Немецкая литература. — От римских и ранних средневековых писателей мы имеем длинный ряд свидетельств о поэзии германцев до распространения среди них письменности. Тацит говорит об их мифологических, героических и исторических песнях; не раз упоминает он о песнях, которыми германцы воодушевляли себя перед сражением, а также и о тех, которыми они забавляли себя на ночных пирах после битвы; он же говорит, что Арминий, победитель Вара, «до сих пор (т.-е. по истечении почти ста лет) воспевается у варварских народов». В последнем нельзя не видеть указания на зарождающийся героический эпос; подобное же свидетельство мы имеем от более позднего времени относительно Албоина, короля лонгобардского. Былины такого рода, по свидетельству Эгингарда, были собраны и записаны по приказанию Карла Великого; но этот сборник утрачен без следа. Есть документальные указания на свадебные, погребальные, любовные, насмешливые песни древних германцев, а также на гномы и загадки; в последних и еще яснее в хоровых песнях проявлялся драматический элемент. Поэзией были проникнуты и такие стороны жизни, которые позднее отошли в область деловой прозы, напр., правовые отношения, медицина. Все это в начале было продуктом массового творчества и общенародным достоянием; но рано встречаются указания и на певцов-специалистов. Англо-саксонский «Беовульф» дает довольно определенное понятие о положении этих поэтов (scop, нем. scof-vates, scopfsanc-poësis) при княжеских дворах и о характере их лирико-эпических песен. К более ранней эпохе относятся упоминаемые Приском при дворе Аттилы готские певцы. Благородным искусством поэзии и музыки не пренебрегали и Н. конунги. Если оставить в стороне рано сошедших с исторической сцены готов, с их письменностью, древнейшим дошедшим до нас памятником Н. литературы являются зàговоры (Zaubersprüche), сохранившиеся в записях христианского времени (IX—XII вв.), но представляющие мировоззрение языческой древности; в важнейших из них, двух мерзебургских (записаны в конце IX или X в.; один на освобождение пленных, другой против хромоты коня), лирическому заклинанию предшествует мифо-эпическое введение. Украшением стиха служит аллитерация, которая не дает ему мелодии, но сообщает звучность и силу. Важнейший памятник аллитерированной немецкой поэзии — «Песнь о Гильдебранде», записанная ок. 800 г. двумя писцами, вероятно в монастыре Фульда, на обороте переплета лат. рукописи, и состоящая из 68 стихов. Содержание ее — встреча Гильдебранда, спутника Дитриха, который бежал к гуннам от Отахера (Одоакра), после 30-летнего отсутствия из дому, с своим сыном Гадубрандом и начавшийся бой их. Аллитерацию мы встречаем и в древнейшем памятнике немецкой христ. поэзии — вессобруннской молитве; но позднейшая на несколько десятилетий «Песнь о Людвиге» (Ludwigslied) написана уже с рифмами; это единственный образчик ранней придворной поэзии эпико-лирического характера. Как по времени записи, так и по форме, между вессобруннской молитвой и песнью о Людвиге следует поместить так наз. Муспили — поэму, сочиненную около 800 г. баварцем не-духовного звания и изображающую в 1-й части, как душа расстается с телом, во 2-й — страшный суд; обе поэмы связаны с реформой Карла Вел., который, предписав духовенству говорить немецкие проповеди, явился сеятелем письменности и духовной поэзии на родном языке. С Карлом связаны и две «Мессиады» IX в. — саксонская, «Гелианд», и франконская, «Книга Евангелий», Отфрида Вейссенбургского — весьма различные и по форме, и по мировоззрению. «Гелианд» — древне-саксонская поэма IX в., неизвестного автора. Это — пересказ некоторых эпизодов из Св. Писания, приноровленный ко вкусам древних саксов. Нагорная проповедь, напр., превращена в совещание князя со своею дружиной. Поэма написана аллитерационными стихами, без рифмы. Поэма (5983 стиха) имеется в двух полных рукописях (в Лондоне и Мюнхене). Автор ее был, вероятно, монахом. Отфрид (писал около 870 г.), человек ученый, пользуется всяким случаем, чтоб проявить свою ученость. Факты евангельской истории у него на втором плане; на первом месте толкование и наука. Он является видным представителем целой школы духовных поэтов, главным центром деятельности которых в X ст. был м-рь С.-Галленский; они имели целью дать народу, вместо нечестивых светских песен, поэзию и благочестивую, и понятную. Для этого они перелагали псалмы, сочиняли молитвы, обработывали эпизоды евангельские и ветхозаветные и некоторые жития святых. В том же С.-Галлене (а за ним и в других центрах культуры) развивается и немецкая духовно-ученая проза: пишутся толкования на Св. Писание, переводятся учебники, «слова» блаж. Августина и доступные философские монографии, записываются проповеди. Одним из самых плодовитых прозаиков С.-Галлена был Ноткер Немецкий или Толстогубый (ум. в 1022 г.). В С.-Галлене же написана и латинская поэма, обработавшая немецкое героическое сказание о Вальтарии (см. Вальтер, IX, 463). В XI в. круг сюжетов немецкой дух. поэзии и свобода их обработки значительно увеличиваются, как это можно видеть на песне бамбергского схоластика Эццо о чудесах Христа; она сочинена им по поручению епископа Гунтера и удачно выдерживает тон гимна. Немного позднее ее песня о св. Анно (Annolied; см. II, 926). В речи о вере «бедного Гартмана» (первой половины XII в.) уже слышны обличения против рыцарей, которые из-за слова честь губят и душу, и тело. Рядом с этой поэзией для высшей интеллигенции, и рядом с вечно живой, но неуловимой по отношению к столь отдаленной эпохе народной песнью, существовала другая — для народа и безграмотных людей: поэзия шпильманов, т.-е. бродячих певцов, сделавших себе ремесло из забавы публики. По мере распространения латинского образования в монастырских и епископских школах Германии, в среду этих шпильманов все чаще и чаще попадают ваганты (см. IX, 227). Иногда монахи и клирики пользуются материалом песен шпильманов для упражнения в латинской стилистике и версификации; так возникают поэмы в роде «Ruodlieb» и стихотворные рассказы из животного эпоса. Изредка произведения шпильманов записываются в оригинале, и тогда содержание, грубость формы, наклонность к шутке и преувеличению довольно резко отличают их от поэзии духовенства. Со временем это различие значительно сглаживается; шпильманы пользуются сюжетами из священной истории; познакомившись с новыми географическими и историческими именами, они распространяют и украшают ими свои песни. С другой стороны, поэзия духовных все более и более примиряется с жизнью и светским миросозерцанием. С половины XI в. на Германию, особенно на прирейнские страны, начинает сильно влиять Франция; из области костюма и прически франц. влияние переходит в область мыслей и идеалов, и носители этих идеалов, поэты из среды духовенства, усвоивают французские сюжеты, французские модные воззрения и даже французские слова. В первой половине XII в. действуют «поп-Конрад», обработавший песнь о Роланде, и «поп-Лампрехт» (см. XXIV, 15), обработавший поэму об Александре; в средине столетия является «Императорская