Царь Фёдор Иоаннович (А. К. Толстой)/Вестник Европы 1868 (ВТ)/Действие второе
| ← Действие первое | Царь Федор Иоаннович — Действие второе | Действие третье → |
См. Содержание. Опубл.: 1868. Источник:  «Вестник Европы», 1868, № 5, с. 24—52 |
- Википроекты
ЦАРЬ ФЕДОР сидит на креслах. — По правую его руку, ИРИНА вышивает золотом в пяльцах. — По левую, сидят в креслах ДИОНИСИЙ, митрополит всея Руси; ВАРЛААМ, архиепископ Крутицкий; ИОВ, архиепископ Ростовский, и БОРИС ГОДУНОВ. — Кругом стоят бояре.
Владыко Дионисий! Отче Иов!
Ты, отче Варлаам! Я вас позвал,
Святители, чтоб вы мне помогли
Благое дело учинить, давнишних
Мне помогли бы помирить врагов!
Вам ведомо, как долго я крушился,
Что Шуйские, высокие мужи,
И Годунов Борис, мой добрый шурин,
Напрасною враждой разделены.
Но, видно, внял Господь моим молитвам,
Дух кротости в Бориса он вложил.
И вот, он сам мне обещал сегодня
Забыть свои от недругов досады,
И первый Шуйским руку протянуть.
Не так ли, шурин?
Твоему желанью
Повиноваться — долг мой, государь!
Спасибо, шурин! Ты писанье помнишь
И свято исполняешь. Только вот,
О Шуйском я хотел тебе сказать,
О князь Иван Петровиче: он нравом
Немного крут, и горд, и щекотлив;
Так лучше б вам помене говорить бы,
А чтобы ты к нему бы подошел,
И за руку бы взял его — вот этак —
И только бы сказал, что все забыто,
И что отныне ты со всеми ими
В согласии быть хочешь.
Я готов.
Спасибо, шурин! Он ведь муж военный,
Он взрос в строю, среди мечей железных,
Пищалей громоносных, страшных копий
И бердышей! Но он благочестив,
И верно уж на ласковую речь
Податлив будет.
К Дионисию.
Ты ж, святой владыко,
Лишь только за руки они возьмутся,
Их поскорей благослови, и слово
Спасительное тотчас им скажи!
Мой долг велит мне, государь, о мире
Вещать ко всем, а паче о Христовой
Пещися церкви. Аще не за церковь
Князь Шуйский спорит с шурином твоим,
Его склонять готов я к миру.
Отче,
Мы все стоим за церковь! И Борис,
И я, и Шуйский, все стоим за церковь!
Великий царь, усердие твое
Нам ведомо; дела же, к сожаленью,
Не все исходят от тебя.
Смотрит на Годунова.
Намедни
Новогородские купцы, которых
За ересь мы собором осудили,
Свобождены, и в Новгород обратно,
Как правые, отпущены, к соблазну
Всех христиан.
Владыко, те купцы
С немецкими торгуют городами,
И выгоду приносят государству
Немалую. Мы с ними разорили б
Весь Новгород.
А ересь ни во что
Ты ставишь их?
Избави Бог, владыко!
Уж царь послал наказы воеводам
Той ереси учителей хватать.
Но соблазненных отличает царь
От соблазнителей.
Конечно, шурин!
Но самых соблазнителей, владыко,
Ни истязать не надо, ни казнить!
Им перед Богом отвечать придется!
Ты увещал бы их. Ведь ты, владыко,
Грамматиком не даром прозван мудрым!
Мы делаем, сколь можем, государь,
Чрез увещанья. Но тебе еще,
Не все известно: старосты губные
И сборщики казенных податей
В обители входить святые стали,
И в волости церковные въезжать,
И старые с них править недоборы,
Забытые от прежних лет!
Владыко,
Великий царь предупредил твое
Печа́лованье. Что нас крайность сделать
Заставила, уж то не повторится.
Подает ему грамоту.
Вот грамота, владыко, о невъезде
В именья церкви никаким чинам;
И о решении всяких дел не царским,
Но собственным твоим судом.
Да, отче,
Он написал ее, а я печать
Привесил к ней!
Блаженны миротворцы!
Когда правитель обещает мне
И в остальных статьях все льготы церкви,
Ее права и выгоды блюсти —
То прошлое да будет позабыто!
Так, так, владыко! Отче Варлаам,
Ты помоги владыке!
Государь,
Что в деле сем святой владыко скажет,
Я повторю охотно.
