II. Римское право (историко-догматический очерк). А. Раннее республиканское право. 1. XII таблиц. Борьба плебеев с патрициями, приведшая к созданию законов XII таблиц, изложена в предшествующей статье (см. ст. 221/24), здесь мы остановимся только на содержании этого законодательства, поскольку оно известно нам по дошедшим отрывкам (до 100). Первоначально децемвиры (комиссия по составлению законов, из 10 лиц) составили 10 таблиц законов, но они не удовлетворили плебса; произошли новые волнения, состав комиссии был изменен, пять патрициев были заменены плебеями, и новой комиссией были составлены еще две таблицы законов. По дошедшим до нас отрывкам трудно судить, в чем законы XII таблиц сохранили старое, в чем создали новое право, и насколько и что́ заимствовано от греческого права. Нельзя также выяснить, насколько римские законы XII таблиц порождены примером XII таблиц законов города Гортины (см.); во всяком случае, открытие гортинских законов устраняет всякие возражения против подлинности римских законов XII таблиц. То, что было возможно для Гортины VII в., то возможно было и для Рима полов. V в. Несомненно одно: законы XII таблиц являются консервативным законодательством. Римские юристы и писатели тем не менее считали эти законы основой всего дальнейшего развития римского права (fons omnis juris publici privatique).
В основе имущественных отношений по законам XII таблиц лежат сделки купли-продажи (mancipatio) и займа (nexum). Область этих сделок, однако, расширяется положением: «cum nexum faciet mancipiumque, uti lingua nuncupassit, ita jus esto», что означает дозволение присоединять к обязательным торжественным словам, произносимым при совершении этих сделок, свободно выраженные соглашения о разного рода условиях, связываемых сторонами с этими сделками. Несоблюдение условий влекло взыскание вдвое против выговоренного (in duplum), кроме ответственности по основной сделке. К способам приобретения вещей сверх манципации присоединяются затем in jure cessio, уступка вещи продавцом покупателю в силу признания последним на суде вещи своею при отсутствии противоречия со стороны продавца, и давность (usus), двухлетняя для res mancipi и однолетняя для res necmancipi, при чем дается разрешение отдельных вопросов, связываемых с применением этих постановлений; не допускается, напр., приобретение res mancipi женщиной, находящейся под опекой, за исключением вещей, переданных ей от опекуна. Законы устанавливают безусловное признание свободы распоряжения собственностью как недвижимой, понимаемой ими как res mancipi, так и движимой, путем указанных сделок и завещания; устанавливается затем порядок наследования в имуществе: наследниками лица, умершего без завещания, — если у него нет своих наследников, т.-е. членов его семьи, — являются представители его рода. В отношении поземельного владения в XII табл. обращает на себя внимание развитая система соседских и сервитутных прав, указывающая на тщательную охрану законом индивидуальной собственности как в городе, так и в деревне, щепетильность собственников в охране своих мельчайших прав и скученность владений. Регулируются: ширина дорог, проходов и меж (fines, ambitus), расстояния разных построек от межи, зданий, ям, колодцев, могил и т. п.; отношение к деревьям, свешивающимся и наклоняющимся к земле соседа, плодам и желудям, упавшим на землю соседа, дождевой воде, стекающей с одного участка на другой; устройство водопроводов и т. п. В области семейного права, кроме других положений, утверждается обязательная опека над женщинами, хотя бы и совершеннолетними, за исключением: весталок, и устанавливаются правила такой опеки, а также опека над безумными. Ребенок, родившийся по истечении 10 месяцев после смерти мужа, признается незаконным. Среди постановлений семейного права юристы и историки обращают особенное внимание на постановление закона: «si pater filium ter venum duit, filius a patre liber esto» («если отец трижды продаст сына, сын пусть будет независим от отца»), в котором видят ограничение права продажи сыновей, стоящих, по законам XII табл., под безусловной пожизненной властью отца семейства.
Обращают на себя внимание своей исключительной суровостью также постановления о разного рода взысканиях, налагаемых за нарушения имущественных прав граждан и за личные оскорбления. Ночного вора, а также вора, сопротивляющегося поимке, можно убить на месте или после телесного наказания обратить в рабство; вор, не пойманный на месте (fur nес manifest), платит денежный штраф в размере двойной цены краденой вещи; лицо, у которого найдена краденая вещь, платит тройную цену вещи (furtum conceptum). Лицо, противящееся обыску для отыскания краденой вещи, наказывается как явный или ночной вор. За чародейство и колдовство, за публичную брань, сочинение позорящих стихов полагалось бичевание и смертная казнь. Стравивший чужую жатву приносится в жертву Церере; поджегший здание или сложенные около дома снопы хлеба сжигается, если он это сделал сознательно и находясь в разумном состоянии; поджог по неосторожности вызывал наказание и оплату причиненного вреда. Не возвращающий вещь, взятую на хранение, и опекуны, расхитившие состояние подопечного, платят вдвое, одинокий же опекун — только стоимость похищенных вещей. Вор-раб избивается и свергается со скалы, мальчики-воры наказываются телесно, а родители возмещают вред. Личные обиды общего характера оплачиваются штрафом в 25 ассов; за повреждение у кого-либо члена тела, за сломанную ударом руки или палки кость можно было ответить тем же (talio), если не состоялось примирения. Всякий причиненный вред вообще подлежит возмещению в том или ином размере: рабы, как и четвероногие животные, причинившие вред, выдаются потерпевшему вред, или за них уплачивается их хозяином стоимость причиненного вреда.
Одним из основных требований плебеев было облегчение долгового права. В этом отношении XII таблиц удовлетворения не дали. Основной сделкой остается nexum, самопродажа должника кредитору на случай неуплаты в срок долга, при чем должник считается приговоренным к последствиям неуплаты долга без суда (damnatus) и поступает в распоряжение кредитора, имеющего право «наложить на него руку» (manus injicere, см. ниже). К закабалившему себя должнику приравнивается присужденный к уплате каких-либо платежей судом (judicatus), в случае неуплаты. XII табл. точно устанавливают лишь права кредитора по отношению к таким должникам. Не уплатившему должнику дается отсрочка в 30 дней; затем следует manus injectio. Приговоренный к уплате судом уводится кредитором непосредственно из суда. В обоих случаях кредитор обязан заключать должника в шейные или ножные оковы (nervo aut compedibus) весом не менее 15 фунтов. При содержании должника в оковах ему полагается давать ежедневно фунт хлеба или больше. Должников, которым предоставлено право соглашения (примирения) с кредиторами, можно держать в оковах 60 дней с обязанностью выводить их на рынок в течение 3-х рыночных дней и здесь объявлять сумму долга на случай, если кто-нибудь пожелает выкупить должника. По истечении 60 дней неоплатный должник мог быть предан смерти или продан в рабство за Тибр, т.-е. зa границу: продажа римских граждан и обращение их в рабство в пределах римского государства не допускались. При нескольких кредиторах им предоставлялось неоплатного должника рассечь на части, при чем закон оговаривает, что если рассечение будет совершено не совсем пропорционально частям долга, то это в вину им поставлено быть не может (подлин. слова закона: „tertiis nundinis partis secando; si plus minusve secuerunt, se fraude esto“). Точность этих предписаний, очевидно, не очень изменяла положение должников. Облегчение положения должников касалось, повидимому, лишь процентов. В XII табл. они установлены сравнительно умеренные: 10% в год, полагая, его в 12 месяцев, или 8⅓ если держаться римского разделения года на 10 месяцев. Ростовщик, взимающий свыше этого процента, подвергался четырехкратному взысканию излишка взятого процента.
До нас не дошло точных сведений; или законов о времени организации в Р. гражданского суда и гражданского процесса. Помпоний во фрагменте Дигест «De origine juris». сообщая сведения об издании ХII таблиц, говорит, что почти около того же времени были составлены формулы исков, при помощи которых тяжущиеся вели споры между собой; что эта часть права получила название legis actiones, т.-е. законных юридических форм (legitimae actiones); что эти формы, по желанию составителей, для облегчения народу пользования ими были точны и торжественны (certae et solemnes); что ХІІ таблиц, legis actiones и выросшие на их почве толкования получили общее наименование jus civile и что знание и хранение этих законов и исковых формул, а также их толкование находилось в руках понтифексов.
В дошедших до нас отрывках XII таблиц упоминаются, однако, почти все legis actiones, в форме которых совершались действия тяжущихся, направленные к защите своих прав, а также судьи и арбитры, резрешавшие споры; но в них нет описания этих форм и сведений о том, кто были эти судьи и арбитры; ничего не говорятся и о понтифексах. Лишь на основании отрывочных данных из других источников, особ. Институций Гая, речей Цицерона, мы можем составить себе представление о строе суда и процессе времени XII таблиц и последующего за ним. Этот строй представляет собой продуманную систему, имевшую целью не только точное приведение норм XII таблиц к разрешею гражданско-правовых споров, но и возможное ограничение доступа к правосудию тех лиц, защищать интересы которых не склонен был патрициацский состав суда этого времени. Судебный процесс точно разделен на две стадии: in jus и in judicium. Процесс in jus происходит перед консулом или претором. Здесь устанавливаемся содержание спора тяжущихся. Истец в торжественных, в обязательной форме выраженных словах излагает свои претензии, ответчик возражает в таких же словах и призывае противника перенести дело in judicium. Следует торжественное, перед свидетелями, установление факта согласия противника итти на разбор дела по существу и содержанию спора (т. н. litis contestatio). Магистрат признает действия сторон совершенными правильно и направляет их в соответствующий суд, либо отказывает в этом по нарушению формальностей. Иск должен быть формулирован точными словами закона и заявлен в одной из процессуальных формул. Ошибки в наименовании предмета спора или употребление несоответствующих формуле слов ведут к потере иска (процессуальный формализм).
Судьями для окончательного разрешения дела (in judicium) были децемвиры, центумвиры и отдельные лица, единичные или в небольшой коллегии: judices, arbitri и recuperatores. Судьи (judices) разбирали дела по строгому праву на основании точного смысла сделок, свидетельских показаний и вещественных доказательств. Арбитры (arbitri) постановляли решения по совести и своему убеждению. Рекуператоры (recuperatores) судили римских граждан с иностранцами.
