| Pleurez, pleurez, mes yeux, et fondez vous en eau! La moitié de ma vie a mis l’autre en tombeau. |
| Corneille. |
Не могу припомнить, когда и гдѣ я впервые познакомился съ этимъ писанымъ красавцемъ — бригаднымъ генераломъ Джономъ А. Б. С. Смитомъ. Кто-то познакомилъ меня съ этимъ джентльменомъ — въ этомъ я увѣренъ — на какомъ-то собраніи, это я знаю навѣрное, по какому-то важному поводу, безъ сомнѣнія, въ какомъ-то мѣстѣ, въ этомъ я убѣжденъ, но гдѣ именно, рѣшительно не могу припомнить. Дѣло въ томъ, что наше знакомство сопровождалось съ моей стороны нѣкоторымъ тревожнымъ смущеніемъ, по милости котораго я не сохранилъ никакихъ опредѣленныхъ впечатлѣній о времени и мѣстѣ. Я по природѣ нервенъ — это нашъ семейный недостатокъ, отъ котораго я не могу отдѣлаться. Въ особенности волнуетъ меня тайна — самый легкій намекъ на нее, самый ничтожный пунктъ, котораго я не могу опредѣлить — приводитъ меня въ жалкое смущеніе.
Было нѣчто замѣчательное — да, замѣчательное, хотя этотъ эпитетъ далеко не выражаетъ моего мнѣнія — во всемъ обликѣ господина, о которомъ идетъ рѣчь. Онъ былъ около шести футовъ ростомъ и необыкновенно внушительной наружности. Видъ его — въ высшей степени distingué — говорилъ о прекрасномъ воспитаніи и родовитомъ происхожденіи. Я распространяюсь объ этомъ предметѣ — о наружности Смита — съ чувствомъ грустнаго удовольствія. Его вьющіеся волоса сдѣлали бы честь Бруту; я никогда не видѣлъ такихъ роскошныхъ кудрей, такого красиваго оттѣнка. Они были черные, какъ смоль, также какъ и его несравненные усы. Какъ видите, объ этихъ послѣднихъ я не могу говорить безъ восторга, безъ всякаго преувеличенія — это была прекраснѣйшая пара усовъ въ подлунной. Во всякомъ случаѣ она обрамляла и частью оттѣняла невыразимой красоты ротъ. Въ немъ находились удивительно ровные, блестящей бѣлизны зубы. Изъ-за нихъ раздавался поразительно звонкій, музыкальный, сильный голосъ. Глаза моего новаго знакомца также отличались необыкновенной красотой. Каждый изъ нихъ стоялъ пары обыкновенныхъ органовъ зрѣнія. Они были темно-каріе, огромные и блестящіе; и время отъ времени чуть-чуть косили, что придаетъ особенную выразительность взгляду. Бюстъ генерала несомнѣнно былъ прекраснѣйшій изъ всѣхъ, мною видѣнныхъ. Вы не замѣтили бы ни малѣйшаго изъяна въ удивительной пропорціональности очертаній. Это рѣдкое обстоятельство особенно рельефно выставляло на видъ пару плечей, которыя вызвали бы краску стыда на лицѣ мраморнаго Аполлона. Я питаю страсть къ красивымъ плечамъ и, могу сказать, никогда еще не видалъ подобнаго совершенства. Руки были также безукоризненны. Нижнія конечности не менѣе великолѣпны. Въ самомъ дѣлѣ онѣ представляли nec plus ultra красивыхъ ногъ. Каждый знатокъ въ подобнаго рода вещахъ согласился бы, что ноги хороши. Онѣ не были слишкомъ мясисты, ни слишкомъ малы, ни слишкомъ массивны, ни слишкомъ хрупки. Нельзя себѣ представить что-нибудь изящнѣе изгиба его os femoris, а легкая выпуклость на задней сторонѣ {{{2}}} была именно такова, какой она должна быть при совершенно пропорціональной икрѣ. Желалъ бы я, чтобы мой юный и талантливый другъ, скульпторъ Чипончипино увидѣлъ ноги бригаднаго генерала Джона А. Б. С. Смита.