хроника» (XIX, 263), в которой международные и национальные предания обработаны духовным лицом всецело во вкусе модного рыцарства. Тогда же на литературное поприще выступают и рыцари; с 60-х гг. XII в. начинается полный расцвет немецкой дворянской поэзии, возбужденной подражанием Франции. Французский любовный эпос проникает сперва на нижний Рейн: около 1170 г. переводится история Флора и Бланшфлоры; Эйльгард фон Оберге вводит в обиход Тристана и Изольду. Настоящим отцом придворного эпоса считается автор немецкой Энеиды, Генрих Фельдеке. Его преемниками в Тюрингии были Генрих Морунгенский, Герборт из Фрицлара, Альбрехт из Гальберштадта. Все эти поэты работают над сюжетами античными; другие пользуются сказаниями библейскими, национальными, чаще всего кельтскими. Главное дело здесь не в сюжете, а в модном рыцарственном миросозерцании и в манере изображения: чистая звучная рифма, изящество и мягкость до слащавости, тонкая отделка движений чувства, смесь эпоса с лирикой и даже дидактикой. Сравнительно с французскими оригиналами у немцев больше сдержанности и внешнего благородства; рыцари еще учтивей и дамы еще нежнее. Одновременно в юго-зап. Германии развивается и рыцарская лирика, под влиянием провансальских трубадуров; у подражателей меньше живости и чувства, больше искусственности и размышления. На первом месте стоит идеальная любовь — Minne, отчего и поэты называются миннезингерами (см.). Характерные черты миннезанга выражаются уже в эпоху Фридриха Барбароссы, во вдумчивой лирике его приверженца Фридриха фон Гаузена (ум. в 1190 г.) и в произведениях ученика и подражателя Гаузена, проживавшего при австрийском дворе Рейнмара фон Гагенау. Последний постоянно плачется на небывалые или, по крайней мере, преувеличенные любовные страдания, которым подвергает его дама сердца, далеко превышающая красотою и добродетелью всех других женщин. Слушатели его были в восторге от чистоты его рифмы и разнообразия метра. При таком же изяществе формы несравненно больше жизни и оригинальности у его последователя, Вальтера фон-дер-Фогельвейде. Из его младших современников и последователей наиболее самостоятелен и близок к народной поэзии автор шпрюхов, Рейнмар фон Цветер. Время полного расцвета немецкой рыцарской лирики было непродолжительно: уже у непосредственных учеников Вальтера замечается или ненатурально-изысканная тонкость чувства «высокой любви», или, как у иных баварско-австрийских поэтов, возвращение к реализму народной песни. С конца XIII в. придворный миннезанг начинает уступать место более реальной и грубой лирике. Около того же времени образуются новые центры поэзии при дворах сев.-вост. князей, даже в Чехии, но эти беспочвенные отпрыски скоро замирают, и лирика переходит в руки шпильманов, из среды которых выдвигаются поэты со школьным образованием — мейстеры. Когда эти певцы водворяются в городах, где находят многочисленных учеников, они превращаются в так назыв. мейстерзингеров (см. Миннезингеры, XXVI, 629). Представителем переходной эпохи можно считать Генриха Мейсенского, который, после многолетних странствований, в 1311 г. поселяется в Майнце; Иог. Гадлуб — уже совсем горожанин. Придворный эпос имел более продолжительное существование; деятельность великих эпиков — Гартмана из Ауэ, Вольфрама Эшенбаха и Готфрида Страсбургского — прошла между 1190 и 1220 гг. Вольфрам и Готфрид — родоначальники двух школ; последователи Готфрида близко держатся источника, ученики Вольфрама отдаются свободе фантазии; первые стремятся к ясности и, при недостатке таланта, впадают в тривиальность; у вторых, при том же условии, глубокомыслие учителя переходит в крайнюю темноту. Школы различаются и географически: последователи Готфрида действуют в Швабии, последователи Вольфрама — в Баварии. К школе Готфрида принадлежат Рудольф Эмсский (дворянин, ум. около 1251—4 г.), предпочитавший назидательные темы (им обработан известный византийский роман о Варлааме и Иоасафе), и горожанин Конрад Вюрцбургский, охотно выводивший на сцену аллегорич. фигуры. В лучшее время немецкой придворной поэзии заметна борьба двух мировоззрений — благочестиво-духовного и модного рыцарского, так как носителями поэзии были или клерики, или дворяне; но уже и тогда приходский священник Ульрих из Цациковена обрабатывает Ланселота, а рыцарь Конрад ф.-Фуссебруннен изображает по апокрифам детство Христа. К концу XIII в., по мере одичания рыцарей, духовенство забирает поэзию в свои руки, но само, в большинстве случаев, подчиняется модным веяниям, превращая творчество в ремесло и усиливая элементы аллегории и нравоучительности невысокого уровня. Традиционные сюжеты бретонского цикла истощаются: являются свободные переделки их (начало этому положено уже в классический период: около 1220 г. Генрих ф.-Тюрлин составил поэму «Der Aventiure Krone»), подражания, основанные на собственном вымысле, переработки в том же тоне поэм шпильманов и исторических сказаний. Затем и рыцарским эпосом овладевают поэты профессиональные, между которыми видную роль играют люди, получившие кое-какое школьное образование, но тесно связанные с народом. Такой же ход дела замечается и в поэтической дидактике: к началу XIII в. относится рыцарское поучение отца сыну, Винсбеке, автор которого твердо уверен в ангелоподобии женщин и в несокрушимости рыцарских идеалов. Это единственная дошедшая до нас поучительная поэма, написанная дворянином; последующие сочиняются клириками, которые в значительной степени усвоили себе рыцарско-светское мировоззрение. Каноник Томазин Цирклария, итальянец по происхождению, пишет длинную поэму «Welscher Gast» (1215), где излагает правила светскости. Фрейданк, автор поэмы «Скромность», по взглядам и тону — поэт профессиональный и народный; он вводит массу пословиц и сильно негодует на папу и курию, которые эксплуатируют немцев. Значительно дальше в сторону школы и мейстерзингеров идет писавший в начале XIV в. Гуго из Тримберга. Реалистические по самому существу своему виды поэзии — новелла и басня — очень рано оказались в руках профессиональных поэтов и привлекали особенное внимание горожан. Напротив того, эпос духовный — легенды, которые в XIV в. уже сводятся в циклы и составляют сборники, — остается, главным образом, в руках духовенства. Таков общий ход искусственной поэзии в наиболее передовых и подверженных французскому влиянию частях Германии. В Австрии и Баварии народная поэзия облагораживается и совершенствуется под влиянием просвещенного рыцарства; здесь, главным образом, получают литературную форму национальные немецкие поэмы: «Нибелунги», «Гудруна», поэмы о Дитрихе Бернском, «Лаурин», «Ротер», «Ортнит», «Гуг и Вольфдитрих». Иные из этих поэм, попав в письменность, переделывались по нескольку раз, до XV в. включительно. Странствующие певцы овладели и несколькими историческими и легендарными сюжетами (о герцоге Эрнсте, короле Освальде, Оренделе, Соломоне и Морольфе, св. Брандане) и обработывали их с такой свободой, что заимствованная тема обращалась в героическую и даже мифическую сагу. Около 1300 г. в Н. литературе «красота должна покинуть свой престол» и уступить место благочестию и занимательности. Первому служит немецкая проповедь, которая еще в XIII в. имела даровитого представителя в Бертольде Регенсбургском, а в XIV в. подвергается влиянию могучей и в данном случае плодотворной школы мистиков. Стремление к занимательному чтению превращается в любознательность, которой удовлетворяют появляющиеся уже в XIV в. немецкие учебники по астрон. и естественным наукам, сокращения энциклопедий, разнообразные исторические сочинения. В XV в. в огромном количестве появляются немецкие прозаические романы и повести; фабулы собираются отовсюду, начиная от Панчатантры до обработанных во Франции сказаний о Гуго Капете. Мейстерзингеры действуют в городах (редко при княжеских дворах, где, в большинстве случаев, их заменяют придворные музыканты); некоторые из них, напр., Ганс Розенблют в Нюрнберге, приобретают обширную известность. Мейстерзингеры доставляют удовольствие себе и немногим любителям; для забавы толпы как городской, так и деревенской, служат площадные певцы — Bänkelsänger, наследники шпильманов. Все классы городского населения привлекает развившаяся в XIV в. Н. духовная драма (см. Мистерия, Моралитэ, Миракль), в форме рифмических двустиший, разыгрываемая на площади при крайне простой обстановке. В XV в. выдвигается на первый план комический элемент; развивается масляничное представление (Fastnachtspiel), разнообразное по содержанию, часто живое и остроумное, скоро почти поглощающее остальные виды немецкой средневековой драмы и сильно влияющее на повествовательную и нравоучительную поэзию, многие и лучшие произведения которой принимают форму диалога. Под влиянием первых проблесков Возрождения появляются на сцене переводы из Плавта и Теренция. Кроме драмы, в этот городской период Н. литературы самостоятельное развитие в стихотворной форме получают сатира и жанр, ею проникнутый. Интересный образец последнего встречается еще в XIII в. в «Крестьянине Гельмбрехте» (Meier Helmbrecht), баварца Вернера Садовника, изображающем нравственное падение и злоключения крестьянского парня из богатой семьи, презревшего свое сословие и вздумавшего стать рыцарем; но здесь есть серьезная цель и некоторая идеализация крестьянской жизни, тогда как в произведениях позднейшего периода, напр., в поэме «Кольцо» (Ring) Генриха Виттенвейлера (около 1450 г.), автор старается только осмеять грубость и глупость крестьян, не жалея и героев национального эпоса, Дитриха и Гильдебранда. Сходная точка зрения на крестьянство заметна и в нижненемецком рассказе о Тиле Эйленшпигеле, написанном в 1483 г. В конце XV ст. появляется нижненемецкая переделка нидерландской поэмы о Рейнеке, вполне пришедшаяся по вкусу немецкой публике. На границе XV и XVI вв. за народную сатиру берутся люди с хорошим школьным образованием; таков, напр., юрист Себастьян Брант, автор «Корабля Дураков». В то же время не забывалась и старая поэзия; в XV в. было не мало ее любителей и собирателей. В первой половине его переработаны поэмы об Ортните, Гуге, Вольфдитрихе, короле Лаурине, под именем «Книги о героях» (Heldenbuch); около 1472 г. площадной певец Каспар фон-дер-Рён из Мюннерштадта еще раз обработал (очень безвкусно) те же сюжеты вместе с другими. В начале XVI в. «последний рыцарь», имп. Максимилиан I, при участии своих секретарей, сочинил аллегорическую рыцарскую поэму «Тейерданк» (Theuerdank), в которой изложил свою жизнь и свои идеалы. Идеи раннего итальянского гуманизма впервые проникают в Германию еще при Карле IV, состоявшем в переписке с Петраркой. Во время констанцского и базельского соборов ученые немцы сходятся с гуманистами итальянскими и во многом подчиняются их влиянию. Этому заимствованному течению идет навстречу уже с конца XIV в. движение туземное. Немецкий гуманизм стоит в теснейшей связи с родным языком и с любовью к родной старине. Конрад Цельтес (1459—1508) всю вторую половину жизни собирает материал для «Germania illustrata»; «Похвала Глупости» Эразма развивает идеи и отчасти пользуется формой «Корабля Дураков» Бранта; Рейхлин в немецких брошюрах ведет борьбу с схоластиками; Ульрих фон-Гуттен с 1520 г. окончательно переходит от латыни к немецкому языку, и в стихах, и в прозе; он же, вместе с Цельтесом, является родоначальником культа Арминия. Еще более благотворное действие на Н. литературу оказывает, в начале, реформация: один Лютеров перевод Библии — такой крупный факт, что равного ему по значению нельзя указать во всей истории Н. литературы; он объединяет многомиллионный народ и создает орудие для выражения всех сторон его духовной жизни. Одинаково интересуясь привлечением как массы народной, так и людей, получивших школьное образование, сторонники реформы создали национальную литературу, выражающую интересы всех классов общества; их руководитель, «виттенбергский соловей», которого собираются слушать и львы, и овцы, был влиятельнейшим лириком своего времени. Лютер, вдохновленный псалмами, придал песне мужественный, искренний тон. Он же был настоящим родоначальником немецкой публицистики. Его сильно, резко написанные брошюры волнуют всю немецкую нацию, без различия сословий, и служат образцом не только для друзей реформы, но и для ее противников (самый даровитый из них — Томас Мурнер). Идеи, выразителем которых был Лютер, целым рядом поколений разрабатываются в самых различных литературных формах: им всецело служит популярнейший поэт Лютерова времени, Ганс Сакс; им служит или с ними борется множество пасквилей и летучих листков. Фр. Додекинд в 1549 г. сочинил целую сатирическую поэму в лат. двустишиях: «Grobianus», которую Каспар Шейд переделал по-немецки. Племянник и ученик Шейда, Фишарт — один из наиболее даровитых и влиятельных писателей конца XVI в.; его стремление — обогащать Н. литературу всевозможными заимствованиями. Вообще в этот период количество переводов и переделок очень велико. В XVI в. богата литература басен и новелл, грубо-веселых и сатирически-резких. Страсти к легкому чтению удовлетворяют многочисленные переводные или переделанные с франц. романы; во второй половине XVI в. под их влиянием являются довольно удачные попытки самостоятельного творчества, стремящиеся к изображению действительной жизни. Занимают фантазию и прозаические рассказы, тесно связанные с стариной и преданием: о Тиле Эйленшпигеле, Шильдбюргерах, Вечном Жиде, д-ре Фаусте и пр.; вместе с рыцарскими романами и переделками сказок, легенд и национального эпоса они начинают выделяться в простонародную, «лубочную» литературу. В немецкой драме XVI в. народный элемент сливается с школьным; с одной стороны, Ганс Сакс делит свои пьесы на акты; с другой, все интересные по содержанию лат. пьесы немедленно переводятся на немецкий язык. Было не мало даровитых драматургов (напр., Никодим Фришлин), но пьесы их поражают крайней небрежностью обработки. В конце XVI в. при некоторых дворах являются «английские труппы»; кое-где строятся особые здания для театра; совершенствуется сценическая техника. Учениками англичан были Айрер и Генрих-Юлий, герцог