Подобный строй суда знают греческие государства аналогичной эпохи. Особенностью римской судебной организации было участие в процессах духовной коллегии понтифексов (см). Знание законов XII таблиц, исковых формул и их толкование сосредоточилось в коллегии понтифексов. Из числа членов этой коллегии ежегодно избирался один, на обязанности которого лежало оказывать помощь тяжущимся частным лицам в ведении процесса. Понтифексы объясняли порядок судебной процедуры, допустимость или недопустимость иска и инструктировали тяжущихся о том, какие слова следовало употреблять в суде, заявляя свои требования. При строжайшем формализме процесса in jure такая помощь была необходима. При ведении процесса нельзя было, поэтому, обойти понтифексов, пользовавшихся к тому же огромным авторитетом и перед консулом и перед судьями. Но дело было не в одной помощи. Понтифексы составляли после консула второй барьер взять который было необходимо, прежде чем получить решение судей in judicium, что было делом трудным в виду исключительно патрицианского состава коллегии понтифексов.
Законы XII таблиц, процессуальные формулы и толкования их понтифексами, собиравшими судебные прецеденты и хранившими их в строгой тайне, составил основные источники римского права в первую половину республики, при чем законы и толкования понтифексов получили одинаковую силу и в общей массе составили то, что получило название jus civile, строго-формального (strictum jus) римского гражданского права. Оно регулировало римскую жизнь в течение свыше 150 лет после издания XII таблиц. Значительные остатки его сохранились и в последующие эпохи.
2. Интерпретация XII таблиц. Дальнейшее развитие римского права совершается вне законодательства, деятельностью городского претора в союзе с понтификальной юриспруденцией. Деятельность эта определялась, с одной стороны, постановлениями XII таблиц, с другой — потребностями развивающейся гражданской жизни и торговли. Изданные после напряженной борьбы законы XII таблиц приобрели в римском обществе и у юристов огромный авторитет. Их учили в школах. Юристы до позднего времени ссылались на них, как на священную книгу. Отступать от XII табл. при совершении правосудия было немыслимо. А тем не менее их постановления далеко не удовлетворяли новым запросам жизни. Потребовалось искусство развивать право, не нарушая буквального смысла XII табл. и не отступая от его постановлений. Путем выработанного ими способа интерпретации законов понтифексы и претор нашли выход из затруднения уже на этой ступени развития, проявив виртуозность юридической мысли. Юридические сделки и процессуальные формулы, имевшие определенные хозяйственные и правоохранительные цели, наполнены были новым содержанием, о котором не думали законодатели. Законы ХП табл. гласили: «si pater filium ter ѵеnum duit, filius a patre liber esto», что служило ограничением отцовской власти, проявлявшейся в чрезмерной эксплоатации рабочей силы детей. Сын, проданный отцом три раза, объявлялся освобожденным от отцовской власти. Условия сельского хозяйства рассматриваемого периода потребовали прекращения дробимости земельных участков и перехода их к немногим или даже одному наследнику (начало единонаследия). Закон о троекратной продаже сыновей удовлетворил этой цели: путем фиктивной манципации отец продавал сына в рабство лицу, которое освобождало его от кабалы путем in jure cessio. Сын возвращался под власть отца. Следовала новая продажа и новое освобождение (manumissio). После третьей продажи и манумиссии сын под отцовскую власть не возвращался и становился persona sui juris, самостоятельным, независимым от отца, распорядителем своей судьбы. Эмансипированные таким образом дети получали небольшой выдел из имущества и составляли затем основной контингент пролетариата, отправляемого во вновь основываемые колонии для их заселения. Один из авторов лициниевых законов, Лициний Столон, но, конечно, не он один, воспользовался возможностью такой эманципации для сохранения оккупированной из ager publicus доли, превышавшей 500 югеров, свыше которых, по лициниевым законам, нельзя было владеть никому. Лициний Столон эманципировал сына и уступил ему 500 югеров из находившихся в его владении 2.000 югеров, за что был оштрафован на 10.000 ассов. Этот случай эманципации in fraudem legis попал в историю в виду обхода закона самим автором. Другим оккупантам ager publicus такого рода эманципации сходили с рук более легко. Позднее в таком же порядке происходила эманципация дочерей, для чего требовалась лишь однократная продажа дочери с последующей manumissio.
По XII табл. признание являлось безусловным судебным доказательством, не подлежащим проверке: «cоnfessus pro judicato habetur». Этим постановлением понтифексы воспользовались для создания нового способа приобретения собственности in jure cessio. В этой форме стало возможным н.е только приобретать, но и укреплять судебным решением приобретение как res mancipi, так и necmancipi, что содействовало облегчению оборота тех и других.
Постановление XII табл.: «cum nеxum faciet manicipiumve, uti lingua nuncupasset, ita jus esto, как указано уже было выше, дало основание для защиты разного рода соглашений, не входивших в прямое содержание этих сделок. Оговоркой при совершении nexum можно было заключить заем с обязательством отработки долга вместо обычных способов уплаты (т. наз. antichresis), чем изменялось взаимное положение должника и кредитора и устанавливалась срочная кабала. Эта форма займа была одной из самых распространенных в древности. — Затем земля или другие вещи продавались в форме манципации с оговоркой, что земля или вещь остаётся во владений продавца с обязательством определенных платежей, покрывающих покупную цену с процентами, при чем на совесть (fides) покупателя возлагалось обязательство по совершении выплаты покупной цены возвратить право собственности продавцу: залоговая сделка, получившая название fiducia и сделавшаяся основной формой залога недвижимостей. Сперва нарушение оговорки міа недвижимостей. Сперва нарушение оговорки fides подвергало нарушителя лишь infamia, бесславию, позднее претором дана была юридическая защита договора. Невыплата покупной цены вела к полному укреплению права на землю за покупателем (залогопринимателем). Этот вид залога много содействовал обезземелению неоплатных должников и укрупнению владений залогопринимателей.
Древнее римское право не требовало для действительности продажи вещей уплаты продавцу реальной цены вещи; цена бесконтрольно устанавливалась соглашением продавца и покупателя. Отсюда возможность продажи за бесценок, «за грош». Это дало основание к юридическому укреплению дарений путем продажи sestertio nummo uno. С этим же связано создание формы брака, носившей название coemptio, в которую облекались со времени lex Canuleja браки патрициев с плебеями, не пользовавшимися правом на confarreatio. Брак заключался в форме mancipatio с уплатой, по исчезновении реальной покупки жен, одного сестерция. Продавцом выступало лицо, под властью которого находилась женщина; покупателем — обладатель власти над женихом. Позднее жених и невеста выступали сами активными участниками сделки. Нравственный характер связи устанавливался произнесением слов: «ubi tu Gaius, ibi ego Gaja», как при конфарреации. Позднее coemptio служило цели освобождения женщины из-под власти отца или опекуна. Путем коемпции заключался фиктивный брак с посторонним лицом (extraneus) без приобретения прав мужа, с обязательством под честным словом (fides) не пользоваться этими правами (coemptio fiduciae causa). В этих случаях фиктивный приобретатель прав назывался не maritus, как действительный муж, a coemptionator. Taк путем интерпретации двух сделок расширился гражданский оборот в рассматриваемую эпоху.
Содержание XII таблиц описанными путями было исчерпано полностью, но при этом всюду сознавалась их недостаточность для регулирования развивающейся гражданско-правовой жизни. Руководители политической жизни Р. в области гражданских отношений предпочитали, за исключением особо настоятельных ее требований, законодательному регулированию административное, которое, не ставя общих и часто острых вопросов, разрешало создающиеся трудности от случая к случаю.
За городским претором (praetor urbanus; см.), учрежденным лициниевыми законами (см. ст. 223), сохранена была консульская imperium, безусловная власть в области его ведения на срок пребывания его в должности и, след., безусловная обязательность его распоряжений, независимо от согласия или несогласия этих распоряжений с XII таблицами. Злоупотребления устранялись кратковременностью срока деятельности претора (1 год) и обязанностью его отчитываться перед народным собранием при сдаче должности. Отсюда ограниченное количество случаев злоупотреблений со стороны преторов своей властью и, наоборрт, последовательный консерватизм в отправлении правосудия и огромный авторитет преторских постановлений, за которыми постепенно признали восполняющий законы самостоятельный источник права. Главная задача претора при отправлении правосудия была в определении в стадии суда in jure того, допустим или недопустим с точки зрения jus civile предъявляемый истцом иск. Произволу претора здесь могло быть свободное место. Давая право итти для окончательного решения дела in judicium или отказывая в нем, преторы были, однако, крайне осторожны. Отсюда их скрупулезная интерпретация jus civile. Но тогда, когда закон казался ему уже не cooтветствующим времени или подлежащим смягчению, претор изменял его, давая соответствующее указание судье in judicium.
По законам XII таблиц, напр., ответственность лица, принявшего вещь на хранение и почему-либо не могущего возвратить, ее собственнику, определялась как ответственность за воровство (in duplum). Претор в своем эдикте индивидуализирует ответственность, смотря по характеру случая. Поклажи, сделанные по необходимости при общественном бедствии, налагают на хранителя большие заботы о положенных на хранение вещах (отсюда ответственность in duplum), чем в том случае, когда хранитель, принимая вещи, оказывает любезность (по римскому праву договор поклажи был безмездным договором) и по недостаточной внимательности причинил им какое-нибудь повреждение, — ответственность его равна только стоимости вещей (in simplum).
Претор запрещает прекращать силой пользование дорогой или проходом по чужому участку, если пользование им в последнем году началось не насильно, не тайно и не прекарным разрешением владельца участка. Здесь претор запрещает истцу насилие над ответчиком и тем самым утверждает право пользования ответчика.
Мало-по-малу преторские постановления отливаются в некоторую систему и поддаются обобщению. При вступлении в должность преторы перед собранием с кафедры излагали программу своей деятельности в предстоящем году. Этот обязательный для всех преторский эдикт, написанный на деревянной белой доске (album), выставлялся на форуме, ut scirent cives, quod jus de quaque re quisque dicturus esset («дабы знали граждане, какое право в каком деле каждый будет применять»). Опубликованные эдикты пересматривались и дополнялись следующим претором, откуда эдикт получил название edictum perpetuum, как постоянное основание деятельности претора в год его правления. Так как содержание эдиктов в основании оставалось неизменным и повторялось новым претором, то эдикт получил название edictum tralaticium.
Расцвет преторской деятельности в области реформирования права происходит в следующем периоде, когда рядом с городским претором выступает претор перегринов (иностранцев), praetor peregrinus, и когда в конце концов эдикты обоих преторов отливаются в единую систему норм т. н. jus honorarium, противополагаемого старому jus civile.
Jus edicendi рядом с преторами пользовались и курульные эдилы (см.) регулировавшие между другими делами рыночную торговлю, получившую в Р. обширное развитие. Выработанные в их эдиктах нормы легли в основу разработки римскими юристами договоров купли-продажи н других торговых сделок и были проникнуты теми же началами правосудия, которые проводили в своих эдиктах преторы.