Но хотя такихъ безусловно красивыхъ людей не на каждомъ шагу встрѣтишь, я все-таки не могъ убѣдить себя, что поразившее меня замѣчательное нѣчто, — что странное впечатлѣніе de je ne sais quoi, производимое моимъ новымъ знакомцемъ, — зависѣло вполнѣ или хоть сколько-нибудь отъ самаго совершенства его тѣлесной красоты. Можетъ быть, оно зависѣло отъ его манеръ, но и въ этомъ я не былъ увѣренъ. Была какая-то натянутость, чтобъ не сказать деревянность въ его осанкѣ, — извѣстная степень размѣренной и, если можно такъ выразиться, прямолинейной точности, сопровождавшей каждое его движеніе. При болѣе мизерной фигурѣ это производило бы самое отталкивающее впечатлѣніе жеманства, напыщенности или принужденности, но въ данномъ случаѣ, благодаря громадному росту этого джентльмена, казалось весьма естественнымъ чувствомъ достоинства, hauteur.
Пріятель, любезно представившій меня генералу Смиту, прошепталъ мнѣ на ухо нѣсколько словъ объ этой личности: — Замѣчательный человѣкъ — весьма замѣчательный человѣкъ — одинъ изъ самыхъ замѣчательныхъ людей нашего вѣка. Любимецъ женщинъ — главнымъ образомъ благодаря репутаціи героя.
— Въ этомъ отношеніи не имѣетъ соперниковъ человѣкъ отчаянной храбрости, — одно слово, головорѣзъ, — говорилъ мой другъ, еще болѣе понизивъ голосъ при этихъ словахъ и поразивъ меня своимъ таинственнымъ тономъ.
— Одно слово, головорѣзъ? Вѣроятно, онъ проявилъ свою храбрость въ послѣдней кампаніи противъ индѣйцевъ Бугабу и Кикапу?
Мой другъ вытаращилъ глаза: — Господи! — Чортъ побери! — Чудеса храбрости! — неужели вы не слыхали? — вѣдь онъ — человѣкъ…
— Человѣкъ Божій, какъ поживаете? что подѣлываете? душевно радъ васъ видѣть! — перебилъ въ эту минуту генералъ, пожимая руку моему пріятелю и привѣтствуя меня церемоннымъ, но вѣжливымъ поклономъ. Я подумалъ (и теперь думаю), что мнѣ еще не приходилось слышать такого звучнаго голоса и видѣть такихъ прекрасныхъ зубовъ, но долженъ сознаться, мнѣ былъ непріятенъ перерывъ именно въ эту минуту, когда нашептыванія моего друга возбудили во мнѣ крайній интересъ къ герою Бугабусской и Кикапусской кампаніи.
Какъ бы то ни было, блестящій разговоръ бригаднаго генерала Джона А. Б. С. Смита вскорѣ разсѣялъ мою досаду. Моё другъ тотчасъ ушелъ и нашъ продолжительный têt-à-tête оказался для меня не только пріятнымъ, но и истинно поучительнымъ. Мнѣ никогда еще не приходилось бесѣдовать съ такимъ краснорѣчивымъ и образованнымъ человѣкомъ. Но съ весьма понятной скромностью онъ не коснулся темы, которая наиболѣе занимала меня въ данную минуту — я подразумеваю таинственныя обстоятельства Бугабусской войны. Я съ своей стороны счелъ неделикатнымъ заводить разговоръ на эту тему, хотя мнѣ очень этого хотѣлось. Я замѣтилъ также, что галантный солдатъ касался преимущественно научныхъ вопросовъ и съ увлеченіемъ толковалъ о быстрыхъ успѣхахъ механическихъ изобрѣтеній въ наше время. О чемъ бы я ни заговаривалъ, онъ неизмѣнно возвращался къ этой темѣ.
— Это ни съ чѣмъ не сравнится, — говорилъ онъ, — мы удивительные люди и живемъ въ удивительномъ вѣкѣ. Парашюты и желѣзныя дороги, волчьи ловушки и скорострѣльныя ружья! Наши пароходы на всѣхъ моряхъ, а почтовый аэростатъ Нассау вскорѣ начнетъ регулярные перелеты (двадцать фунтовъ стерлинговъ въ одинъ конецъ) между Лондономъ и Тимбукту. А кто измѣритъ громадное вліяніе великихъ открытій въ области электро-магнетизма на общественную жизнь, искусство, торговлю, литературу? Это еще не все, повѣрьте мнѣ. Нѣтъ конца прогрессу изобрѣтеній. Самыя изумительныя, самыя остроумныя и, смѣю сказать, мистеръ… мистеръ… Томсонъ, если не ошибаюсь — самыя полезныя, самыя полезнѣйшія механическія изобрѣтенія выростаютъ ежедневно какъ грибы, если можно такъ выразиться, или, употребляя болѣе картинное выраженіе, какъ… да… саранча… какъ саранча, мистеръ Томсонъ… среди насъ и… э… э… а… вокругъ насъ.