Отче Иов,
И на тебя рассчитываю я!
Правитель твой, великий государь,
Незлобия и мудрости исполнен,
А наше дело Господу молиться
О тишине и мире!
И тебя,
Аринушка, прошу я: если Шуйский
Упрется, ты приветливое слово
Ему скажи. Оно ведь много значит
Из женских уст, и умягчает самый
Суровый нрав. Я знаю по себе:
Мужчине я не уступлю ни в чем,
А женщина попросит, иль ребенок,
Все сделать рад!
Мой царь и господин,
Как ты велишь, так мы и будем делать;
Но наше слово, против твоего,
Что может значить? Если только ты
Им с твердостью скажешь, что их распря
Тебя гневит, то князь Иван Петрович
Ослушаться тебя не будет властен.
Да, да, конечно, я ему велю,
Я прикажу ему! А вы, бояре,
Скорей зачните с ними разговор;
Не стойте, молча; хуже нет того,
Как если два противника сошлись,
Уж помирились, смотрят друг на друга,
А все молчат…
Мы рады говорить бы,
Царь-государь, когда б его лишь милость,
На Шуе князь, нам рты разинуть дал!
Что ты понес? Какой он князь на Шуе?
А то, что он себя удельным князем,
А не слугой царевым держит — вот что!
Твой дядька, царь, простить не может Шуйским,
Что за Нагих вступаются они.
И что тебя хотели б упросить
Царевича взять на Москву обратно.
Димитрия? Да я и сам бы рад!
Сердечный он! Ему, я чай, там скучно,
А я-то здесь его бы потешал:
И скоморохов показал смешных бы,
И бой медвежий! Я просил Бориса,
Не раз просил, да говорит: нельзя!
И в том он прав! Твой батюшка покойный
Нагим не даром Углич указал;
Он знал Нагих, он воли не давал им,
И шурин твой на привязи их держит!
Негоже ты, Петрович, говоришь,
Они дядья царевичу, Петрович!
Царевичу! Да нешто он царевич?
И мать его, седьмая-то жена,
Царица нешто? Этаких цариц
При батюшке твоем понабралось бы
И более, пожалуй!
Полно, полно!
Мне Митя брат, ему ж дядья Нагие,
Так ты при мне порочить их не смей!
А что же мне, хвалить их, что они
Тебя долой хотели бы с престола,
А своего царенка на престол?
Как смеешь ты?
И Шуйских тож хвалить,
Что за одно идут они с Нагими?
Я говорю тебе: молчи! Молчи!
Сейчас молчи!
Ну, что ж? И замолчу!
Не позволяй ему в другой раз, шурин,
Порочить мачиху и брата!
Царь,
Он человек усердный и простой! — Крики на площади.
Ну, вон идут!
Кто?
Шуйские идут!
Как? Уж пришли?
Да, вот уж у крыльца!
Крики слышны громче.
Вишь, впереди идет Иван Петрович,
А круг его валит с купцами чернь!
Ишь, голосят и шапки вверх кидают!
Еще, еще! Стрельцов сбивают с ног!
Держальников оттерли! Подхватили
Его под руки! Эвот, по ступеням
Его ведут! Не бось, и государя
Так не честят они!
Смотри же, шурин,
Не забывай, что ты мне обещал!
Аринушка — смотри же, замечай!
Коль, неравно́, у них пойдет не гладко,
Ты помоги! Отцы мои — я паче
На вас надеюсь!
Возвращается поспешно на свое место.
Князь Иван Петрович!
Входят ШУЙСКИЕ; за ними МСТИСЛАВСКИЙ, ШАХОВСКОЙ и другие.
Ишь, как идут! И шеи-то не гнутся!
Великий царь! По твоему указу
Пред очи мы явилися твои!
Встань, князь Иван Петрович! Встань скорее!
Тебе так быть негоже! — Поднимает его.
Мы с царицей
Давно тебя не видим. Ты, должно быть,
Семейным делом занят? Мне сказали:
Племянницу ты замуж выдаешь?
Так, государь.
Я рад, я очень рад!
Я поздравляю вас! Так вот я, князь,
Хотел сказать тебе, что мы давно
Тебя не видим — впрочем, может быть,
Тебе не время? Это сватовство —
Ты оттого и в думу, вероятно,
Давно уже не ходишь?
Государь,
Мне в думе делать нечего, когда
Дела земли вершит уже не дума,
А шурин твой. Поддакивать ему
Довольно есть бояр и без меня!