Б. Эпоха классического римского права. (Последние 150 лет республики и два века империи). Римское право достигает своего расцвета и тончайшей разработки во время наиболее бурных потрясений римского государства, когда, казалось бы, мирная гражданско-правовая жизнь и торговая деятельность должны быть расстроены и итти к полному упадку. Однако, со времени окончания второй пунической войны (201 г. до н. э.) римская внутренняя и внешняя торговля быстро развивается. Римские торговцы появляются во всех завоеванных провинциях побережья Средиземного моря и Азии, иностранные купцы наполняют Р., образуя целые колонии. К этому присоединиется восприятие иноземной культуры, прежде всего греческой, с ее философией, а вместе с этой культурой — иноземного права, и своеобразная переработка последнего римским претором и юриспруденцией.
1. Римское право во второй половине республики. Основными моментами развития римского права в этот период являются: 1) образование рядом с jus civile — jus gentium и поглощение последним первого; 2) развитие деятельности вновь установленного второго претора — praetor peregrinus; 3.) образование формулярного процесса и 4) развитие светской юриспруденции вместо понтификальной.
Jus gentium. Новейшие исследования в области истории права убеждают в том, что права древнего Востока — ассиро-вавилонское, египетское и финикийское, а также греческое представляли собою развитую систему норм бытового и особенно торгового права, в некоторых отношениях превосходившую своими качествами формально суровое римское jus civile. Эти права отличались большей свободой от формализма и допускали значительную гибкость юридических сделок согласно потребностям оборота. В этих правах были развиты и сделки торгового права, неизвестные римлянам, а именно сделки банковского типа, подобные векселям, чекам и переводам, не говоря уже о бесформенных сделках общего торгового оборота, каковы купля-продажа, наем, товарищество, поручение и т. д. Ни один из упомянутых народов не оставил, однако, нам юридических трудов с детальным изложением их права. Римские же государственные люди, посылавшиеся пропреторами в завоеванные провинции и государства, знакомились с ними на каждом шагу в своей судебной и административной деятельности. Широко образованные римские юристы также были знакомы с иноземным правом. Жившие в Р. иностранцы в своих спорах с римлянами нередко ссылались, конечно, на свои права и обычаи в защиту своих притязаний или в виде возражений противникам. Преимущества иноземного права не могли не бросаться в глаза и римским судьям, и последние не только не отнеслись отрицательно к иноземному праву, но постепенно воспринимали его особенности, и мало-по-малу рядом с римским jus civile развили систему норм, переработанную согласно потребностям новой жизни на основе положений иностранного права. Мало-по-малу это новое право, получившее наименование общенародного гражданского права (jus gentium), оттеснило, а затем почти совеем парализовало применение положений jus civile в области отношений и между римскими гражданами.
Развитие преторсхого права (jus honorarium). Множество иностранцев появилось в Р. еще до окончания 1-й пунической войны. После второй — Р. сделался космополитическим центром. Вместе с тем основная масса более крупных судебных процессов сосредоточивается у претора перегринов, разбиравшего дела между иностранцами и между иностранцами и римскими гражданами. В области своей юрисдикции этот претор пользуется отчасти старыми административными средствами, основанными на его imperium, т.-е. приказами (декретами) и запрещениями (интердиктами), но присоединяет к ним и другие, среди которых получают особенное развитие т. наз. преторские стипуляции (stipulationes praetoriae). Если городской претор встречал препятствие к защите таких стипуляций (см.), то претор перегринов допускал эту защиту. Кроме защиты укладывавшихся в форму стипуляции отношений, претор стал прибегать к ней и ради защиты других, не укладывавшихся как в стипуляционную, так и в другие формы, сделок. По приказу претора тяжущиеся стороны заключали между собой договор, подобный пари, облеченный в форму стипуляции, по которому каждая из сторон обещалась, в форме стипуляции, уплатить другой определенную сумму денег, если ее утверждение, связанное с определенными фактическими отношениями, окажется неправильным. В возникшем затем на почве этой стипуляции процессе рассматривался не прямой вопрос о взыскании денег, а об основании этого обязательства, т.-е. о спорных отношениях, поведших к заключению стипуляции. Так. обр., косвенным путем получили защиту и эти отношения. Другими стипуляциями стороны обязывались исполнить решение не в виде уплаты денег, а в виде удовлетворения претензии, подавшей повод к первой стипуляции. Введение формулярного процесса, расширив пределы судебной власти претора, дало ему возможность реформировать право, не прибегая уже к подобным искусственным средствам.
Формулярный процесс. Легисакционный процесс не был применим в процессе претора перегринов, так как последние не могли соблюдать формальностей и по незнакомству с языком, и по необязательности для них законов, на которые опирался процесс. У претора перегринов процесс сложился проще. Претор выслушивал претензии, ответы и контрпретензии сторон в свободном изложении и, если признавал допустимость иска, предлагал сторонам дать в стипуляционной форме обязательства подчиниться решению назначенных им судей (рекуператоров); для руководства же судей формулировал существо претензий и возражений сторон и передавал эту формулировку сторонам, указывая судей. Рекуператоры разбирали фактическую сторону процесса и исполняли в том или ином направлении распоряжение претора. Обязательства сторон подчиниться приговору назначенных претором судей давали основание назначать судей, а приказ претора обязывал судей рассмотреть дело. В основе процессов, так. обр., лежало соглашение сторон, а не произнесенное в силу закона и торжественных слов требование сторон, обязывающее и претора, как в легисакционном процессе. В последовательном развитии формула, в зависимости от содержания претензий, приняла следующие составные части: назначение судьи (judicis nominatio), краткое изложение претензии (intentio), возражение ответчика, которое нужно было принять во внимание (exceptio), и присуждение или освобождение ответчика (condemnatio). При более сложных процессах, когда содержание спора не укладывалось в краткую intentio, предварительно давалось более подробное изложение спора (praescriptio). В соответствии с содержанием претензий и их оснований установилось разделение формул на два вида: formulae in jus conceptae и formulae in factum conceptae, что указывало на рассмотрение дела или на строгом основании закона, или, по распоряжению претора, на основании свободного усмотрения судей.
Преторы всемерно старались охранять существующее право и потому старались включать новые требования сторон в формулы in jus conceptae даже тогда, когда они прямо не соответствовали нормам права. Здесь преторы прибегали к фикциям и предположениям, не соответствующим действительности, предписывая судьям рассмотреть дело так, как если бы эти предположения соответствовали действительности. Когда нужно было охранить права иностранца, защищаемое по существу jus civile, но не подлежащие защите в лице иностранца, по этому праву претор предписывал судье решить дело так, как если бы иностранец был римским гражданином (si civis roinamis esset), — оговорка, которая вставлялась в формулу. Когда нужно было охранить владение вещью, приобретенною правильным путем, напр. куплей-продажей, но не облеченной в законную форму, напр. манципацию, против недобросовестного продавца, требовавшего возврата вещи, претор предписывал судье решить дело так, как если бы истек срок давности для приобретения вещи, ибо давность превращала не приобретенное формально право в действительное, приобретенное.
Удобства процесса per formulas сравнительно с легисакционным были очевидны. Фомализм последнего и связанные с ним затруднения в ведении процесса у городского претора вызывали огромное недовольство. Тем не менее, лишь через сто лет, — повидимому, во время Гракхов, когда всадники добились права участвовать в процессе в качестве судей наравне с сенаторами, — формулярный процесс был распространен и на юрисдикцию городского претора, окончательная же организация процесса в этой области совершилась двумя законами Юлия (как кажется, уже при Августе). С этого времени деятельность городского претора и претора перегринов становится однохарактерной, и в дошедших до нас отрывках преторского эдикта мы уже не можем почти различить, что в них принадлежит городскому претору, что — претору перегринов.
Римская юриспруденция до конца республики. В своей судебной деятельности преторы опирались на состоявшие при них особые советы. До половины III в. до н. э. большое влияние на ход правосудия оказывали, попрежнему, и поитифексы. Пока плебеям был закрыт доступ в эту коллегию, основой деятельности их попрежнему была тайна. Повидимому, не допускалось и появление сочинений по праву, хотя при полной гласности процесса сведения о нем не могли быть скрыты от широких масс населения. Помпоний, дающий в Дигестах подробный перечень римских юристов, для периода господства патрицианских понтифексов из светских знатоков права может указать лишь на председателя комиссии по составлению XII табл., Аппия Клавдия, и авторов сборника царских законов — Папирия и Аппия Клавдия Цека. Дело резко изменилось, когда, по насмешливым словам Цицерона, нашелся некий писец Кней Флавий, сын вольноотпущенника Аппия Клавдия, который (в 304 г. до н. э.) обнародовал скрывавшийся до тех пор понтифексами календарь и «похитил у юристов их мудрость». Понадобилось, однако, еще 50 лет для того, чтобы юридические консультации сделались доступными всему народу и чтобы могли появиться юридические сочинения научного характера. Инициатором выступил первый великий понтифекс из плебеев, Тиберий Корунканий, в 252 г. начавший давать юридические консультации публично. За ним последовал ряд подражателей, из которых следует назвать: Секста Элия Пета, плебея, консула 200 г. и цензора 194 г.; Корнелия Сципиона Назику, консула 191 г.; двух Катонов, Марка Порция (Старшего) и его сына того же имени; Квинта Муция Сцеволу, вел. понтифекса 84 г.
2. Римское право в эпоху принципата (27 г. до н. э. — 284 г. н. э). Новые основы права и процесса были заложены настолько прочно, что в общем они в течение последующих трех столетий способны были не только поддерживать правовой порядок, выросший на этих основах, но и углубить применение к жизни вытекающих из них положений, несмотря на последовательные, систематически проводимые императорами - принцепсами меры к вытеснению тех элементов только что созданного в конце республики порядка, которые становились все более и более непримиримыми с развивающимся императорским самовластием. К эпохе принципата относится окончательное сложение системы классического римского права, с которой связано развитие римск. права в новой Европе, и разработка ее наиболее знаменитыми римскими юристами, жившими как раз в эту эпоху.
Во второй половине республики законодательство в области гражданского права проявлялось лишь в единичных случаях. Творчество в области гражданского права было предоставлено преторам и их эдиктам. Несмотря на огромное значение этой деятельности, и она, повидимому, подвергалась сменяющимся политическим влияниям и тогда теряла свою устойчивость, что и вызвало издание lex Cornelia (67 г. до н. э.), который потребовал, чтобы преторы, издавшие эдикт, при решении дел сами не отступали от его постановлений (ut praetores ex edictis suis perpetuis jus dicerent).
