Царь Фёдор Иоаннович (А. К. Толстой)/Вестник Европы 1868 (ДО)/Действие второе
| ← Дѣйствіе первое | Царь Ѳедоръ Іоанновичъ — Дѣйствіе второе | Дѣйствіе третье → |
См. Содержаніе. Опубл.: 1868. Источникъ:  «Вѣстникъ Европы», 1868, № 5, с. 24—52 |
- Википроекты
ЦАРЬ ѲЕДОРЪ сидитъ на креслахъ. — По правую его руку, ИРИНА вышиваетъ золотомъ въ пяльцахъ. — По лѣвую, сидятъ въ креслахъ ДІОНИСІЙ, митрополитъ всея Руси; ВАРЛААМЪ, архіепископъ Крутицкій; ІОВЪ, архіепископъ Ростовскій, и БОРИСЪ ГОДУНОВЪ. — Кругомъ стоятъ бояре.
Владыко Діонисій! Отче Іовъ!
Ты, отче Варлаамъ! Я васъ позвалъ,
Святители, чтобъ вы мнѣ помогли
Благое дѣло учинить, давнишнихъ
Мнѣ помогли-бы помирить враговъ!
Вамъ вѣдомо, какъ долго я крушился,
Что Шуйскіе, высокіе мужи,
И Годуновъ Борисъ, мой добрый шуринъ,
Напрасною враждой раздѣлены.
Но, видно, внялъ Господь моимъ молитвамъ,
Духъ кротости въ Бориса онъ вложилъ.
И вотъ, онъ самъ мнѣ обѣщалъ сегодня
Забыть свои отъ недруговъ досады,
И первый Шуйскимъ руку протянуть.
Не такъ-ли, шуринъ?
Твоему желанью
Повиноваться — долгъ мой, государь!
Спасибо, шуринъ! Ты писанье помнишь
И свято исполняешь. Только вотъ,
О Шуйскомъ я хотѣлъ тебѣ сказать,
О князь-Иванъ Петровичѣ: онъ нравомъ
Немного крутъ, и гордъ, и щекотливъ;
Такъ лучше-бъ вамъ по-менѣ говорить-бы,
А чтобы ты къ нему-бы подошелъ,
И за̀-руку-бы взялъ его — вотъ этакъ —
И только-бы сказалъ, что все забыто,
И что отнынѣ ты со всѣми ими
Въ согласіи быть хочешь.
Я готовъ.
Спасибо, шуринъ! Онъ вѣдь мужъ военный,
Онъ взросъ въ строю, среди мечей желѣзныхъ,
Пищалей громоносныхъ, страшныхъ копій
И бердышей! Но онъ благочестивъ,
И вѣрно ужъ на ласковую рѣчь
Податливъ будетъ.
Къ Діонисію.
Ты-жъ, святой владыко,
Лишь только за̀-руки они возьмутся,
Ихъ поскорѣй благослови, и слово
Спасительное тотчасъ имъ скажи!
Мой долгъ велитъ мнѣ, государь, о мирѣ
Вѣщать ко всѣмъ, а паче о Христовой
Пещися церкви. Аще не за церковь
Князь Шуйскій споритъ съ шуриномъ твоимъ,
Его склонять готовъ я къ миру.
Отче,
Мы всѣ стоимъ за церковь! И Борисъ,
И я, и Шуйскій, всѣ стоимъ за церковь!
Великій царь, усердіе твое
Намъ вѣдомо; дѣла-же, къ сожалѣнью,
Не всѣ исходятъ отъ тебя.
Смотритъ на Годунова.
Намедни
Новогородскіе купцы, которыхъ
За ересь мы соборомъ осудили,
Свобождены, и въ Новгородъ обратно,
Какъ правые, отпущены, къ соблазну
Всѣхъ христіанъ.
Владыко, тѣ купцы
Съ нѣмецкими торгуютъ городами,
И выгоду приносятъ государству
Немалую. Мы съ ними разорили-бъ
Весь Новгородъ.
А ересь ни во что̀
Ты ставишь ихъ?
Избави Богъ, владыко!
Ужъ царь послалъ наказы воеводамъ
Той ереси учителей хватать.
Но соблазненныхъ отличаетъ царь
Отъ соблазнителей.
Конечно, шуринъ!
Но самыхъ соблазнителей, владыко,
Ни истязать не надо, ни казнить!
Имъ передъ Богомъ отвѣчать придется!
Ты увѣщалъ-бы ихъ. Вѣдь ты, владыко,
Грамматикомъ не даромъ прозванъ мудрымъ!