Конечно, моя фамилія не Томсонъ; но все-таки, врядъ-ли нужно говорить, что я разстался съ генераломъ Смитомъ, проникнутый усиленнымъ интересомъ къ его личности генерала, высокимъ уваженіемъ къ его разговорнымъ способностямъ и глубочайшимъ сознаніемъ выгодъ и привилегій, которыми мы пользуемся, живя въ вѣкъ механическихъ изобрѣтеній.
Мое любопытство, однако, осталось неудовлетвореннымъ и я рѣшился разспросить знакомыхъ о бригадномъ генералѣ и въ особенности о достопамятныхъ происшествіяхъ, quorum pars magna init въ теченіе Бугабусской и Кикапусской кампаніи.
Первый представившійся случай, которымъ я (horresco referens) воспользовался безъ зазрѣнія совѣсти, имѣлъ мѣсто въ церкви достопочтеннаго доктора Друммуммуппа, гдѣ я очутился въ воскресенье, какъ разъ во время проповѣди, не только на скамьѣ, но и рядомъ съ моимъ достойнымъ и экспансивнымъ другомъ, миссъ Табитой Б. Мы переглянулись, а затѣмъ начали, sotto voce, оживленный tèt-á-tète.
— Смитъ! — отвѣчала она на мой очень серьезный вопросъ, — Смитъ!.. не генералъ-ли Джонъ А. Б. С?.. Господи, я думала, что вы знаете о немъ! Удивительно изобрѣтательный вѣкъ! Ужасное дѣло!.. Какіе кровожадные злодѣи эти Кикапу!.. дрался какъ герой… чудеса храбрости… безсмертная слава. Смитъ! Бригадный генералъ Джонъ А. Б. С!.. да вѣдь это человѣкъ…
— Человѣкъ, — рявкнулъ во всю глотку докторъ Друммуммуппъ, ударивъ кулакомъ по каѳедрѣ такъ, что она чуть не разлетѣлась въ дребезги — человѣкъ, рожденный женщиной, является и увядаетъ, какъ былинка въ полѣ; вѣкъ его кратокъ!.. Я отлетѣлъ на конецъ скамейки, замѣтивъ по краснорѣчивымъ взорамъ проповѣдника, что его гнѣвъ, едва не оказавшійся роковымъ для каѳедры, былъ вызванъ нашимъ перешептываньемъ. Нечего дѣлать, я покорился судьбѣ и претерпѣлъ мученичество — прослушалъ въ благовѣйномъ молчаніи эту превосходную проповѣдь.
Поздно вечеромъ я заглянулъ въ Рентипольскій театръ и, въ полной увѣренности получить всѣ нужныя мнѣ свѣдѣнія, зашелъ въ ложу двухъ изящнѣйшихъ образчиковъ любезности и всезнанія, миссъ Арабеллы и Миранды Когносценти. Превосходный трагикъ Климаксъ отламывалъ Яго передъ многочисленной публикой, такъ что я не безъ труда объяснилъ, что мнѣ требуется, тѣмъ болѣе, что наша ложа была ближайшая къ кулисѣ и приходилась какъ разъ надъ сценой.
— Смитъ! — сказала миссъ Арабелла, уразумѣвъ, наконецъ, чего я добиваюсь, — Смитъ?.. генералъ Джонъ А. Б. С?
— Смитъ? — задумчиво спросила Миранда, — Боже мой, видали вы когда-нибудь такую прекрасную фигуру?
— Никогда, сударыня, но скажите мнѣ…
— Такую неподражаемую грацію?
— Никогда, честное слово!.. но будьте добры, объясните мнѣ…
— Такое знаніе драматическихъ эффектовъ?
— Сударыня!
