XIV. Реставрация Стюартов и вторая английская революция. Редко, когда реставрация старого порядка встречала большее сочувствие народных масс, чем в день прибытия Карла II из четырнадцатилетних скитаний по Голландии и Франции в обществе часто враждовавших между собою „кавалеров“.
Долгое время он прожил во Франции, имея в числе своих учителей знаменитого Томаса Гоббса (Hobbes), еще в 1643 г. издавшего в бытность свою в Англии трактат „De cive“, в котором с большой логической последовательностью и необыкновенным талантом развито было учение о неограниченности королевской власти, имеющей своим источником добровольное перенесение на монарха народом всех прав, которыми каждый владел в естественном состоянии. Отречение от этих прав вызывается якобы сознанием, что одна неограниченная власть может положить конец той войне всех против всех, которая в до-государственную эпоху вызывается неограниченной свободой каждого и не менее неограниченным эгоизмом, ведущим к тому, что из-за обладания имуществом люди относятся друг к другу, как волк к волку. Хотя Гоббс был приглашен ко двору для обучения молодого принца преимущественно математике, но он несомненно не раз беседовал с ним и о тех предметах, которые служили темой его преподавания в Англии и в сжатом виде изложены в обработанном конспекте его лекций, найденном и напечатанном недавно проф. Тенисом из Киля. Из бесед с Гоббсом, в большей степени, нежели из чтения его позднейшего трактата „Левиафан“, Карл мог узнать, что для целости и единства государства необходима неделимость суверенитета в руках монарха; а так как этой неделимости одинаково противоречит и учение о духовной власти, как отличной от светской, и теория разделения власти королем с лордами и общинами, то монарх обязан преследовать оба эти учения, как преступные.
При дворе молодого принца не последнюю роль играл Эдуард Гайд (Edward Hyde), будущий граф Кларендон. Как сторонник применения английской конституции в том толковании, какое она находила при Иакове и Карле I, он не разделял взглядов Гоббса на неограниченность власти и, нашедши в его новом сочинении, появившемся уже в 1650 г. и озаглавленном „Левиафан“, ту мысль, что неделимость суверенной власти необходимо признать одинаково и за законным монархом, и за человеком, проложившим себе путь к главенству мечом, он заподозрил Гоббса в тайном желании подготовить для себя путь к отступлению и вернуться из изгнания в Англию под сень лорда-протектора. Гайд в то же время заподазривал Гоббса в равнодушии к вопросам веры и даже в атеизме, прикрываемом требованием, чтобы подданные подчинялись всецело в отношении к выбору религии указаниям монарха и сохраняли свободу одного внутреннего суждения. Свой взгляд на Гоббса Гайд выразил в не вполне еще изданной переписке с единомышленниками, хранящейся в Бодлеянской библиотеке в Оксфорде. Догадки Кларендона не оказались ошибочными. Гоббс действительно вернулся в Англию с разрешения лорда-протектора, но продолжал получать до смерти пенсию от сторонника единодержавия, Людовика XIV. И в Англии повторились по отношению к нему те же нападки за равнодушие в делах веры и атеизм, о которых заходит речь в переписке Гайда.
Если сблизить взгляды Гоббса с теми, какие стал проводить Карл II со времени своего возвращения на престол предков, то нетрудно будет найти между ними немалое сходство.
Карл II был несомненно сторонником абсолютизма и так. наз. „божественного права“ короля, но он в то же время был политиком, намеренным пойти на уступки, чтобы не стать снова странствующим претендентом и не попасть в необходимость „лазить“, как он выражался, „по чужим лестницам“. Отсюда та податливость, которую он не раз обнаруживал к требованиям, предъявляемым ему парламентом, и готовность в то же время не считаться со своими обещаниями при изменившихся обстоятельствах. Отсюда его скрытность по отношению к собственным министрам. Никто из них не знал о принятии им по отношению к иноземному государю, Людовику XIV, обязательств, касающихся внутренних реформ государства; отсюда же та бессовестность, с которой он в течение ряда лет получал пенсию от французского короля, ответственность за что он не прочь был сложить на плечи ничего не знавшего о его переговорах министра. Индифферентизм Карла в делах веры и в то же время желание не упускать из рук регулирования церковных дел и религии своих подданных как нельзя лучше выступают и в том, что, призванный шотландцами на престол, он не прочь был пожертвовать своими религиозными убеждениями, присоединиться к шотландскому ковенанту, объявить себя пресвитерианцем и посещать протестантскую обедню с тем, чтобы впоследствии, сидя уже на английском троне, выступить в роли главы англиканской церкви и преследовать пресвитериан наравне с другими раскольниками. Его религиозный скептицизм сказывается в том, что, скрепив своей подписью тяжелые меры, изданные парламентом против всех, кто не принадлежал к государственной церкви, он в то же время не прочь был своей единоличной властью издавать указы о терпимости или точнее — о снисхождении (indulgence) по отношению столько же к католикам, сколько и к протестантским сектантам. Заботливость о спасении души он обнаружил только на смертном одре, выразив желание исповедаться и приобщиться св. Тайн у католического священника. Таков был государь, которому Англия поручила врачевание ран, нанесенных ей семнадцатилетнею смутой, если считать время от начатия междоусобной войны до призыва Карла II на престол. Характеристика короля не будет полна, если мы не скажем еще двух слов о его нескрываемом распутстве, об обращении им Сент-Джемского дворца в своего рода гарем. Будучи по природе циником, Карл II имел, однако, то положительное качество, что не был лицемером и не отвергал прижитых им с любовницами детей, а наоборот, старался их устроить, наделить их местами и титулами; но стоило только одному из них приписать себе законное рождение, как Карл II поспешил во всеобщее сведение сообщить о том, что никакого тайного брака он ни с одною из любимых им женщин не заключал. После политического педанта, каким был Иаков I, и рыцарственного монарха, каким рисуется Карл I, Англия в лице Карла II получила с виду веселого, развратного и беззаботного правителя, который в то же время умел сделать все от него зависящее, чтобы удержать престол в своих руках, не стесняясь ни убеждениями, ни необходимостью жертвовать друзьями и не отказывая себе в то же время в удовольствии кровавой расправы с политическими противниками.