Мы дѣлаемъ, сколь можемъ, государь,
Чрезъ увѣщанья. Но тебѣ еще,
Не все извѣстно: старосты губные
И сборщики казенныхъ податей
Въ обители входить святыя стали,
И въ волости церковныя въѣзжать,
И старые съ нихъ править недоборы,
Забытые отъ прежнихъ лѣтъ!
Владыко,
Великій царь предупредилъ твое
Печа̀лованье. Что̀ насъ крайность сдѣлать
Заставила, ужъ то не повторится.
Подаетъ ему грамоту.
Вотъ грамота, владыко, о невъѣздѣ
Въ имѣнья церкви никакимъ чинамъ;
И о рѣшеньи всякихъ дѣлъ не царскимъ,
Но собственнымъ твоимъ судомъ.
Да, отче,
Онъ написалъ ее, а я печать
Привѣсилъ къ ней!
Блаженны миротворцы!
Когда правитель обѣщаетъ мнѣ
И въ остальныхъ статьяхъ всѣ льготы церкви,
Ея права и выгоды блюсти —
То прошлое да будетъ позабыто!
Такъ, такъ, владыко! Отче Варлаамъ,
Ты помоги владыкѣ!
Государь,
Что̀ въ дѣлѣ семъ святой владыко скажетъ,
Я повторю охотно.
Отче Іовъ,
И на тебя разсчитываю я!
Правитель твой, великій государь,
Незлобія и мудрости исполненъ,
А наше дѣло Господу молиться
О тишинѣ и мирѣ!
И тебя,
Аринушка, прошу я: если Шуйскій
Упрется, ты привѣтливое слово
Ему скажи. Оно вѣдь много значитъ
Изъ женскихъ устъ, и умягчаетъ самый
Суровый нравъ. Я знаю по себѣ:
Мущинѣ я не уступлю ни въ чемъ,
А женщина попроситъ, иль ребенокъ,
Все сдѣлать радъ!
Мой царь и господинъ,
Какъ ты велишь, такъ мы и будемъ дѣлать;
Но наше слово, противъ твоего,
Что̀ можетъ значить? Если только ты
Имъ съ твердостію скажешь, что ихъ распря
Тебя гнѣвитъ, то князь Иванъ Петровичъ
Ослушаться тебя не будетъ властенъ.
Да, да, конечно, я ему велю,
Я прикажу ему! А вы, бояре,
Скорѣй зачните съ ними разговоръ;
Не стойте, молча; хуже нѣтъ того,
Какъ если два противника сошлись,
Ужъ помирились, смотрятъ другъ на друга,
А всѣ молчатъ…
Мы рады говорить-бы,
Царь-государь, когда-бъ его лишь милость,
На Шуѣ князь, намъ рты разинуть далъ!
Что̀ ты понесъ? Какой онъ князь на Шуѣ?
А то, что онъ себя удѣльнымъ княземъ,
А не слугой царевымъ держитъ — вотъ что̀!
Твой дядька, царь, простить не можетъ Шуйскимъ,
Что за Нагихъ вступаются они.
И что тебя хотѣли-бъ упросить
Царевича взять на Москву обратно.
Димитрія? Да я и самъ-бы радъ!
Сердечный онъ! Ему, я чай, тамъ скучно,
А я-то здѣсь его-бы потѣшалъ:
И скомороховъ показалъ смѣшныхъ-бы,
И бой медвѣжій! Я просилъ Бориса,
Не разъ просилъ, да говоритъ: нельзя!
И въ томъ онъ правъ! Твой батюшка покойный
Нагимъ не даромъ Угличъ указалъ;
Онъ зналъ Нагихъ, онъ воли не давалъ имъ,
И шуринъ твой на привязи ихъ держитъ!
Негоже ты, Петровичъ, говоришь,
Они дядья царевичу, Петровичъ!
Царевичу! Да нѣшто онъ царевичъ?
И мать его, седьмая-то жена,
Царица нѣшто? Этакихъ царицъ
При батюшкѣ твоемъ понабралось-бы
И болѣе, пожалуй!
Полно, полно!
Мнѣ Митя братъ, ему-жъ дядья Нагіе,
Такъ ты при мнѣ порочить ихъ не смѣй!
А что̀-же мнѣ, хвалить ихъ, что они
Тебя долой хотѣли-бы съ престола,
А своего царенка на престолъ?
Какъ смѣешь ты?
И Шуйскихъ тожъ хвалить,
Что за одно идутъ они съ Нагими?
Я говорю тебѣ: молчи! Молчи!
Сейчасъ молчи!
Ну, что-жъ? И замолчу!
Не позволяй ему въ другой разъ, шуринъ,
Порочить мачиху и брата!
Царь,
Онъ человѣкъ усердный и простой! — Крики на площади.
Ну, вонъ идутъ!
Кто?
Шуйскіе идутъ!