В конце республики и с образованием принципата законодательная деятельность усиливается, направляясь на более острые вопросы времени. Среди них первое место занимают вопросы о рабах и вольноотпущенниках, связанные с наплывом в Р. рабов и постепенным образованием нового огромного класса в римском обществе — вольноотпущенников (libertini). Затем следует ряд законов, направленных на оздоровление семьи, борьбу с развратом, безбрачием и бездетностью.
Огромные сельскохозяйственные имения новых магнатов обрабатывались почти целиком толпами рабов, состоявших в полной власти управляющих имением (villicus) и подвергавшихся всевозможным истязаниям; их метили, как скот, и выгоняли на работу скованными, как каторжников. В городе лйшь часть образованных рабов, занимая положение учителей и воспитателей, врачей, секретарей, писцов, музыкантов и т. п., находила (и то непрочное) сносное существование. Массе рабов другого рода, наполнявших дома вельмож, закупавшихся ради спекуляции и обращенных в товар, грозило обращение в гладиаторы, проституирование и т. п. ужасы. Отпуск на волю сопровождался наложением тяжелых денежных обязательств и патронатом владельца на будущее время, создававшим отношение между ними нового клиентства. Массовое освобождение лишних рабов вело за собой увеличение городского пролетариата, сделавшегося игрушкой в руках демагогов борющихся партий и оказывавших значительное влияние на деятельность народных собраний. Значительную часть его приходилось содержать на государственный счет. Рабы и вольноотпущенники (см.), с другой стороны, играли большую роль в хозяйственной жизни. Рабы были как бы естественными представителями своих господ в гражданском обороте, стояли во главе разного рода предприятий, заключали гражданские и торговые сделки, получали в самостоятельное управление и заведывание участки земли и отдельные отрасли предприятий (peculium), доходы от которых шли господину; но часто рабы состояли и на оброке. Вольноотпущенники, кроме того, вели на свое имя торговлю, промыслы и предприятия, которые запрещалось или неудобно было иметь знати, являясь, таким образом, подставными хозяевами этих предприятий. Этим определяется и двойственная политика государства по отношению к рабам и вольноотпущенникам: с одной стороны — ограничения и борьба с вредными сторонами размножения рабства и вольноотпущенничества, а с другой — меры защиты этих неполноправных элементов населения от произвола господ. Защитительные меры принимаются, несомненно, в виду пробуждения самосознания рабов и опасения восстаний, пример которых дало с большим трудом подавленное восстание под главенством Спартака (см.). Ограничения выражалиеь прежде всего в борьбе с отпуском рабов на волю. Lex Furia Саnina (8 г. н. э.) воспрещает поголовное освобождение рабов по завещанию, вошедшее в обычай из гуманных или тщеславных целей. Допускалось только поименное освобождение рабов. Из 10 рабов можно было отпустить только половину, из 11-30 — не больше ⅓, из 31-100 — не более ¼, и ни в каком случае не более 100. Lex Aelia Sentia (4 г.) и lex Iunia (19 г.) потребовали, чтобы отпускаемый на свободу имел по меньшей мере 30 лет от роду, принадлежал господину на праве квиритской собственности и отпущен был на волю в порядке судебного процесса (манумиссии), по цензу или по завещанию. Господин, отпускающий на волю, должен был иметь не менее 20 лет. Отпускаемые на волю, находившиеся с господином в отношениях естественного родства (affmitas naturalis), управляющие, учителя или оказавшие особые услуги (спасение жизни), могли быть освобождаемы в меньшем возрасте и более молодым господином. Рабы, совершившие преступление и подвергшиеся наказанию, а также предназначенные в гладиаторы, становились на низшую ступень вольноотпущенников (положение дедитициев), не имели права жить в Р. и должны были держаться от него на расстоянии 100.000 шагов. Остальные получали право латинян (latini juniani). Вольноотпущенники лишались права на занятие высших государственных должностей (jus honorum), вносились в избирательные списки только четырех городских триб, стояли под патронатом отпустившего их на волю господина и, что было наиболее тяжелым, обязаны были выплачивать денежные суммы за освобождение (самовыкуп), по соглашению с освободителем, по большей части очень обременительные. Незадолго до 114 г. до н. э. претор Марк Ливий Друз внес в эдикт постановление, согласно которому вольноотпущенному, не согласившемуся подтвердить клятвенно обязательства, принятые им на себя за получение свободы, отказывалось в судебной защите этой свободы. Затем начались смягчения и заботы о рабах и вольноотпущенниках.
Lex Claudia (47 г. н. э.) наказывает господина потерей власти над рабом за отказ заботиться о рабе во время его болезни. Lex Petronia (61 г.) запрещает употреблять рабов на публичные бои с животными. Дополняющий этот закон сенатусконсульт имп. Адриана (121 г.) под страхом уголовного наказания запрещает самовольное убийство рабов, заключение их в домашние тюрьмы, продажу для проституции и гладиаторских игр. Имп. Септимий Север предоставил угнетенным рабам, в частности в случаях желания господина обратить рабыню в проститутку, право приносить жалобы начальнику города (praefectus urbi). Что касается вольноотпущенников, то уже через три с небольшим года после постановления М. Ливия Друза в 111 г. до н. э. претор Рутилий Руфв своем эдикте сделал попытку точной регламентации отношений господина и вольноотпущенника по обязательствам этого последнего по самовыкупу на свободу, чем возбудил гнев всаднического сословия и был изгнан из отечества. В эдикте появляется затем exceptio onerandi libertatis против взыскания по стипуляциям рабов, заключенным из страха. Последующие, преторы направляют правосудие в том же духе. В конце концов вырабатывается своеобразное учение римских юристов о рабах и вольноотпущенных (см. ниже).
Во главе законов, направленных на оздоровление семьи и борьбу с разлагающими ее явлениями стоит lex Iulia de adulteriis, называемый также lex Iulia de adulteriis et puditicia и lex Iulia de adult et stupro (ок. 8 г. н. э.). За ним доследовал lex Iulia de maritandis ordinibus. Вокруг последнего закона разгорелась борьба между народным собранием и принцепсом, благодаря которой введение его в действие отсрочивалось, и он вступил в силу лишь в 12-м г. н. э. Оба закона были потом объединены и получили наименование lex Iulia et Papia Poppaea, второе — по имени консулов, вносивших закон в народное собрание. Оба закона содержат обширные постановления, распадавшиеся на две части: pars nuptialis и pars caducoria. Это законодательство противополагали закону XII табл., называя его novae leges. За ними следует lex FaJcidia 40 г. н. э. Первые два закона содержат строгие кары за прелюбодеяния (adulterіum), и любодеяния (stuprum) с неопороченными женщинами (вдовами и девушками), а также за сожительство с мальчиками. Вторая часть законов обязывает всех мужчин от 25 до 60 лет, а женщин от 20 до 50 лет вступать в брак и иметь детей. Безбрачие карается потерей части наследственных прав, а обладание детьми сообщает женщинам особые привилегии (т. н. jus trium liberorum, а для вольнооотпущенниц — quattuor îiberorum). По lex Falcidia завещатель, отказывающий имущество в пользу лиц, не принадлежащих к числу законных наследников (обыкновенно любовниц), должен был оставить этим наследникам по меньшей мере четверть всего состояния (т. н. quarta Falcidia), оставшегося после завещателя за вычетом долгов, издержек на погребение и т. д.
Изложенное законодательство Августа, направленное на борьбу с разложением семьи и на укрепление брачных связей, на пути своего применения встретилось с бытовыми отношениями, получившими широкое развитие в конце республики и в эпоху принципала — фактическим сожительством мужчин и женщин, носившим продолжительный и постоянный характер, но не облеченным в узаконенные формы брака и получившим название конкубината. Эти отношения нельзя было причислить ни к прелюбодеянию (qadulterium), ни к половым связям, носившим, по выражению законов, позорный характер (stupra). После сомнений и споров конкубинат был исключен из-под действия законов, что придало ему значение легализированной, низшей, как называют его многие юристы, формы брака. Юрист Павел (см.) говорил, что «concubina ab uxore solo dilectu separatur». Конкубинат считался союзом моногамическим. Нельзя было иметь двух конкубин, или конкубину рядом с законной женой. Для неженатых же мужчин вступление в конкубинат было совершенно допустимым, и законы регулируют некоторые вопросы, с ним связанные. Но конкубина не была принята в обществе, как жена; полным почетом жены (pleno honore) она не пользовалась. Свободнорожденная и честная женщина (ingenua honesta), сделавшись конкубиной, теряла наименование матроны и честь (matronae nomen et honestatem). Законы упоминают по большей части о конкубинах-вольноотпущенницах и женщинах неизвестного, темного (quae obscuro loco natae) происхождения. Дети, родившиеся от конкубината не былн законными детьми, а считались liberi naturales. Юридически они были связаны с матерью, а не с отцом и не носили имени последнего, за исключением детей, происшедших от конкубината солдат, живших в занятых римлянами провинциях. По завещанию конкубине и ее детям нельзя было отказывать больше ¼ наследства, если у завещателя не было законных жены и детей. Юстиниан увеличил эту долю наследства до половины. В эпоху абсолютной монархии дети от конкубината получили право на содержание от отца. В отличие от других внебрачных детей они могли быть узаконяемы отцом. К этому же времени относится наименование конкубината inaequale conjngium, légitima conjunctio sine honesta celebratione matrimonii. Между тем Юлиевы законы о наказании за прелюбодеяния не признавали измену мужа своей жене с конкубиной другого лица прелюбодеянием (adulterium), а считали ее простым stuprum.
