятниках в Морбигане, и особенно на Гавр-инисе, или на острове Гиганта: кто сумеет разобрать их надписания, тот узнает все места края, где скрываются клады.

Карлики суть колдуны, вещуны, пророки, и маги. Они могут говорить как их брат Альвис, в «Эдде»: «Я был везде и знаю всё». Юные девушки весьма их боятся, хотя их резвость уже не так теперь опасна, как во времена Мерлина. Крестьянин вообще боится их меньше, чем фей: он охотно над ними издевается и смеется, если день на дворе, и если он благоразумно окропил себя святой водой; он приписывает им ту же ненависть к религии, что и феям; но это недоброжелательство принимает скорее характер лукавый и коми-