ЭСБЕ/Немецкая литература

Немецкая литература
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
Словник: Нибелунги — Нэффцер. Источник: т. XXI (1897): Нибелунги — Нэффцер, с. 455—466 ( скан · индекс ); доп. т. II (1906): Кошбух — Прусик, с. 310 ( скан · индекс ) • Даты российских событий указаны по юлианскому календарю.

Немецкая литература. — От римских и ранних средневековых писателей мы имеем длинный ряд свидетельств о поэзии германцев до распространения среди них письменности. Тацит (Germ. 2 и след., Hist. II, 22 и др., Ann. I, 65 и др.) говорит о их мифологических; героических и исторических песнях: «Они воспевают землею рожденного бога Туиско и его сына Манна, родоначальника своего рода»; не один раз упоминает он о песнях, которыми германцы воодушевляли себя перед сражением, а также и о тех, которыми они забавляли себя на ночных пирах после битвы; он же говорит, что Арминий, победитель Вара, «до сих пор (т. е. по истечении почти ста лет) воспевается у варварских народов». В последнем нельзя не видеть указания на зарождающейся героически эпос; подобное же свидетельство мы имеем от более позднего времени относительно Албоина, короля лангобардского (Paulus Diaconus, I, 27). Былины такого рода, по свидетельству Эгингарда («Vita Caroli», с. 29), были собраны и записаны по приказанию Карла Великого, но этот сборник утрачен без следа. О хоровых песнях при жертвоприношениях у языческих лангобардов упоминают Диалоги Григория. Есть документальные указания на свадебные песни древних германцев (brûtesang), погребальные (siswa), любовные (winileod), насмешливые, а также на гномы и загадки; в последних, а еще яснее в хоровых песнях проявлялся драматический элемент. Поэзией были проникнуты и такие стороны жизни, которые позднее отошли в область чистейшей деловой прозы, напр. правовые отношения, медицина. Все это вначале было продуктом массового творчества и общенародным достоянием; но рано встречаются указания и на певцов-специалистов. По англосаксонскому Беовульфу (см. III, 467) мы получаем довольно определенное понятие о положении этих поэтов. (scop, нем. scof-vates, scopfsanc-poësis) при княжеских дворах и о характере их лирико-эпических песен. К более ранней и вполне определенной эпохе относятся упоминаемые Приском при дворе Аттилы готские певцы; известная просьба Гилимера к Велисарию доказывает, что благородным искусством поэзии и музыки не пренебрегали и Н. конунги. Если оставить в стороне рано усвоивших себе некоторую культуру и рано сошедших с исторической сцены готов, с их письменностью (см. IX, 442—4), древнейшим дошедшим до нас памятником Н. литературы являются заговоры (Zauber-Sprüche), сохранившиеся в записях христианского времени (IX—XII в.), но представляющие мировоззрение языческой древности; в важнейших из них, двух мерзебургских (записаны в конце IX или в Х в.; один на освобождение пленных, другой против хромоты коня; их близкое родство с древнерусс. заклинаниями указано Ф. И. Буслаевым еще в 1849 г., «Москвитянин», № 20, 103), лирическому заклинанию предшествует мифоэпическое введение. Украшением стиха служит аллитерация (см. I, 465), которая не дает ему мелодии, но сообщает звучность и силу. Важнейший памятник аллитерированной Н. поэзии — Песнь о Гильдебранде, записанная ок. 800 г. двумя писцами, вероятно, в монастыре Фульда, на обороте переплета лат. рукописи, и состоящая всего из 68 стихов. Содержание ее — встреча Гильдебранда, спутника Дитриха, который бежал к гуннам от Отахера (Одоакра), после 30-летнего отсутствия из дома, со своим сыном Гадубрандом, и начавшийся бой их (исход поединка неизвестен, так как песня без конца; предполагается конец трагический: отец убивает сына). Доказано, что писцы имели перед собой оригинал, где песня была записана по памяти; пестрота форм объясняется тем, что писец из верхней Германии записывал нижненемецкую народную былину. Аллитерацию же мы встречаем и в древнейшем памятнике Н. христианской поэзии — вессобруннской молитве (VI, 113), но позднейшая на несколько десятилетий Песнь о Людвиге (Ludwigslied) написана уже с рифмами; это единственный образчик ранней придворной поэзии эпико-лирического характера; автор ее — из прирейнских франков, лицо духовное, но всецело проникнутое национальными интересами; герой — внук Карла Лысого, родившийся между 863 и 865 гг.; совсем юношей, 3-го августа 881 г., он разбил норманнов при Сокуре, на ЮЗ от устья Соммы; песня сочинена вслед за событием, еще при жизни героя, а записана в самом конце IX в.: в латинском заглавии стихотворения герой называется «Королем Людвигом блаженныя памяти». Как по времени записи, так и по форме между вессобруннской молитвой и песнью о Людвиге следует поместить так наз. Муспили — поэму, сочиненную около 800 г. баварцем недуховного чина и изображающую в 1-й части, как душа расстается с телом, во 2-й — Страшный суд; записана она, как полагают, рукой самого Людвига Немецкого, в половине IX в. Король, записывающий Н. поэму, и клирик, воспевающий Н. стихами победу Людвига — два характерных проявления последствий реформы Карла Вел., который, предписав духовенству говорить Н. проповеди, явился сеятелем письменности и духовной поэзии на родном языке. В такой же мере с ним связаны и две «Мессиады» IX в.: саксонская «Гелианд» (см. VIII, 270) и франконская «Книга Евангелий», Отфрида Вейссенбургского. Хотя между их составлением прошло всего 3—4 десятка лет, эти две поэмы представляют большое различие и в форме, и в мировоззрении: настолько различались культура нижней и верхней Германии. Отфрид (писал около 870 г.) вместо аллитерации употребляет звучную рифму; он любит хитрые акростихи. Он человек ученый и пользуется всяким случаем, чтоб проявить свою ученость. Факты евангельской истории для него на втором плане; он часто не излагает их, а только ссылается на источник. На первом месте у него толкование и наука: так, осел, на котором Христос въехал в Иерусалим, для него преобразование глупого и чувственного человека; говоря о вознесении, он перечисляет все звезды, мимо которых проносился Христос, все инструменты, на которых играли ангелы, и пр. Отфрид является видным представителем целой школы духовных поэтов, главным центром деятельности которых в Х ст. был м-рь С.-Галленский, и которые, подобно Отфриду, имели целью дать народу, вместо нечестивых светских песен, поэзию и благочестивую, и понятную. Для этого они перелагали псалмы, сочиняли молитвы, обрабатывали эпизоды евангельские (напр. сцену Христа с самаритянкой) и ветхозаветные (Юдифь) и некоторые жития святых (напр. св. Георгия). В том же С.-Галлене (а за ним и в других центрах культуры) развивается и Н. духовно-ученая проза: пишутся толкования на Св. Писание, переводятся учебники, «слова» блаж. Августина и доступные философские монографии, записываются проповеди. Одним из самых плодовитых прозаиков С.-Галлена был Ноткер Немецкий, или Толстогубый (ум. 1022). В С.-Галлене же написана и латинская поэма, обработавшая Н. героическое сказание о Вальтарии (см. V, 464—5). В XI в. круг сюжетов Н. духовной поэзии и свобода их обработки значительно увеличиваются, как это можно видеть на песне бамбергского схоластика Эццо о чудесах Христа; она сочинена им по поручению епископа Гунтера, незадолго до задуманного им похода в св. Землю (1064), и удачно выдерживает тон гимна. Немного позднее ее песня об Анноне (см. I, 815—6). В речи о вере «бедного Гартмана» (первой половины XII в.) уже слышны обличения против рыцарей, которые из-за слова честь губят и душу, и тело. Рядом с этой поэзией для высшей интеллигенции (и рядом с вечно живой, но неуловимой по отношению к столь отдаленной эпохе народной песней), существовала другая — для народа и безграмотных людей: поэзия шпильманов, т. е. бродячих певцов, сделавших себе ремесло из забавы публики. По мере распространения латинского образования в монастырских и епископских школах Германии, в среду этих шпильманов все чаще и чаще попадают ваганты (см. V, 334—5). Иногда монахи и клерики пользуются материалом песен шпильманов для упражнения в латинской стилистике и версификации; так возникают поэмы вроде «Ruodlieb» и стихотворные рассказы из животного эпоса (Ecbasis и пр.; см. J. Grimm и A. Schmeller, «Lateinische Gedichte des X und XI Jahrb.», Геттинген, 1838). Изредка произведения шпильманов записываются в оригинале, и тогда содержание, грубость формы, наклонность к шутке и преувеличению довольно резко отличают их от поэзии духовенства. Со временем это различие значительно сглаживается; шпильманы пользуются сюжетами из священной истории; познакомившись с новыми географическими и историческими именами, они распространяют и украшают ими свои песни. С другой стороны, поэзия духовных все более и более примиряется с жизнью и светским миросозерцанием. С половины XI в. на Германию, особенно на прирейнские страны, начинает сильно влиять Франция; из области костюма и прически франц. влияние переходит в область мыслей и идеалов, и носители этих идеалов, поэты из среды духовенства, усваивают французские сюжеты, французские модные воззрения и даже французские слова. Важным моментом в этом деле были крестовые походы, сблизившие дворянство всех стран и объединившие на время интересы и идеалы военного и духовного сословий. В первой половине XII в. действуют поэты-священники Конрад, усвоивший Германии песнь о Роланде (XVI, 31—3), и Лампрехт, обработавший поэму об Александре (XVII, 306); в средине столетия является «Хроника императоров» (Kaiserchronik, см. XIII, 11—12), в которой и международные, и национальные предания обработаны духовным лицом, но всецело во вкусе модного рыцарства. Тогда же на литературное поприще выступают и сами рыцари, и с 60-х годов XII в. начинается полный расцвет Н. дворянской поэзии, возбужденной подражанием Франции. Французский любовный эпос проникает сперва на нижний Рейн: около 1170 г. переводится история Флора и Бланшфлоры; Эйльгард фон Оберге вводит в обиход трагических любовников — Тристана и Изольду и пр. Настоящим отцом придворного эпоса считается автор Н. Энеиды, Генрих Фельдеке (Veldeke; см. VIII, 361). Его преемниками в Тюрингии были Генрих Морунгенский, Герборт из Фрицлара, Альбрехт из Гальберштадта. Все эти поэты работают над сюжетами античными; другие пользуются сказаниями библейскими, национальными, чаще всего кельтскими. Главное дело здесь не в сюжете, а в модном рыцарственном миросозерцании и в манере изображения: чистая звучная рифма, изящество и мягкость до слащавости, тонкая отделка движений чувства, смесь эпоса с лирикой и даже дидактикой. Сравнительно с французскими оригиналами у немцев больше сдержанности и внешнего благородства; рыцари еще учтивей и дамы еще нежнее. Одновременно в юго-зап. Германии развивается и рыцарск. лирика, под явным влиянием провансальских трубадуров; у подражателей, естественно, меньше живости и чувства, больше искусственности и размышления. Темы этой лирики довольно разнообразны, но на первом месте стоит идеальная любовь — minne, отчего и поэты называются миннезингерами (см.). Характерная черты миннезанга выражаются уже в эпоху Фридриха Барбароссы, во вдумчивой лирике его приверженца Фридриха фон Гаузена (ум. в 1190) и в произведениях ученика и подражателя Гаузена, проживавшего при австрийском дворе — Рейнмара фон Гагенау. Последний особенно типичен: он вечно плачется на небывалые или, по крайней мере, очень преувеличенные любовные страдания, которым подвергает его дама сердца, далеко превышающая красотой и добродетелью всех других женщин. Над содержанием его песен готовы были смеяться его слушатели, но они же были в восторге от чистоты его рифмы и разнообразия метра. При таком же изяществе формы несравненно больше жизни и оригинальности у его последователя, Вальтера фон дер Фогельвейде (V, 469—470). Из его младших современников и последователей наиболее самостоятельности и народных черт мы встречаем у автора шпрюхов, Рейнмара фон Цветера (род. на Рейне, вырос в Австрии, действовал от конца 20-х годов XIII ст. до 1250 г.). Время полного расцвета Н. рыцарской лирики было непродолжительно: уже у непосредственных учеников Вальтера замечается или ненатурально-изысканная тонкость чувства «высокой любви», или, как у иных баварско-австрийских поэтов, возвращение к реализму народной песни (см. Ульрих ф. Лихтенштейн, Нидгарт и Таннгейзер). С конца XIII в. придворный миннезанг начинает заметно падать и уступать место более реальной и грубой лирике. Правда, около того же времени образуются новые центры поэзии при дворах сев.