Какъ? Ужъ пришли?
Да, вотъ ужъ у крыльца!
Крики слышны громче.
Вишь, впереди идетъ Иванъ Петровичъ,
А кругъ его валитъ съ купцами чернь!
Ишь, голосятъ и шапки вверхъ кидаютъ!
Еще, еще! Стрѣльцовъ сбиваютъ съ ногъ!
Держальниковъ оттерли! Подхватили
Его подъ руки! Эвотъ, по ступенямъ
Его ведутъ! Не бось, и государя
Такъ не честятъ они!
Смотри-же, шуринъ,
Не забывай, что̀ ты мнѣ обѣщалъ!
Аринушка — смотри-же, замѣчай!
Коль, неравно̀, у нихъ пойдетъ не гладко,
Ты помоги! Отцы мои — я паче
На васъ надѣюсь!
Возвращается поспѣшно на свое мѣсто.
Князь Иванъ Петровичъ!
Входятъ ШУЙСКІЕ; за ними МСТИСЛАВСКІЙ, ШАХОВСКОЙ и другіе.
Ишь, какъ идутъ! И шеи-то не гнутся!
Великій царь! По твоему указу
Предъ очи мы явилися твои!
Встань, князь Иванъ Петровичъ! Встань скорѣе!
Тебѣ такъ быть негоже! — Поднимаетъ его.
Мы съ царицей
Давно тебя не видимъ. Ты, должно быть,
Семейнымъ дѣломъ занятъ? Мнѣ сказали:
Племянницу ты за̀-мужъ выдаешь?
Такъ, государь.
Я радъ, я очень радъ!
Я поздравляю васъ! Такъ вотъ я, князь,
Хотѣлъ сказать тебѣ, что мы давно
Тебя не видимъ — впрочемъ, можетъ быть,
Тебѣ не время? Это сватовство —
Ты оттого и въ думу, вѣроятно,
Давно уже не ходишь?
Государь,
Мнѣ въ думѣ дѣлать нечего, когда
Дѣла земли вершитъ уже не дума,
А шуринъ твой. Поддакивать ему
Довольно есть бояръ и безъ меня!
Иванъ Петровичъ! Мнѣ прискорбно видѣть,
Что межъ тобой и шуриномъ моимъ
Такое несогласье учинилось!
Намъ самъ Господь велѣлъ любить другъ друга
Велѣлъ, владыко?
Истинно велѣлъ!
Вотъ видишь, князь? Что̀ говоритъ апостолъ
Въ посланіи въ коринѳянамъ? «Молю вы…»
Какъ дальше, отче Варлаамъ?
«Молю вы,
«Да тожде вы глаголете, да распри
«Не будутъ въ васъ, да въ томъ-же разумѣньи
«И въ той-же мысли будете!»
Вотъ видишь!
А какъ въ своемъ посланіи соборномъ
Апостолъ Петръ сказалъ? «Благоутробни....»
Какъ далѣ говоритъ онъ, отче Іовъ?
«Благоутробни будьте, братолюбцы,
«Не воздающе убо зла за зло,
«Ни досажденія за досажденье!»
И шуринъ твой, великій государь,
Апостольское слово исполняетъ
Во истину!
Да, отче Іовъ, да!
Ты, князь Иванъ Петровичъ, будь увѣренъ,
Онъ чтитъ тебя — мы всѣ твои заслуги
Высоко чтимъ — такъ, видишь-ли — когда-бы
Ты захотѣлъ — когда-бы ты съ Борисомъ —
тихо къ Годунову.
Кончай-же, шуринъ!
Князь Иванъ Петровичъ!
Уже давно о нашей долгой распрѣ
Крушуся я. Коль ты забыть согласенъ
Все прошлое, я также все забуду,
И радъ съ тообой и съ братьями твоими
Быть за одинъ. И съ тѣмъ на примиренье
Тебѣ я руку подаю!
Бояринъ,
Упорно слишкомъ враждовали мы,
Чтобы могли теперь безъ договора
Сойтися вдругъ!
Какого договора
Ты хочешь, князь?
Бояринъ Годуновъ!
Виню тебя, что ты нарушилъ волю
И завѣщаніе царя Ивана
Васильича, который, умирая
Русь пятерымъ боярамъ приказалъ!
Одинъ былъ — я; другой — Захарьинъ-Юрьевъ;
Мстиславскій — третій; Бѣльскій былъ четвертый,
А пятый — ты. Кто-жъ нынѣ, говори,
Кто государствомъ правитъ?
Царь Ѳеодоръ
Ивановичъ, его-же царской воли
Я исполнитель.
Не хитри, бояринъ!
Его ты волей завладѣлъ лукаво!