Этой расправой и открылось царствование Карла. Несмотря на обещанное им в декларации, подписанной в Брэда (Breda), забвение старых обид, Карл II потребовал казни всех, кто участвовал в суде над его отцом; многие из этих цареубийц имели благоразумие укрыться от преследований за границу; 24-х уже не было в живых, 13 были казнены, 25 подвергнуты заключению на всю жизнь, прочие присуждены к менее тяжким наказаниям. Возмездие короля распространилось на главу шотландских пресвитериан, авторов знаменитого „ковенанта“, графа Аргайля (Argyll) — он казнен был в Эдинбурге. Не захотел король простить и мертвецов: трупы Кромвеля, Брэдшоу и Аэртона вырыты были из земли и повешены; благодаря этому обстоятельству голова Кромвеля уцелела до наших дней; перепроданная не раз старьевщиками, она попала, наконец, в руки одной аристократической семьи, которая не далее, как в текущем году, доставила возможность и лордам, и общинам Англии с должным почтением приветствовать эту великую историческую реликвию, напоминающую о временах, когда только намечены были те решения, какие проводятся современной Англией. После всех этих экзекуций, издан был правительством акт возмещения и всепрощения; он постановлял, что казенные и церковные имущества, пожалованные кому-либо в эпоху республики, должны вернуться в руки прежних обладателей; конфискованное имущество также возвращено тем „кавалерам“, у которых оно было отнято; но акт, разумеется, не заключал в себе ни слова о возмещении убытков, причиненных приверженцам Карла I междоусобной войною и необходимостью продать часть своих имений, чтобы полученной таким образом суммой „служить святому делу“. Всего труднее было, разумеется, решить вопрос о том, в чьи руки поступят церковные земли теперь, когда место пресвитерианской и индепендентской церкви должно было занять англиканство. Чтобы очистить место для прежних священников, смененных протестантскими проповедниками, первый из парламентов Карла, созванный вслед за роспуском призвавшего его на престол и заключавший такое количество „кавалеров“, что он получил от них и самое свое прозвище, остановился на мысли о необходимости рукою палача сжечь текст торжественной лиги и ковенанта, которым пресвитерианство признано было государственною церковью Англии. Это воспоследовало в 1661 г., и в том же году созвано было правительством собрание духовенства от обеих церквей — англиканской и пресвитерианской, — чтобы дать им возможность согласиться между собою. Никакого соглашения, разумеется, не состоялось, и тогда парламент издал „Акт о единообразии“, признавший за англиканством значение государственной церкви; сделано было это в надежде, что лица, занимавшие церковные бенефиции из среды пресвитериан и индепендентов, добровольно покинут свои места в церковной иерархии. „Общий требник“, слегка пересмотренный, и те 39 статей, которыми при Елизавете определены были основные учения англиканства, сделаны были обязательными для всех священнослужителей; 24 авг. 1662 г. каждый должен был заявить, намерен ли он следовать им или нет. Всего 2.000 человек нашли это непримиримым со своею совестью; они-то и являются родоначальниками современных протестантских толков в Англии. Громадное же большинство подчинилось новым велениям и сохранило свои места и церковные бенефиции, образовав в рядах англиканской церкви то, что известно под названием „нижняя церковь“ (Low-Church) в отличие от High-Church — „верхняя церковь“. После этого парламент счел свои руки развязанными и рядом мероприятий, направленных против раскольников, или диссентеров, постарался сделать их положение настолько нестерпимым, чтобы побудить их к выселению из Англии. Многие, действительно, и покинули ее для северной части американского материка; здесь в колониях Новой Англии ими насаждена была столь же нетерпимая пресвитерианская церковь, но вскоре она была поставлена в необходимость считаться с собственными раскольниками; еще в первую половину XVII в. Роджер Вильямс приуготовил для них приют в основанной им колонии и будущем штате Род-Айленд (Rhode Island).
В какое положение поставлены были раскольники различными мероприятиями, принятыми против них первым парламентом Карла II, об этом легко судить по следующим фактам: уже упомянутый мною „Акт о единообразии“ гласил, что единственно признаваемой церковью в Англии является англиканская, что все, кто принадлежит к другим толкам и, в частности, пресвитерианскому или к кальвинизму, не могут поступать на службу и ограничиваются в своих гражданских правах. Можно сказать, что с 1662 г. в Англии вполне восторжествовала религиозная нетерпимость ко всем раскольникам и вместе с этим к католикам вслед за упрочением за епископальной церковью прав государственной церкви. Все позднейшие акты только укрепляли это первенствующее положение господствующей церкви и уменьшали права раскольников, или, как их называют в Англии, диссентеров (диссентер значит человек, не согласный с учением господствующей церкви). В знаменитом Test Act’e 1672 г. устанавливается, что всякому лицу, желающему получить государственную должность, ставится требование принести присягу, удостоверяющую о его принадлежности к епископальной церкви, т. е. о признании супрематства (supremacy) в делах церкви за королем. Так как такой присяги не могли дать католики, которые признавали верховенство папы, то тем самым они, как таковые, лишены были возможности занять какую-либо должность в Англии. Восполнительным так наз. парламентским Test Act’ом 1678 г., требовавшим такой же присяги в признании королевского супрематства от всех лиц, входивших в состав парламента, — одинаково палаты общин и палаты лордов, — устранена была возможность попасть в высшее законодательн. учреждение страны для всех диссентеров, а равно и для всех католиков; наконец, актом, известным под названием „пятимильного акта“, проведено правило, что ни один раскольник не может селиться на расстоянии более близком к городскому поселению, чем 5 миль, — след., нонконформисты поставлены были в необходимость жить в селах, далеких от центров умственной и промышленной жизни. Такого рода мероприятиями стремились поставить предел демократическому движению в церкви, которое еще Иаков I Стюарт признавал опасным для интересов светской власти, и было восстановлено единоверие. Но в то же время в обществе продолжали ходить слухи, что вернувшиеся в Англию Стюарты потихоньку молятся в католических молельнях; в течение всего правления Карла II и Иакова II эти слухи с таким постоянством циркулировали в самых широких кругах, что, можно сказать, движение в области политической обусловливалось главным образом опасениями религиозными, опасениями восстановления католицизма, как обязательного и господствующего вероучения. Эти слухи поддерживались главным образом тем фактом, что между Карлом II и Людовиком XIV французским заключено было тайное соглашение, по которому Карл II обязывался, не восстанавливая католической церкви, оказывать терпимость католикам, — Людовик же XIV взамен обещал ему и уплачивал годовую пенсию. Когда этот факт, наконец, обнаружился, то недовольство общества пало не на короля, — который считался „неспособным делать зло“, т. е. не был ответствен за всякого рода нарушения законов, происходящие в его правление, — а на главу министерства, министра иностранных дел, лорда Дэнби. Последовало привлечение к ответственности этого министра нижнею палатой и суд над ним верхней. Перед лордами Дэнби позволил себе сослаться на то, что исполнил только волю короля. Но ему было поставлено на вид, что в Англии ни один советник монарха не вправе ссылаться на волю государя и оправдывать ею свои незаконные поступки. Принимать деньги от иностранного правительства под условием провести те или другие реформы внутри государства справедливо признавалось актом государственной измены. Поэтому лорд Дэнби, несмотря на ссылку на короля, был осужден. Таким образом, в 1679 г. установлен был тот принцип, что судебная ответственность министров обусловливается всякого рода незаконными их действиями — все равно, будут ли они предписаны свыше, государем, или не будут. Отсюда следовало, что всякий английский министр, которому монарх навязывает те или другие акты, за которые министр не желает принять на себя ответственности, вправе отказаться от выполнения такого требования представлением королю ходатайства о своей отставке.