-вост. князей, даже в Чехии; но эти поздние беспочвенные отпрыски скоро замирают, и лирика переходит в руки шпильманов, из среды которых выдвигаются поэты со школьным образованием — мейстеры. Когда эти певцы водворяются в городах, где находят многочисленных учеников, они превращаются в так назыв. мейстерзингеров (см.). Представителем переходной эпохи можно считать Генриха Мейсенского (VIII, 361), который, после многолетних странствований, в 1311 г. поселяется в Майнце; Иог. Гадлуб (VII, 780) — уже совсем горожанин. Придворный эпос имел более продолжительное существование, но вся деятельность великих эпиков — Гартмана ф. Ауэ (VIII, 159—160), Вольфрама Эшенбаха (VII, 165—7) и Готфрида Страсбургского (IX, 438—9) — прошла между 1190 г. и 1220 г. Гартман по отношению к Вольфраму и Готфриду является зачинателем, в идеях и приемах которого еще мало индивидуального. Вольфрам и Готфрид — родоначальники двух школ; последователи Готфрида близко держатся источника, ученики Вольфрама отдаются свободе фантазии; первые стремятся к ясности и, при недостатке таланта, впадают в тривиальность; у вторых, при том же условии, глубокомыслие учителя переходит в крайнюю темноту. Школы различаются и географически: последователи Готфрида действуют в Швабии, последователи Вольфрама — в Баварии. К школе Готфрида принадлежат Рудольф Эмсский (дворянин, начал писать ок. 1225 г., ум. ок. 1251—4 г.), предпочитавший назидательные темы и обработавший, между прочим, знаменитый византийский роман о Варлааме и Иоасафе, и горожанин Конрад Вюрцбургский (XVI, 31—2), охотно выводивший на сцену аллегорические фигуры. Манеру Вольфрама усвоили весьма ученый для своего времени Альбрехт из Шарфенберга (I, 521), Рейнбот ф. Дюрн (v. Dürn), состоявший на службе герцога Оттона (1231—1253) и превративший в рыцарский роман житие св. Георгия, автор баварской поэмы о Лоэнгрине, написанной около 1290 г., и др. В лучшее время Н. придворной поэзии заметна борьба двух мировоззрений — благочестиво-духовного и модного рыцарского, так как носителями поэзии были или клерики, или дворяне; но уже и тогда приходский священник Ульрих из Цациковена (Zatzikhoven) обрабатывает Ланцелота, а рыцарь Конрад ф. Фуссебруннен (XVI, 33) излагает по апокрифам детство Христа. К концу XIII в., по мере одичания рыцарей, белое духовенство забирает поэзию в свои руки, но само, в большинстве случаев, подчиняется модным веяниям, превращая творчество в ремесло и усиливая элементы аллегории и нравоучительности невысокого уровня. Традиционные сюжеты бретонского цикла истощаются: являются свободные переделки их (начало этому положено уже в классический период: около 1220 г. Генрих ф. Тюрлин составил поэму «Der Aventiure Krone», изд. в 1852 г. в XXVII т. в «Bibliothek d. literarischen Vereins zu Stuttgart»), подражания, основанные на собственном вымысле, переработки в том же тоне поэм шпильманов и исторических сказаний. Затем и рыцарским эпосом овладевают поэты профессиональные, между которыми видную роль играют люди, получившие кое-какое школьное образование, но в то же время тесно связанные и с народом. Такой же ход дела замечаем мы и в поэтической дидактике: к началу XIII в. относится рыцарское поучение отца сыну, Винсбеке (VI, 489), благородный автор которого твердо уверен в ангелоподобии женщин и в несокрушимости своих рыцарских идеалов. Это единственная дошедшая до нас поучительная поэма, написанная дворянином; последующие сочиняются клериками, которые в значительной степени усвоили себе рыцарственно-светское мировоззрение. В 1215—1216 гг. каноник Томазин Цирклария, итальянец по происхождению, пишет длинную (в 15000 стихов) поэму «Итальянский гость» («Welscher Gast»), где излагает правила светскости. Фрейданк, автор поэмы «Скромность», по взглядам и тону — поэт профессиональный и народный, вводящий массу пословиц и сильно негодующий на папу и курию, которые эксплуатируют немцев. Значительно дальше в сторону школы и мейстерзингеров идет писавший в начале XIV в. Гуго из Тримберга (IX, 858). Реалистические по самому существу своему виды поэзии — новелла и басня очень рано оказались в руках профессиональных поэтов (см. Штриккер) и привлекали особенное внимание горожан. Напротив того, эпос духовный — легенды (XVII, 453—6), которые в XIV в. уже циклизируются и составляют сборники, — остается, главным образом, в руках духовенства. Таков общий ход искусственной поэзии в наиболее передовых и подверженных французскому влиянию частях Германии; но и здесь все время действуют шпильманы, создавая или перерабатывая массу песен. В Саксонии они всего дольше являются главными носителями поэзии. В Австрии и Баварии народная поэзия облагораживается и совершенствуется под влиянием просвещенного рыцарства; здесь главным образом получают литературную форму национальные поэмы немцев: «Нибелунги», «Гудруна», поэмы о Дитрихе Бернском, «Лаурин», «Ротер», «Ортнит», «Гуг и Вольфдитрих» и др. Иные из этих поэм, попав в письменность, переделывались по несколько раз, до XV в. включительно. Те же странствующие певцы овладели и несколькими историч. и легендарными сюжетами: о герцоге Эрнсте, короле Освальде, Оренделе, Соломоне и Морольфе, св. Брандане и проч. и обрабатывали их (напр. Оренделя) с такой свободой, что литературно заимствованная тема обращалась в героическую и даже мифическую сагу. Около 1300 г. в Н. литературе «красота должна покинуть свой престол» и уступить место благочестию и занимательности: первому служит Н. проповедь, которая еще в XIII в. имела даровитого представителя в Бертольде Регенсбургском (III, 593), а в XIV веке подвергается влиянию могучей и в данном случае плодотворной школы мистиков (см. Franz Pfeiffer, «Deutsche Mystiker des XIV Jahrhundert», I—II, Лпц., 1857). Стремление к занимательному чтению превращается здесь в любознательность, которой удовлетворяют появляющиеся уже в XIV в. Н. учебники по астрономии и естествен. наукам, сокращения энциклопедий, разнообразные исторические сочинения (городские хроники, переработки и компиляции из лат. сводов и пр.). Другие ищут услады для воображения, и для них в XV в. в огромном количестве (первые образцы — еще в XIII в.) составляются Н. прозаические романы и повести; фабулы собирают отовсюду, начиная от Панчатантры до обработанных во Франции сказаний о Гуго Капете; над романами усердно работают и горожане, и врачи, и благородные дамы; их читают с одинаковой жадностью и в замках, и в домах бюргеров. Мейстерзингеры действуют в городах (редко при княжеских дворах, где, в большинстве случаев, их заменяют придворные музыканты); иные из них, напр. Ганс Розенблют в Нюрнберге, приобретают обширную известность. Мейстерзингеры доставляют удовольствие себе и немногим любителям; для забавы толпы как городской, так и деревенской, служат площадные певцы — Bänkelsänger’ы, наследники шпильманов. Все классы городского населения привлекает развившаяся в XIV в. Н. духовная драма (см. Мистерия, Моралитэ, Миракль), сочиняемая рифм. двустишиями и разыгрываемая на площади при крайне простой обстановке. В XV в. выдвигается на первый план комический элемент; развивается масленичное представление (Fastnachtspiel), разнообразное по содержанию, часто живое и остроумное, скоро почти поглощающее остальные виды немецкой средневековой драмы и сильно влияющее на повествовательную и нравоучительную поэзию, многие и лучшие произведения которой принимают форму диалога и судебного разбирательства. Под влиянием первых проблесков возрождения появляются на сцене переводы из Плавта и Теренция. Кроме драмы, в этот городской период Н. литературы самостоятельное развитие в стихотв. форме получают сатира и жанр, ею проникнутый. Интересный образец последнего мы встречаем еще в XIII в. в Крестьянине Гельмбрехте (Meier Helmbrecht), баварца Вернера Садовника, изображающем нравственное падение и злоключения крестьянского парня из богатой семьи, презревшего свое состояние и вздумавшего стать рыцарем; но здесь есть серьезная цель и некоторая идеализация крестьянской жизни, тогда как в произведениях позднейшего периода, напр. в поэме Кольцо (Ring) Генриха Виттенвейлера (ок. 1450 г.), цель автора — посмешить читателя на счет грубости и глупости крестьян, причем он не жалеет и героев национального эпоса, Дитриха и Гильдебранда. Та же цель и сходная точка зрения на крестьянство выражается и в нижненемецком рассказе о Тиле Эйленшпигеле (см.), написаном в 1483 г. В конце XV столетия появляется нижненем. переделка нидерландской поэмы о Рейнеке (см.). вполне пришедшаяся по вкусу всей Н. публике (верхненем. переделка с франц. сделана Глихезером еще в XII в.; см. VIII, 361). На границе XV и XVI в. за народную сатиру берутся люди с хорошим школьным образованием; таков, напр., юрист Себастьян Брант, автор «Корабля дураков» (IV, 599). В то же время не забывалась и старая поэзия; в XV в. было немало ее любителей и собирателей; в первой половине его переработаны поэмы об Ортните, Гуге и Вольдфитрихе и короле Лаурине, под именем книги о героях (Heldenbuch; 1-е изд. без года, 2-е 1491 г., потом 1509, 1545, 1560, 1590 и т. д.); ок. 1472 г. площадной певец Каспар фон дер Рён из Мюннерштадта еще раз переделал (очень безвкусно) те же сюжеты, вместе с другими. В начале XVI в. во главе почитателей старины стоит «последний рыцарь», имп. Максимилиан I; по его распоряжению составлен знаменитый амбразовский сборник (I, 618); он сам, при участии своих секретарей, сочинил аллегорическую рыцарскую поэму «Тейерданк» (Theuerbank), в которой изложил свою жизнь и свои идеалы; этот образец переживания в литературе был напечатан в 3517 г. и имел успех.