— Такое пониманіе истинныхъ красотъ Шекспира? Взгляните на эту ногу.
— Чортъ! — и я обратился къ ея сосѣдкѣ.
— Смитъ? — сказала она, — генералъ Джонъ А. Б. С.? — Ужасная исторія, неправда-ли? — какіе негодяи эти Бугабу — настоящіе дикари, но мы живемъ въ изобрѣтательномъ вѣкѣ! — Смитъ! — О, да! великій человѣкъ!.. отчаянная голова… безсмертная слава… чудеса храбрости! Никогда не слыхали? (Эти слова произнесены почти со стономъ). Господи! — вѣдь это человѣкъ…
— Человѣкъ ты или нѣтъ? — Ужель въ тебѣ ни сердца нѣтъ, ни смысла? — завылъ Климаксъ мнѣ въ ухо, потрясая кулакомъ передъ моей физіономіей, такъ что я рѣшительно не могъ и не хотѣлъ выдержать. Я тотчасъ оставилъ ложу миссъ Когносценти, отправился за кулисы, и задалъ бездѣльнику такую трепку, о которой онъ навѣрно будетъ помнить до смертнаго дня.
Я былъ увѣренъ, что на soirée хорошенькой вдовушки мистриссъ Кэтликъ О’Трумпъ не можетъ случиться ничего подобнаго. Итакъ, усѣвшись за карточный столикъ, vis-á-vis съ прелестной хозяйкой, я обратился къ ней съ вопросами, разрѣшеніе которыхъ было такъ важно для моего душевнаго спокойствія.
— Смитъ? — сказала она — генералъ Джонъ А. Б. С.? Ужасное дѣло, не правда-ли? — вы сказали бубны? — отъявленные негодяи эти Кикапу! — мы играемъ въ вистъ, мистеръ Тэттль, прошу помнить — правда, нашъ вѣкъ — вѣкъ изобрѣтеній по преимуществу, par excellence, какъ говорятъ французы!.. о, истинный герой!.. отчаянная голова!.. нѣтъ червей, мистеръ Тэттль?.. это невѣроятно!.. безсмертная слава… чудеса храбрости!.. Никогда не слыхали!!.. Господи, да вѣдь это тотъ…
— Тоттъ?.. Капитанъ Тоттъ? — взвизгнула какая-то бабенка въ дальнемъ углу комнаты, — Вы говорите о капитанѣ Тоттѣ и его дуэли?.. о… я должна узнать… говорите… продолжайте, мистриссъ О’Трумпъ!.. разсказывайте! — И мистриссъ О’Трумпъ принялась разсказывать, и пошла, и пошла, все о какомъ-то капитанѣ Тоттѣ, котораго застрѣлили, или повѣсили, или должны были застрѣлить и повѣсить. Да! Мистриссъ О’Трумпъ пошла, а я — я ушелъ. У меня не было шансовъ услышать что-нибудь въ этотъ вечеръ о бригадномъ генералѣ Джонѣ А. Б. С. Смитѣ.
Я, однако, утѣшался надеждой, что не вѣчно же судьба будетъ противъ меня, и рискнулъ на новую попытку на раутѣ у обворожительнаго ангельчика, прелестной мистриссъ Пируэттъ.
— Смитъ? — сказала мистриссъ Пируэттъ, — когда мы вертѣлись, выдѣлывая изящные pas de zéphyr — Смитъ?.. генералъ Джонъ А. Б. С.?.. Какъ ужасна эта Бугабусская кампанія, не правда-ли?.. что за звѣри эти индѣйцы!.. Какъ вы держите носки! стыдитесь… какой храбрецъ, бѣдняга!.. Но въ наше время такія удивительныя-изобрѣтенія… Охъ, я совсѣмъ задыхаюсь… отчаянная голова… чудеса храбрости… никогда не слыхали!!.. можетъ-ли быть… сядемте, я вамъ разскажу… вѣдь это человѣкъ (man)…
— Ман-Фредъ[1], — говорю я вамъ, — взвизгнула миссъ Синій Чулокъ, пока я усаживалъ мистриссъ Пируэттъ. — Слыхано-ли что-нибудь подобное? Говорятъ вамъ, Ман-Фредъ, а вовсе не Ман-Фертъ — Тутъ миссъ Синій Чулокъ подозвала меня самымъ безцеремоннымъ образомъ и мнѣ волей неволей пришлось рѣшить споръ относительно заглавія извѣстной драматической поэмы лорда Байрона. Хотя я отвѣтилъ очень быстро, что настоящее заглавіе Ман-Фертъ, а вовсе не Ман-Фредъ, но когда вернулся къ мистриссъ Пируэттъ, ея и слѣдъ простылъ; такъ что я поплелся домой, обуреваемый сильнѣйшей злобой противъ всего рода Синихъ Чулковъ.