В правление же Карла II навсегда была обеспечена индивидуальная свобода в Англии известным статутом Habeas Corpus Act 1679 г. Сущность его состоит в предоставлении каждому заключенному права требовать или немедленного разбирательства его дела или отпущения его на свободу под залог и поручительство. Уже Вел. Хартия, как мы видели, высказалась в принципе против произвольного задержания; но она не дата этому запрету никакой серьезной санкции; она не приняла никаких мер к тому, чтобы несоблюдение его судьею сделалось на деле невозможным, в виду грозящего ему наказания. Правда, уже в это время арестованный имел право обратиться в суд с иском. Но до закона 1679 г. никакое наказание не постигало судью за проволочки, допущенные им при рассмотрении этого иска. Подсудимые по годам ждали и не получали ответов. Закон 1679 г., наделив каждого арестованного правом предъявить иск „habeas corpus“, в то же время постановляет, что такое обращение может быть сделано к любому из верховных судей и что судья под угрозой штрафа в 100 фунтов обязан в течение 6 часов с момента получения прошения дать на него тот или другой ответ. Исключение сделано лишь для случаев государственной измены, когда заключенному предоставляется только ходатайствовать о разбирательстве его дела в ближайшую сессию; если этого не воспоследует, он вправе требовать немедленного освобождения. Судья не может отказать ему в нем под страхом штрафа в 500 ф. Обвиняемый, отпущенный на свободу, обязывается представить залог в обеспечение своей явки в суд, и от судьи зависит определение размера этого залога. Чрезмерно высокий залог может поэтому сделать недействительной и свободу от предварительного ареста. Вот почему билль о правах 1689 г. признает нужным включить в число неотъемлемых прав английского гражданина и право вносить лишь благоразумные, нечрезмерные залоги. Путем судебной практики постепенно установилось в Англии начало соответствия залога характеру преступления и имущественному положению самого обвиняемого.
В царствование Карла II приняты были также меры для регулирования другого права английских граждан: права петиций. В виду только что прекратившегося восстания, в котором подаче петиций суждено было играть такую выдающуюся роль, признано было необходимым ограничить это право. Особым законом было постановлено, что петиции не должны быть представляемы более, как 10 лицами, и не могут носить на себе более 20 подписей. Этот закон, никем не отмененный, со времен Георга IV перестает приводиться в исполнение. Нельзя сказать, чтобы свобода собраний была признана в царствование Карла II. Относящийся сюда акт 1664 г. запрещает всякие религиозные митинги диссентерам; им дозволено было одно домашнее отправление культа; но если на собрании в частном жилище присутствовало более четырех посторонних лиц, оно признаваемо было незаконным сборищем и влекло за собою уголовную ответственность для его участников.
В сфере парламентской жизни правление Карла II ознаменовано, с одной стороны, проведением начала приурочения доходов к известным статьям расходов, а с другой — первоначальным возникновением как кабинета, так и парламентских партий вигов и тори. Первое начало признано в 1665 г., когда парламент, вотировавший громадный налог в 1.250.000 ф. для войны с Голландией, потребовал от короля, чтобы дарованная ему сумма всецело пошла на покрытие издержек войны и не была затрачена правительством на удовлетворение других его нужд, неизвестных парламенту. Жизненное значение этого правила само собою бросится в глаза, раз мы примем во внимание те последствия, к каким привело его отсутствие во Франции в эпоху второй Империи, когда, напр., суммы по мин. нар. просвещ. могли быть переносимы на поддержку официальных кандидатур или на содержание корпуса жандармов. Такого рода перенос объявлен был в Англии неконституционным еще в 1665 г. Со времен Вильгельма III начало приурочения известных доходов к известным расходам становится постоянным и неизменным принципом государственной жизни.