Идеи раннего итальянского гуманизма впервые проникают в Германию еще при Карле IV, который состоял в переписке с Петраркой. Во время констанцского (1414—18) и в особенности базельского (1431—50) соборов ученые немцы сталкиваются с гуманистами итальянскими и во многом подчиняются их влиянию. Этому заимствованному движению идет навстречу уже с конца XIV в. движение туземное — от братьев общей жизни, или Гергардинистов (VIII, 469), которые к этому времени распространились по С Германии. Они не любят схоластики, требуют Библии на родном языке; с них начинается применение филологии к изучению Св. Писания. С другой стороны, в их школах рано начали читать классиков с полным пониманием; один из их влиятельнейших педагогов и писателей, Вессель (VI, 111—112), выносит из Италии прекрасное знание греч. яз. и страсть к пропаганде новой науки. Нет сомнения, что влияние братьев, вместе с национальным характером и историч. условиями, придали Н. гуманизму те черты, которыми он так резко отличается от итальянского (см. IX, 833—4). Эразм воспитывается в Девентерской школе, устроенной и направляемой «братьями»; Рейхлин в Париже слушает наставления Весселя, труды которого увидали свет благодаря Лютеру. Н. гуманизм стоить в теснейшей связи с родным языком и с любовью к родной старине. Конрад Цельтес (1459—1508) всю вторую половину жизни собирает материал для «Germania illustrata»; «Похвала Глупости» Эразма развивает идеи и отчасти пользуется формой «Корабля Дураков» Бранта; Рейхлин в Н. брошюрах ведет борьбу со схоластиками; Гуттен (IX, 941—4) с 1520 г. окончательно переходит от латыни к Н. языку и в стихах, и в прозе, и он же, вместе с Цельтесом, является родоначальником культа Арминия. Еще более благотворное действие на Н. литературу оказывает, в начале, реформация: один Лютеров перевод Библии (1521—34) — такой крупный факт, что равного ему по значению нельзя указать во всей истории Н. литературы; она объединяет многомиллионный народ и создает орудие для выражения всех сторон его духовной жизни. Одинаково интересуясь привлечением и массы народной, и передовых людей, получивших школьное образование, сторонники реформы должны были создать национальную литературу, выражающую интересы всех классов общества, и руководитель дела, «виттенбергский соловей», которого собираются слушать и львы и овцы, объединяет в своем протесте всю Н. нацию. Лютер (XVIII, 258) был и влиятельнейшим лириком своего времени (духовная песнь XIV и XV вв. далеко не имела такого значения и притом носила иной, слишком светский и вялый характер; Лютер же, вдохновленный псалмами, придал ей мужественный, искренний тон); он же был настоящим родоначальником немецкой публицистики. Его сильно, резко и вполне целесообразно написанные брошюры волнуют всю Н. нацию, без различия сословий, и служат образцом не только для друзей реформы, но и для ее противников (самый даровитый из них — Томас Мурнер, очень талантливый сатирик; см.). Бесконечно важнее чем форма произведений Лютера, идеи, выразителем которых он был; они занимают целый ряд поколений и разрабатываются во всевозможных литературных формах: им всецело служит и популярнейший поэт Лютерова времени Ганс Сакс (VIII, 95—6); им служит или с ними борется бесчисленная литература пасквилей и летучих листков (см. Oscar Schade, «Satiren u. Pasquile aus der Reformationszeit», 1856; Scheibl, «Die Fliegenden Blätter d. XVI u. XVII Jahrb.», Штуттг., 1850). Несмотря на ожесточение борьбы, сами современники замечают, что в их литературных приемах (как и в жизни) развивается особый дух грубости, для обозначения которого еще С. Брант нашел подходящее слово: поклонение св. Гробиану. Фр. Додекинд (1530—1598) в 1549 г. сочинил на эту тему целую сатирическую поэму в лат. двустишиях: «Grobianus», которую Каспар Шейд переделал по-немецки. Племянник и ученик Шейда, Фишарт (см.) — один из наиболее даровитых и влиятельных писателей конца XVI в.; не лишенный тонкости и нежности чувства в изображении семейных добродетелей, он горячий приверженец св. Гробиана в изображении других сторон жизни. Он переделывает на Н. яз. знаменитый роман Рабле, увеличив смехотворно-сатирич. элемент и без того резкого оригинала; его стремление — обогащать Н. литературу всевозможными заимствованиями. Вообще в этот период количество переводов и переделок поразительно велико. В XVI в. богата литература басен и новелл, тоже не отличающихся изяществом формы, но грубо-веселых и сатирически-резких. В 1522 г. вышел сборник Иоганна Паули (см.) «Schimpf und Ernst»; во второй половине столетия подобные ему печатаются десятками. Страсти к легкому чтению удовлетворяют многочисленные переводные или переделанные с франц. романы; во второй половине XVI в. под их влиянием являются довольно удачные попытки самостоятельного творчества, в смысле изображения действительной жизни (см. VI, 290, Викрам). Занимают фантазию и прозаические рассказы, тесно связанные со стариной и преданием: о Тиле Эйленшпигеле, Шильдбюргерах, Вечном Жиде, д-ре Фаусте и пр.; вместе с рыцарскими романами и переделками сказок, легенд и национального эпоса они начинают выделяться в простонародную «лубочную» литературу. В силу объединяющего духа реформы, и в Н. драме XVI в. народный элемент сливается со школьным; с одной стороны, Ганс Сакс делит свои пьесы на акты; с другой, все интересные по содержанию лат. пьесы немедленно переводятся на Н. язык. Дух полемики проникает и в мистерии (например черт, стремящийся погубить пророка Даниила, является в виде католического монаха). Было немало даровитых драматургов — напр. Фома Наогеорг, Никодим Фришлин и др., — но пьесы их поражают крайней небрежностью обработки. В конце XVI века при некоторых дворах являются «английские труппы»; кое-где строятся особые здании для театра; совершенствуется сценическая техника. Учениками англичан должны считаться Яков Айрер (I, 246) и Генрих-Юлий, герцог Брауншвейгский (VIII, 359). Перед 30-летней войной во всех сферах духовной жизни замечается сильное и многообещающее возбуждение; везде совершенствуется форма, а в содержании везде национальное берет перевес над заимствованным. Между 1610 и 1617 гг. чрезвычайно сильно развивается книжная торговля. В общем, южная Германия в это время идет впереди северной: в Штутгарте действует Веккерлин (V, 731); в Веймаре в 1617 г. образуется «Плодоносное общество», цель которого — очищение языка; в Гейдельберге славится Цинкгреф (см.), около которого составляется кружок образованных писателей; в 1619 г. в его состав вступает юный Мартин Опиц, но уже в 1620 г. испанские войска разогнали гейдельб. поэтов, и Опиц стал с тех пор действовать в одиночку. Война, чуть не на 2/3 уменьшившая население Германии, отчасти задержала, отчасти видоизменила ход умственного развития Н. народа: начавшееся слияние народного элемента литературы с ученым не состоялось; второй почти во всех областях (исключения — духовная песня и отчасти забавная литература) взял явный перевес и кое-где господствует безраздельно. В поэзии опять и больше, чем когда-нибудь прежде, подавлено все национальное и царит подражание; при отсутствии искренности и чувства, дидактика становится на первом плане. Бюргерство ограблено и унижено; дворяне и князья всему дают тон, но их связь с народом крайне слаба, и они французятся сколько могут более. При них плохо кормятся поэты, воспевающие их домашние праздники. В общем, картина крайне печальная, и ее мало скрашивают многочисленные литературные общества (иные из них возникали и во время войны, в местностях сравнительно спокойных), так как и они главным образом ищут образцов для подражания и внешних авторитетов, занимаются скорее стихоплетством, чем стихотворством, забавляют себя пустой обрядностью, вымышленными именами и пр. Прогресс замечается только в метрике и в чистоте литературного языка. В этом отношении больше всех сделал М. Опиц (см.) своей книгой о Н. поэтике (1624), в которой он, подобно нашему Ломоносову, установил различие стилей. Он же — главный проводник французско-голландской манеры и настоящий основатель Н. псевдоклассицизма. У него масса поклонников и подражателей; сам он по природе чувствует наклонность к легкой поэзии, и из его последователей больше всего таланта проявляют сочинители песенок — Пав. Флемминг (1609—1640) из Лейпцига (спутник Олеария по его путешествию в Московию) и Симон Дах (1605—1659) в Кенигсберге. Более рабски следует Опицу и как теоретик продолжает его Авг. Бухнер (1591—1661), профессор в Виттенберге (по происхождению Опица и по месту действия многих его последователей их объединяют под именем первой силезской школы). В ином, чем Опиц, направлении действует с 1644 г. в Нюрнберге «Общество пегницских пастухов», или «Цветочный орден», основанный Гарсдорфером (VIII, 152): он подчиняется итальянскому влиянию и особенно культивирует пастораль, но, в силу национального характера, усложняет ее глубокомысленной аллегорией и ученостью. Несколько больше жизни в гамбургском «Розовом ордене», во главе которого стоит Филипп фон Цезен (1619—89), очень образованный человек, исключительно посвятивший себя литературе; он был и поэт во всех родах, и деятельный переводчик, и теоретик; он старался изгнать из Н. языка варваризмы и, подобно горячим пуристам всех стран и времен, доходил до неуместной крайности; даже имена классических богов и богинь переводил он по-немецки. Наибольшую славу приобрел он своими плохими и растянутыми романами, успех которых породил массу подражателей; между ними считались знаменитостями священник Андрей Генр. Бухгольц (1607—1671), Дан. Каспар фон Лоэнштейн (1635—1683), Антон Ульрих герцог Брауншвейг-Вольфенбюттельский (1633—1714) и Генр. Ансельм фон Циглер (1663—1697). Немецкие романы XVII в. (см. монографию L. Cholevius, «Die bedeutendsten deutschen Romane des XVII Jahrh.», Лпц., 1866) всегда многотомные, будто бы исторические, но на самом деле изображающие вместо людей — манекенов, произносящих бесконечные высокопарные речи и пересылающихся такими же посланиями, читались с жадностью, так как служили школой благородных чувств, вкуса и слога. Отрадное исключение представляет явившийся в 1669 г. «Симплициссимус» Гриммельсгаузена (IX, 729), роман интересный, живой и довольно реальный. Реформатором Н. драмы был Андрей Грифиус (IX, 741), разделявший взгляды Опица, но больше дававший места искренности чувства и народности. Лоэнштейн (см. XVIII, 51) идет дальше Грифиуса в смысле внешней правильности и подражания древним (у него даже есть хоры между действиями), но у него непреодолимое стремление к кровавому, ужасному и вообще к изображению самых дурных страстей человеческих. Силезец Лоэнштейн, вместе со своим земляком и старшим современником Гофмансвальдау (IX, 449) и его последователями, образует в лирике так наз. вторую силезскую школу, которая больше подчиняется крайне цветистым и вычурным итальянцам, нежели Опицу и его образцам; ах axa (Ach des Achs) может служить ее девизом. Тем не менее национальный элемент и жизненность не замирают в Н. литературе и в это печальное время: в Вене гремит своими грубо-остроумными проповедями Абрагам а Санта Клара, (I, 40), в Берлине распеваются прекрасные гимны Гергардта (VIII, 469), во многих песнях Христиана Вейзе (V, 717) слышно искреннее чувство, а стиль его поражает простотой и ясностью. Последователи его, у которых простота перешла в крайнюю прозаичность, называются водяными поэтами (Wasserpoeten), да и его романы несравненно ближе к «Симплициссимусу», чем к героическим романам Бухгольца и др. Совершенно сознательно выступает против нелепого подражания иностранцам сатирик Мошерош, поклонник родной старины (XX, 92); даже псевдоклассик по приемам Логау (XVII, 896) возмущается французскими модами. Главную роль в деле умственного возрождения Германии сыграла немецкая наука, которая именно в это время переходит от латыни к родному языку: во второй половине XVII в. жил и действовал Самуил Пуфендорф (1632—1634), основатель естественного права, освободивший историю от влияния богословия. Начинается усиленное изучение родной старины и даже средневековой поэзии. Дан. Моргаф (1639—1691) знакомит публику с результатами новых историко-литературных открытий. В 1687 г. Хр. Томазиус, смелый боец за права науки, начинает читать в Лейпцигском университете лекции по-немецки, дело до тех пор неслыханное. Когда его вытеснили за свободомыслие, он поселяется в Галле, привлекает туда своих юных поклонников из Лейпцига, и там в 1692 г. основывается новый университет, где в первой половине XVIII в. с такой славой действует Хр. Вольф (VII, 171—2). К началу нового столетия во всех родах поэзии замечается сильное движение: многие, начав с подражания Лоэнштейну, переходят в ряды последователей французского «здравого смысла». В области романа с 20-х гг. входят в моду так наз. Робинзонады (см.), из которых одна — «Остров Фельзенбург», написанная Шнабелем