Брауншвейгский. Перед 30-летней войной во всех сферах духовной жизни замечается сильное, многообещавшее возбуждение; совершенствуется форма, в содержании везде национальное берет перевес над заимствованным. Между 1610 и 1617 гг. чрезвычайно сильно развивается книжная торговля. В общем, южная Германия в это время идет впереди: в Штуттгарте действует Веккерлин; в Веймаре в 1617 г. образуется «Плодоносное общество», цель которого — очищение языка; в Гейдельберге славится Цинкгреф, около которого группируется кружок образованных писателей. Война, чуть не на 2/3 уменьшившая население Германии, отчасти задержала, отчасти видоизменила ход умственного развития немецкого народа: начавшееся слияние народного элемента литературы с ученым не состоялось; второй почти во всех областях (исключения — духовная песнь и отчасти забавная литература) получил явный перевес и кое-где господствует безраздельно. В поэзии опять и больше, чем когда-нибудь прежде, подавлено все национальное, и царит подражание; при отсутствии искренности и чувства, дидактика стоит на первом плане. Бюргерство ограблено и унижено; дворяне и князья всему дают тон, но их связь с народом крайне слаба, и они офранцуживаются, сколько могут. При них плохо кормятся поэты, воспевающие их домашние праздники. Печальную картину мало скрашивают многочисленные литературные общества (возникавшие и во время войны, в местностях сравнительно спокойных), так как они, главным образом, ищут образцов для подражания и внешних авторитетов, занимаются скорее стихоплетством, чем стихотворством, забавляются пустой обрядностью, вымышленными именами и т. п. Прогресс замечается только в метрике и в чистоте литературного языка. В этом отношении больше всех сделал М. Опиц, книгой о немецкой поэтике (1624), в которой он, подобно нашему Ломоносову, установил различие стилей. Он был главным проводником французско-голландской манеры и настоящим основателем немецкого псевдоклассицизма. У него была масса поклонников и подражателей; сам он чувствовал наклонность к легкой поэзии, и из его последователей больше всего таланта проявили сочинители песенок — Пав. Флемминг (1609—40) и Симон Дах (1605—59). По происхождению Опица и по месту действия многих его последователей их объединяют под именем первой силезской школы. В ином, чем Опиц, направлении действовало с 1644 г. в Нюрнберге «Общество пегницских пастухов» («Цветочный орден»), основанное Гарсдорфером: оно подчиняется итальянскому влиянию и особенно культивирует пастораль, но, в силу национального характера, усложняет ее глубокомысленной аллегорией и ученостью. Несколько больше жизни в гамбургском «Розовом ордене», во главе которого стоит Филипп фон-Цезен (1619—89), очень образованный человек, поэт во всех родах, деятельный переводчик и теоретик; он старался изгнать из немецкого языка варваризмы и, доходя до неуместной крайности, даже имена классических богов переводил на немецкий язык. Наибольшую славу приобрел он своими растянутыми романами, успех которых породил массу подражателей; знаменитостями считались священник Андрей Генр. Бухгольц (1607—1671), Дан. Каспар фон-Лоэнштейн (1635—1683) и Генр. Ансельм фон-Циглер. Н. романы XVII в., всегда многотомные, будто бы исторические, но на самом деле изображали не людей, а манекенов, произносящих бесконечные высокопарные речи и пересылающихся такими же посланиями. Тем не менее, они читались с жадностью, так как служили школой благородных чувств, вкуса и слога. Отрадное исключение представляет явившийся с 1669 г. «Simplicissimus» Гриммельсгаузена, роман интересный, живой и довольно реальный. Реформатором немецкой драмы был Андрей Грифиус, разделявший взгляды Опица, но больше дававший места искренности чувства и народности. Силезец Лоэнштейн идет дальше Грифиуса в смысле внешней правильности и подражания древним (у него даже есть хоры между действиями), но непреодолимо стремится к кровавому, ужасному и вообще к изображению дурных страстей человеческих. Он образует в лирике, вместе с своим земляком и старшим современником Гофмансвальдау и его последователями, так назыв. вторую силезскую школу, которая больше подчиняется крайне цветистым и вычурным итальянцам, нежели Опицу и его образцам; ах аха (Ach des Achs) может служить ее девизом. Национальный элемент и жизненность не замирают, однако, в Н. литературе и в это печальное время: в Вене гремит своими грубо-остроумными проповедями Абрагам а Санта Клара, в Берлине распеваются прекрасные гимны Гергардта, во многих песнях Христиана Вейзе слышно искреннее чувство, а стиль его поражает простотой и ясностью. Совершенно сознательно выступает против нелепого подражания иностранцам сатирик Мошерош, поклонник родной старины. Главную роль в умственном возрождении Германии сыграла немецкая наука, которая именно в это время переходит от латыни к родному языку. Во второй половине XVII в. жил и действовал Самуил Пуфендорф. Начинается усиленное изучение родной старины и средневековой поэзии. Дан. Моргоф (1639—1691) знакомит публику с результатами новых историко-литературных открытий. В 1687 г. Хр. Томазиус начинает читать в лейпцигском унив. лекции по-немецки — дело до тех пор неслыханное. Когда его вытеснили за свободомыслие, он поселяется в Галле, привлекает туда своих поклонников из Лейпцига, и там в 1692 г. основывается новый университет, где вскоре после того с такой славой действует Хр. Вольф. К началу XVIII ст. во всех родах поэзии замечается сильное движение: многие, начав с подражания Лоэнштейну, переходят в ряды последователей французского «здравого смысла». В области романа с 20-х гг. входят в моду так назыв. Робинзонады, из которых одна — «Остров Фельзенбург», написанная Шнабелем в 1733 г., — имела огромный и вполне заслуженный успех; в них заметны первые проблески романа психологического. В лирике действуют три поэта: Гюнтер, Галлер и Гагедорн, совсем не сходные по направлению, но в одинаковой степени далекие от бессодержательной шумихи слов и рифм силезской школы; двое последних дают новые образцы и возвращают Н. литературе уважение серьезных и образованных людей. Их успех подготовляет влияние Геллерта и Глейма; последний, несмотря на свой полунапускной пафос, является уже истинно-национальным поэтом, выразителем чувств всего народа. В то же время вступают в борьбу две литературные школы — Готшеда и Бодмера, которые долго действовали заодно в смысле подъема интереса к родной литературе; в обществе настолько назрела потребность в широкой и здоровой умственной жизни, что, когда они разошлись в основных принципах («здравый смысл» и чувство меры или фантазия и свобода? французские классики или великие англичане?), в их полемике оказались заинтересованными все образованные немцы. Победа Бодмера и швейцарцев повела за собой подъем национального самосознания, которому Семилетняя война дала твердую основу. Клопшток и его сторонники доводят это самосознание до крайностей самообожания (реакции против прежнего самоунижения), но более холодный и реальный Виланд, а главное — уважение передовых людей к великим