К правлению Карла II относится первоначальное возникновение кабинета, но это не значит, что он был тогда в законодательном порядке учрежден. Кабинет в наше время представляет комитет от обеих палат, составленный из членов господствующей в парламенте партии и призванный к ведению дел страны. Но в писанном праве Англии нельзя встретить ни единого слова об этом важнейшем из элементов современного парламентского строя. Не только не говорится о нем ни в одном статуте, но есть такие парламентские постановления, которые направлены прямо против него, признают его нелегальность. Чтобы понять причину, по которой кабинет ни разу не был не только организован, но даже признан законом, нужно вспомнить, что в средние века, в эпоху начального развития английской конституции, ближайшими советниками короля признавались, как мы видели, члены его Тайного совета. В течение столетий парламент постоянно был озабочен тем, чтобы король не поручал ведения дел кому-либо, помимо членов этого совета, в составлении которого он нередко сам участвовал, почему имена его участников хорошо были ему известны. В этом требовании высказывалось желание, чтобы король управлял страною не иначе, как с ответственными советниками. Ответственность была бы немыслима, если бы короли продолжали заведывать государственными делами чрез посредство официально неизвестных парламенту фаворитов. Все Стюарты нарушали это правило, в числе их и Карл II, который, имея при себе, по примеру своих предшественников, особый Тайный совет, управлял страною не с ним, а при ближайшем участии в делах 5 лиц, не состоявших членами совета, неизвестных официально парламенту, составлявших так сказать, заговор против парламентских вольностей и получивших поэтому наименование Кабаль (Cabal). Это название как нельзя лучше подходило к этому министерству еще потому, что фамилии лиц, в него вошедших, начинались теми буквами, из которых слагается слово „кабаль“, или заговор (Клиффорд, Арлингтон, Бекингем, Ашлей, Лодердаль). Комиссия из ближайших королевских советников, самое существование которой было нарушением законов и конституции, была составлена из лиц, единомыслящих в вопросах политики, и потому признается историками английской конституции первым по времени кабинетом. Впоследствии парламент объявил незаконным образ действий короля, правящего страною с помощью такого кабинета, и счел нужным одною статьею закона „о престолонаследии“ (act of settlement, 1701), утвердившего престол за Ганноверской династией, признать, что король обязан держаться средневекового правила об управлении страною при содействии членов Тайн. совета, подписи которых должны скреплять исходящие от короля акты. Однако, эта статья навсегда осталась мертвой буквой, и кабинет продолжал развиваться в Англии не только несогласно, но и прямо вопреки закону. Организовавшиеся окончательно в XVIII в. великие парламентские партии вигов и тори не могли обойтись без существования такого постоянного комитета от палат, призванного представлять интересы и политику временно господствующей партии. Попытки таких королей, как Вильгельм III или Георг III, лично участвовать в делах управления или поручать как общее ведение дел, так и заведывание отдельными министерствами лицам, независимым от парламента и не принадлежащим к его большинству, встречают энергичный протест со стороны парламента и со времени Георга IV совершенно прекращаются. Кабинет с этого царствования и по настоящий день носит характер компактного целого, члены которого объединены одной политикой и принадлежат к господствующей в парламенте партии.
В правление Карла II, сказали мы, впервые зародились те две парламентские партии тори и вигов, которые и по настоящее время правят страною под новым и не вполне точным наименованием: консерваторов и либералов. Обе партии возникли впервые в 1679 г., если не считать прототипом их „кавалеров“ и „круглоголовых“. Поводом к возникновению двух партий послужил вопрос об устранении от престолонаследия Иакова II, заподозренного в приверженности к папизму. Лица, обратившиеся к правительству с петицией об устранении Иакова, или так называемые „петиционисты“, получили в устах своих противников насмешливое прозвище вигов; слово „виг“ на шотландском жаргоне означает „кислое молоко“. Задолго до этого времени это прозвище применяемо было к укрывавшимся в Шотландии раскольникам, или диссентерам. В свою очередь виги обозвали своих противников, лиц, стоявших за допущение Иакова к престолу и бывших поэтому противниками петиции, также бранным наименованием тори, которое придавалось беглым папистам Ирландии, обратившимся к совершенно аграрных преступлений подобных тем, которые впоследствии составили печальную известность „белых и стальных мальчиков“. Эти на первых порах бранные прозвища вигов и тори в скором времени приняты были открыто самими партиями, которым они были приданы, и продолжают держаться и по настоящий день. В основании различия между партиями не всегда лежат какие-нибудь определенные политические принципы. По замечанию Брума, совершенно ошибочно класть в основание партийных различий одни принципы. Назвать тори консерваторами, а вигов либералами в континентальном смысле слова может только человек, мало посвященный в тайны английского парламентаризма. Впрочем, некоторое различие в тенденциях все-таки должно быть признано за названными партиями. Галлам прав, говоря, что „тори не абсолютист, а виг не республиканец“, но, что тори существующая конституция в общих и главных чертах кажется законченной и потому неприкосновенной, а виг склонен вводить в нее изменения и реформы“. Мне кажется, что корень различия вигов и тори лежит не столько в политической, сколько в общественной их программе. Тори в наше время — представители прежде всего крупного землевладения и землевладельческих интересов, а виги — крупных капиталов и богатого среднего сословия. Ни те, ни другие не являются, конечно, приверженцами демократической программы, — отсюда возможность одинаковой оппозиции и тори и вигов как сельскому, так и городскому рабочему движению, но отсюда и случайные и временные союзы и тори и вигов с теми, кого привыкли называть радикалами. Фишель справедливо указывает, что уже в XVIII в. мы встречаем между тори популярных демагогов и что в отдельные моменты XIX в. партия тори часто опиралась на рабочих. Но с другой стороны, не менее часто в парламентской борьбе либералы, или виги, не отступали перед мыслью дать весьма широкие обещания не только предводителям сельского рабочего движения, в роде Арча, но и трэд-юнионам промышленного пролетариата. Демократическая программа не выражает собою политики ни одной из названных нами партий. Если временно их деятельность и приобретает этот оттенок, то это всегда является результатом компромиссов, результатом уступок, сделанных вигами или тори представителям демократических интересов в парламенте, в виду необходимости общими усилиями сломить общего врага.