в 1733 г., — имела огромный и вполне заслуженный успех; в них легко подметить первые проблески романа психологического. В лирике действуют три поэта: Гюнтер (IX, 969—970), Галлер (VII, 931—2) и Гагедорн (VII, 769), совсем не сходные по направленно, но в одинаковой степени далекие от бессодержательной шумихи слов и рифм силезской школы; двое последних указывают своим примером новые образцы и возвращают Н. литературе уважение серьезных и образованных людей. Их успех подготовляет влияние Геллерта (VIII, 279—280) и Глейма (VIII, 828); последний, несмотря на свой полунапускной пафос, является уже истинно-национальным поэтом, выразителем чувств всего народа. В то же время вступают в борьбу две литературные школы — Готшеда (IX, 440—41) и Бодмера (IV, 218), которые долго действовали заодно в смысле подъема интереса к родной литературе; обе они работали с такой верой в свое дело и с такой энергией, и в обществе настолько назрела потребность в широкой и здоровой умственной жизни, что, когда они разошлись в основных принципах («здравый смысл» и чувство меры или фантазия и свобода? французские классики или великие англичане?), в их полемике оказались заинтересованными все образованные немцы. По6еда Бодмера и швейцарцев повела за собой подъем национального самосознания, которому семилетняя война дала твердое основание. Клопшток (XV, 419—420) и его сторонники доводят это самосознание до крайностей самообожания (необходимой реакции против прежнего самоунижения), но более холодный и реальный Виланд (VI, 317—8), а главное — здоровое и развитое наукой чувство серьезной нации, заставлявшее ее передовых людей относиться с законным уважением к великим умам других стран, возвращают германофильство в надлежащие пределы. Тогда наступает эпоха Лессинга (XVII, 395—8), объединившего науку и литературу, установившего принципы новой критики, которая отчасти подготовила, отчасти создала эпоху немецких классиков. Современники Лессинга или связывают новую поэзию с ее прошлым, как идиллик Гесснер (VIII, 576), или заглядывают далеко вперед, как первый романтик Бюргер (V, 290—1) и великий основатель изучения народности Гердер (VIII, 471—3). Все, что было истинно прекрасного и оригинального в чужих литературах, было перенесено в немецкую и возбуждало в молодежи недовольство своим и благотворное соревнование. Полное разрушение старой пиитики и отрицание устарелых форм жизни, вместе с могущественным влиянием горячей проповеди Руссо, произвело в 70-х годах недолговременную, но сильную умственную революцию, известную под именем периода бурных стремлений (Sturm- und Drangperiode), которая вихрем пронеслась по всей молодой интеллигентной Германии, иных, как Клингера (XV, 397—8), Ленца (XVII, 539—540) и беззаветных поклонников гетевского «Вертера», увлекла всецело, но для большинства только очистила воздух и обусловила целостное восприятие произведений великих художников и мыслителей. С конца 80-х годов настает время господства Гёте (VIII, 586—596), Канта (XIV, 321—339), Шиллера, не без основания сравниваемое с эпохой Перикла в Афинах; но так как масса общества не могла стоять на столь высоком уровне развития и нуждалась в ежедневной, хотя бы и не особенно тонкой пище, то, одновременно с драмами Гете и Шиллера и часто еще с бо́льшим удовольствием, смотрелись пьесы Коцебу (XVI, 460—461) и Иффланда (XIII, 600), а одновременно с Вильг. Мейстером с наслаждением читались сентиментальные и страшные романы, в которых не больше мысли и художественной правды (но больше занимательности), чем в произведениях Цезена и Бухгольца. Уже в 90-х гг., в лучшую пору деятельности веймарских корифеев, замечается как бы некоторое пресыщение чистым искусством, является потребность в чем-то радикально новом, более пикантном; этой потребности призвана удовлетворить тогда же формирующаяся романтическая школа (см.), предшественником которой является Жан Поль Рихтер (см.), со своими задушевно-юмористическими, бесформенными произведениями (1790 — «Schulmeisterlein Wuz», 1793 — «Unsichtbare Loge», 1795 — «Hesperus»). Основатели романтической школы — Шлегели, Тик — исходя из великого умственного движения 70-х гг. и считаясь горячими последователями новых Н. «классиков», с конца столетия начинают оказывать давление на своих учителей, которые отчасти поддаются ему, отчасти, им возмущенные, отходят дальше чем когда-нибудь от их основных взглядов на жизнь и искусство. Вскоре после смерти Шиллера (1805 г.), под влиянием политических событий, вся Н. литература и даже, отчасти, наука принимают горячий публицистический тон, от которого Гёте держится как можно далее, тогда как большинство романтиков, покинув на время свой индифферентизм к живой действительности и беззаветную иронию, энергично устремляются в борьбу и становятся горячими вожаками немецкой нации. Этим они приобретают симпатию сперва угнетенных, потом победоносных немцев, которая, естественно, переносится и на проводимые ими историко-эстетические взгляды. Но вражда романтиков к идеям революционного «просвещения», их мистицизм и преклонение перед всем средневековым, уже в 1803 г. побудившее Фр. Шлегеля перейти в католичество, сделало многих из них усердными служителями реакции, первые признаки которой проявляются немедленно после войны за освобождение и которая после убийства Коцебу (1819) достигла своего апогея. Иные из бывших патриотов и демагогов обратились в сторонников застоя и безусловного повиновения, и тем оттолкнули от себя наиболее живую часть общества. Далеко не все крупные литературные деятели военного времени кончили, однако, столь печально, как Фр. Шлегель и Генц (VIII, 367); так, один из лучших Н. лириков, воодушевлявших немцев своими песнями, Э. М. Арндт (II, 138—9), всю жизнь оставался передовым человеком нации, и его литературная деятельность представляет переход от романтизма к позднейшим, более здоровым течениям — изучению народности и стойкому, глубоко убежденному либерализму. Славу Н. Тиртея с ним разделяет рано погибший Теод. Кернер (XIV, 958—9), который по таланту и по светлым идеям ближе всех стоял к Шиллеру. Третий лирик той эпохи, Макс ф. Шенкендорф (1787—1817), имел меньше влияния, так как его элегический тон не вполне подходил к настроению минуты. Кернер и Шенкендорф принадлежат к группе младших романтиков, приобретающих литературную известность в первые два десятилетия XIX в. Они гораздо производительнее, нежели родоначальники школы, уже потому, что им не приходилось тратить силы на борьбу с противниками и на выработку теории: романтизм стал модой, и в ряды его горячих приверженцев устремились все второстепенные и третьестепенные литераторы. Из них старше других издатели сборника народных песен («Des Knaben Wunderhorn», 1806—1808), Брентано (IV, 648) и Ахим ф. Арним, которые довели односторонность своих учителей до крайности. Брентано к 40-м годам становится отчаянным мистиком и визионером и умирает полусумасшедшим. Для Арнима все естественное есть кажущееся и существует только как символ сверхъестественного; поразительное богатство его капризной фантазии производит не особенно приятное впечатление на читателя, так как создания ее редко согреты чувством любви к людям и редко достигают эстетического совершенства. Больше жизни придал своим произведениям плодовитый Ламотт-Фуке (1777—1843), основал их на внимательном, хотя и одностороннем изучении средних веков. Его близкий приятель Шамиссо́ — или, как немцы его называют, Хами́ссо (1781—1838), — основательный знаток естественных наук, подчинился романтикам относительно формы, но сохранил франц. ясность и трезвость ума; его повесть «Чудесная история Петра Шлемиля» (1814), переведенная на все европ. языки — ультраромантическое произведение по основной теме, но приятно поражает рельефностью и конкретностью изложения. Самый даровитый и характерный из младших романтиков, Амедей Гофман (IX, 454), с таким глубоким убеждением и энергией проводил идею основателей школы относительно объединения поэзии с жизнью, что дальше некуда было идти в этом направлении; необходимо должны были начаться уклонения в сторону, предшествующие реакции. Одно из таких уклонений представляет собой Фр. Рюккерт (1788—1866), отмежевавший себе особую область в Н. романтизме — восточно-этнографическую. По виртуозности в стихосложении к нему близко подходят гр. Платен (1796—1835), от мечтательного Востока перешедший к красоте классической, и в особенности Людвиг Уланд (1787—1862), поэт, ученый и политик, всегда одинаково чистый и передовой человек, лучший в свое время представитель типичных черт своей нации и удачно, как никто другой, попавший в тон и дух народной песни. Уланда ставят во главе так наз. швабской школы (главным образом — по происхождению поэтов), члены которой многому научились у романтиков, но не разделяют их односторонних воззрений и остаются в более или менее тесном общении с художественными принципами Шиллера и Гёте. Сюда принадлежат Густ. Шваб (1792—1850), разносторонний и плодовитый Вильг. Гауф (VIII, 186), Эд. Мёрике и др. Из северных поэтов в сходном отношении к романтизму стоит Вильг. Мюллер (XX, 355), который своими прекрасными «Песнями Греков» много способствовал развитию филеллинизма в Германии. Только как формой пользуется романтизмом, во вторую половину своей деятельности, и Карл Иммерман (XIII, 5), очень разносторонний талант, но более ловкий и умный литератор, чем поэт, имевший в свое время большое и благотворное влияние. Ближе к романтикам австриец Христиан-Иосиф ф. Цедлиц (1790—1862), автор «Воздушного корабля» и «Ночного смотра», в своих драмах подражавший испанцам. Австрийский драматург Грильпарцер (IX, 727), начав с архиромантической трагедии судьбы, позже перешел к психологической драме. Всецело остаются верными основным принципам школы Юстин Кернер (XIV, 958) и Иосиф ф. Эйхендорф (1788—1857), «поэт леса», которого часто называют и последним романтиком; в своем романе («Aus dem Leben eines Taugenichts», 1824) он возводит в принцип отвращение от борьбы и труда. Если период после войны за освобождение до 1830 г. был не очень богат выдающимися художественными произведениями, зато он поражает напряжением умственной деятельности в филологических и исторических науках. Братья Гриммы (IX, 732) и их товарищи кладут прочные основы германистики: издаются десятки до тех пор неведомых памятников, изучаются германские древности всех родов и видов; Бопп основывает сравнительную грамматику; Савиньи начинает историческое изучение права; Нибур и его последователи стремятся довести приемы изучения самого отдаленного прошлого до математической точности и последовательности; все это так или иначе связано с идеями Гердера и родоначальников романтизма. Правда, мистика романтиков приносит некоторый вред историческим и даже естественным наукам, влияя на ученых, как Крейдер, Стеффенс, Окен и др.; но их крайности находят мало последователей. Продолжительнее было влияние романтической школы через философию, главные представители которой, Фихте, Шеллинг и в особенности Гегель, обусловливают в значительной степени всю умственную деятельность даже и за пределами Германии. Головоломная терминология и глубокомысленная диалектика Гегеля были приложимы к самому разнообразному содержанию: из его учения, рядом с крайними идеалистами и даже мистиками, вышли Штраус и даже Фейербах. Не без влияния романтиков сильно прогрессирует и так назыв. изящная словесность, если не вглубь, то вширь; цензурные строгости, от которых страдают газеты и журналы, не простираются на чистую беллетристику, альманахи выходят в огромном количестве; библиотеки для чтения процветают и вновь открываются десятками. В большом ходу исторические романы; массу их сочиняют второстепенные писатели вроде Цшокке, и все же в них чувствуется недостаток в такой степени, что их переводят со всех языков, не исключая даже русского (лучшее, что явилось в этом роде, кроме «Лихтенштейнов» Гауффа — романы Вилибальда Алексиса, 1798—1871). Сцена также требует новинок, приспособленных ко вкусу большой публики. Классические драмы, написанные ямбом, не могут удержаться долго; драмы судьбы, в руках Мюлльнера и Гоувальда (Houwald), скоро доходят до карикатурных нелепостей; романтически-идейные драмы Иммермана имели больше успеха в чтении, чем на сцене; пьесы из жизни художников (Künsllerdramen) тоже были понятны не всем; таким образом, и здесь понадобились фабриканты, поставщики пьес, из которых талантливый Раупах (1784—1852) долго царствовал в Берлине и на других сценах. В комедии с ним удачно соперничали фон Штейгентет, Альбини и др. сочинители пьес интриги и комических положений. На венской сцене чувствуется свежая струя народности в пьесах Ферд. Раймунда (1790—1836); появляются и в других местах пьесы на диалектах. В 20-х же годах выступает Мих. Беэр (III, 267) с социальной драмой, громкий успех которой указывает на приближение нового периода. К 