Едва лишь царь преставился Иванъ,
Ты Бѣльскаго въ изгнаніе услалъ,
Мстиславскаго насильно ты въ монахи
Велѣлъ постричь; отъ Юрьева-жъ, Никиты
Романыча, избавили тебя
Болѣзнь и смерть. Осталися мы оба.
Но ты, со мной совѣта избѣгая,
Своимъ высокимъ пользуясь свойствомъ,
Сталъ у царя испрашивать указы
На что хотѣлъ, вступаться началъ смѣло
Въ права бояръ, въ права людей торговыхъ,
И въ самыя церковныя права.
Роптали всѣ —
Князь, дай мнѣ слово молвить —
Роптали всѣ. Но имя государя
Тебѣ щитомъ служило; мы же дѣло
Получше знали; люди на Москвѣ
Къ намъ мыслили — и мы за правду встали,
Мы, Шуйскіе, а съ нами весь народъ.
Вотъ нашей распри корень и начало.
Я все сказалъ. Пускай-же въ этомъ дѣлѣ
Насъ царь разсудитъ!
Князь Иванъ Петровичъ!
Великій царь межъ насъ желаетъ мира,
Твоя-же рѣчь враждою дышетъ, князь;
Негоже мнѣ упрекомъ на упреки
Отвѣтствовать, но оправдаться долженъ
Я предъ тобой. Меня винишь ты, князь,
Что я одинъ вершу дѣла? Но вспомни;
Хотѣлъ-ли ты со мною совѣщаться?
Не ты-ль всегда мой голосъ отвергалъ?
И не снося ни въ чемъ противорѣчья,
Не удалился-ль ты онъ насъ? Тогда
Великій царь, твою холодность видя,
Мнѣ одному всю землю поручилъ.
Я-жъ, не въ ущербъ, во истину, для царства,
Ее пріялъ. Война съ Литвою миромъ
Окончена, а королю ни пяди
Не уступили русской мы земли.
Въ виду орды, мы подняли на хана
Племянника его, и ханъ во страхѣ
Бѣжалъ назадъ. Мы черемисскій бунтъ
Утишили. Отъ шведовъ оградились
Мы перемирьемъ. Съ цесаремъ нѣмецкимъ
И съ Даніей упрочили союзъ,
А съ Англіей торговый подписали
Мы договоръ, быть можетъ, неугодный
Гостямъ московскимъ, но обильный выгодъ
Для всей земли. И въ самое то время,
Когда ужъ Русь отъ смутъ и тяжкихъ бѣдствій
Въ устройство начинала приходить,
Ты, князь — я то тебѣ не въ укоризну
Теперь скажу — ты, съ братьями своими,
Вы собирали въ скопъ народъ московскій,
И черный людъ вы тайно научали
Бить государю на меня челомъ!
Не за себя мы поднялись, бояринъ!
Когда ломать ты началъ государство,
За старину съ народомъ встали мы!
Такихъ досадъ, какъ отъ тебя, бояринъ,
И при Иванѣ не было царѣ!
Покойный царь былъ грозенъ для окольныхъ;
Кто близокъ былъ къ нему, тотъ и дрожалъ;
Кто-жъ былъ далекъ, тотъ жилъ безъ опасенья
По своему обычаю. Ты-жъ словно
Всю Русь опуталъ сѣтью, и покоя
Нѣтъ отъ тебя нигдѣ и никому!
Когда земля, по долгомъ неустройствѣ,
Въ порядокъ быть должна приведена,
Болѣзненно свершается цѣленье
Старинныхъ ранъ. Чтобъ зданіе исправить,
Насильственно коснуться мы должны
Его частей. Но, милостію Божьей,
Мы неизбѣжную страданья пору
Ужъ перешли, и мудрость государя
Сознали всѣ; вы только лишь одни,
Вы, Шуйскіе, противитесь упорно,
И жизни новой свѣтлое теченье
Отвлечь хотите въ старое русло!
Лишь мы одни? Владыко Діонисій!
Скажи ему, одни-ли о насильяхъ
Мы вопіемъ Христовой церкви?
Княже,
Съ правителемъ до твоего прихода
Мы говорили. Все, о чемъ съ тобою
Скорбѣли мы — онъ отмѣнилъ.
Не чисто!
А въ остальномъ надѣюся я съ вами,
Князья, сойтись. Ужъ миновала нынѣ
Пора волненій; въ уровень законный
Вошла земля, и не-о-чемъ намъ спорить.
Ей вмѣстѣ мы теперь послужимъ лучше,
Чѣмъ могъ-бы я одинъ.
Такое слово
Смиреномудренно. Совѣтъ нашъ, княже,
Не продолжать вамъ распри, несогласной
Съ ученіемъ Спасителя, и вредной
Для государства.