умам других стран возвращают германофильство в надлежащие пределы. Наступает эпоха Лессинга, объединившего науку и литературу, установившего принципы новой критики, подготовившего, отчасти создавшего эпоху немецких классиков. Современники Лессинга или связывают новую поэзию с ее прошлым, как идиллик Гесснер, или заглядывают далеко вперед, как первый романтик Бюргер и великий основатель изучения народности Гердер. Все, что было истинно прекрасного и оригинального в чужих литературах, было перенесено в немецкую и возбуждало в молодежи недовольство своим и благотворное соревнование. Полное разрушение старой пиитики и отрицание устарелых форм жизни, вместе с могущественным влиянием горячей проповеди Руссо, произвело в 70-х гг. недолговременную, но сильную умственную революцию, известную под именем периода бури и натиска (Sturm- und Drangperiode). Она вихрем пронеслась по всей молодой интеллигентной Германии; иных — напр.: Клингера, Ленца и беззаветных поклонников гётевского «Вертера», — она увлекла всецело, для большинства только облегчила восприятие произведений великих художников и мыслителей. С конца 1780-х гг. настает время господства Гёте, Канта, Шиллера, не без основания сравниваемое с эпохой Перикла в Афинах; но так как масса общества не могла стоять на столь высоком уровне развития и нуждалась в ежедневной, хотя бы и не особенно тонкой пище, то, одновременно с драмами Гёте и Шиллера и часто еще с бо̀льшим удовольствием, смотрелись пьесы Коцебу и Иффланда, а одновременно с Вильг. Мейстером с наслаждением читались сентиментальные и страшные романы, в которых не больше мысли и художественной правды (но больше занимательности), чем в произведениях Цезена и Бухгольца. Уже в 90-х гг., в лучшую пору деятельности веймарских корифеев, замечается как бы некоторое пресыщение чистым искусством, является потребность в чем-то радикально-новом; этой потребности отвечает тогда же формирующаяся романтическая школа, предшественником которой является Жан-Поль Рихтер. Основатели романтической школы — братья Шлегель, Тик, — исходя из великого умственного движения 70-х гг. и считаясь горячими последователями новых немецких «классиков», с конца столетия начинают оказывать давление на своих учителей, которые отчасти поддаются ему, отчасти, им возмущенные, отходят дальше, чем когда-нибудь, от их основных взглядов на жизнь и искусство. Вскоре после смерти Шиллера (1805), под влиянием политических событий, вся Н. литература и даже отчасти наука принимают горячий публицистический тон, от которого Гёте держится как можно дальше, тогда как большинство романтиков, отказавшись на время от своего индифферентного или иронического отношения к живой действительности, энергично устремляются в борьбу и становятся горячими вожаками немецкой нации. Этим они приобретают симпатию сперва угнетенных, потом победоносных немцев, которая переносится и на проводимые ими историко-эстетические взгляды. Вскоре, однако, вражда к идеям «просвещения», мистицизм, преклонение перед всем средневековым (уже в 1803 г. побудившее Фр. Шлегеля перейти в католичество) обращают многих романтиков в служителей реакции, первые признаки которой проявляются немедленно после войны за освобождение, и которая после убийства Коцебу (1819) достигла своего апогея. Это отталкивает от них наиболее живую часть общества. Далеко не все крупные литературные деятели военного времени кончили, впрочем, столь печально, как Фр. Шлегель и Генц; так, один из лучших немецких лириков, воодушевлявших немцев своими песнями, Арндт, всю жизнь оставался передовым человеком нации, и его литературная деятельность представляет переход от романтизма к позднейшим, более здоровым течениям — изучению народности и стойкому либерализму. Славу немецкого Тиртея с ним разделяет рано погибший Теод. Кернер, который по таланту и по светлым идеям ближе всех стоял к Шиллеру. Третий лирик той эпохи, Макс ф.-Шенкендорф, имел меньше влияния, так как его элегический тон не вполне подходил к настроению минуты. Кернер и Шенкендорф принадлежат к группе младших романтиков, пользовавшихся известностью в первые два десятилетия XIX в. Они гораздо производительнее, нежели родоначальники школы, уже потому, что им не приходилось тратить силы на борьбу с противниками и на выработку теории: романтизм стал модой, и в ряды его приверженцев устремились все второстепенные и третьестепенные литераторы. Издатели сборника народных песен («Des Knaben Wunderhorn», 1806), Клеменс Брентано и Ахим ф.-Арним, довели односторонность своих учителей до крайности. Брентано к 40-м гг. становится отчаянным мистиком и визионером и умирает полусумасшедшим. Для Арнима все естественное существует только как символ сверхъестественного; создания его капризной фантазии редко согреты чувством любви к людям и редко достигают эстетического совершенства. Больше жизни в произведениях плодовитого Ламотт-Фуке (1777—1843), внимательно, хотя и односторонне изучившего средние века. Его близкий приятель Шамиссо̀, основательный знаток естественных наук, подчинился романтикам относительно формы, но сохранил французскую ясность и трезвость ума. Самый даровитый и характерный из младших романтиков, Т. А. Гофман, с таким глубоким убеждением и энергией проводил идею объединения поэзии с жизнью, что дальше некуда было идти в этом направлении. Одно из уклонений от него представляет собою Фр. Рюккерт, отмежевавший себе особую область в немецком романтизме — восточно-этнографическую. По виртуозности в стихосложении к нему близко подходят гр. Платен, от мечтательного Востока перешедший к красоте классической, и в особенности Людвиг Уланд, поэт, ученый и политик, всегда одинаково чистый и передовой человек, лучший в свое время представитель лучших черт своей нации и удачно, как никто другой, попавший в тон и дух народной песни. Уланда ставят во главе так назыв. швабской школы (главным образом — по происхождению поэтов), члены которой многому научились у романтиков, но не разделяли их односторонних воззрений и оставались в более или менее тесном общении с художественными принципами Шиллера и Гёте. Сюда принадлежат Густ. Шваб, разносторонний и плодовитый Вильг. Гауф, Эд. Мёрике. Только как формою пользуется романтизмом, во вторую половину своей деятельности, Карл Иммерман, более ловкий и умный литератор, чем поэт, имевший в свое время большое и благотворное влияние. Австрийский драматург Грильпарцер, начав с архи-романтической трагедии судьбы, позже перешел к психологической драме. Всецело остаются верными основным началам школы Юстин Кернер и Иосиф ф.