1830 г. слишком продолжительная реакция усыпила патриотизм и придала Н. мысли космополитический характер; ничтожество Н. правительств во внешней политике и их угнетательная система внутри страны развили иронию — не философскую, парящую над миром иронию романтиков, а иронию энергичную и вполне реальную, не пропускающую без замечания ни одного крупного явления общественной жизни. Когда-то сентиментальные и восторженные, немцы стремятся превзойти французов в насмешках над высокими чувствами и собственным недавним увлечением. Известие об июльских днях было ближайшим поводом к тому, что бродившие до тех пор элементы сложились в определенную школу, известную под названием Молодой Германии (XIX, 641); под ее влиянием талантливая молодежь спешит покинуть идеальное для реального, прошлое — для настоящего, науку — для политики, и стремится обратить всю литературу, не исключая и поэзии, в орудие для пропаганды либерализма и объединения Германии. Главы школы — Бёрне (III, 569), Гейне (VIII, 254—57) и Гуцков (IX, 946) — несмотря на различие в характере дарований, все были великими публицистами, только в разных формах. Генр. Лаубе (XVII, 393—4) был талант посредственный, склонявшийся к индустриализму; с большей честью для школы к ней причисляют серьезного ученого и даровитого лирика Гофмана фон Фаллерслебена (IX, 457). Приблизительно до 1840 г. на первом плане стоит проза, а после, до 1848 г. — политическая лирика. Самый крупный талант между лириками младшего, сравнительно с Гейне поколения, завлеченный положением вещей в политическую борьбу — Ферд. Фрейдиграт (1810—76), представитель так наз. объективной лирики. Одно время слава его была заглушена громом имени Гервега (VIII, 468), но дарование последнего оказалось слишком односторонним, и Фрейлиграт так и оставался царем тенденциозной поэзии. С начала 40-х гг. выдающиеся австр. поэты — Ленау (Николай Штреленау), Анастасий Грюн (Ауэрсперг) — также отдаются политической пропаганде и являются певцами либеральной оппозиции; по их стопам идут молодые поэты из евреев, К. Исидор Бекк и даровитый Мориц Гартман. Из талантливых лириков чуждым политике и верным чистому искусству оставался только Гейбель (VIII, 240). Средний класс нуждался в огромном количестве повестей и романов, и за поставку их брались не бездарные люди, пробившие новые пути: являются деревенские рассказы, предвещающие Ауэрбаха, американские и вообще этнографические романы; Александр Унгерн-Штернберг и Ида Ган-Ган пишут недурные салонные романы, Карл фон Гольтей (Holtei) изображает жизнь подонков общества; являются архаические романы, с ведьмами (Мейнгольд); исторические романы и повести, ввиду успехов исторической науки, с большим против прежнего вниманием относятся к фактам и культуры прошлого. В то же время не без влияния швабской школы развивается поэзия на диалектах, да и на литературном языке является масса песен и баллад, и комических (Копиш), и серьезных. Вследствие политического возбуждения от чтения газет (в них, рядом с крупными публицистическими талантами, пользуются успехом и бессодержательные остроумцы, вроде Сафира), вечером в театре публика желает отдыхать, и поэтому наибольшим успехом пользуются салонные пьесы Бауэрнфельда, остроумные, но пустые комедии «Н. Скриба» — Бенедикса, эффектные, но тривиальные пьесы Бирх-Пфейфера и др. После неудачной революции 1848 г., между 1850 и 70 гг., в Н. литературе чувствуется истощение прогрессирующей энергии и стремление к покою (чему соответствует и влияние пессимистической философии Шопенгауэра); появляются признаки оживания романтизма; возрождаются старые формы; имеют успех эпические поэмы Редвица и др. (самая талантливая и общеизвестная — «Trompeter von Säckingen» Шеффеля, 1854). Вместе с воспроизведением средних веков выказывается симпатия и к античному миру, и к Востоку (Боденштедт). Действует с успехом мюнхенский кружок поэтов, любителей живописи, враждебно относящийся ко всякой политической тенденции. Силой таланта превосходит современников австриец Роберт Гамерлинг (VIII, 65), чистокровный художник по направлению, обращающий большое внимание на строгость формы; и все же у него идея господствует над воображением. Менее его подчиняется духу времени Мозен, пытавшийся восстановить романтическую символику; но влияние его было очень непродолжительно и неглубоко. Н. сцена этого времени представляет немного оригинального и сильного: при хорошем исполнении потрясают зрителя драмы Гуцкова; в 1856 г. произвел фурор «Нарцисс» Брахфогеля, но в нем больше всего нравятся горячие монологи героя, устами которого говорить сам автор. Большую пользу принес Н. публике Дингельштедт умелой постановкой Шекспира и «классиков». Собственного пригодного материала не хватает, и немцы поневоле должны усваивать продукты плодовитой французской драматургии. Гораздо более самостоятельного представляют Н. повесть и роман; здесь появляются новые виды творчества, которым предстоит более или менее крупная будущность. Еще с 1843 г. начинают выходить симпатичные «Шварцвальдские деревенские истории» Ауэрбаха (II, 482—3), который с 60-х гг. становится одним из популярнейших романистов во всей Европе (хотя мировоззрение его именно к тому времени становится значительно уже и одностороннее); с 1856 г. появляются «Культурно-исторические новеллы» историка и политико-эконома Риля (Riehl), который искусно и умело вводить нас в обыденную жизнь прошлого, не вплетая в нее любовных приключений (первые и весьма удачные попытки такого соединения науки с вымыслом относятся к предшествующему периоду: «Галл» и «Харикл» проф. Беккера, ум. в 1846 г., переведены почти на все европейские языки). Около того же времени Гейзе (XVIII, 248) приобретает славу первого новеллиста Германии, истинного художника «прекрасной природы». Рядом с ним ставят мрачного, но тонко чувствующего Шторма. В новелле является художником и Готфр. Келлер из Цюриха (XIV, 904), отличающийся тонкостью психологического анализа. Н. роман как «семейный», так и исторический заметно стремится к возможному для него реализму; почти одновременно выступают Густ. Фрейтаг (род. 1816) и Фр. Шпильгаген (род. 1829), крупные, но разнохарактерные силы; первый — сторонник трезвого взгляда на жизнь, второй, начиная с «Загадочных Натур», — искатель идеала, золотой середины «между молотом и наковальней». Шпильгаген позднее становится все более и более тенденциозным и риторичным; Фрейтаг, всю жизнь серьезно занимавшийся историей, с 1872 г. начинает серию исторических романов «Предки», написанных с огромной эрудицией, но с устарелыми приемами В. Скотта. Оригинальное явление представляют археологические романы проф. Эберса (род. 1837), египтолога по специальности; научное достоинство их выше всякой критики, но чтение их — труд, облегченный ловким педагогическим приемом. Этнографическая новеллистика имеет в эту эпоху высокодаровитого представителя в лице Фрица Рейтера из Мекленбурга (1810—1874), соединяющего лирическую теплоту с реализмом и юмором. В то же время низший слой читателей имеет к своим услугам массу произведений Н. индустриализма, который не доходит до такой беззастенчивой откровенности как во Франции, но проявляет еще меньше таланта. Самые горячие патриоты, называющие Бисмарка и Мольтке великими прозаиками, должны сознаться, что свобода и империя не подняли Н. литературы, и жалуются на чрезмерное преобладание материальных интересов. Берлин не дорос до культурного значения Парижа или Лондона, и тон, им даваемый, неблагоприятен для литературного развития. Влияние Франции стало еще больше прежнего и проявляется больше в дурном, чем в хорошем. Национальное явление (для этого времени) представляет так наз. «Культуркампф» (XVII, 5), отражение которого мы находим почти везде и в женских (с тонкой психологией женских характеров, но часто с банальной интригой) романах Марлитт (Евг. Ион), Е. Вернер (Елис. Бюрстенбиндер) и др., и в народных драмах австрийца Анценгрубера (1839—1895), и в комическом эпосе Буша. В верхнем слое литературы действуют знаменитости прежнего поколения, в тех же родах и видах. Процветает историко-археологический роман Эберса, Дана, Гаусрата, Вихерта и др. Большой, но скоропреходящий успех имел современно-исторический роман Грегора Самарова (Мединга; XVIII, 873), с его грубыми эффектами. Из новеллистов лучшие Конр. Ферд. Мейер, Захер Мазох, в своих галицийских рассказах, Вакано, Линдау, Францоз; у всех них продолжается стремление к крайнему реализму, у иных, как Линдау, умеряемое Н. благодушием, у других переходящее в тривиальность. Эпос и лирика едва живут, перебирая старые темы; так же мало нового дают и светские романы, и романы из жизни художников; еще менее содержательного в романах уголовных. Наиболее отрадное явление представляет беспритязательный семейно-юмористический роман Юлия Штинде (род. в 1841 г.), уводящий читателя из сутолоки столицы в тихие уголки. В последнее десятилетие в Н. литературе заметно возрождение, вследствие прилива свежих сил: имена Гауптмана (VIII, 182) и Германа Зудермана (XII, 715) известны далеко за пределами Германии. Помимо этих выдающихся талантов, в Н. современной изящной литературе царствует хаотический беспорядок, в котором сказываются весьма разнообразные иностранные влияния — и Л. Толстого, и Достоевского, и Ибсена, а больше всех Мопассана и Золя. Под влиянием последнего входит в моду крайний реализм (здесь еще более грубый, чем в оригинале); под влиянием первых с Н. усидчивостью исследуются глубочайшие тайники души человеческой. Большие романы редко удаются; несравненно лучше очерки и небольшие повести. Около 10 лет назад появляется школа «юнейшей Германии» («Das jüngste Deutschland»), которая переносит крайний натурализм в сферу лирики; ее стиль и приемы возмущают всех, кто воспитан на «классиках», и школа подвергается ожесточенному гонению (в Лейпциге троих ее представителей потребовали к суду и осудили за оскорбление нравственности); тем не менее, число сторонников нового направления все возрастает, не без влияния Ницше. Старший из школы М. Г. Конрад, в спокойном Мюнхене основал журнал «Die Gesellschaft»; в Берлине в сходном направлении издается «Freie Bühne» (теперь «Neue deutsche Rundschau»). Самый крупный, но один из наименее упорядоченных талантов школы — Блейбтрей (IV, 77). У других натурализм соединяется с последней французской модой — символизмом, который имеет массу приверженцев (и даже особых издателей) в Берлине; символизм естественно соединяется с необузданной фантастикой. Другие, с легкой руки Лассаля, в разнообразных поэтических формах разрабатывают социальные темы в самом радикальном духе, за что подвергаются преследованиям администрации (наиболее даровитые из них — Карл Генкель и Макей). Драматические произведения ультрареалистов и социалистов почти не допускаются на большие сцены, из цензурных соображений; иные, по своей крайней несценичности, не попадают и на маленькие. Один из остроумнейших представителей современной поэзии — Отто Эрих Гартлебен, отрицание которого простирается и на самих отрицателей. Представителем сатанизма в Н. поэзии является Пшебышевский, но он пока остается единственным в своем роде. Очень талантливым лириком, значительно более близким к классикам, является Детлев фон Лилиенкрон (XVII, 684); его ученики — Бирбаум и Демель. В Вене символика и фантастика современной Н. поэзии сказывается еще резче и болезненнее; во главе венской изящной литературы стоит Герман Бар (Bahr), талант очень разнообразный, но неглубокий, отличный стилист и знаток французской литературы, человек со вкусом, но без убеждений, вечно гоняющийся за «последним словом». Наиболее даровитыми венскими поэтами считаются Лорис (Hugo v. Hofmannsthal, пишет с 17 лет) и Дерман. Очень характерное явление представляет австрийская романистка бар. Берта фон Суттнер, умный и стройный, хотя и узкотенденциозный роман которой «Против войны» («Die Waffen nieder») переведен почти на все европейские языки и в Германии читался всеми классами. Это — редкий в настоящее время случай; обыкновенно идейные и тонкопсихологические романы читаются немногими любителями, а для «публики» сенсационные романы или фабрикуются в Штутгарте, Лейпциге и Гамбурге, или переводятся с французского. Сходное с Суттнер по широкой популярности явление представляет и педагогический рассказ Лангбена (XVII, 310). Лучшую сторону современной Н. литературы составляет проповедь гуманности, в самом широком смысле слова, и антипатия к узкому милитаризму и преклонению перед силой; в самые последние годы среди литературной молодежи все чаще и чаще замечается стремление возвратиться от символизма к ясному и простому искусству лучших времен. В заключение нельзя не указать на весьма отрадное явление в области Н. исторической науки: в последние десятилетия она, не переставая быть солидной и серьезной, делается в то же время популярной и литературной.