Отче, я увѣренъ,
Они того не захотятъ! Не правда-ль?
Не правда-ль, князь? Вотъ и моя царица
Тому не вѣритъ. Что-же ты молчишь,
Аринушка?
Не вѣрится мнѣ вправду,
Что долго такъ князь Шуйскій заставляетъ
Себя просить о томъ, что государь
Ему велѣть единымъ можетъ словомъ.
Смотритъ на Шуйскаго.
Скажи мнѣ, князь, когда-бы ты теперь
Не предъ царемъ Ѳеодоромъ стоялъ,
Но предъ отцомъ его, царемъ Иваномъ,
Раздумывалъ-бы столько ты? Ужели-жъ
За то, что царь съ тобою такъ негнѣвенъ,
Такъ милостивъ, такъ многотерпѣливъ,
Свой долгъ предъ нимъ забудешь ты?
Царица,
Я говорилъ предъ государемъ нынѣ
Какъ говорилъ-бы предъ его отцомъ,
И прежде, чѣмъ отъ мысли отказаться,
На плаху я скорѣе бы пошелъ.
Но мнѣ на врядъ-бы при царѣ Иванѣ
Такъ говорить пришлось — затѣмъ, что врядъ-бы
Покойный царь такъ беззаботно отдалъ
Изъ рукъ своихъ въ чужія руки власть!
Когда во Псковѣ, князь Иванъ Петровичъ,
Ты, окруженъ литовцами, сидѣлъ,
И мужествомъ своимъ непобѣдимымъ
Такъ долго былъ оплотомъ для Руси —
Я, за твое спасенье и здоровье,
Дала тогда молитвенный обѣтъ:
На раку, гдѣ покоятся во Псковѣ
Святыя мощи Всеволода князя,
Вотъ этотъ вышить золотной покровъ.
Я шью давно — и вотъ моя работа
Къ концу приходитъ. Но ужель она,
Начатая во здравіе того,
Кто землю спасъ, окончится когда
Противникомъ онъ станетъ государству?
Встаетъ и подходитъ къ Шуйскому.
Ужели тотъ, за чье спасенье я
Такъ горячо со всей молилась Русью,
Ея покой упорствомъ возмутитъ?
Прошу тебя, не омрачи напрасно
Своей великой славы! Покорись
Святителямъ и царскому велѣнью!
Князь-государь —
Кланяется ему въ поясъ.
Моимъ большимъ поклономъ
Прошу тебя, забудь свою вражду!
Царица-матушка! Ты на меня
Повѣяла какъ будто тихимъ лѣтомъ!
Своимъ нежданнымъ, милостивымъ словомъ
Ты все нутро во мнѣ перевернула!
Какъ устоять передъ тобой? Повѣрь,
Велѣнье государево исполнить
Я радъ душой — но напередъ дозволь мнѣ
Сказать два слова брату твоему.
Къ Годунову.
Не въ первый разъ, бояринъ, хитрой рѣчью
Обходишь ты противниковъ своихъ.
Какой залогъ намъ дашь ты, что не хочешь
Насъ усыпить, чтобъ тѣмъ вѣрнѣе послѣ
Погибель нашу уготовить?
Князь,
Залогомъ вамъ мое да будетъ слово
И вмѣстѣ съ нимъ ручательство царя.
Да, да, князья, я за него ручаюсь!
Какая участь ожидаетъ тѣхъ,
Которые, защитѣ нашей вѣря,
Къ намъ мыслили?
Ихъ ни единый волосъ
Не упадетъ, и ни единымъ пальцомъ
Не тронутъ ихъ.
И будешь ты на томъ
Крестъ цѣловать предъ государемъ?
Буду!
Какъ мыслите?
На что̀ согласенъ ты,
Мы всѣ согласны!
Вотъ моя рука!
Друзья мои! Спасибо вамъ, спасибо!
Аринушка, вотъ это въ цѣлой жизни
Мой лучшій день! Владыко Діонисій —
Крестъ имъ скорѣе! Крестъ!
Діонисій беретъ со стола крестъ и подаетъ сперва Шуйскому, потомъ Годунову.
Клянусь отнынѣ
Не враждовать ни мыслію, ни дѣломъ,
Къ великому боярину къ Борису
Ѳеодорычу Годунову; въ томъ-же
Я за себя и за своихъ за братьевъ,
И за сторонниковъ за нашихъ всѣхъ,
За всѣхъ бояръ, и всѣхъ людей торговыхъ,
Цѣлую крестъ Спасителя Христа!
Прикладывается ко кресту.