-Эйхендорф, «поэт леса», которого часто называют последним романтиком. К 1830 г. продолжительная реакция усыпила патриотизм и придала немецкой мысли космополитический характер; ничтожество немецких правительств во внешней политике и их угнетательная система внутри страны развили иронию — не философскую, парящую над миром иронию романтиков, a иронию вполне реальную, не оставляющую без внимания ни одного крупного явления общественной жизни. Ее представители стремятся превзойти французов в насмешках над высокими чувствами и собственными недавними увлечениями. Июльская революция способствовала соединению бродивших до тех пор элементов в определенную школу, известную под названием Молодой Германии (см.). Под ее влиянием талантливая молодежь спешит покинуть идеальное для реального, прошлое — для настоящего, науку — для политики, и стремится обратить всю литературу, не исключая и поэзии, в орудие для пропаганды либерализма и объединения Германии. Главы школы — Бёрне, Гейне, Гуцков, — несмотря на различие в характере дарований, все были великими публицистами, только в разных формах. Близок к новой школе был и даровитый лирик Гофман фон-Фаллерслебен. Приблизительно до 1840 г. на первом плане стоит проза, затем до 1848 г. — политическая лирика. Самый крупный талант между лириками младшего сравнительно с Гейне поколения, завлеченный положением вещей в политическую борьбу — Ферд. Фрейлиграт, представитель так назыв. объективной лирики. Одно время его имя было заслонено именем Гервега, но дарование последнего оказалось слишком односторонним. С начала 40-х гг. выдающиеся австр. поэты — Ленау, Анастасий Грюн (Ауэрсперг) — также отдаются политической пропаганде, в духе либеральной оппозиции. Из талантливых лириков чуждым политике и верным чистому искусству остался только Гейбель. Средний класс нуждался в огромном количестве повестей и романов, и за поставку их брались не бездарные люди, пробившие новые пути: являются деревенские рассказы, предвещающие Ауэрбаха, этнографические и салонные романы; Карл фон-Гольтей изображает жизнь подонков общества. В то же время, не без влияния швабской школы, развивается поэзия в диалектах. После неудачной революции 1848 г., между 1850 и 70 гг., в Н. литературе чувствуется истощение прогрессирующей энергии и стремление к покою; появляются признаки оживания романтизма; возрождаются старые формы; имеют успех эпические поэмы Редвица и др. (самая талантливая и общеизвестная — «Trompeter von Säckingen», Шеффеля, 1854). Вместе с произведением средних веков выказывается симпатия и к античному миру, и к Востоку (Боденштедт). Действует с успехом мюнхенский кружок поэтов, любителей живописи, враждебно относящихся ко всякой политической тенденции. Силой таланта превосходит современников австриец Роберт Гамерлинг, чистокровный художник, обращающий большое внимание на строгость формы; и все же у него идея господствует над воображением. Немецкая сцена этого времени представляет немного оригинального и сильного: при хорошем исполнении потрясают зрителя драмы Гуцкова; в 1856 г. произвел фурор «Нарцисс» Брахфогеля. Гораздо более самостоятельного представляют немецкие повесть и роман; здесь появляются новые виды творчества, которым предстоит более или менее светлая будущность. Еще с 1843 г. начинают выходить симпатичные «Шварцвальдские деревенские истории» Ауэрбаха, ставшего одним из популярнейших романистов во всей Европе. Прошли незамеченными оцененные лишь впоследствии народные и психологические повести Отто Людвига. Слащавый П. Гейзе приобретает славу первого новеллиста Германии, истинного художника «прекрасной природы». Рядом с ним ставят мрачного, но тонко чувствующего Шторма. В романе и особенно в новелле является большим художником Готфр. Келлер из Цюриха, отличающийся тонкостью психологического анализа. Немецкий роман, как «семейный», так и исторический, заметно стремится к возможному для него реализму; почти одновременно выступают Густ. Фрейтаг и Фр. Шпильгаген — крупные, разнохарактерные силы. Оригинальное явление представляют археологические романы проф. Эберса. Этнографическая новеллистика имеет в эту эпоху высокодаровитого представителя в лице Фрица Рейтера, соединяющего лирическую теплоту с реализмом и юмором, и Клауса Цюта. Низший слой читателей имеет к своим услугам массу произведений немецкого индустриализма, который не доходит до такой беззастенчивости, как во Франции, но проявляет еще меньше таланта. Самые горячие патриоты, называющие Бисмарка и Мольтке великими прозаиками, должны сознаться, что империя не подняла Н. литературы, и жалуются на чрезмерное преобладание материальных интересов. Берлин не дорос до культурного значения Парижа или Лондона, и тон, им даваемый, неблагоприятен для литературного развития. Процветает историко-археологический роман Дана, Гаусрата, Вихерта и др. Из новеллистов лучшие Конр.-Ферд. Мейер, Захер Мазох (в его галицийских рассказах), Вакано, Линдау, Францоз; им всем свойственно стремление к крайнему реализму, у иных, как Линдау, умеряемое благодушием, у других переходящее в тривиальность. Восьмидесятые годы прошлого столетия были в Н. литературе эпохой так наз. «последовательного натурализма». Литературное движение следующего десятилетия было отчасти развитием тех же начал, но, вместе с тем, и реакцией против них: его девиз гласил: «преодоление натурализма» (Ueberwindung des Naturalismus). Этот термин, принадлежащий Герм. Бару, означал, в сущности, только освобождение от крайности механически усвоенного натурализма. Заглавие литературных воспоминаний Конрада: «Von E. Zola bis G. Hauptmann» верно характеризует исходный пункт этого движения. Зола был для немецких борцов за художественную правду не столько учителем, сколько знаменем. Н. литературе недоставало бесстрашия; молодежь нашла образец его в Зола, под воздействием которого были созданы мало удачные произведения (Крецера, Гольца, Шлафа). Немецкие искатели нашли иной реализм, более сильный и более творческий — реализм современных скандинавских писателей (Якобсен, Ибсен, Бьернсон, Ли, Кьелланд) и классиков русского романа. Это совпало с переменой общественного и литературного настроения. Наивный позитивизм усложнялся; выше недавней борьбы грубого шовинизма с пошлым космополитизмом стало сознание высокой ценности национального творчества. Еще в семидесятых годах Шерер указывал на близость «нового поколения» к романтизму. Влияние Рих. Вагнера обусловливалось не только музыкальным гением и своеобразной философией Вагнера, но и его драматическим искусством: Вагнер — один из наиболее могучих деятелей «возрождения трагизма», характерного для современной поэзии. В этом отношении с ним сошелся Фр. Ницше. Не только основами своего индивидуалистического мировоззрения, не только красотами своей художественной прозы подействовал Ницше на современную Н. литературу, но прежде всего глубокой серьезностью, с которою он ставил проблемы. Эта серьезность сообщалась литературе, в которой в то же время возродилось влияние отдвинутых на второй план таких классиков, как, напр., Фр. Геббель, К. Ф. Мейер, Готфр. Келлер, Отто Людвиг. Понемногу Н. литература, едва ли имевшая серьезное европейское значение в 1860—1890 гг., начинает занимать видное место; оксфордский университет, увенчавший в 1905 г. наиболее выдающегося ее представителя, Гауптмана, выразил это общее воззрение. Тенденциозный роман почти вымирает; заметными представителями его можно назвать разве социалиста Конрада Тельмана и талантливую католическую романистку Энрику ф.