Важнейшие законодательные акты времен Карла II не переданы мною в их хронологической последовательности. Меня интересовала более их внутренняя связь между собою, чем внешняя преемственность. Мне остается теперь указать — разумеется, по возможности кратко — ход политических событий. Деятельность первого парламента Карла, или так называемого Парламента Кавалеров (Parliament of cavaliers), протекала под непосредственным влиянием того умного государственного деятеля и советника Карла II в дни изгнания, каким был Эдуард Гайд, лорд Кларендон; он настолько был близок к Стюартам, что его дочь, Анна Гайд, сделалась женою ближайшего наследника престола, брата короля, Иакова, герцога Иоркского. Сторонник английской конституции и самодеятельности общества в тех границах, какие отмежеваны были ей при Елизавете и Иакове, Кларендон был ревностным англиканцем, а потому одинаково враждебно настроен и к раскольникам, и к католикам; отсюда все перечисленные нами выше законы, проникнутые духом нетерпимости. Во внешней политике он держался старой традиции — борьбы с Испанией в союзе с Францией. Францией в это время правил с большой энергией молодой король Людовик XIV; английское правительство нуждалось в деньгах, Кларендон пошел поэтому на продажу французам Дюнкирхена, завоеванного у Испании Кромвелем, за 5.000.000 франков. Важнейшим актом Кларондона было ведение войны с Голландией от 1665 по 1667 г.; война происходила на море, и тем не менее руководительство ею было вверено двум „сухопутным воителям“, одно время встречавшимся на поле брани, как враги, Руперту и Монку. Немудрено, если голландскому флоту, под начальством одного из лучших моряков в мире, адмирала де-Рёйтер (de-Ruyter), удалось разбить англичан на голову в битве под Даунсом (Downs). Этому поражению предшествовало и за ним последовало два бедствия: великая чума в Лондоне осенью 1665 г., от которой население разбежалось во все стороны, так что на улицах стала расти трава, и пожар 1666 г., которым истреблены были ⅔ домов в столице. Чума унесла с собою по приблизительной оценке новейших историков 100.000 населения. Оба несчастия, вместе с поражением при Даунсе, расположили Англию к миру; он был подписан в Бреда в 1667 г.; англичане принуждены были отказаться от применения к голландцам некоторых статей Навигационного акта Кромвеля, но удержали в своих руках занятый во время войны Новый Амстердам, голландскую колонию в Северной Америке, переименованную ими в Нью-Иорк (New-York), по имени брата короля, герцога Иоркского. Таким образом достигнуто было удаление всяких конкурентов из приатлантической части северного материка Америки, если не считать французов в Канаде и в Луизиане, и присоединены земли по течению Гудзона — одного из лучших путей для проникновения во внутреннюю часть страны. Немудрено, если Нью-Иорку, с его величественною рекою и неимущей себе равной по широте и глубине бухтою, суждено было играть первенствующую роль в летописях не одной американской торговли, но и всей гражданственности Нового Света.
Ряд неудач, в связи с нежеланием короля подчиняться чьему-либо руководительству, объясняет нам причину падения Кларендона, который, удалившись на материк Европы, в добровольном уединении занялся литературной работой и написал прославившую его имя „Историю великого мятежа“, т.-е. междоусобной войны царствования Карла I. Его преемниками сделались люди, близкие к Карлу; двое из них были католиками — Клиффорд и Арлингтон, что одно уже набросило невыгодную тень на новое правительство; третий был сыном министра Карла I Бекингема, жертвы политического убийства; он известен был своей расточительностью, легкомыслием и неразборчивостью в средствах. Два остальных были ренегаты, променявшие на министерские портфели выдающееся положение в рядах: первый — шотландских сторонников ковенанта, а второй (Ашлей, лорд Шефтсбери) в рядах английских „круглоголовых“. Из этих 5 лиц, составивших уже упомянутое министерство Cabal, Карл сохранял искренние отношения только с двумя католиками, Клиффордом и Арлингтоном, — им одним было известно его тайное соглашение с Людовиком XIV, принявшее форму договора, заключенного в мае 1670 г. Договор этот выговаривал Карлу крупную ежегодную пенсию с обязательством вернуть права католикам и помочь Людовику XIV в его войне с Испанией нападением на испанские Нидерланды. Часть принятых обязательств была выполнена в 1672 г., когда английский флот стал беспокоить морские берега Голландии в то время, как французы сражались на суше с молодым Вильгельмом Оранским; последний отстоял Амстердам, открыв все шлюзы и вызвав тем наводнение всей соседней округи. Французы бежали, а англичанам в 1674 г. пришлось подписать мир с Голландией, который не имел других последствий, кроме выдачи Карлом замуж за Вильгельма Оранского в 1677 г. его племянницы, дочери Иакова, будущей королевы Марии.
Чтобы осуществить и другое обязательство, данное Людовику XIV, Карл обнародовал, помимо парламента, декларацию о терпимости. Ею могли равно воспользоваться и католики, и диссентеры, несогласные с учением англиканской церкви и потому слывшие под названием „nonconformists“. Но свобода совести, купленная ценою уступок католикам, показалась раскольникам чем-то недостойным, и они слились в дружный хор с англиканцами в нападках на министерство „кабаль“. Дело кончилось тем, что вновь созванный парламент издал ранее упомянутый „Тест-акт“, сделавший невозможным государственную службу для католиков и заставивший самого брата короля, Иакова, отказаться от занятия поста главного адмирала. Министерство „кабаль“ должно было уступить место новому министерству, во главе которого стал лорд Дэнби (Danby). Людовик XIV знал его за противника союза с Францией и, чтобы погубить его в общественном мнении, выдал тайну своего договора с Карлом, при чем ближайшим участником был назван ничего не знавший о договоре Дэнби. Последствием процесса Дэнби, о котором мы уже говорили, было развитие в стране сильного оппозиционного течения не только против ни в чем неповинного министра, но и против всех тайных и явных сторонников католиков, якобы задумавших заговор, целью которого было повторить нечто подобное „пороховому заговору“ времен Иакова I. Эти слухи распространял в особенности некий Тит Отс (Titus Oates), а его выдумкой воспользовался Ашлей, лорд Шефтсбери, стоявший в это время во главе оппозиции и намеревавшийся с помощью поднятой тревоги устранить от престола католика Иакова, герцога Иоркского, в пользу незаконного сына Карла, герцога Монмут (Monmouth), с матерью которого, Люси Уольтер (Lucy Walter), Карл будто-бы тайно обвенчался. Король поспешил опровергнуть этот слух; это не помешало, однако, тому, что Монмута стала поддерживать влиятельная группа людей, в состав которой вошли, кроме Шефтсбери, еще писатель и дипломат Альджернон Сидни и Вильям, лорд Россель; им приписывался заговор, целью которого было не только устранить Иакова от престола, но и убить самого короля на пути в Нью-Маркет. Заговорщики, однако, ничего не имели общего с той небольшой кучкой людей, которая, действительно, помышляла об убийстве Карла и имела во главе себя офицера Кромвелевского войска, полковника Рёмбольд (Rumbold). Сам король в 1681 г. выступил с обвинением против Шефтсбери, приписывая ему сбор вооруженных команд с целью запугать парламент. Шефтсбери благоразумно бежал, Сидни же и Росселя казнили, Отс был нещадно бит плетью.