Н. литература богаче всех остальных как прекрасными монографиями по ее истории, так и общими обзорами. Уже давно всякий, желающий ознакомиться с ней, может найти книгу по своему вкусу и степени подготовки: для большой публики и юношества переиздаются общедоступные курсы, напр. Вильмара (Vilmar, «Geschichte d. d. National Litteratur»; в 1881 г. было уже 20 изд., Марбург и Лпц.). Длинный ряд изданий выдержала до пошлости легкая, с узкопатриотической тенденцией, но украшенная огромным количеством очень недурных иллюстраций (снимков с рукоп. и миниатюр, с обложек первых изданий, портретов, автографов, рисунков и пр.) и, тем не менее, доступная по цене «Deutsche Litteraturgeschichte» Роберта Кёнига (1 изд., 1879, Билефельд и Лейпциг). Для читателей более развитых до сих пор занимательна и полезна глубоко задуманная и талантливо написанная книга Гервинуса (VIII, 469): «Geschichte der deutschen Dichtung», переиздаваемая с дополнениями и фактическими поправками. Для тех же серьезных читателей служит вполне стоящая на уровне современной науки, мастерски изложенная книга берлинского проф. Вильг. Шерера († 1886): «Geschichte d. deutsch. Litteratur»; переведена на русский яз. под ред. А. Н. Пыпина («История Н. литературы», СПб., 1893). Для библиографических справок может служить внимательно обработанный «Grundriss zur Gesch d. d. Dichtung» Гедеке (Ганновер, 1859 и след.; 2 изд., 1884 и сл.). В том же отношении полезен трезво и ясно обработанный, еще не во всех отделах устаревший «Grundriss der Nationallitteralur», Коберштейна (Лпц., 1847 и след.; 5 изд., 1872—4); ср. также Wackernagel, «Gesch. d. d. Lit.» (Базель, 1843; 2 изд., 1879—94). Для легкого чтения может служить обширный, с прекрасно изложенными биографиями и удачно выбранными отрывками, труд Генр. Курца (7 изд., 1876). Исключительно для наглядного изучения удобен Könneke, «Bilderatlas zur Gesch. d. d. National Lit.» (Марб., 1885—6). Лучший компендиум по истории средневек. литературы — в книге Herm. Paul, «Grundriss d. deutsch. Philologie» (Страссб., 1893, II т., 150 — 451), где приведена и вся библиография. По началу новой литературы см. Lemcke, «Gesch. d. d. Dichtung… von Opitz bis Klopstock» (Лпц., 1871). По XVIII в. и классическому периоду до сих пор большой и заслуженной известностью пользуется книга Геттнера: «Geschichte d. deutsch. Literatur im XVIII Jahrh.», часть которой переведена и по-русски. По XIX. в. см. Rud. Gottschall, «Deutsche Nationallitteratur d. XIX Jahrbund.» (6 изд., Бресл., 1892). Ср. Fr. Kirchner, «Die d. Nationallitteratur d. XIX J.» (Гейдельб., 1893). По современной литературе Германии см. статью г. Браунера, «Молодая Германия» («Сев. Вестник», 1895, №№ 11—12).

Дополнение

править

* Немецкая литература. — Восьмидесятые годы прошлого столетия были в Н. литературе эпохой так называемого «последовательного натурализма». Литературное движение следующего десятилетия было отчасти развитием тех же начал, но вместе с тем оно имело характер реакции против них: его девиз гласил: «преодоление натурализма» (Ueberwindung des Naturalismus). Этот термин, принадлежащий Герм. Бару, означал, в сущности, только освобождение от крайностей механически усвоенного натурализма. Путь, пройденный за это время Н. литературой, может быть намечен теми влияниями, которые она испытала. Из этих влияний важнее иноземные. Литературные воспоминания одного из виднейших участников нового движения, М. Г. Конрада, носят название: «Von E. Zola bis G. Hauptmann» — и это название верно характеризует исходный пункт движения. Зола был для немецких борцов за художественную правду не столько учителем, сколько знаменем. Н. литературе недоставало бесстрашия натурализма: молодежь нашла образец этого бесстрашия в Зола. Под этим воздействием были созданы первые, мало удачные произведения (Крецер, Гольц, Шлаф). За ним шли другие влияния, более значительные. Немецкие искатели нашли иной реализм, более сильный и более творческий — реализм современных скандинавских писателей (Якобсен, Ибсен, Бьернсон, Ли, Кьелланд) и классиков русского романа. Н. литературная молодежь, с боевым криком «Natur!» искавшая у иностранных писателей природы, нашла у них высокое искусство и за оболочкой реалистического содержания почувствовала глубину идеалистических мотивов. Это новое отношение к иностранным образцам совпало с переменой общественного и литературного настроения. Наивный позитивизм усложнялся; выше недавней борьбы грубого шовинизма с пошлым космополитизмом стало сознание высокой ценности национального творчества. Еще в семидесятых годах Шерер указывал на близость «нового поколения» к романтизму. Влияние Рих. Вагнера оправдало эту характеристику. Оно обусловливается не только музыкальным гением и своеобразной философией Вагнера, но и его драматическим искусством: Вагнер — один из наиболее могучих деятелей «возрождения трагизма», характерного для современной поэзии. В этой стороне влияния с ним сошелся его единомышленник и противник Фр. Ницше. Не только основами своего индивидуалистического мировоззрения, не только красотами своей художественной прозы подействовал Ницше на современную Н. литературу, но прежде всего глубокой серьезностью, можно сказать самоотвержением, с которым он ставил проблемы. Эта серьезность сообщилась литературе, в которой в то же время возродилось влияние отодвинутых на второй план таких классиков, как напр. Фр. Геббель, К. Ф. Мейер, Готфр. Келлер, Отто Людвиг. Понемногу Н. литература, едва ли имевшая серьезное европейское значение в 1860—1890 гг., начинает занимать видное место, и оксфордский университет, увенчавший в 1905 г. наиболее выдающегося ее представителя, Герг. Гауптмана, выразил это общее воззрение. Хорошо характеризует разные стадии современного литературного движения его историк Рих. Майер: «во всех областях литературы замечается порывистое искание и нащупывание. Руководящая роль, перешедшая от драмы к роману, достается в конце концов лирике; но именно во время ожесточеннейшей борьбы за форму и содержание новой поэзии, эта роль принадлежит еще роману. В общем развитии во всех родах происходит почти параллельно. Начинают с несмелого искания и сразу бросаются в крайний натурализм, удовлетворяющийся изображением внешних подробностей; затем возвышаются до социального реализма, усматривающего истину в глубоких или, по крайней мере, широких картинах общественности; наконец, через психологический реализм, передающий внутренние явления духовной жизни, приходят к символистическому синтезу идеализма и реализма. На первом плане — как и для пластических искусств нашего времени — стоит вопрос техники… надо найти соответствующую форму для нового содержания. Для большинства литературной молодежи важна, однако, не одна техника: этим вдумчивым и нервным людям так много надо было сказать, так много поучительного видели они в своих образах, что внешность изображения казалась им несущественной». Поэзия рефлексии, литературная философия не знали такого расцвета со времен «Молодой Германии». Тенденциозный роман почти вымирает; из заметных представителей его можно назвать разве социалиста Конрада Тельмана (см.), да талантливую католическую романистку Энрику ф.-Гандель-Мацетти (род. в 1871 г.), которую Рих. Майер причисляет к самым выдающимся дарованиям современной Н. литературы. Ниже ее другие католические писательницы: Эмиль Мариот-Матайя (см. т. XVIII, 681), популярная в известных кругах Фердинанда фон-Бракель (1836—1905), баронесса Анна фон-Лилиен (род. в 1841 г.), Жозефина Гиау («Das Lob des Kreuzes», 1879), Эмми ф.-Динклаге (1825—1891), M. Герберт (род. в 1859 г.; «Von unmodernen Frauen», 1902). Представителями других общественных тенденций, проводимых в романе, также охотно являются женщины. Среди этих писательниц выдаются Габриель Рейтер, каждый роман которой посвящен определенной социальной проблеме, Мария Яничек (см. в Доп.), Осип Шубин (псевдоним Лолы Киршнер, XV, 149), Маргарита ф.-Бюлов (1860—1885), Гедвига Дом. Обновляется в сюжетах и повышается в исполнении роман для легкого чтения. Кл. Ритланд в «Ihr Sieg» (1896), «Unter Palmen» (1896), «Weltbummler» (1897) «освежает международный роман и путевую новеллу Рудольфа Линдау»; Лео Гильдек (Леони Мейергоф, род. в 1860 г.) изображает в «Feuersäule» (1895) Макса Штирнера; София Гехштеттер (род. в 1873 г.), в мало оформленных «Sehnsucht, Schönheit, Dämmerung» (1898) и «Der Pfeifer» (1904) является последовательницей Ницше; особенно энергично ведется ее малооригинальная борьба с условностями, нашедшая еще более боевое выражение в «истерических» романах Тони Швабе (род. в 1877 г.) — «Die Hochzeit der Esther Franzenius» (1902) и «Die Stadt mit lichten Türmen» (1905). Смелым, подчас до непристойности, натурализмом запечатлены произведения Ганса фон-Каленберг (Елены фон-Монбарт, род. в 1870 г.): «Familie Barchwitz» (1899), «Nixchen» (1899), «Sembritykys» (1900). Особенный успех в романе для легкого чтения имеют Ганс фон-Цобельтиц и Вольцоген. К области довольно фотографического и отчасти уже пережитого реализма относится так называемый «берлинский роман». Вслед за представителями старого поколения П. Линдау («Der Zug nach dem Westen», 1886, «Arme Mädchen», 1887, «Spitzen», 1888), Фр. Маутнером («Berlin W», 1889—1890) и неизмеримо более их даровитым Т. Фонтаном, литературная молодежь обращается к жизни растущего с невероятной быстротой громадного «мирового города». Много пишущий Гейнц Товоте, отмеченный швед Ола Ганссон и особенно интересный Феликс Голлендер (род. в 1867 г.; «Jesus und Judas», «Das letzte Glück», «Magdalene Dornis», «Erlösung», «Frau Ellin Röte», «Sturmwind im Westen», «Der Weg des Thomas Truck», «Traum und Tag», «Der Baumeister») соединяют бытовые картины с анализом нервной натуры современного горожанина. Общественные, подчас прямо обличительные тенденции еще не так давно соединял с этим городским реализмом Макс Крецер, впоследствии от своего социального «Meister Timpe» (1888) перешедший к символизму («Das Gesicht Christi», 1897). Наиболее выдающимся представителем немецкого романа в первой половине рассматриваемого периода является Зудерман, в своих достоинствах, как и недостатках, равно проникнутый новыми стремлениями, быть может более всего обязанный успехом своих романов («Frau Sorge» — боле 70 изданий) своему широкому, здоровому юмору. Он спокойно ставит крупные проблемы, умеет оформить богатые наблюдения, но часто терпит неудачу в погоне за эффектами, которые больше удаются ему в драме. Реалистический роман