-Гандель-Мацетти (род. в 1871 г.), которую Рих. Майер причисляет к самым выдающимся дарованиям современной Н. литературы. Обновляется в сюжетах и повышается в исполнении роман для легкого чтения. Особенный успех в этой области имеют Ганс фон-Цобельтиц и Вольцоген. К среде довольно фотографического и отчасти уже пережитого реализма относится так называемый «берлинский роман». Вслед за даровитым Т. Фонтаном литературная молодежь обращается к жизни растущего с невероятной быстротой громадного «мирового города». Много пишущий Гейнц Товоте, онемеченный швед Ола Ганссон и особенно интересный Феликс Голлендер соединяют бытовые картины с анализом нервной натуры современного горожанина. Общественные, подчас прямо обличительные тенденции еще не так давно соединял с этим городским реализмом Макс Крецер, впоследствии от своего социального «Meister Timpe» (1888) перешедший к символизму. Наиболее выдающимся представителем немецкого романа в конце XIX в. является Зудерман, как в своих достоинствах, так и в недостатках, равно проникнутый новыми стремлениями, обязанный успехом своих романов («Frau Sorge» — 145 изданий) своему широкому, здоровому юмору. Он спокойно ставит крупные проблемы, умеет оформить богатые наблюдения, но часто терпит неудачу в погоне за эффектами, которые больше удаются ему в драме. Реалистический роман Зудермана имел более выдающихся последователей, чем натуралистические попытки Конрада и Блейбтрея. Не без влияния Мопассана в девяностых годах выдвинулся ряд умелых, живых рассказчиков, из которых всего более замечательны Эрнст фон-Вольцоген и Георг фон-Омптеда. Особенное внимание оказывает реальная беллетристика священнику, учителю, офицеру. С разнообразнейших точек зрения изображены столь частые в немецком духовенстве нашего времени конфликты в романах талантливого базельского теолога Карла Бернулли, Гегелера, Тельмана, Поленца; военная жизнь нашла живого изобразителя в Ф. А. Бейерлейне. Требования художественной правды, выставляемые с равной силой и поучающим натурализмом, и последовательной теорией «чистого» искусства, привели к пропаганде так называемого «областного искусства» — Heimatkunst; ее успеху содействовало глубокое национальное сознание, поддерживаемое такими духовными вождями, как Вагнер или Трейчке. Громадный успех имела в начале 1890-х годов анонимная книга (Юл. Лангбена): «Rembrandt als Erzieher», в колоритной и страстной форме проповедующая национальные основы творчества. В критике Генрих Зонрей и Фриц Лингард доказывали, что только в пределах своей узкой родины поэт находит надлежащую пищу вдохновению; в том же направлении действовал Цезарь Флайшлен, редактор художественного «Пана» и автор замечательного предисловия к сборнику «Neuland» (1894). Среди представителей этого «пахнущего землей» романа особенно видное место занимают Вильг. фон-Поленц, Густав Френсен, Томас Манн. Их романы проникнуты местным колоритом, не поверхностно-этнографическим, а подлинно народно-психологическим. Близко к этим трем северянам стоят менее выдающиеся: голштинец Тимм Крёгер, гамбургец Отто Эрнст, мекленбуржец Макс Дрейер, ганноверец Генрих Зонрей, богемец Филипп Лангман, баварец Иосиф Рюдерер, эльзасец Фриц Лингарт, прирейнский уроженец Эрнст Мюлленбах, баварец Л. Тома. Северное побережье нашло — на ряду с Т. Манном и Френсеном — хорошую изобразительницу в Шарлотте Низе, Гессен — в В. Гольцамере и Адаме Карильоне, в сильном и простом Э. Цане. Женщины, выдвинувшие за это время несколько выдающихся талантов, также отдают значительную долю внимания «местному» роману, в котором хорошо проявляется их детальная наблюдательность. Таковы Ильза Фрапан, Гермина Виллингер и наиболее выдающаяся из них, Клара Фибих. «Областное искусство» вызвано интересом не к самодовлеющей этнографии, а к личности, в ее конкретной обстановке. На этой почве наиболее пышно расцвел роман психологический. И здесь на первом месте должны быть названы три женских таланта: Изольда Курц, Елена Белау и Рикарда Гух. Ряд оригинальных фигур создал Германн Гессе; до болезненности доходит сложность психологического изучения у Германа Штера. Поверхностно-психологичен Генрих Манн. Широкую историческую основу пытался дать индивидуальной психологии Яков Вассерман. Новелла, повесть и рассказ нашли интересных представителей и заняли более видное место. Особенное внимание оказали этим сжатым формам австрийские писатели. До крайних размеров сжатости и выразительности довел форму коротенького рассказа болезненно-чуткий импрессионист П. Альтенберг. Мария Делле-Грациэ, после своей эпопеи «Robespierre» (1894), обратилась к новеллам («Liebe»). Эклектиками формы — еще более чем содержания — можно назвать О. Э. Гартлебена, О. Ю. Бирбаума, Отто Эрнста. — Новая немецкая драма также начала с натурализма или, точнее, с художественного реализма. Учителями для нее были: в теории — Фридрих Геббель и Отто Людвиг, в ее осуществлении — Грильпарцер и более всего Ибсен. Из молодых теоретиков наиболее энергичны Отто Брам, Поль Шлентер, братья Гарт. Предлагалась борьба с «условностями», с «эффектами»; социальное воздействие было на втором плане в теории, но заняло видное место на практике. Журнал и сцена, основанные в 1889 г. под общим названием «Die Freie Bühne», служили идее натуралистического театра. Первыми драматургами его, без высокого подъема творчества, но с чуткостью и энтузиазмом явились Арно Гольц и Иоганн Шлаф. В сущности их последователем — хотя и тогда уже неизмеримо более сильным — явился сначала Г. Гауптман, признанный теперь глава современной немецкой драмы. От натурализма «Ткачей» до символизма его последних пьес он прошел все стадии, пережитые за это время Н. литературой, но прошел их самостоятельно, творчески перерабатывая в себе господствующие настроения, обогащая их глубоко-индивидуальным содержанием и сообщая им своеобразную национальную окраску. Теперь уже перестали — что делали на первых порах — ставить его на один уровень с Зудерманом, в последних пьесах которого тенденция менее настойчива, жизнь сложнее, и изображение ее устойчивее, но погоня за внешними эффектами и склонность к банальному по-прежнему не побеждены автором. Менее значительные дарования эпохи испытали на себе влияния Гауптмана и Зудермана, усвоив у первого не только технику, но и серьезность содержания, у второго — склонность к тенденции. Ближайшие и наиболее выдающиеся последователи Гауптмана — Макс Гальбе и Макс Дрейер. Умелые, но мало самостоятельные пьесы дал Э. Росмер; ему же принадлежит «драматическая сказка» («Königskinder», 1905), ставшая образцом для среднего немецкого драматурга после успеха «Талисмана» Людвига Фульды. Последний — чуткий эстетик мюнхенской школы, свободный от ходячих влияний, но достаточно близкий новым течениям, чтобы стать одним из основателей «Свободного театра». Австрийцы составляют в соврем. немецкой драматургии своеобразную и кое в чем связанную группу; в ее «лирической мягкости» Р. Мейер склонен видеть традицию, вынесенную ею из старой школы австрийцев от Нестроя до Анценгрубера. Наиболее выдающимся драматургом Австрии