Карл конфисковал грамоты о вольностях, выданные многим городам его предшественниками, в том числе и Лондона, усилил постоянную армию и, вообще, стал обнаруживать в последние годы намерение править страною неограниченно, без парламента, но апоплексический удар в февр. 1685 г. избавил страну от новой попытки возродить в ней единовластие.
Эту попытку решил сделать брат и преемник Карла, Иаков II. С самого начала царствования ему пришлось считаться с открытым на этот раз восстанием Монмута, который нашел союзника в Аргайле, сумевшем поднять против Иакова могущественный клан Кэмбелей (Campbell) в северной Шотландии. Оба признавали Монмута законным сыном, оба отправлялись от допущения, что Карл II взял Люси Уольтер в законные жены; из двух союзников первым погиб Аргайль, он не нашел поддержки в других кланах, был взят в плен и казнен. Монмут, опираясь на несколько тысяч крестьян и мелкого дворянства в графствах Дорсет и Сомерсет в южной Англии и не теряя надежды на поддержку протестантских князей континента, открыл кампанию высадкой в одной из южных гаваней; но в его ополчение стекалось ограниченное число плохо вооруженных крестьян и чернорабочих; с ними он дал и, разумеется, проиграл сражение. Взятый в плен, он валялся в ногах у Иакова, но, тем не менее, был казнен. Месть Иакова не ограничилась этими двумя жертвами; посланное им уголовное присутствие, с судьею Джеффрисом (Jeffreys) во главе, ознаменовало себя кровавой расправой, — 300 человек были казнены, тысячи посланы в крепостную неволю на Ямайку и в Барбадос. В народе судебный наезд Джеффриса надолго остался памятен под названием „кровавых ассиз“ (the bloody assize); преданность королю значительно ослабела, а Иаков как бы нарочно избрал этот именно момент для того, чтобы приступить к осуществлению давно задуманного намерения — отменить если не текст, то силу законов, направленных против католиков. Для этого, думал он, имеются в его руках два средства, оба вытекающие из его прерогативы, — одно состояло в мнимом праве освобождать тех или других подданных от наказаний за нарушение законов (dispensing-power), а другое — в праве приостанавливать на время применение законов (suspending-power). Давая расширительное толкование обоим правам, король стал назначать в армию офицерами католиков и издал весною 1688 г. декларацию о веротерпимости. Приблизительно в то же время он сделал попытку заместить должности президентов в некоторых оксфордских колледжах папистами; когда же он встретился с противодействием всего личного состава колледжа Магдалины, то выгнал всех членов колледжа до одного, следуя в этом отношении примеру своего брата, точно так же поступившего с философом Локком, за его приверженность к вигийским принципам. Чтобы сделать невозможным дальнейшее сопротивление со стороны членов англиканского духовенства, Иаков поставил во главе верховной церковной комиссии уже известного нам судью Джеффриса, а чтобы обезопасить себя от всякой попытки мятежа, он приблизил войска к Лондону.
Но этими мерами Иаков II только содействовал усилению в нации недовольства. Наглядным проявлением этого недовольства было то сочувствие, с которым общество отнеслось к семи епископам, заключенным в Тоуэр за представление королю петиции об отмене декларации о свободе вероисповедания, и воспоследовавшее затем оправдание епископов верховным судом.
Следствием всего этого был заговор, во главе которого стал голландский штатгальтер, муж дочери Иакова II, Марии, Вильгельм Оранский. Он высадился в Англии, не встретив сопротивления; войска оставили Иакова, и он бежал во Францию. Конвент, составленный из членов обеих палат парламента, признал это бегство за отречение и, изменив порядок престолонаследия, призвал на престол Вильгельма и Марию. В „Декларации прав“ лорды и коммонеры сочли нужным изложить причины, поведшие к государственному перевороту, и формулировали снова те исконные права английских граждан, нарушение которых вызвало недовольство Иаковом.
В Декларации прав, получившей в дек. 1689 г. санкцию нового правительства и обращенной в „билль о правах“, вслед за указанием причин, поведших к разрыву с правительством Иакова II, вслед за перечнем его произвольных действий, идет ряд заявлений конституционного характера. Мнимое право, захваченное королями, останавливать действие статутов без согласия парламента (суспенсация) признается незаконным. То же говорится о притязании королей освобождать тех или иных лиц от применения законов (диспенсация). Незаконным объявлено взимание денег казною под предлогом королевской прерогативы без согласия парламента или в течение более долгого срока, либо иным порядком, чем тот, какой указан в постановлении парламента. Правом подданных признается представлять петиции королю; всякие преследования за такие петиции должны прекратиться. Набор и содержание постоянной армии в пределах королевства во время мира и иначе, как с согласия парламента, не допустимы. Подданные, принадлежащие к числу последователей протестантских учений, вправе носить оружие для собственной защиты. Выборы в парламент должны быть свободны. Свобода речи и дебатов и всякого вообще делопроизводства в парламенте не может служить основанием для преследования или расследования с чьей-либо стороны, кроме самого парламента. Чрезмерные залоги не должны быть требуемы, ни преувеличенные пени налагаемы, и обвиненные не должны быть подвергаемы жестоким и чрезвычайным наказаниям. Присяжные должны быть вербуемы впредь как следует по закону, и тем же законом должен быть определяем порядок составления присяжных комиссий; присяжными, призванными высказываться по вопросам государственной измены, могут быть одни свободные владельцы земли (фригольдеры). Всякие конфискации, на которые частные лица высказывают согласие до момента осуждения этих лиц судом, считаются незаконными и недействительными. Для отмены же всех злоупотреблений, для изменения, укрепления и сохранения законов парламент должен быть часто созываем.
В царствование Вильгельма и Марии одним из важнейших актов было решение вопроса о даровании субсидий правительству только на короткое время, а не пожизненно. Такое ограничение срока, хотя бы 4 годами, может служить лучшим обеспечением тому, что парламент будет собираться часто. Одновременно парламент настаивает на том, чтобы доходы приурочены были к определенным статьям издержек и не могли быть переносимы с одной статьи их на другую. На практике это вызвало необходимость ежегодного представления парламенту так называемых биллей об аппроприации, в которые включался запрет лицам, приставленным к управлению казначейством, т. е. так называемым лордам казначейства, давать приказы об уплате из него иных сумм, кроме тех, которые были назначены на определенные расходы, и не в размере этого назначения.