Значение народных собраний уже к концу республики падает. Судебная роль их в уголовных делах переходит к постоянным судам — quaestiones perpetuae. При проведении законов Юлия обнаружилось резкое расхождение правительства принцепса с народным собранием, что дало новый повод к устранению последнего от законодательной деятельности. Законодательная власть постепенно переходит к сенату и императорам. Сенат по существу был совещательным органом, обсуждавшим по предложению высших магистратов вносимые ими вопросы. Постановления сената, сенатускопсульты (senatusconsulta), имели обязательную силу в течение отправления должности магистрата, по предложению которого они были вынесены. Сенат не давал приказов. Постановления сената выражались в словах: senatui placere, videri, aeqnum conserere и т. п. Фактически они получают значение обязательных постановлений, в судебных же делах legis vicem obtinebant, заменяют собою закон. Постепенно законодательная и административная власть сената усиливается. Во второй половине республики сенат делается средоточием правительственной власти. С исчезновением народных собраний высшими органами управления становятся сенат и император, — две власти, которые должны были бы действовать совместно, но которые вскоре же вступают в антагонизм. Сенат продолжает сохранять республиканские традиции, императоры стремятся к абсолютизму, который постепенно и побеждает. В теории, в эту эпоху высшим законодательным органом был сенат. Даже император для придания своим повелениям силы закона должен был обращаться к сенату, но oratio принцепса о вынесении сенатусконсульта была в сущности приказом, которого сенат не смел ослушаться. Из изданных за указанное время сенатусконсультов следует отметить: сенатусконсульт о вакханалиях (de bacchanalibus, 64 г.), которым предписывалось распустить все коллегии (товарищества, sodalitates), которые будут призваны вредными для общественного порядка; sc. Claudianum 52 г., по которому свободная женщина, вышедшая замуж за раба без согласия господина последнего, обращалась в рабство; sc. Macedonianum (70-х годов), отказывавший в исковой защите обязательств детей, заключавших займы без согласия отца, с обязательством уплатить по ним после смерти отца; sc. Vellejanum 46 г., признавший недействительным поручительство женщин за чужие долги (раньше имп. Августом было запрещено женам ручаться по долгам своих мужей); sc. Tertullianum, предоставивший женщине, имеющей jus liberorum, право наследования после своих детей, и др.
Участие сената в издании законов и обращения к нему с oratio не могли, конечно, не стеснять фактически неограниченного императора. Отсюда стремление и затем последовательная практика к замене сенатусконсультов личными распоряжениями императоров, так наз. императорскими конституциями (constitutiones principum). Под словом конституция в собственном смысле слова разумеется постановление или распоряжение, разъясняющее какое-либо постановление уже изданного закона, но не создающее нового. Их сила опиралась формально на право императора, объединявшего в своем лице ряд магистратур, издавать эдикты, разрешать судебные дела (декреты), отвечать на обращения к нему частных ж должностных лиц с просьбами о разъяснении возбуждаемых ими вопросов (рескрипты и послания, epistolae). Эти конституции сохраняли свое обязательное значение на время жизни издавшего их императора, подобно эдиктам других магистратов, но, подобно постановлениям преторского эдикта, применялись и при следующих императорах, поскольку не были отменены или заменены новыми. В своих постановлениях императоры опирались обыкновенно на действующее право, но мало-по-малу от интерпретации этого права переходят к распоряжениям, создающим новое право. Императорское толкование — свободное толкование, гораздо менее связанное буквой закона, чем древняя интерпретация понтифексов, или политическими соображениями и консерватизмом преторов. Сила императорских конституций фактически была не в законах, на которые они опирались и которые разъясняли, но в фактической силе императорской власти, как таковой.
Не будучи стеснены сенатом и ища на первых порах популярности, императоры путем своих конституций проводят ряд постановлений либерального характера. Антонин Пий узаконил обычай, по которому угнетенные рабы искали убежища в храмах и у статуй императоров, и приказал подвергать господ наказанию по lex Cornelia de sicariis et venefîciis за убийство провинившихся рабов, своих и чужих, а в случае жестокого обращения передавать их в чужие руки. Жалобы приносились префекту города.
Преторскт эдикт. Право преторов на издание эдиктов и внесение в действующее право изменений «для выяснения права, его восполнения и исправления» сохраняется формально за преторами на все время принципата, но усилившаяся законодательная деятельность сената и императоров ограничивала потребность в преторском восполнении права. Количество правовых нововведений в эдикте поэтому постепенно уменьшается. Эдикт сделался окончательно edictum translaticium (традиционным), а нововведения (т. н. pars nova эдиктов) сокращались и затем из них исчезли. Идея закрепления эдикта в виде неподлежащего изменению кодекса принадлежит Помпею и Цезарю, но ее осуществил лишь имп. Адриан между 117 и 138 гг. н. э., поручивший величайшему из римских юристов, Сальвию Юлиану (см.), составить окончательную редакцию преторского эдикта. По окончании работы она внесена была императором в сенат и была издана в виде сеиатусконсульта. Так как, после распространения формулярного процесса на юрисдикцию городского претора и проникновения в его эдикты начал juris gentium, эдикты обоих преторов — городского и перегринов — настолько приблизились друг к другу, что раздельное существование их потеряло свой смысл, дальнейшие комментарии юристов пишутся «ad edictum», не различая обоих эдиктов.
Сохранившиеся отрывки дают возможность определить приблизительно окончательный состав эдикта. Он содержал главную часть: эдикты в собственном смысле, т.-е. объявления претора о том, какие отношения он будет защищать, и формулы исков; следующая часть содержала только формулы, затем следовали прибавления, где были формулы интердиктов, эксцепций и преторских стипуляции. Главная часть содержала постановления, определявшие порядок процесса до выдачи формулы для {lang|la|judicium}}, вторая — процесс исполнения решений, а затем постановления, не укладывавшиеея в указанные рубрики. Конец Адрианова эдикта содержал эдикты и формулы курульных эдилов, которые также подверглись кодификации в эдикте.
Участие в судебной деятельности и научно-литературной разработке права выдающихся сил создало юристам огромный авторитет у судей. Вошло в обычай у тяжущихся письменно излагать консультации крупных юристов и в запечатанном пакете передавать их судьям, на решение которых они оказывали сильное влияние. О другой стороны, занятие юриспруденцией и публичная дача консультаций, не говоря уже о личных выступлениях. в уголовных и гражданских судах, прославлявших имена адвокатов, сделались главным средством составления себе государственной карьеры: великие государственные люди второй половины республики были и великими юристами.
Кроме крупных сил, к концу республики в Р. вырастает, по словам Цицерона, «magna urbana militia respondendi, cavendi, scribendi», дающая консультации, оформляющая сделки и пишущая научные и критические юридические работы. Юристы второй половины республики до такой степени сблизили юриспруденцию с жизнью, что для римского гражданина было уже невозможно в его деловой и даже семейной жизни обойтись без юриста, а эта потребность поддерживалась качествами советов юрисконсультов.
История римской юриспруденции зпохи принципата связывается с дарованием имп. Августом выдающимся юристам, по его выбору, т. наз. jus respondendi, т.-е. права, в силу которого ответы (responsa), или консультации определенных юристов, если они представлены в запечатанном письме к судье, обязывали последнего подчиниться заключению юриста, как если бы это мнение было распоряжением самого императора. Гай говорит, что консультации юристов, которым дозволено было устанавливать право (jura condere), имеют силу закона (legis vicem obtinent), если юристы согласны; при разногласии же судья может следовать той консультации, которую он одобрит. Последнее было установлено Адрианом. Мнение Помпония о том, что пожалование jus respondendi делалось для возвеличения положения юристов, разделяется почти всеми новейшими историками римск. права. В действительности, дарование этого права определенным юристам было политической мерой, в сильной степени ограничившей свободу деятельности юристов так как в списки юристов, получивших jus respondendi, вносились лишь более благонадежные с точки зрения императоров лица.
Наиболее выдающиеся юристы второй половины республики были вместе с тем представителями передовой патрицианской и плебейской знати (нобилитета), принимавшими непосредственное и активное участие в политической борьбе этого времени. Политические разногласия создали разногласия и в решении юридических вопросов. Отголоски указанных разногласий были живы и при Августе. В качестве политических и юридических противников выступают в это время два знаменитых юриста: Капитон (см.) и Лабеон (см.). Тацит сообщает, что Капитон отличался необыкновенной угодливостью перед императорами и пользовался общим презрением за то, что бесчестил этим свои глубокие юридические познания. Лабеон был, по характеристике своего противника Капитона, чрезмерным и сумасбродным приверженцем республиканского права и свободы, продолжая оказывать прямую оппозицию незаконным, с точки зрения старого права, распоряжениям новой власти. Оба противника обладали огромными юридическими познаниями. Но Капитон достиг высоких почестей, а Лабеону было отказано в jus respondendi. Несмотря на это, Лабеон своими многочисленными трудами оставил глубокий след в истории юриспруденции. Оба эти юриста сделались основателями двух школ, или сект, названных, по имени их учеников — Прокула и Сабина, — прокульянцами (последователи Лабеона) и сабиньянцами (последователи Капитона). Будучи последователем Лабеона, Прокул, однако, расходился с ним в решении некоторых частных вопросов. Повидимому, ученики Лабеона при решении юридических вопросов склонялись к Прокулу, откуда и название школы прокульянцами. Противник Прокула, Массурий Сабин (1 пол. I в., жил еще при Нероне), получил jus respondendi от Тиберия. Количество его трудов было настолько велико, что из них при составлении Дигест была создана особая группа (т. н. Сабинова масса). Разногласия между обеими школами постепенно сглаживались и к III в н. э. почти исчезли. Количество прокульянцев сравнительно невелико; Кокцей Нерва, Кокцей Нерва-сын, Пегас, Ювенций Цельз, Ю. Цельз-сын и последний прокульянец — Нераций Приск (при Траяне).
Все более и более усиливающийся абсолютизм был мало благоприятен развитию прокульянской школы, и, наоборот, содействовал возвышению сабиньянцев, представленных рядом юристов с выдающимися именами, занимавших высшие должности и иногда находившихся в родстве с императорами (Сальвий Юлиан—дед по матери имп. Юлиана). Из них выделяются после Массурия Сабина: Кассий Лонгин, консул 30 г.; Целий Сабин, конс. 69 г.; Яволен Приск, при Веспасиане и Антонине Пии; Сальвий Юлиан и Секст Цецилий Африкан, при Юлиане; Секст Помпоний, при Антонине; Гай (см.). Из них Сальвий Юлиан является знаменитым редактором преторского эдикта (см. выше), Секст Помпоний — историком источников права и римской юриспруденции.
С исчезновением различия школ выделяются юристы времени Севера, прежде всего Эмилий Папиниан (см). После него начинается эпоха „эпигонов“, компиляторов, получивших, однако, большое значение в истории юриспруденции. Выделяются: Ульпиан (см.); Геренний, дававший уроки права императору Мажсимину и оставивший ряд трудов, имеющих характер учебных и практических пособий, основанных главным образом на трудах Ульпиана и Павла, но отличающихся умелыми формулировками юридических вопросов и определениями.