Цѣлую крестъ, что съ Шуйскими отнынѣ
Мнѣ пребывать въ согласьи и въ любви,
Безъ ихъ совѣта никакого дѣла
Не начинать, сторонникамъ-же ихъ:
Князьямъ, боярамъ и торговымъ людямъ,
Ничѣмъ не мстить за прежнія вины!
Прикладывается ко кресту.
Вотъ это такъ! Вотъ это значитъ: прямо
Писаніе исполнить! Обнимитесь!
Вотъ такъ! Ну, что? Вѣдь легче стало? Легче?
Не правда ли? Крики на площади.
О чемъ они кричатъ?
Должно быть, царь, хотѣлось-бы узнать имъ,
Чѣмъ кончилась сегодня наша встрѣча
Съ бояриномъ. Дозволь, я выйду къ нимъ.
Нѣтъ, нѣтъ, останься! Сами пусть они
Сюда прійдутъ. Пусть умилятся, глядя
На ваше примиренье! — Къ Клешнину.
Выдь, Петровичъ,
Выдь на крыльцо и приведи ихъ!
Всѣхъ?
Да ихъ, я чай, тамъ сотенъ будетъ съ двадцать,
Аршинниковъ!
Зачѣмъ же всѣхъ? Зачѣмъ?
Пусть выборныхъ пришлютъ!
КЛЕШНИНЪ уходить.
Я съ ними, шуринъ,
И не охотникъ, правда, говорить,
Когда они обступятъ вдругъ меня
На выходѣ, кто съ жалобой, кто съ просьбой,
И стукотня такая въ головѣ
Отъ нихъ пойдетъ, какъ словно тулумбасы
Въ ней загремятъ; терпѣть я не могу!
Стоишь и смотришь, и не знаешь ровно,
Что отвѣчать? Но здѣсь другое дѣло,
Я радъ ихъ видѣть!
Государь, боюсь,
Тебѣ ихъ вздорныхъ жалобъ не избыть;
Народъ докучливъ. Лучше прикажи мнѣ,
Я выйду къ нимъ!
Царь! Выборные люди!
Отъ всѣхъ купцовъ, лабазниковъ, ткачей,
И шорниковъ, и мясниковъ, которыхъ
Привелъ съ собой князь Шуйскій! Вотъ они!
Царь-государь! Спаси тебя Господь,
Что свѣтлыя свои повидѣть очи
Ты насъ пожаловалъ!
Вставайте, люди!
Я радъ васъ видѣть. Я послалъ за вами
Чтобъ вамъ сказать — да что-жъ вы не встаете?
Я осерчаю!
Выборные встаютъ, исключая одного старика.
Что-же ты, старикъ?
Что-жъ не встаешь?
И радъ-бы, государь,
Да не смогу! Вишь, на колѣни стать-то —
Оно кой-какъ и удалось, а вотъ
Подняться-то не хватитъ силы! Больно
Ужъ древенъ сталъ я, государь!
Возьмите-жъ
Его подъ руки, люди!
Двое купцовъ поднимаютъ старика.
Ну, вотъ такъ!
Ты, дѣдушка, себя не утрудилъ-ли?
Кто ты?
Богданъ Семеновъ Курюковъ,
Московскій гость!
Который годъ тебѣ?
Да будетъ за-сто, государь! При бабкѣ
Я при твоей, при матушкѣ Оленѣ
Васильевнѣ, ужъ денежникомъ былъ,
Чеканилъ деньги, по ея указу,
Копейныя, на коихъ нонѣ князь
Великій знатенъ съ копіемъ въ руцѣ;
Оттоль онѣ и стали называться
Копейными. Такъ я-то, государь,
Въ ту пору ихъ чеканилъ. Лѣтъ мнѣ будетъ,
Пожалуй, за-сто!
Дѣдушка, да ты
Шатаешься! Бояре, вы-бъ ему
Столецъ подставили!
Помилуй, царь!
Какъ при твоей мнѣ милости сидѣть!
Да ты вѣдь больно старъ, вѣдь ты, я чаю,
Ужъ много видѣлъ на своемъ вѣку?
Какъ, батюшка, не видѣть! Всяко видѣлъ!
Блаженной памяти Василья, помню
Иваныча, когда свою супругу
Онъ, Соломонью Юрьевну, постригъ,
Неплодья ради, бабку-же твою,
Олену-то Васильевну поялъ.
Тогда народъ, вишь, на-дво раздѣлился,
Кто, вишь, стоялъ за бабку за твою,
Кто за княгиню былъ за Соломонью.
А въ тѣ поры и межъ бояръ разрухи
Великія чинились; въ малолѣтство
Родителя, вишь, твоего, Ивана
Васильича, тягались до зарѣза
Князья Овчины съ Шуйскими князьями,
А изъ-за нихъ и весь морковскій людъ.