Со времени Вильгельма и Марии можно говорить о возникновении так назыв. „цивильного листа“ в том смысле, что известные статьи дохода были предназначены на покрытие издержек королевского двора и на уплату жалованья известным гражданским чиновникам (как-то: судьям, послам), список которых представляем был палате общин. Размер цивильного листа определен был в 1689 г. в 600.000 фунтов, а на покрытие его должны были идти доходы от акциза. Дарование Вильгельму права в течение 4 лет собирать таможенные пошлины в определенном размере и те самые, которые Карлу и Иакову были обещаны на всю жизнь, вызвало через некоторое время требование ежегодного вотирования парламентом субсидий, что в свою очередь имело последствием созыв его по меньшей мере раз в год. Чтобы сделать невозможным повторение в будущем той практики, в силу которой Карл II продержал 17 лет без роспуска парламент, созванный в начале его царствования, в 1693 г. предложен был билль о трехгодичном парламенте. Этот билль сначала не был утвержден Вильгельмом, но в 1694 г. представлен был снова на его санкцию, в которой на этот раз не было отказано.
В 1689 г. парламент занялся решением важного вопроса об отношении правительства к армии. Так называемый Mutiny-act провел в жизнь два принципа: 1) никакое жалование не может быть уплачено солдатам, если не последовало предварительной аппроприации для этой цели известных сумм, и 2) никакой офицер или солдат не может быть наказан за неповиновение, и никакое военное судилище установлено иначе, как в силу из года в год повторяющегося возобновления так называемого Mutiny-bill, „без чего, — значится, — ни один человек не может быть лишен жизни или членов в силу военного права и помимо суда равных ему (т. е. присяжных)“. В Англии солдат остается гражданином, подчиненным во всем, что не касается его службы, обыкновенным судам. Обыкновенные суды сохраняют право решать, какие лица подлежат разбирательству военных судов, и имеют контроль за тем, чтобы последние не привлекали понапрасну офицеров и солдат к своей подсудности, раз дело не идет о нарушении обязанностей военной службы и военных регламентов.
К числу мер, имевших последствием внесение существенных изменений в конституцию, надо отнести еще Act of Settlement, акт об устройстве королевства 1701 г. Он вызван был внезапной смертью королевы Марии от оспы и последовавшей за нею кончиной герцога Глостерского, сына будущей королевы Анны. Не желая признать прав сына Иакова II и обходя тех из членов дома Стюартов, которые благодаря браку с католическими князьями сами перешли в католичество, парламент остановился на мысли передать престол потомству единственного члена той же династии, оставшегося в лоне протестантизма. Им была София, мать правителя Ганновера, младшая дочь богемской королевы Елизаветы, которая в свою очередь была дочерью короля Иакова I Стюарта. Акт „об устройстве королевства“ вместе с тем объявил, что занимающий престол должен исповедывать англиканское вероучение, что, раз корона достанется иностранному принцу, английская нация не обязана будет вести войны в защиту его владений за пределами Англии иначе, как с согласия парламента, что впредь судьи будут назначаться пожизненно, т. е. „на все время их доброго поведения“ (quamdiu se bene gesserint), и жалованье им будет точно установлено; только в силу адреса, представленного королю обеими палатами, можно будет отставлять их от должности. Наконец, никакое помилование за большой печатью не может сделаться препятствием для обвинения кого-либо палатою общин в парламенте. Акт об устройстве королевства заключал в себе еще несколько других норм, которые, однако, были отменены в ближайшее царствование. Одна гласила, что монарх не может покинуть Англию без согласия обеих палат. Эта норма была отменена в первый же год правления Георга I. Другая статья имела в виду оживить роль Тайного совета требованием, чтобы все государственные дела решались в нем и резолюции принимались за подписью всех тех его членов, которые участвовали в подаче мнений и постановке решений. Эта норма отменена была в царствование королевы Анны. Акт, установивший порядок престолонаследия, постановлял также, что членом палаты общин не может быть никто, состоящий на оплачиваемой службе королю или получающий пенсию от казны; эта норма была отменена статутом 4-го года правления королевы Анны.
Хотя на первых порах Вильгельм и выступил противником системы управления страною с помощью партий и брал своих министров одинаково из вигов и тори, но с 1693 г. Сендерленду удалось провести то, что в наше время известно под названием солидарности кабинета, и устроить его из одних только вигов, господствовавших в то время в парламенте. С этого момента, можно сказать, возникло солидарное с большинством парламентское министерство. Членом его был, между прочим, лорд Сомерс, который впоследствии был привлечен к ответу нижней палатой по обвинению в том, что он подписал Рисвикский мир: лорд Сомерс тщетно ссылался на то, что он сделал это вопреки собственному желанию и по приказу короля. Палата общин не обратила внимания на это оправдание и передала на суд палаты лордов поведение не только самого Сомерса, как министра иностранных дел, но и всех членов кабинета. Таким образом мы при Вильгельме впервые встречаемся не только с солидарным министерством, все члены которого принадлежат к господствующей в парламенте партии, но и с попыткой привлечь кабинет к солидарной ответственности.
Королева Анна относилась весьма несочувственно к управлению страной с помощью партий, видела в этом ограничение своей прерогативы и, дорожа ею, не только принимала участие в совещаниях своих министров, но однажды воспользовалась и своим королевским veto, а именно в 1707 г., когда благодаря этому отвергнут был его билль о шотландской милиции. С этого времени королевское veto, по выражению англичан, заснуло — is dormant, т. е. не находит себе применения на практике.
В правление королевы Анны последовало соединение Шотландии с Англией, т. е. упразднено было существование самостоятельного парламента, собиравшегося в Эдинбурге. Благодаря этому английский парламент был восполнен не только значительным числом депутатов в нижней палате, но и так называемыми представительными пэрами Шотландии. Из 24 аристократических родов Шотландии 16-ти дано было право быть представленными в палате лордов старшими их членами. Чтобы положить конец недовольству остальных, их главы постепенно были возведены в звание лордов Соединенного Королевства и на этом основании заседают в верхней палате. Королева Анна внутренно сочувствовала возвращению на престол родственного ей дома Стюартов. Когда 30 июля 1714 г. Анну сразил паралич, заговор, затеянный Болингброком в пользу возвращения Стюартов, не удался благодаря внезапному появлению на заседании Тайного совета двух выдающихся вигов, Сомерсета и Аргайля, которые, однако, не были членами кабинета. Им удалось настоять на замене торийского министерства Болингброка министерством Шрьюсбери, открытого противника реставрации Стюартов. Таким образом в конце правления Анны Тайный совет еще делал попытки не выпускать из своих рук решающего влияния на политику. Это — последний случай замены им кабинета в роли правительства.