3. Основы классического римского права. Римское право второй половины республики и принципата развивалось на почве последовательного хозяйственного индивидуализма, смягчаемого только защитой от злоупотреблений в отношении малолетних, женщин, солдат и вообще лиц, которые не были способны сами по себе находить защиту против чисто эгоистических начал этого хозяйственного порядка, где свободно могла происходить всякого рода эксплоатация одних участников гражданского и торгового оборота другими. Римск. право не имело своей задачей колебать эту хозяйственную почву и последовательно создавшиеся на ней отношения. Свобода полноправных участников оборота в пользовании и распоряжении своим имуществом, наоборот, всеми мерами им охранялась, но оно же требовало, в интересах охраны этой свободы, соблюдения определенных условий, гарантировавших правильное проявление в обороте именно свободной, а не фиктивной воли участников оборота при заключении и исполнении юридических сделок. Эти условия носят, в освещении юристов, нравственный характер. В конце развития они получают обоснование в стоической философии. Так слагаются учения римских юристов о праве, толковании его норм, положении личности в обороте, поведении и проявлении хозяйственной воли вовне и основах распределения между участниками прав и обязанностей, вытекающих для них из норм закона или заключаемых участниками оборота соглашений.
Учение римских юристов о праве и правосудии. Понятия права и правосудия (justitia et jus) тесно связываются между собою. „Право есть искусство насаждать доброе и справедливое“ («jusestars boni et aequi», определение Цельза, воспринятое и одобренное Ульпианом: ut eleganter Celsus definit). Один из немецких юристов (Пунгарт) дает вольный перевод: „Право есть гармония интересов и средство улажения их столкновений“. Основные начала права: честно жить, другому не вредить и отдавать каждому то, что ему принадлежит (honeste vivere, alterum non laedere, suum cuique tribuere). Мораль здесь тесно связывается с правом. О правосудии (юстиции) и юристах Удьпиан говорит: „Мы являемся жрецами правосудия, потому что мы, служители культа правосудия, учим познанию доброго и справедливого, различая равное от неравного (справедливое от несправедливого), отделяя дозволенное отнедозволенного“, а Флорентин добавляет: „боремся с насилием и обидами, ибо правде соответствует то, чтобы каждый налагал опеку на свои желания и потребности и почитал за лучшее поступать соответственно а правом. Между всеми нами природа установила естественное родство; недопустимо поэтому, чтобы один человек строил ковы против другого“.
Учение о личности. Теория классического права создавалась в эпоху последовательного смягчения положения рабов. Для классического юриста раб уже перестает быть вещью, подчиненной абсолютной власти собственника (ом. выше, ст. 325/26). По естественному праву, все люди родятся свободными. «Мы всех людей, говорят юристы, одинаково называем людьми, и только общенародное право установило деление людей на свободных, рабов и либертинов. Отпуск раба на волю есть возвращение его в естественное состояние человека, а не пожалование ему какого-то особого права.» Отсюда благоприятствование свободе рабов (favor libertatis), проникающее труды римских юристов.
Не вполне полноправны были в области гражданского права до конца его развития несовершеннолетние дети, стоявшие под отцовской властью. При господстве агнатической семьи в древнее время это обусловливалось существованием так наз. „большой семьи“ во всех земледельческих хозяйствах на ранних ступенях развития, где требовалась строгая дисциплина при работе и выходившие из семьи дети далеко не всегда могли найти себе занятие. Такая же семья известна и старым торговым организациям семейного характера („торговый дом“). С постепенной индивидуализацией имущества начало агнатства „власти“ заменяется кровной связью (когнатство), сила власти отца ослабляется, и дети становятся имущественно самостоятельными (см. XIX, 293/94). По отношению к совершеннолетним женщинам опека в виде обязательного скрепления их юридических сделок опекуном оправдывалась юристами animae levitate (легкомыслием) их, или, по Юлиану, неустойчивостью пола и незнакомством с судебными делами (forensium rerum ignorantia).
Источники права и их толкование. Источники римск. права не были однообразны: законы, интерпретация, преторский эдикт, обычай (longa consuetudo). Задачей юристов было определить взаимное их отношение и силу каждого из их постановлений. В эпоху принципата появились императорские конституции. По словам Ульпиана, сила их в том, что народ перенес на принцепсов (императоров) и свое верховенство, и свою власть. А потому «силу закона получило то, что было угодно принцепсу» (знаменитое правило: «quod principi placnit, legis habet vigorem»). Магистраты были сами подчинены закону, принцепс же свободен от закона (princeps legibus solutus est); жена императора подчинена законам, но он может сообщить и ей те привилегии, которыми сам пользуется. О значении этих положений в позднейшей истории римск. права см. рецепция римского права.
Законы и их толкование. Вместе с теорией права римская юриспруденция выработала понятие закона, которое юристы Запада разделяют и теперь. Закон есть общая норма, и даваемая не на отдельный случай, а обнимающая целые группы отношений определенными принципами. Законы не пишутся и так, чтобы охватить все случаи, которые когда-либо или где-либо встречаются; достаточно того, чтобы они охватили большинство. О другой стороны, если что-нибудь законом установлено относительно тех или других случаев, то это является хорошим поводом для того, чтобы распространить путем интерпретации или судебным решением это постановление и на другие случаи, которые вызваны теми же потребностями.
В отношении толкования законов следует иметь в виду, что знать закон не значит держаться буквального его выражения, как то делали интерпретаторы XII табл., но следовать его смыслу и назначению: scire leges non hoc est verba earum tenere, sed vim ac potestatem (Цельз, cp. XLI, ч. 8, 280).
Aequitas (справедливость). Одним из основных приемов толкования было толкование по справедливости (aequitas), под которой римские юристы разумели определенное понятие равенства. Законы и юридические отношения следует толковать так, чтобы каждый закон прилагать только к тем случаям, которые имел в виду законодатель, или совершенно подобным им, а права и обязанности, вытекающие из закона или сделки, охранять совершенно одинаково ко всем участникам оборота, находящимся в одинаковых условиях, и различно, если в положении кого-либо из них есть особенности (равное или одинаковое судить равно или одинаково, неравное — неравно, — начало т. н. индивидуализирующего, а не абстрактного равенства или индивидуализирующей справедливости. Если для контрагентов по сделке из нее вытекали определенные права, вытекавшие из смысла сделки и ее обстановки, то эти права оценивались согласно сделке (aequum); если же открывались обстоятельства, недостаточно учтенные сторонами или одной из них, то юристы считали себя вправе изменить последствия, вытекавшие из сделки, согласно истинному положению вещей.
Такое толкование законов и сделок содействовало развитию права согласно с потребностями жизни. Нарастание новых потребностей всегда приводило к тому, что изданные законы не охватывали новых видоизменений в отношениях, которые закон регулировал раньше. Исключая из-под действия этого закона видоизмененные, отношения и оценивая их иначе, юристы создавали новую норму сперва для данного случая, а затем для всех подобных. Затем видоизменяли как старый закон, так и отклонявшуюся от него норму, и создавали новое положение права, и т. д. Так создалось казуальное творчество юристов, выражавшееся и в деятельности претора, и в консультациях юристов. Один пример: раб мог быть отпущен на волю только его собственником; но если покупатель раба не знал, что он купил его не от собственника, и затем его отпускает на волю? По строгому праву такое отпущение раба было недействительно. Мог явиться действительный собственник раба и потребовать его к себе. Но что было бы с таким рабом, если действительный собственник не найдется или погиб? Такой раб потерял бы возможность когда-либо получить свободу, а это создало бы неравенство в положении этого раба с другими, у которых всегда была возможность получить свободу. Римское право, говорит юрист, всегда покровительствовало свободе, и потому, было бы несправедливо (iniquum est) признавать недействительность отпущения раба на волю добросовестным владельцем. В таком виде aequitas сделалась основой римского правосудия: «justitia est aequitas, jus imicuique tribuens pro dignitate cujusque» (Цицерон).
Bona fides (добрая совесть). Понятие доброй совести сделалось основным принципом для толкования юридических сделок наравне с aequitas. Неформальные сделки старого права и все сделки общенародного права толковались римскими юристами, как законы, не по буквальному их смыслу, а по доброй совести; важен истинный смысл сделки, то, чего стороны желали достигнуть путем сделки, а не то, что они, м. б., не совсем удачно выразили. На основании начала доброй совести стороне могло быть присуждено не только то, что в сделке сказано, но и то, чего стороны не договорили, но что вытекало из смысла сделки. Французский гражд. кодекс (art. 1135) правильно выражает мысль римских юристов, постановляя: «договоры обязывают не только к тому, что в них выражено, но и к тому, что вытекает из этих договоров по их природе на основании справедливости (aequitas), обычая и закона». Под доброй совестью понималось, однако, не бытовое ее понимание, а добросовестность деловых людей, умеющих соблюдать надлежащую осторожность при заключении юридических сделок «Права пишутся для бодрствующих», таков основной принцип римск. права. Легкомысленные контрагенты платятся за свои оплошности. На этом основании юристы не вмешивались в хозяйственную сторону соглашений, выгодность или невыгодность сделок. Здесь свободе индивидуалистического оборота предоставлялся полный простор: «при купле-продаже естественно и допустимо проводить (se сіrcumvenire) друг друга» (Помпоний). Так же правомерно это и при отдаче чего-либо в наем (Павел). Справедливой цены (justum pretium) при этих договорах юристы не требовали. Только конституция имп. Диоклетиана дозволила расторжение купли-продажи, если имущество продано более, чем на половину дешевле своей стоимости (lаesio enormis).
Dolus (злой умысел, обман). Под понятие dolus (обмана) подводилось не только простое надувательство при заключении сделок, но и всякого рода ухищрения, сокрытие действительного положения вещей и подлоги, вообще действия, противные доброй совести. Претор писал в эдикте: «во всех случаях, когда что-нибудь будет сделано с злым умыслом (dolo malo), я буду давать иск, если нет другого иска и если для того будет достаточное основание». Юрист Сервий, определяя dolus, как «всякую хитрость (machinationem), имеющую целью обмануть другого, когда лицо притворяется, что хочет одного, а делает другое» (aliud simulatur et aliud agitur). Лабеон же полагает, что можно и без притворства (simulatio) обойти другого. Борьбе с обманами при заключении сделок римские юристы придавали огромное значение. Эта борьба с dolus вызывается, по мнению юристов (Павел), между прочим, особенностями римской торговли в связи с наплывом иностранных продавцов, которые привозили в Р. хлеб, рабов и другие товары и которые представляли собою, по словам Павла, «породу людей, склонную к получению прибыли самыми нечестными путями». Римляне привыкли к торговле иными способами. Полибий говорит, что репутация римского купца была настолько же велика и честность его настолько признана, насколько была сомнительна честность греческого или карфагенского купца. «Для общественных расчетов на сумму только в один талант в Греции потребовалось бы по крайней мере 10 подписей, столько же печатей и вдвое большее количество свидетелей, и все же не получилось бы той надежности, которую в Р. можно было бы достигнуть с помощью одной присяги». Римские курульные эдилы в своих эдиктах развили поэтому огромную казуистику, определяющую недопустимые качества товаров, доставляемых на рынок. Другим способом защиты против обмана было возражение об обмане (exceptio doli) в случае предъявления иска к покупщику, напр., об уплате цены.