Зудермана имел более выдающихся последователей, чем натуралистические попытки Конрада и Блейбтрея. Не без влияния Мопассана в девяностых годах выдвинулся ряд умелых, живых рассказчиков, из которых всего более замечательны Эрнст фон-Вольцоген и Георг фон-Омитеда. Особенное внимание оказывает реальная беллетристика священнику, учителю, офицеру. С разнообразнейших точек зрения изображены столь частые в немецком духовенстве нашего времени конфликты в романах талантливого базельского теолога Карда Бернулли (род. в 1868 г.; «Lukas Heland», 1901), Гегелера, Тельмана, Поленца; военная жизнь нашла живого изобразителя в Ф. А. Бейерлейне. Студенческой жизни посвящена «Waclavbude» (1902) К. Н. Штробля (род. в 1877 г.). Дипломатическая среда изображена в имевших шумный успех анонимных «Briefe, die ihn nicht erreichten» (1903), принадлежащих перу баронессы Е. фон-Гейкинг (род. в 1861 г.). Еще более широкий успех имел банальный, но усердно рекламированный «Götz Krafft» Э. Штильгебауэра (род. в 1868 г.). Требования художественной правды, выставляемые с равной силой и поучающим натурализмом, и последовательной теорией «чистого» искусства привели к пропаганде так называемаго «областного искусства» — Heimatkunst; не без влияния было здесь и глубокое национальное сознание, поддерживаемое такими духовными вождями, как Вагнер или Трейчке. Громадный успех и значение имела в начале 1890-х гг. анонимная книга (Юл. Лангбена), «Rembrandt als Erzieher», в колоритной и страстной форме проповедующая национальные основы творчества. В критике Генр. Зонрей и Фриц Лингард доказывали, что только в пределах своей узкой родины поэт находит надлежащую пищу вдохновению; в том же направлении действовал Цезарь Флайшлен, редактор художественного «Пана» и автор замечательного предисловия к сборнику «Neuland» (1894). Среди представителей этого «пахнущего землей» романа особенно видное место занимают Вильг. фон-Поленц («Büttnerbauer»), Густав Френсен («Jörn Uhl» и «Hilligenlei»), Томас Манн («Buddenbroks»). Независимо от общечеловеческого и идейного содержания этих романов обращает на себя внимание их глубокое проникновение местным колоритом, не поверхностно-этнографическим, но действительно народно-психологическим. Близко к этим трем северянам стоят менее выдающиеся: голштинец Тимм Крёгер (род. в 1844 г.), с его «Eine stille Welt» (1891), «Der Schulmeister von Handewitt»(1893), «Die Wohnung des Glücks» (1897), «Hein Wieck» (1900); гамбургец Отто Эрнст, мекленбургец Макс Дрейер, ганноверец Генрих Зонрей, богемец Филипп Лангман, баварец Иосиф Рудерер, эльзасец Фриц Лингарт, прирейнский уроженец Эрнст Мюлленбах, баварец Л. Том. Северное побережье нашло — наряду с Т. Манном и Френсеном — хорошую изобразительницу в Шарлотте Низе (род. в 1854 г.), Гессен — в В. Гольцамере (род. в 1870 г.; «Peter Nockler», 1902) и Адаме Карильоне (род. в 1853 г.; «Michael Hely», 1904), Лотарингия — в Г. Штегемане (см. в Доп.), Вестфалия — в Германе Ветте (род. в 1857 г.; «Krauskopf», 1903), альпийский мир — в И. Геерсе (род. в 1859 г.; «Felix Notwest», 1901; «Joggeli», 1902) и особенно в сильном и простом Э. Цане. Женщины, выдвинувшие за это время несколько выдающихся талантов, отдают также значительную долю внимания «местному» роману, в котором хорошо проявляется их детальная наблюдательность. Таковы Ильза Фрапан (см. в Доп.), Гермина Виллингер (род. в 1849 г.; «Aus meiner Heimat», 1887, «Schwarzwaldgeschichten», 1892 «Unter Bauern», 1894); Шарлотта Низе (род. в 1854 г.; «Aus dänischer Zeit», 1892), Елена Фойхт («Schleswig-Holsteiner Landleute») и, наконец, наиболее выдающаяся из них — Клара Фибих. «Областное искусство» вызвано интересом не к самодовлеющей этнографии, а к личности, в ее конкретной обстановке. На этой почве наиболее пышно должен был расцвести роман психологический. И здесь на первом месте должны быть названы три женских таланта: Изольда Курц (род. в 1854 г.; «Florentiner Novellen», 1890; «Italienische Erzählungen», 1895), Елена Белау и Рикарда Гух. Ряд оригинальных фигур создал и анализировал Германн Гессе (род. в 1877 г.; «Hermann Lauschers Nachlass», 1901; «Peter Kamenzind», 1904; «Unterm Rad», 1906); до болезненности доходит сложность психологического изучения у Германа Штера. Характерен для психологии нового немецкого художника роман Вальтера Зигфрида (род. в 1858 г.) «Tino Moralt» (1890), после которого он написал: «Fermont» (1893), «Um der Heimat willen» (1897), «Die Fremde» (1905). Широкую историческую основу пытался дать индивидуальной психологии Яков Вассерман (род. в 1873 г.) в «Geschichte der jungen Renate Fuchs» (1900), «Die Juden von Zirndorf» (1897), «Alexander in Babylon» (1905). Подают надежды Эмиль Штраус, Фридрих Гух («Peter Michel», 1901; «Geschwister», 1903; «Wandlungen», 1904), Рудольф Гух, Курт Мартенс (род. в 1870 г.; «Roman aus der Décadence», 1898; «Die Vollendung», 1902; «Katastrophen», 1905). Склонны к символистике Сельма (в псевдониме: Ансельм) Гейне (род. в 1855 г.; «Drei Novellen», «Unterwegs», 1897, «Auf der Schwelle», 1900) и вдумчивый Рудольф Штрац, последний роман которого («Gieb mir die Hand», 1906) имеет местом действия Одессу. Новелла, повесть и рассказ нашли интересных представителей и заняли более видное место. Особенное внимание оказали этим сжатым формам австрийские писатели (были даже неосновательные попытки выделить как особую форму «Wiener Novelle»). Мария Делле-Грациэ (род. в 1864 г.), после своей эпопеи «Robespierre» (1894), обратилась к новеллам («Liebe»). В этой же области выдвинулись Я. Ю. Давид (род. в 1859 г.; «Frühschein», 1897), Вильгельм Фишер, Эмиль Эртль, Отто фон-Лейтгеб (род. в 1860 г.). Эклектиками формы — еще более чем содержания — можно назвать О. Э. Гартлебена, О. Ю. Бирбаума (род. в 1865 г.; романы «Pancrazius Graunzer», «Die Schlangendame», «Stilpe»), Отто Эрнста, Юлиану Дери (1864—1899), Рихарда цур-Мегеде (род. в 1864 г.).

Новая Н. драма также начала с натурализма; правда, здесь «натурализм» был скорее художественным реализмом, особенно если сравнить драму с романом. Учителями из стариков были: в теории — Фридрих Геббель и Отто Людвиг, в ее осуществлении — Грильпарцер и более всего Ибсен. Из молодых теоретиков наиболее энергичны Отто Брам, Поль Шлентер, братья Гарт, отчасти Максимильян Гарден. Предлагалась борьба с «условностями», с «эффектами»; социальное воздействие было на втором плане в теории, но заняло подобающее место на практике. Журнал и сцена, основанные в 1889 г. под общим названием «Die Freie Bühne», были осуществлением идеи натуралистического театра. Первыми драматургами его, без высокого подъема творчества, но с чуткостью и энтузиазмом явились Арно Гольц и Иоганн Шлаф. В сущности их последователем — хотя и тогда уже неизмеримо более сильным — явился сначала глава современной Н. драмы Г. Гауптман. От натурализма «Ткачей» до символизма его последних пьес — драматизированной легенды «Elga» (1905) и аллегорической «Und Pippa tanzt» (1906) — Гауптман прошел все стадии, пережитые за это время Н. литературой, но прошел их самостоятельно, творчески перерабатывая в себе господствующие настроения, обогащая их глубоко-индивидуальным содержанием и сообщая им своеобразную национальную окраску. Теперь уже перестали — что делали на первых порах — ставить его наравне с Зудерманом, в последних пьесах которого («Die Schmetterlingschlacht», 1895; «Das Glück im Winkel», 1896; «Johannes», 1896; «Morituri», 1896; «Die drei Reiherfedern», 1898; «Johannisfeuer», 1901; «Es lebe das Leben», 1902; «Sturmgeselle Socrates», 1903; «Steim unter Steinen», 1905; «Blumenhoot», 1905) тенденция, правда, менее настойчива, жизнь сложнее и изображение ее устойчивее, но погоня за внешними эффектами и склонность к банальному по-прежнему не побеждены талантливым автором. Менее значительные дарования эпохи испытали на себе влияния Гауптмана и Зудермана, усвоив у первого не только технику, но и серьезность содержания, у второго — склонность к тенденции. К Гартлебену и Отто Эрнсту, о которых была речь выше, следует присоединить Э. фон-Вольцогена. Ближайшие и наиболее выдающиеся последователи Гауптмана — Макс Гальбе и Макс Дрейер. Менее значительны К. Рейлинг, Георг Гиршфельд, П. Эрнст. Умелые, но мало самостоятельные пьесы дал Э. Росмер; ему же принадлежит «драматическая сказка» («Königskinder», 1905), ставшая обязательной для среднего немецкого драматурга после успеха «Талисмана» Людвига Фульды. Последний — чуткий эстетик мюнхенской школы, свободный от ходячих влияний, но достаточно близкий новым течениям, чтобы стать одним из основателей «Свободного театра». Если нельзя говорить об «австрийской школе» в современной Н. драматургии, то следует во всяком случае признать, что австрийцы составляют своеобразную и кое в чем связанную группу; в ее «лирической мягкости» Р. Мейер склонен видеть даже традицию, вынесенную ею из старой школы австрийцев — от Нестроя до Анценгрубера. Уже упомянутый Як. Юл. Давид (новеллы: «Höferecht», 1890; «Blut», 1891; «Probleme», 1892; «Am Wege Sterben», 1899; ром. «Der Uebergang», 1902) принадлежит лишь как драматург («Hagars Sohn», 1891; «Ein Regentag», 1895) к новому течению, наиболее выдающимся представителем которого в Австрии является Артур Шницлер, более тонкий чем глубокий реалист, хорошо владеющий сценой, хотя драматическое настроение предпочитает драматическому движению. Венская болезненная изысканность отразилась также на серьезном даровании символиста Гуго фон-Гофмансталя. «Открывший» его Герм. Бар — не только влиятельный критик, но и драматург. Третий типичный венец, Рихард Беер-Гофман (род. в 1866 г.), подобно Гофмансталю склонный к обновлению старых драматических сюжетов, имел большой успех с «Graf von Charolais» (1904), заимствованным у Мэссинджера. Рядом с «литературной» драмой, иногда реальной по форме, но всегда символичной по намерениям авторов, расцветает народная сцена. В Швейцарии, в Эльзасе, в Тироле из любительских попыток вырастает реальная драма на диалекте, играющая, особенно в Эльзасе, серьезную роль в политической борьбе за культурное своеобразие края. Вообще политика занимает в современной Н. драме больше места, чем в лирике и даже в романе. Настоящим продуктом политической борьбы являются пьесы Фил. Лангмана (род. в 1862 г.; «Bartel Turaser», 1897), Франца Адамуса (Фердин. Броннер, род. в 1867 г.; «Die Familie Wawroch», 1899), Карла Шенгера («Sonnwendtag», 1902) и особенно Иосифа Рюдерера (см. Доп. т.). Злая сатира пьес Фр. Ведекинда сближает его с анархизмом.