А нашъ-то родъ всегда стоялъ за Шуйскихъ,
Ужъ такъ у насъ отъ предковъ повелось.
Бывало слышишь: бьютъ въ набатъ у Спаса —
Вставай, купцы! Вали къ одной за Шуйскихъ
Тутъ поскорѣе лавку на запоръ,
Кафтанъ долой, захватишь что попало,
Что Богъ послалъ, рогатину-ль, топоръ-ли,
Бѣжишь на площадь, анъ ужъ тамъ и валка;
Одни горланятъ: Телепня Овчину!
Другіе: Шуйскихъ! и пошла катать!
То грѣхъ великій, дѣдушка!
А вотъ,
Какъ въ возрастъ сталъ твой батюшка входить.
Утихло все.
Что? Видно, не шутилъ?
Избави Богъ! Былъ грозный государь!
При немъ и всѣ бояре пріутихли!
При немъ бѣда! Глядишь, столбовъ наставятъ
На площади; а казней-то и мукъ,
И пытокъ ужъ какихъ мы насмотрѣлись!
Бывало, вдругъ…
Я, дѣдушка, позвалъ васъ,
Чтобъ вамъ сказать…
Бывало, грянутъ бубны,
Чтобы народъ на площадь шелъ…
Я васъ
Велѣлъ позвать…
Тутъ, хочешь, алъ не хочешь —
Неволею идешь…
Богданъ Семенычъ!
Царь говоритъ съ тобой!
Постой, племянникъ,
Дай досказать. Вотъ мы прійдемъ на площадь,
Анъ тамъ стоятъ…
Такъ ты — ему племянникъ?
Да, государь, я внучатный ему
Племянникъ есть!
Ань тамъ ужъ палачи
Стоятъ и ждутъ…
Богданъ Семенычъ! Что̀ ты?
Твое лицо мнѣ кажется знакомо?
Съ сѣкирами…
Гдѣ видѣлъ я тебя?
А о Миколѣ мы, великій царь,
Твое здоровье тѣшили: медвѣжій
Тогда былъ бой, а я медвѣдя принялъ,
И милость мнѣ твоя поднесть велѣла
Стопу вина!
Съ сѣкирами стоятъ…
Да что ты дѣдушка, одно наладилъ!
Что, въ самомъ дѣлѣ? Что тутъ вспоминать?
Съ сѣкирами! Съ сѣкирами! Не дашь
Мнѣ слова вымолвить!
Къ молодому.
Такъ ты тотъ самый,
Что запоролъ медвѣдя? Помню, помню!
Аринушка! Вотъ это тотъ купецъ,
О комъ тебѣ разсказывалъ я, знаешь?
Синельниковъ — вѣдь такъ тебя зовутъ?
Красильниковъ, великій государь,
Иванъ Артемовъ!
Да, да — да, да — да!
Красильниковъ! Аринушка, представь:
Медвѣдь къ нему такъ близко подошелъ,
Такъ близко — вотъ какъ ты теперь, владыко,
Ко мнѣ стоишь, а онъ шагнулъ вотъ этакъ,
Да изловчилъ рогатину, да разомъ
Вотъ такъ ее всадилъ ему въ животъ!
Медвѣдь-то претъ, да все реветъ: уу!
Да загребаетъ лапами его,
Вотъ такъ его, владыка, загребаетъ,
Пока совсѣмъ не выбился изъ силъ
И на-бокъ не свалился!
Государь,
Ты этимъ людямъ повѣстить хотѣлъ
О нашемъ примиреньи.
У тебя
Былъ братъ еще, который Шаховсваго
Въ бою кулачномъ одолѣлъ?
Онъ мнѣ
Двоюродный есть братъ, царь-государь,
Микитой Голубемъ зовутъ.
Оборачивается къ своимъ.
Микита!
Слышь, выходи къ царю!
Голубь выступаетъ впередъ и кланяется.
Здорово, Голубь!
Что̀ какъ живешь? Что̀ сила-то? Что̀ сила?
Не голубиная въ тебѣ, чай, сила?
Не по прозванью?
Жаловаться грѣхъ,
Царь-государь, Господь насъ не обидѣлъ,
Мы силою своей довольны!
Князь!
Узналъ его?
Какъ друга не узнать!
Вѣдь ты ребро сломилъ мнѣ, Голубь, гладко!
По милости твоей, недѣли три
Я пролежалъ!
Усердно, князь Григорій
Петровичъ, здравствуемъ тебѣ! Дастъ Богъ,
Въ Великій Постъ мы на Москвѣ-рѣкѣ
Еще съ тобою встрѣтимся на славу —
Авось твоя удача будетъ!
Что-жъ,
Я встрѣтиться всегда съ тобою радъ —
Теперь держись!