Принуждение (metus). Подобно dolus не допускалось при заключении сделок принуждения ни физического (vis; насилие), ни психического (угроза). Сделки, заключенные под принуждением, можно было оспаривать иском и экецепцией quod metus causa. И здесь, как в других случаях, для расторжения сделки необходима наличность серьезности угрозы, способной воздействовать не только на робкого, «пустого человека», как говорит Гай, но и на каждого рассудительного и твердого гражданина. В Дигестах развита обширная казуистика применения этих принципов, проникнутая началами справедливости.
Вина (culpa), как основание ответственности. Момент вины, или виновности, стал очень рано оказывать влияние на уголовную ответственность за преступления и проступки. В гражданском праве, где речь идет о моем и твоем, где люди хотят получить свое, свои деньги и имущество, находящиеся в руках другого, — участники юридических сделок мало склонны считаться с тем, чем обусловливается неисполнительность должника. В обязательствах «строгого права» и римские юристы мало считались с виной должника при неисполнении обязательства, но и здесь при обязательствах передать определенную, вещь пришлось считаться с фактом невозможности исполнения обязательства в случае гибели объекта обязательства (умер раб, которого продавали, сгорела вещь, подлежащая выдаче, и т. п.). Виновен ли в гибели вещи должник или нет, и возможно ли заменить погибшую вещь другою? Просрочка в исполнении обязательства могла произойти по вине должника и по объективным причинам. Иногда и полное неисполнение обязательства вызывалось объективными причинами. Римские юристы с необыкновенной тщательностью разработали относящиеся сюда вопросы, и прежде всего вопрос о вине, как основании ответственности при обязательствах и при деликтах. За гибель индивидуально определенной вещи должник не отвечал, за возвращение или передачу родовых вещей отвечал всегда, так как genus perire non potest (род не погибает). По денежному долгу должник поэтому отвечает независимо от вины в своей несостоятельности. Поэтому позднейший бесформенный заем (mutuum) причислялся к обязательствам «строгого права», в то время как другие реальные контракты были признаны «договорами доброй совести». За признанными изъятиями начало вины, как основание ответственности, было приложено ко всем остальным договорам, которые все н носили название «договоров доброй совести», так как римские юристы считали противным и доброй совести и aequitas принуждать к ответственности должника, невиновного в причиненном другому контрагенту вреде. По римскому праву, должник отвечал за умысел (dolus), злобно намеренное неисполнение обязательства, грубую вину (culpa lata), которую юристы определяли как «непонимание того, что все понимают», и за всякую или легкую вину (culpa omnis или levis), под которой понимали всякую неосторожность, хотя бы самую малую (culpa levissima). Эти виды вины, с их дальнейшими подразделениями, разнообразились в приложении к различным отношениям и обязательствам. В отношении т. н. реальных договоров, куда, кроме mutuum, как договора строгого права, относились дарение, ссуда, отдача вещей на хранение (поклажа), прекарий, и которые признавались безвозмездными, допускалась смягченная ответственность. Даритель, ссудодатель и принимающий вещи на хранение оказывали любезность, дружескую услугу доляшику, а потому заставить их отвечать за качество ссуженной вещи или непроявление особых забот о вещи было, по воззрению римских юристов, несправедливо (Ульпиан). В отношении применения понятия culpa levis у римских юристов создалась большая казуистиа, в которой это понятие получает широкое применение. В частности под вину или неосторожность они подводили неопытность (imperitio) или слабосилие контрагента, нанявшегося исполнять обязанности, которых он не мог исполнять по своим способностям или слабосилию, и т. п.
Lex Aquilia и actio injurianim. Постановления законов XII табл. о вознаграждении за вред заменены были законом Аквилия (lex Aquilia), вероятно в конце III в. до н. э., направленным на борьбу со злостными повреждениями чужих вещей (damnum injuria datum). Защита обнимала прежде всего основные предметы сельскохозяйственного инвентаря и торговли. К ним были присоединены животные, причислявшиеся к скоту и пасущиеся стадами. По отношению к этим вещам, очевидно, в это время участились случаи - повреждений, притом злостного (injuria) характера. Actio legis Aqtiiliae шел на полное возмещение ущерба, определяемого высшей ценой поврежденной вещи, которую она имела в последний год; для прочих же вещей — за последний месяц, не учитывая действительно понесенного вреда. С ответчика, отрицавшего свою виновность на суде, цена скота и рабов увеличивалась вдвое. Применявшийся сперва в ограниченном понимании закон был распространен интерпретацией претора и юристов далеко за свои пределы. По буквальному смыслу закона, в случае перерезки каната, которым было привязано к берегу судно (navis), виновный должен был бы уплатить стоимость каната, а не уплывшего судна; умертвивший чужого раба не прямым действием, а уморивший его голодом, не подлежал ответственности по lex Aquilia. Юристы распространили действие закона на эти и подобные случаи.
Actio injurianim (иск об обиде) получил широкое распространение по отношению ко всем случаям какого-либо, хотя бы самого незначительного проявления неуважения к чужой личности. Размеры вознаграждения устанавливались претором. В таком виде actio injuriarum распространялось на случаи всякого вторжения в правовую область другого лица с намерением помешать ему в осуществлении своего права. Иск давался против того, кто насильственно входил в чужой дом, кто за невинным человеком устраивал погоню как за рабом, кто с свободным лицом обращался как с рабом, кто препятствовал другому пользоваться предметами общего пользования: морем, банями, гуляньем и т. п., а также и своими вещами.
4. Эпоха абсолютной монархии и кодификация римского права. Эпоха абсолютной монархии (с начала царствования Диоклетиана, 284 г., до смерти Юстиниана, 565 г.) характеризуется устранением почти всех остатков республиканских учреждений, созданием нового гражданского процесса и устранением участия в правосудии юриспруденции. Заключительным моментом господства монархии является кодификация римского права.
Законодательство. Из четырех видов императорских конституций: эдиктов, декретов, мандатов и рескриптов, получают преобладающее, а затем почти исключительное значение эдикты, которые направляются то к сенату, снизошедшему до положения простого городского сената, то,к народу, то к отдельным чиновникам, praefecto praetorio и др. Мандаты, декреты и рескрипты, содержащие императорское аутентическое толкование законов, перестают опубликовываться. В таком виде конституции издаются в огромном количестве. Прежние, составлявшиеся еще во время Диоклетиана юристами, конституции были написаны блестящим юридическим стилем, а с устранением юристов они становятся «плачевно-неудовлетворительными и многоречивыми» (Жирар).
По своему содержанию конституции стремятся ослабить остроту неограниченного индивидуалистического строя и стремятся, в связи с изменившимся хозяйственным строем, ввести т. н. «защиту слабого», в частности облегчить положение должников. Вводятся затруднения в продажу заложенных вещей и другие привилегии должников по залогу (см.), ограничение исков о возмещении убытков самое большее двойной стоимостью первоначального долга, смягчаются суровые последствия конкурса при несостоятельности и др. Эти узаконения носят, однако, единичный и случайный характер, имея вид, по словам соврем. юриста, «пестрых заплат на одежде другого цвета» (Бернгефт).
В строе землевладения в императорское время произошли изменения, связанные с образованием латифундий (см.) и развившимися на них способами эксплоатации арендного типа, т, н. эмфитевзами и колонатом. Последний — более позднее образование, представляющее собою переход от эмфитевзиса (см.) к крепостным формам. Колонат, подобно эмфитевзису, давал колону (арендатору) вечно-наследственное право владения полученной в аренду землей и эксплоатации ее по своему усмотрению с обязанностью уплаты раз навсегда определенного оброка деньгами или произведениями земли, при чем собственник участка не мог устранить его или его потомков от владения землею. В отличие от эмфитевта, колон не мог, однако, ни продавать, ни закладывать, ни завещать кому-либо своего участка. Колон считался лично свободным, мог заключать брак без согласия собственника земли, приобретать собственность, торговать, быть кредитором и даже занимать обществ. должности (священника). Тем не менее он был связан с землею (glebae adscriptus). Он не мог оставить землю, быть удален с нее собственником. Оставивший землю колон мог быть возвращен на нее по иску собственника. Он не имел права предъявлять к собственнику никаких исков, кроме иска о возвращении взятого с него сверх установленного при занятии земельного участка оброка. Собственнику земли принадлежало право наказания колона, напр, в случае плохой обработки земли, неуплаты оброка и т. п. Отношения колоната не могли быть прекращены ни отпуском на свободу от земли, ни давностью. Но колон переставал быть колоном, когда приобретал земельные владения своего господина в собственность или, что характерно для положения колона, достигал епископского звания. Дальнейший процесс развития идет к все большему уменьшению прав личной свободы и к превращению колона в крепостного не только земли, но и собственника земли.
Новый гражданский процесс. В формулярном процессе судьи in judicio обязаны были разрешать дело в рамках и постановке спорного судебного вопроса в формулировке претора, дававшего иски. На этом основывалось влияние претора на суд. С другой стороны, судьи и арбитры разрешали вопрос по совести и своему усмотрению, если факты соответствовали юридической формуле претора. И то, и другое было неприемлемо для императорской власти, которая признала себя единственным законодательным и верховным судьей. Отсюда постепенная замена суда претора и разбора дел присяжными — единоличным судом по назначению, с апелляцией к высшему магистрату и затем к императору, которой не знал формулярный процесс.
Кроме обычного судебного процесса, в Р. допускался административный процесс, где магистрат рассматривал и разрешал дело сам, вынося по нему декрет или интердикт. Применяемый сперва в административных делах, он постепенно распространялся на гражданские споры, сперва особо указанные (в фидеикомиссах, алиментах, семейно-имущественных и др.), а-затем на общие дела в провинциях императора, где судят презесы провинций с помощью judices pedanei — административных помощников презеса. При Диоклетиане судебная власть в Р. от претора переходит к praefectus urbi, который может поручить дело judex’y pedaneus. Формулярный процесс был устранен окончательно распоряжением Констанция и Константа в 342 г.