Дѣло приняло, какъ видите, весьма серьезный оборотъ; я рѣшился зайти къ моему пріятелю мистеру Теодору Синивэтъ, зная, что здѣсь навѣрно получу какія-нибудь точныя свѣдѣнія.
— Смитъ? — сказалъ мой другъ со свойственнымъ ему характернымъ растягиваніемъ слоговъ. — Смитъ?.. а?.. генералъ Джонъ А. Б. С.? Ужасная исторія это дѣло съ Кикапу-у-у-у?.. не правда-ли? Скажите? какъ по вашему?.. отча-а-а-янная голова… ужасная жалость, честное слово… удивительно изобрѣтательный вѣкъ!.. чу-у-удеса храбрости!.. кстати, слыхали вы о капитанѣ Т-о-о-оттѣ.
— Къ чорту капитана Тотта! — сказалъ я, — пожалуйста, продолжайте вашъ разсказъ.
— Х-мъ!.. о, да!… совершенно la même chose, какъ говорятъ во Франціи. Смитъ, э? бригадный генералъ Джонъ А… Б… С? Слушайте (тутъ мистеръ Синивэтъ счелъ почему-то необходимымъ приставить палецъ къ носу) — слушайте, вы взаправду, говоря по совѣсти, ничего не слыхали о Смитѣ, а? Смитъ? Джонъ А… Б… С? Но, Боже мой, вѣдь это человѣкъ…
— Мистеръ Синивэтъ, — сказалъ я умоляющимъ тономъ, — это человѣкъ въ маскѣ?
— Нѣ-ѣ-ѣ-ѣтъ! — произнесъ онъ глубокомысленно, — и не человѣкъ съ лу-у-у-ны. — Я усмотрѣлъ въ этомъ отвѣтѣ умышленное и прямое оскорбленіе и немедленно ушелъ въ бѣшенствѣ, рѣшившись вызвать моего друга мистера Синивэта на дуэль за его неблагородное поведеніе и невоспитанность.
Какъ бы то ни было, я не зналъ, откуда мнѣ получить требуемыя свѣдѣнія. Оставалось одно средство. Я рѣшилъ обратиться къ первоисточнику. Рѣшилъ отправиться къ самому генералу и попросить объясненія ужасной тайны. Тутъ, по крайней мѣрѣ, не можетъ быть мѣста для недоразумѣній. Я буду кратокъ, ясенъ, выразителенъ — сухъ, какъ пирожная корка, точенъ, какъ Тацитъ или Монтескьё. Я пришелъ рано утромъ, генералъ еще одѣвался, но я сослался на дѣло, нетерпящее отсрочки, и старикъ-негръ, слуга, провелъ меня въ спальню. Войдя въ комнату, я, разумѣется, сталъ искать глазами хозяина, но не сразу нашелъ его. У ногъ моихъ на полу валялся какой-то большой и странный съ виду узелъ и, будучи въ довольно мрачномъ настроеніи духа, я сердито оттолкнулъ его ногой.
— Хмъ! э-хмъ! вы очень вѣжливы, нечего сказать! — проговорилъ узелъ тоненькимъ голоскомъ, напоминавшимъ нѣчто среднее между пискомъ и свистомъ, — самымъ смѣшнымъ и нелѣпымъ голоскомъ, какой мнѣ когда-либо приходилось слышать.
— Э… хмъ! вы очень вѣжливы, что и говорить!
Я буквально заоралъ отъ ужаса и отлетѣлъ въ самый отдаленный уголъ комнаты.
— Господи! — снова пропищалъ узелъ, — что… что… что… что съ вами, милѣйшій? вы, кажется, вовсе не знаете меня.