Воцарение представителя иноземной династии, незнакомого с английским языком, во многом содействовало упрочению независимости кабинета в том смысле, что король перестал бывать на его заседаниях. С этого же времени виги постоянно образуют кабинет из членов своей партии, особенно с 1715 года, когда по поводу восстания якобитов в северных графствах виги привлекли к ответственности перед верхней палатой за подписание двумя годами ранее, т. е. в 1713 г., Утрехтского договора лордов Болингброка, Оксфорда и Ормонда, членов последнего торийского министерства королевы Анны. Так как из этих трех лиц Болингброк и Ормонд, чтобы избежать ответственности, бежали на континент, то вигам пришлось ограничиться преследованием одного графа Оксфордского. Последний сделал новую попытку в духе лорда Сомерса оправдать свое поведение королевским приказом. И хотя такое оправдание и не было принято палатою, но делу не дано было дальнейшего хода, в виду того, что общины не могли согласиться с лордами насчет порядка производства самого преследования. Оксфорд отделался двухгодичным сиденьем в Тоуэре и был выпущен на свободу. С этого времени только дважды делаемы были попытки судебного преследования министров за общее направление их политики. В первый раз обвинение направлено было против лорда Гестингса за дурное управление Индией, во второй раз против лорда Мельвиля в 1804 году, по поводу злоупотреблений, вкравшихся в его финансовую администрацию. С этого времени постоянная смена кабинетов вигов и тори, в связи с переменами в численном отношении партий в парламенте, сделала ненужным обращение к судебной ответственности министров, как к средству, вызывающему выход их в отставку. Оказалось, что и помимо этого средства есть возможность вызвать изменения в политике и смену кабинетов.
Царствование Георга I ознаменовано проведением семигодичного акта с целью придания большей прочности правительству и из желания избежать новых выборов вслед за якобитским восстанием 1715 г. Ранее избранная палата продолжала таким образом оставаться на своем посту до истечения семигодичного срока. Эта мера была проведена в 1716 г.
С 1721 года и падения той финансовой антрепризы, которая известна в истории под наименованием „компании Южного моря, или южноокеанического мыльного пузыря“ — „South-Sea bubble“, — Уолполь, своевременно выступивший против наделения компании Южного моря требуемыми ею привилегиями, остается неизменно во главе вигийского кабинета вплоть до 1742 года. За это время окончательно упрочивается в Англии парламентский образ правления. Уолполь обеспечивает себе роль руководителя английской политики широким обращением не столько к системе прямого подкупа, сколько к системе фаворитизма, состоящей в обеспечении мест лицам, поддерживавшим его партию на выборах. В 1742 г. общины подымают речь о том, что звание первого министра, или премьера, т. е. руководителя всей внутренней и внешней политики, английскому праву неизвестно. В палате лордов, как и в палате общин, делается два представления о том, что Роберт Уолполь присвоил себе такое право ко вреду конституции и к упразднению свободы. Петиционеры говорили о своей несомненной обязанности довести до сведения короля, что необходимо отозвать Уолполя, как одинаково опасного для монарха и королевства. Громадное большинство высказалось против этого решения. Это не помешало, однако, роспуску палаты. Вновь собранная палата оказалась также враждебной Уолполю, и он счел себя обязанным выйти в отставку не потому, что его присутствие было нежелательно королю, а потому, что он не мог более надеяться на поддержку большинства в палатах. Это первый пример выхода министра в отставку по такой причине. Он упрочил порядок управления страною господствующей партией чрез посредство солидарно ответственного кабинета, составленного из членов большинства, к чему, как известно, сводится система парламентаризма. Та же тенденция была поддержана в 1744 г. выходом в отставку лорда Гренвиля ввиду несогласия, возникшего между ним и Пэльгемом, членом кабинета, пользовавшимся поддержкою большинства палаты. Управление страною министерством, руководимым этим последним, еще продолжалось в эпоху выхода в свет „Духа законов“ Монтескье, так как Пэльгем остался в министерстве до самой своей смерти в 1754 г.
Из только что сделанного перечня важнейших фактов, касающихся развития системы кабинета и смены партий у кормила правления, легко прийти к заключению, что Монтескье не отметил в своем сочинении характернейшей особенности английских порядков, состоящей в том, что исполнительная власть не только не обособлена в ней от законодательной, но, наоборот, вручается комитету от законодательных палат. Кабинет зависит столько же от короля, сколько и от большинства общин и лордов; он выходит в отставку каждый раз, когда это большинство сложится для него неблагоприятно. Исключением являются только те случаи, когда правительство, неуверенное в том, что страна правильно представлена наличным составом парламента, обращается к новым выборам, в надежде встретить бо̀льшую поддержку своей политике в новом парламенте. Раз его рассчеты оказались неправильными, кабинет, рекомендовавший производство новых выборов, выходит в отставку.
Желание проследить дальнейшее развитие тех принципов, в силу которых произведена была вторая английская революция, помешало нам указать на тот факт, что не в Англии, а в Ирландии решен был вопрос о том, быть ли на престоле Великобритании Стюартам-католикам или уступить им навсегда свои права протестантским членам этого дома в лице сперва Марии и ее супруга Вильгельма, затем Анны, второй дочери короля Иакова II, жены датского принца, и, наконец, отдаленных наследников Стюартов в женской линии — королей Ганновера. Причина, по которой Ирландия сделалась последней ареной столкновений, лежит в том, что эта католическая страна наиболее потерпела от протестантских правителей и потому сознательно стремилась напрячь все свои силы к поддержанию прав монарха-католика.
Чтобы понять причины, по которым Ирландия из трех королевств одна оставалась всегда готовой к восстанию, надо принять во внимание, что нигде так грубо не были нарушены земельные права исконного населения, те родовые кельтические порядки совладения, которые всего ближе подходят к клановому устройству горной Шотландии.