Передача дела на рассмотрение экстраординарного суда могла быть допущена по просьбе стороны или сторон, обращенной к императору или презесу провинции. Если представленный сторонами материал оказывался достаточным, то император решал дело сам при участии своего consilium’a; если нет, рескриптом назначался для разбора дела специальный судья. Отсюда название процесса рескриптпым. При Юстиниане экстраординарный процесс сделался общим процессом. Тяжущиеся могли обратиться прямо к судье с устной просьбой или с письменной (libellus), откуда название либеллярного процесса. Последний вид процесса сделался прообразом современного состязательного устно-письменного процесса. Поданная судье истцов просьба пересылалась ответчику с судебным приставом (аррагіtor). По получении просьбы ответчик обязан был дать письменный же ответ, в котором он признавал иск или возражал против него. Затем следовала явка в суд, в котором истец устно излагал свою претензию, а ответчик — свои возражения. После окончательной формулировки спора и рассмотрения доказательств судья решал дело. Решение подлежало апелляции.
Юриспруденция. И после того как преобладающую роль в законодательстве получили императорские констуции, все жё не потеряли силы при признании права в судах и сочинения римских юристов. Jus respondendi создавало получавшим его привилегированным юристам и их сочинениям высокий авторитет. В школах для изучения права ( stationes juris docentium), развившихся в эпоху принципата и абсолютной монархии в широком объеме, обучение опиралось по преимуществу на сочинения патентованных юристов: Институции Гая, комментарии преторскому эдикту Ульпиана и Павла, Папиниана (слушатели III года обучения назывались папинианистами). Естественно, эти юристы имели предпочтение и в судах. Но адвокатам тяжущихся ничто не препятствовало ссылаться и на других юристов, по крайней мере имевших jus respondendi. Судьи часто были недостаточно образованны. Ловкие адвокаты, пользуясь этим, делали ложные ссылки на сочинения юристов для оправдания совершенно незаконных действий (напр., убийства матери). Уже со второй половины принципата императоры неохотно жалуют jus respondendi; с III в. пожалование этого права совсем прекращается. Конституцией Константина 321 г. было приказано не принимать во внимание комментариев к сочинениям Папиниана, написанных Павлом и Ульпианом, которые часто оспаривали Папиниана, - мера, смягченная в 326 г., в виду авторитета Павла в западных судах, и не улучшившая положения правосудия. Через 100 с лишком лет имп. Феодосий II и Валентиниан III (426) издают закон, которым допускается ссылаться в судах на другие сочинения, кроме сочинений Папиниана, Модестина, Павла, Ульпиана и Гая, при чем при разногласиях в мнении этих юристов решало большинство голосов, а за отсутствием его — мнение Папиниана. Признана была и сила мнений авторов, цитируемых в сочинениях указанных юристов, но лишь в этих цитатах, а не в подлинных сочинениях. Этот закон в сущности устранил значение всей римской юриспруденции как предшествующей, так и последующей, что собственно и имели в виду императоры эпохи абсолютизма.
Кодификация. До Юстиниана. При обилии источников права, создавшемся к эпохе абсолютной монархии, и дальнейшем их умножении, с привхождением сверх того местных обычаев и особенностей различных частей огромной империи, положение суда и тяжущихся становилось все тяжелее. Мысль о кодификации права носилась в воздухе. Внимание кодификаторов прежде всего обратилось на обработку конституций, что было естественно в виду объема и особого авторитета этого источника. Первое собрание их принадлежит юристу времени Диоклетиана (284—305), Грегориану, придавшему собранию, дошедшему до нас в полном виде, название кодекса (см.). Оно обнимало конституции императоров от Адриана до Диоклетиана. Продолжением собрания явился кодекс Гермогениана (юриста IV в.), который содержал конституции императоров 261 — 295 гг. и рескрипты имп. Валентиниана от 364 до 365 г. Собрания имели огромный успех и послужили образцом для официальных кодексов Феодосия и Юстиниана.
Феодосиев кодекс. В 429 г. последовало распоряжение имп. Феодосия По составлении по образцу Гермогенианова и Грегорианова кодексов сборника конституций, имеющих общее значение, со времени Константина до времени окончания кодекса. Редакция была поручена 8 видным чиновникам и юристу-практику. Кодекс издан был 15 февр. 438 г. и вступил в силу на востоке с 1-го января 439 г. Ему присвоено было имя Феодосия. Тогда же он был воспринят и в зап. половине империи с одобрения имп. Валентиниана III и римского сената. К кодексу вплоть до Юстиниана делались добавления. Кодекс получил огромное распространение в Зап. Европе и после издания Юстиниановой компиляции сделался основным источником сведений о римск. праве после падения Западной римской империи (см. рецепция римского права).
Юстинаново законодательство. В 528 г. имп. Юстинианом была учреждена комиссия из 10-ти юристов, с Трибонианом (см.) и Феофилом, проф. высшей юридической школы в Константинополе, во главе, для собрания и согласования имп. конституции со времени Адриана до Юстиниана. Кодекс (Codex constitutiomm, или Justinianeus) появился в 534 г. С его изданием были отменены все предшествующие законы императоров. В 530 г. была создана другая комиссия, из 4 профессоров, 11 адвокатов и одного чиновника, под председательством Трибониана же, для составления сборника извлечений из тех сочинений римских юристов, которые пользовались авторитетом в судах. Спешно, с погрешностями и пробелами, был составлен список сочинений из которых нужно было сделать выбор (до 2.000 соч. с 3.000.000 строк). Наибольшее влияние на составителей оказали сочинения Ульпиана, из которого заимствовано около трети, и Павла, из которого взято около 1/6 всего содержания нового собрания. Работа была закончена и обнародована в 533 г. Собранию присвоено название латинское — Дигесты, и греческое — Пандекты. Сборник разделен на 50 глав, главы на титулы, титулы на фрагменты (отрывки из сочинений юристов), называемые также leges. В 530 же году Трибониану, Феофилу и Дорофею был дан приказ о составлении учебника права, гл. обр. по Институциям Гая. 21 ноября 533 г., около 3 недель до обнародования Дигест, учебник, под названием Институции был издан, при чем его тексту придана, подобно другим частям собрания, законодательная сила. По издании этих законодательных сборников законодательная деятельность Юстиниана не прекратилась. Последовал ряд новых конституций, которые не были объединены официально в одном сборнике, но были собраны в сборниках частных изданий, первый из которых был составлен константинопольским проф. права Юлианом в 556 г. Полное собрание новелл было сделано при императоре Тиберии в 578 — 582 г. г. Оно содержит 168 новелл, из которых 161 принадлежит Юстиниану.
Законодательство Юстиниана завершило развитие римск. пр. По издании своих сборников Юстиниан запретил юристам издание всяких их толкований, допустив лишь составление указателей и переводов с латинского на греческий, и этим прекратил дальнейшее развитие юриспруденции.
Составные части юстиниановой компиляции (кодекс, дигесты, институции, новеллы) сохранились лишь в рукописях, вращавшихся среди средневековых ученых юристов. Полный текст кодекса на латинском языке, без греческих текстов, стал известен на Западе только в XII в. Дигесты известны с VII в. по флорентинской рукописи, называемой также пизанскою, с которой появилось множество копий, т, н. вульгат. Институции были наиболее распространены и известны во множестве рукописей, важнейшие из которых Бамбергская и Туринская, IX и X столетий; неполная Туринская рукопись содержит глоссу, составленную еще при Юстиниане. В 1589 г. все четыре части юстиниановой компиляции появляются в издании Дионисия Готофреда, под названием Corpus juris civilis, удерживаемым за ними до настоящего времени во всех новейших их изданиях. Последнее критическое издание Corpus juris civilis принадлежит Моммзену («Дигесты»), Крюгеру «Кодекс» и «Институции») и Шеллю («Новеллы»).
Римское право оказало огромное влияние на правовое развитие всей Европы (см. рецепция римского права). Одна часть этого права — частное право — подверглась тщательной и всесторонней обработке римской юриспруденции в направлении приспособления норм к потребностям судебной практики. В каждом правовом отношение ею были выяснены правомочия и обязанности, вытекающие из него для участников отношения, так назыв. «субъективные права» (см. право), и указаны проистекающие из них иски, создана цельная система этих индивидуализированных прав и исков. До сих пор вся западно-европейская юриспруденция, за исключением англо-американской, остается романизированной юриспруденцией. Сильным влиянием римского права проникнуты и все новейшие кодексы гражданского права, начиная с конца XVIII в. Воспринята юристами и римская терминология и римский юридический язык, и без знакомства с римским правом трудно поэтому дается полное понимание и современного западно-европейского права, и современных юридических трудов (см. гражданское право).
Литература: Girard, Р. F., «Manuel élémentaire de droit Romain», 7-е изд. 1924 (нем. пер, с раин, изд. «Geschichte u. System d. röm. Rechts», Berlin, l908); Collinet et GiffcuM, «Précis d. droit Romain», 1928; Bonfante, Pietro, «Histoire de droit Romain», 2 т. т., ЗЭ-Т' (пер. с итад. «Storia del diritto romano», 1909); Baron, «Geschichte d. röm. Rechts», 1884; iTr«^,«Ge s ch* d. Quellen des r. R.»; Karlowa, «Röm. Rechtsgeschichte», 1885—1902; r. Sohm, «Institutionen. Gesch. u. System des r. R.*, 14-е над., 1911; ScJmlin, «Lehrb. der Gesch. d. r. R.» (сравк. с грѳч. правом), 1889; Muiread» «Historical Introduction to the private Law of Rome»/ 1889— 1909; Муромцев, C. A., «Гражданское право др. Рима», » 1883; Ло%роесішй, И. А., «История Р. п.», 191ä; Хво- * спгов, В. М., «История Р. п.», 1910; Accarias, «Précis de droit Romain», 2 т, т., 1886—1891 (система Р. п.); Windscheid, «Lehrb. d. Pandecten», 3 т. т.,, 1912; Dem- hurg, «Pandecten», 3 т. т. (рус. пер. Соколовского, Мейендорфа и Кривцова под загл. «Система?, п.»);Baron, <Pandecten», 9-е изд. 1896 (рус. пер. Петражицкого иод вагл. «Система Р. п.», 1909); Хвостов, «Догма Р. я.», 1910; Гримм, Д. Д., «Догма Р. п.», 1913; Egon Weiss, «Der heutige Zustand d. römischen Rechtswissenschaft», 1927; Wenger, Leopold, «Römische Rechtswissenschaft», 192S*