является Артур Шницлер, скорее тонкий, чем глубокий реалист, хорошо владеющий сценой, хотя драматическое настроение предпочитает драматическому движению. Венская болезненная изысканность отразилась на серьезном даровании символиста Гуго фон-Гофмансталя. «Открывший» его Герман Бар — не только влиятельный критик, но и драматург. Рядом с «литературной» драмой, иногда реальной по форме, но всегда символичной по намерениям авторов, расцветает народная сцена. В Швейцарии, в Эльзасе, в Тироле из любительских попыток вырастает реальная драма на диалектах, играющая, особенно в Эльзасе, серьезную роль в политической борьбе за культурное своеобразие края. Вообще политика занимает в соврем. немецкой драме больше места, чем в лирике и даже в романе. Настоящим продуктом политической борьбы являются пьесы Фил. Лангмана, Карла Шенгера и особенно Иосифа Рюдерера. Злая сатира пьес Фр. Ведекинда сближает его с анархизмом. — В общем обновлении Н. литературы лирика дала ряд дарований, если не глубже, то ярче всего отмеченных печатью нового направления. Воскрес общий интерес к лирике, которую давно отодвинула на второй план повествовательная литература. Уже в эпоху «последовательного натурализма» не было недостатка в теоретических и практических попытках создать новую лирику. Предисловие Генкеля к «Moderne Dichtercharaktere» (1885) Гольца и Шлафа, внушенное критикой братьев Гартов, заявляет, что новое поколение воссоединенного отечества опять сделает поэзию святыней. «Credo» Германа Конради обещает новую лирику — и ее отчасти дают новые поэты. Одни сливают новизну поэзии с новизной боевых политических мотивов. Таковы М. Р. ф.-Штерн, Дж. Г. Макай и выступивший значительно ранее Леопольд Якоби (1840—1895), стихотворным сборником которого «Es werde Licht» (1870) был открыт изданный после закона о социалистах (1878) список запрещенных книг. Самым выдающимся в этой группе был Карл Генкель, перешедший от риторики революционных песен к интимной лирике. Арно Гольц и Иоганн Шлаф указали не только новую драматическую, но и новую лирическую технику. К ним с самого начала примкнул самостоятельно сформировавшийся Детлев фон-Лилиенкрон — бесспорно крупнейший представитель немецкой лирики в минувшую четверть века. Здоровый, непосредственный в поэтических переживаниях, изысканно внимательный к форме, он до известной степени противоположен своему другу, разделяющему с ним главенство среди лириков, нервозному и склонному к рефлексии Рихарду Дэмелю. К Лилиенкрону примыкает своим здоровым дарованием не чуждый эклектике Ферд. Авенариус. Просты и по манере скорее принадлежат к прошлому Густав Фальке, Георг фон-Дигеррн, Эмиль Шенайх-Каролат. К Дэмелю примыкает большинство лириков, которых объединяют в пеструю группу под общим названием декадентов, символистов и т. п. Из них всего больше выдаются Гуго фон-Гофмансталь и Стефан Георгэ. Вне школы стоят поэты, воспринявшие многое из созданного новыми настроениями и новой техникой: Карл Буссе, Гуго Салус, Людвиг Якобовский, Бэррис фон-Мюнхгаузен, Альберт фон-Путкамер, «народная» поэтесса Иоганна Амброзиус. — Литературное движение, проявления которого намечены выше, было столько же художественным, сколько общественным. С одной стороны, несмотря на глубокие иностранные влияния, оно было национально; с другой стороны, его эстетический характер не мешал ему быть нередко глубоко демократическим, иногда социалистическим. В этих антиномиях выдающуюся роль играла критика, создававшая настроения, расчищавшая путь для художников, способствовавшая их пониманию. Пионеры натуралистического направления — братья Гарты, М. Г. Конрад — были одновременно и художниками, и критиками. Рядом с ними действовали П. Шлентер, Отто Брам, Лео Берг, Фриц Лингард. Поворот от натурализма обозначила деятельность Герм. Бара, к которому примыкают импрессионисты Франц Серваес, Альфред Керр, Феликс Поппенберг. Наоборот, Р. Лотар (род. в 1865 г.; «Das deutsche Drama der Gegenwart», 1905) склонен к догматическому и историческому анализу. Бесспорное значение в этой области имели труды С. Люблинского, эстетиков Генр. ф.-Штейна и Рих. ф.-Кралика, историков искусства Э. Гроссе, Бюхера и Мутера.
Литература. Из общих обзоров истории Н. литературы до сих пор не потеряли значения Koberstein, «Grundriss der Geschichte der deutschen Nationalliteratur» (1827; 5—6-е изд., 1872—84); Gervinus, «Geschichte der poetischen Nationalliteratur der Deutschen» (1835; 5-е изд., 1871—74); Vilmar, «Geschichte der deutschen Nationalliteratur» (1847 и позднее); Wackernagel, «Geschichte der deutschen Literatur» (1851; 2-е изд., 1877—94). Библиографические указания даны у Goedeke, «Grundriss zur Geschichte der deutschen Dichtung» (1859 и сл.; 2-е изд.). На самостоятельных исследованиях основан обобщающий курс Scherer, «Geschichte d. deutschen Literatur» (1883; 12-е изд., 1910; русск. пер. A. H. Пыпина). Более новые сочинения: Vogt und Koch, «Geschichte der deutschen Literatur» (1897; есть русск. пер.); Bartels, «Geschichte der deutschen Literatur» (1901); Engels, «Geschichte der deutschen Literatur» (1908); Kuno Franke, «Social forces in German Literature» (1896; русск. пер. П. Батина, 1904). Иллюстрационный материал к истории Н. литер. собран. у Könnecke, «Bilderatlas zur Geschichte der deutschen Nationalliteratur» (1895). Из обзоров отдельных эпох более значительны: Hettner, «Geschichte d. deutschen Literatur im XVII. Jahrh.» (1865; русск. перев. Пыпина); Julian Schmidt, «Geschichte der deutschen Literatur von Leibniz bis auf unsere Zeit» (1886—95); Gottschall, «Geschichte der deutschen Nationalliteratur des XIX. Jahrh.» (7-е изд., 1902); R. Meyer, «Die deutsche Literatur des XIX. Jahrh.» (3-е изд., 1906) и «Grundriss der neuern deutschen Literaturgeschichte»; Bartels, «Die deutsche Dichtung der Gegenwart» (1899); Fr. Kummer, «Deutsche Literaturgesch. des XIX. Jahrh.» (1909); Brandes, «Die Hauptströmungen der europäischen Literatur des XIX. Jahrhunderts», т. VI; отдельным поэтическим родам посвящены: Bоbertag, «Geschichte des Romans in Deutschland» (1884); Mielke, «Der deutsche Roman des XIX. Jahrh.» (1898); Litzmann, «Das deutsche Drama» (1890); Devrient, «Geschichte der deutschen Schauspielkunst» (1848—1874); Churé, «Histoire du Lied» (1858, русск. пер. Вейнберга, 1884). Результаты новейших изучений сообщаются в «Jahresbericht über die Erscheinungen auf dem Gebiete der germanischen Philologie» (с 1879 г.) и «Jahresberichte für neuere deutsche Literaturgeschichte». Биографич. сведения о современных писателях дает «Das goldene Buch der Weltliteratur»; библиографические — Kürschner, «Deutscher Literatur-Kalender» (ежегодно список живых Н. писателей и их сочинений). Обозрение современной литературы в журналах: «Das Literarische Echo», «Literarisches Centralblatt», «Deutsche Literaturzeitung». Обзоры истории Н. лит., принадлежащие русским ученым, см. у Корша и Кирпичникова, Стороженко, Батюшкова. Монографии, посвященные отдельным деятелям и эпохам, указаны в соответствующих статьях (Миннезингеры, Возрождение, Романтизм и др.).