Что могъ бы я отвѣтить на это — что? Я опустился въ кресло и, разинувъ ротъ, выпучивъ глаза, ожидалъ разрѣшенія этой загадки.
— Странно, однако, что вы не знаете меня, а? — прошипѣлъ узелъ. Я замѣтилъ теперь, что онъ, повидимому, занятъ надѣваніемъ чулокъ. Но я видѣлъ только одну ногу.
— Странно, однако, что вы не знаете меня, а? Помпей, дай другую ногу! — Тутъ Помпей подалъ узлу вполнѣ обутую пробковую ногу, которую тотъ привинтилъ въ одно мгновеніе, послѣ чего всталъ и выпрямился передо мною.
— Да, кровавое было дѣло, — продолжало это существо, какъ будто разговаривая съ самимъ собою, — но, имѣя дѣло съ Бугабу и Кикапу, надо впередъ разсчитывать, что не отдѣлаешься царапиной. Помпей, подай руку — спасибо. Томасъ (обращаясь ко мнѣ) рѣшительно первый мастеръ по части пробковыхъ ногъ, но если вамъ понадобится рука, милѣйшій, совѣтую обратиться къ Бишопу. — Въ это время Помпей привинтилъ ему руку.
— Да, жаркое было дѣло, нечего сказать. Живѣй, собака, дай же грудь и плечи. Петтитъ дѣлаетъ наилучшія плечи, но за грудью нужно обратиться къ Дюкро.
— За грудью! — сказалъ я.
— Помпей, дашь гы маѣ, наконецъ, парикъ? Скальпированіе скверная штука, но вы можете получить великолѣпную шевелюру у Де-Л’Орма.
— Шевелюру!
— Зубы, негръ, гдѣ мои зубы? У Пармли вы найдете прекрасный наборъ зубовъ; высокія цѣны, но превосходная работа. Я проглотилъ нѣсколько превосходныхъ зубовъ, когда здоровенный индѣецъ уложилъ меня-прикладомъ.
— Прикладомъ! уложилъ! глазамъ не вѣрю!
— А, да-да-да, глаза — Помпей, мошенникъ, привинти же глаза. Этотъ докторъ Вильямъ просто молодецъ, вы не повѣрите, какъ отлично я вижу глазами его работы.
Теперь я замѣтилъ, что передо мною находится не кто иной, какъ мой новый знакомый, бригадный генералъ Джонъ А. Б. С. Смитъ. Манипуляціи Помпея произвели громадную перемѣну въ его наружности. Голосъ, однако, по прежнему смущалъ меня, но вскорѣ и эта загадка разъяснилась.
— Помпей, — прошипѣлъ генералъ, — ты, кажется, не намѣренъ подать мнѣ нёбо, черный бездѣльникъ.
Негръ, пробормотавъ какое-то извиненіе, подошелъ къ господину, открылъ ему ротъ съ увѣреннымъ видомъ барышника, осматривающаго зубы лошади, — очень ловко вставилъ туда какой-то странный механизмъ. Выраженіе лица генерала измѣнилось мгновенно и поразительно. Когда онъ снова заговорилъ, его голосъ звучалъ такъ же мелодично, какъ при нашей первой встрѣчѣ.
— Чортъ бы побралъ этихъ мошенниковъ! — сказалъ онъ такимъ звучнымъ тономъ, что я даже вздрогнулъ при этой неожиданной перемѣнѣ голоса, — чортъ бы побралъ этихъ мошенниковъ! Они не только выломали мнѣ нёбо, но и отрѣзали добрыхъ семь восьмыхъ языка. Въ Америкѣ не найдется такого мастера по части этого рода механизмовъ, какъ Бонфонти. Я могу рекомендовать васъ его попеченіямъ — (тутъ генералъ поклонился) — и, повѣрьте, сдѣлаю это съ величайшей охотой!
Я поблагодарилъ его за любезность и немедленно откланялся, такъ какъ узналъ въ чемъ дѣло получилъ разъясненіе тайны, мучившей меня такъ долго. Разгадка была очевидна. Дѣло совершенно ясно. Бригадный генералъ Джонъ А. Б. С. Смитъ былъ человѣкъ — былъ человѣкъ, котораго изрубили на куски.
Примѣчанія
править- ↑ Непереводимая игра словами; man (человѣкъ) и Manfred.