А что̀ поставишь, князь?
Чеканный ковшъ! А ты?
Соболью шапку!
Свѣтъ-государь, не позволяй имъ биться;
Часъ неровенъ, не долго до бѣды!
Ты думаешь, Аринушка?
Къ Шаховскому и Голубю.
Смотрите-жъ,
Не крѣпко бейтесь! Паче-же всего,
Подъ ложку берегитесь бить другъ друга,
То самое смертельное есть мѣсто!
Великій царь — дозволь я повѣщу имъ,
Зачѣмъ ты ихъ позвать велѣлъ!
Ну, ну,
Добро, скажи имъ!
Выборные люди!
Вамъ вѣдомо да будетъ, что бояринъ
Борисъ Ѳеодоровичъ Годуновъ
И я, князь Шуйскій, съ братьями моими,
Мы учинились въ мирѣ и въ ладу,
И обѣщали клятвою другъ другу,
Чтобы ни намъ, ни нашимъ межъ собою
Сторонникамъ, не враждовать отнынѣ,
А быть въ согласьи!
Князь Иванъ Петровичъ!
Да вакъ-же это? Мы съ тобою шли,
А ты насъ бросилъ?
Я не бросилъ васъ!
Мнѣ обѣщалъ бояринъ, безъ меня
Не начинать отнынѣ ничего —
А я всегда за васъ стою!
Эй, князь,
Остерегись!
Эй, не мирися, князь!
Не выдавай насъ, князь Иванъ Петровичъ!
Не бойтесь, люди! Мнѣ бояринъ клятву
Святую далъ, что никого изъ васъ
Не тронетъ онъ ни пальцемъ!
Дать-то клятву,
Онъ дастъ ее, да сдержитъ-ли?
Поволь
Худое слово, князь Иванъ Петровичъ,
Мнѣ, старику, по старому сказать!
Когда твои насъ дѣды подымали
На Телепня-Овчину, при Олёнѣ
Васильевнѣ, при бабкѣ государя,
Они за насъ, а мы за нихъ тогда
Держались крѣпко; тѣмъ-то и силенъ
Твой дѣдушка Василій былъ Васильичъ!
А еслибъ онъ на миръ пошелъ съ Овчиной,
Пропалъ-бы онъ, и мы пропали-бъ съ нимъ!
Когда ты, князь, съ врагомъ, своимъ исконнымъ
Хотѣлъ мириться, не-зачѣмъ насъ было
И подымать!
Эхъ, князь Иванъ Петровичъ!
Вы нашими миритесь головами!
Молчи, щенокъ! Знай, бейся на кулачкахъ,
О дѣлѣ-жъ дай старѣйшимъ говорить!
Какъ смѣете не вѣрить вы ему,
Когда онъ крестъ — вы слышите-ли? крестъ —
Въ томъ цѣловалъ?
Замѣть ихъ имена
И запиши. Выборные между тѣмъ совѣщались между собой, и всѣ разомъ подходятъ къ Ѳедору.
Царь-государь! Помилуй!
Не дай погибнуть нашимъ головамъ!
Царь-государь! Помилуй! Защити!
Помилуй, государь! Не оставляй насъ.
Теперь пропали мы!
Да что̀ вы? Что̀ вы?
Съ чего вы взяли? Отъ кого мнѣ, люди,
Васъ защищать?
Отъ шурина твого!
Отъ Годунова, государь!
Твой шуринъ
Вѣдь насъ теперь совсѣмъ заѣстъ!
Какъ можно!
Кто вамъ сказалъ? Мой шуринъ любитъ васъ!
Ты имъ скажи, Борисъ, что ты ихъ любишь!
Вотъ онъ сейчасъ вамъ скажетъ! Онъ вамъ все,
Все растолкуетъ! Мнѣ-же самому,
Мнѣ нѣкогда теперь!
Хочетъ уйти; выборные обступаютъ его.
Царь-государь!
Одна надежда наша на тебя!
Мы дурна не чинили! Мы за Шуйскихъ,
За слугъ твоихъ, стояли! Прикажи,
Чтобъ насъ Борисъ Ѳеодорычъ не трогалъ!
Вели ему!
Да, хорошо! Пустите!
Мнѣ нѣкогда! Скажите все Борису!
Ему скажите!
Какъ-же, государь,
Ему-же мы да про него-же скажемъ?
Яви намъ милость! Выслушай насъ, царь!
Дозволь тебѣ —
Ай-ай, ай-ай, ай-ай!
Скажите все Борису! Все Борису!
Мнѣ нѣкогда! Скажите все Борису!
Уходитъ, держа пальцы въ ушахъ. — Выборные съ недоумѣніемъ смотрятъ другъ на друга.