В общем обновлении Н. литературы лирика дала ряд дарований, если не глубже, то ярче всего отмеченных печатью нового направления. Воскрес общий интерес к лирике, которую давно отодвинула на второй план повествовательная литература. Уже в эпоху «последовательного натурализма» не было недостатка в теоретических и практических попытках создать новую лирику. Предисловие Генкеля к «Moderne Dichtercharaktere» (1885) Гольца и Шлафа, внушенное критикой братьев Гартов, заявляет, что новое поколение воссоединенного отечества опять сделает поэзию святыней. «Credo» Германа Конради обещает новую лирику — и ее отчасти дают новые поэты. Одни сливают новизну поэзии с новизной боевых политических мотивов. Таковы М. Р. ф.-Штерн (род. в 1860 г.), Дж. Г. Макай и выступивший значительно ранее Леопольд Якоби (1840—1895), стихотворный сборник которого «Es werde Licht» (1870) открывал изданный после закона о социалистах (1878) список запрещенных книг. Самым выдающимся в этой группе был Карл Генкель, перешедший от риторики революционных песен к интимной лирике; о внимании его к поэзии свидетельствует лирический сборник «Sonnenblumen», беспристрастно составляемый им с 1896 г. Арно Гольц и Иоганн Шлаф указали не только новую драматическую, но и новую лирическую технику. К ним с самого начала примкнул самостоятельно сформировавшийся Детлев фон-Лилиенкрон — бесспорно крупнейший представитель Н. лирики в минувшую четверть века. Здоровый, непосредственный в поэтических переживаниях и изысканно внимательный к форме, он представляет, в известной степени, противоположность своему другу, разделяющему с ним главенство среди лириков, нервозному и склонному к рефлексии Рихарду Дэмелю. К Лилиенкрону, в общем, примыкает своим здоровым дарованием, отчасти склонный к эклектике Ферд. Авенариус (род. в 1856 г.; сборники «Wandern und Werden», 1881; «Lebe!», 1897; «Stimmen und Bilder», 1897), издатель лирической антологии «Deutsche Lyrik der Gegenwart» и прогрессивного художественного журнала «Kunstwart». Просты и по манере скорее принадлежат к прошлому Густав Фальке, Георг фон-Дигеррн, Эмиль Шенайх-Каролат. Наоборот, к Дэмелю примыкает большинство лириков, которых — с таким же внешним основанием, как у нас — объединяют в пеструю группу под общим названием декадентов, символистов и т. п. Из них всего больше выдаются Гуго фон-Гофмансталь и Стефан Георгэ, с их многочисленными соратниками — Р. Шаукалом (род. в 1874 г.; «Verse», 1896; «Meine Gärten», 1897; «Tristia»,1898), Максом Даутендеем, Альфр. Момбертом («Tag und Nacht», 1894; «Der Glühende», 1896; «Die Schöpfung», 1898). Вне школы стоят поэты, воспринявшие многое из созданного новыми настроениями и новой техникой — Карл Буссе (род. в 1872 г.; «Gedichte», 1892; «Neue Gedichte», 1895; реалист в романе «Ich weiss es nicht»), Гуго Салус (род. в 1866 г.; «Gedichte», 1898 и 1899), Людвиг Якобовский, Бэррис фон-Мюнхгаузен (род. в 1874 г.; «Gedichte», 1896; «Juda», 1903), Альберт фон-Путкамер (см. в Доп.), «народная» поэтесса Иоганна Амброзиус (род. в 1854 г.), Густав Реннер (род. в 1866 г.), Франц Эверс (см. в Доп.), Анна Риттер (см. в Доп.).

Литературное движение, проявления которого намечены выше, было столько же художественным, сколько общественным. С одной стороны, несмотря на глубокие иностранные влияния, оно было весьма национально; с другой стороны его эстетический характер не мешал ему быть нередко глубоко демократическим, иногда социалистическим. В этих антиномиях не могла не быть выдающейся роль критики, создававшей настроения, расчищавшей путь для художников, способствовавшей их пониманию. Пионеры натуралистического направления — братья Гарты, М. Г. Конрад — были одновременно и художниками, и критиками. Рядом с ними действовали П. Шлентер (см. Доп.), Отто Брам, Лео Берг, Фриц Лингард (род. в 1856 г.; «Die Vorherrschaft Berlins», 1900; «Neue Ideale», 1901), В. Вейганд («Essays», 1894; «Das Elend der Kritik», 1895), Вильг. Бельше. Поворот от натурализма обозначила деятельность Герм. Бара, к которому примыкают импрессионисты Франц Сервас (род. в 1862г.; «Präludien», 1899), Альфред Керр (род. в 1867 г.; «Das neue Drama», 1905), Феликс Поппенберг (род. в 1869 г.; «Bibelots», 1905). Наоборот, Р. Лотар (род. в 1865 г.; «Das deutsche Drama der Gegenwart», 1905) склонен к догматическому и историческому анализу. Бесспорное значение имели труды эстетиков Генр. фон-Штейна (см. в Доп.) и Рих. фон-Кралика (род. в 1852 г.; «Weltschönheit», 1893; «Kunstbüchlein»), историков искусства Э. Гроссе («Die Anfänge der Kunst», 1894), Бюхера («Arbeit u. Rhythmus», 1896), Мутера («Geschichte der Malerei in XIX Jahr.», 1893), равно как обширная критическая литература, посвященная современному движению в пластических искусствах. Наконец, историки, расходясь в оценке литературного влияния книги «Rembrandt als Erzieher» (1890 г., 42 изд. в 3 года), единогласно признают его; не случайно своеобразное соединение национализма с индивидуализмом характеризует Н. литературу последних десятилетий.

Из общих курсов истории Н. литературы последние десятилетия прошлого столетия рассмотрены у Vogt und Koch, «Geschichte der deutschen Litteratur» (1900 г.; русский пер. Погодина, СПб., 1901); S. Lublinsky, «Litteratur und Gesellschaft im XIX Jahrhundert» (1899 г., 4 т.); Kuno Franke, «Social forces in German Litterature» (1896; русский пер. П. Батина, СПб., 1904); Richard M. Meyer, «Die deutsche Litteratur des XIX Jahrhunderts» (3 переработ, издан., 1906), с библиографическим дополнением «Grundriss der neuern deutschen Litteraturgeschichte» (1902). Специально новейшей литературе посвящены: A. Bartels, «Die deutsche Dichtung der Gegenwart» (1899); A. v. Hanstein, «Das jungste Deutschland» (1900); E. Thomas, «Die letzten zwei Jahrzehnte Deutscher Dichtung» (1900); Möller-Bruck, «Die moderne Litteratur in Einzel- und Gruppendarstellungen» (1899); С. Busse, «Die deutsche Dichtung» (в «Das deutsche Jahrhundert», herausg. v. G. Stockhausen, 1901); A. v.-Berger, «Ueber Drama und Theater» (1900); A. Sauer, «Ueber die deutsche Litteratur der Gegenwart» (1893); O. Walzel, «Von 1870 bis 1900» (Цюрих, 1900). Биографические сведения о современных писателях дают «Das goldene Buch der Weltlitteratur» (1901); Kürschner, «Deutscher Litteratur-Kalender» (ежегодно, список живых авторов и их сочинений). Важный материал и интересные оценки в сборниках критических статей: Leo Berg, «Der Uebermensch in der modernen Litteratur» (1893) и «Zwischen zwei Jahrhunderten» (1896); Herm. Bahr, «Zur Kritik der Moderne» (1890); «Die Ueberwindung des Naturalismus» (1891) и «Renaissance» (1897); M. Lorenz, «Die Litteratur am Jahrhundertende» (1900); F. Servaes, «Praeludien» (1899); Kuno Franke, «Glimpses of Modern German Culture» (1898); Werner, «Vollendete und Ringende» (1900); W. Bölsche, «Hinter der Weltstadt» (1901). Отдельные роды поэзии рассматривают: В. Litzmann, «Das deutsche Drama und die litter. Bewegungen der Gegenwart» (1894); Weitbrecht, «Das deutsche Drama» (1900); Levysohn, «Jungstdeutsche Lyrik»; A. Biese, «Lyrische Dichtung und neuere der Lyriker» (1896). Антологии: Adler, «Moderne Lyrik» (1899); A. Bartels, «Aus tiefster Seele» (1895); С. Busse, «Neuere deutsche Lyrik», A. Tille, «Deutsche Lyrik von Heute und Morgen» (1896); O. J. Bierbaum, «Moderner Musen-Almanach» (1893—1894); Gemmel, «Die Perlenschnur» (1898); Henckel, «Sonnenblumen» (1895); Flaischlen, «Neuland» (1895 г., прозаич. образцы). Важно для иностранцев: James Hatfield, «German Lyrics and Ballads» (Бостон, 1900). Из специально литературных журналов с особенным вниманием относятся к современному литературному движению: «Der Kunstwart» (Мюнхен, с 1886 г.) и «Litterarisches Echo» (Берлин, с 1899 г.); обозрения изящной литературы дают также критико-библиографические журналы «Litterarisches Centralblatt» (Лейпциг) и «Deutsche Litteraturzeitung» (Берлин, с 1880 г.). Из журналов, специализировавшихся на борьбе за новые литературные формы и настроения, главные: «Die Gesellschaft» M. Г. Конрада (с 1885 г.), «Freie Bühne» О. Брама (с 1889 г.), «Neue Deutsche Rundschau», «Blätter für die Kunst» (с 1892 г.), «Die Zeit» Герм. Бара (с 1894 г.), «Die Wage» P. Лотара (Вена, с 1895 г.).