Иван Петрович! Мне прискорбно видеть,
Что меж тобой и шурином моим
Такое несогласье учинилось!
Нам сам Господь велел любить друг друга
Велел, владыко?
Истинно велел!
Вот видишь, князь? Что говорит апостол
В послании в коринфянам? «Молю вы…»
Как дальше, отче Варлаам?
«Молю вы,
«Да тожде вы глаголете, да распри
«Не будут в вас, да в том же разумении
«И в той же мысли будете!»
Вот видишь!
А как в своем послании соборном
Апостол Петр сказал? «Благоутробни....»
Как дале говорит он, отче Иов?
«Благоутробни будьте, братолюбцы,
«Не воздающе убо зла за зло,
«Ни досаждения за досажденье!»
И шурин твой, великий государь,
Апостольское слово исполняет
Во истину!
Да, отче Иов, да!
Ты, князь Иван Петрович, будь уверен,
Он чтит тебя — мы все твои заслуги
Высоко чтим — так, видишь ли — когда бы
Ты захотел — когда бы ты с Борисом —
тихо к Годунову.
Кончай же, шурин!
Князь Иван Петрович!
Уже давно о нашей долгой распре
Крушуся я. Коль ты забыть согласен
Все прошлое, я также все забуду,
И рад с тообой и с братьями твоими
Быть за один. И с тем на примиренье
Тебе я руку подаю!
Боярин,
Упорно слишком враждовали мы,
Чтобы могли теперь без договора
Сойтися вдруг!
Какого договора
Ты хочешь, князь?
Боярин Годунов!
Виню тебя, что ты нарушил волю
И завещание царя Ивана
Васильича, который, умирая
Русь пятерым боярам приказал!
Один был — я; другой — Захарьин-Юрьев;
Мстиславский — третий; Бельский был четвертый,
А пятый — ты. Кто ж ныне, говори,
Кто государством правит?
Царь Феодор
Иванович, его же царской воли
Я исполнитель.
Не хитри, боярин!
Его ты волей завладел лукаво!
Едва лишь царь преставился Иван,
Ты Бельского в изгнание услал,
Мстиславского насильно ты в монахи
Велел постричь; от Юрьева ж, Никиты
Романыча, избавили тебя
Болезнь и смерть. Осталися мы оба.
Но ты, со мной совета избегая,
Своим высоким пользуясь свойством,
Стал у царя испрашивать указы
На что хотел, вступаться начал смело
В права бояр, в права людей торговых,
И в самые церковные права.
Роптали все —
Князь, дай мне слово молвить —
Роптали все. Но имя государя
Тебе щитом служило; мы же дело
Получше знали; люди на Москве
К нам мыслили — и мы за правду встали,
Мы, Шуйские, а с нами весь народ.
Вот нашей распри корень и начало.
Я все сказал. Пускай же в этом деле
Нас царь рассудит!
Князь Иван Петрович!
Великий царь меж нас желает мира,
Твоя же речь враждою дышит, князь;
Негоже мне упреком на упреки
Ответствовать, но оправдаться должен
Я пред тобой. Меня винишь ты, князь,
Что я один вершу дела? Но вспомни;
Хотел ли ты со мною совещаться?
Не ты ль всегда мой голос отвергал?
И не снося ни в чем противоречья,
Не удалился ль ты он нас? Тогда
Великий царь, твою холодность видя,
Мне одному всю землю поручил.
Я ж, не в ущерб, во истину, для царства,
Ее приял. Война с Литвою миром
Окончена, а королю ни пяди
Не уступили русской мы земли.
В виду орды, мы подняли на хана
Племянника его, и хан во страхе
Бежал назад. Мы черемисский бунт
Утишили. От шведов оградились
Мы перемирьем. С цесарем немецким
И с Данией упрочили союз,
А с Англией торговый подписали
Мы договор, быть может, неугодный
Гостям московским, но обильный выгод
Для всей земли. И в самое то время,
Когда уж Русь от смут и тяжких бедствий
В устройство начинала приходить,
Ты, князь — я то тебе не в укоризну
Теперь скажу — ты, с братьями своими,
Вы собирали в скоп народ московский,
И черный люд вы тайно научали
Бить государю на меня челом!
Не за себя мы поднялись, боярин!
Когда ломать ты начал государство,
За старину с народом встали мы!
Таких досад, как от тебя, боярин,
И при Иване не было царе!
Покойный царь был грозен для окольных;
Кто близок был к нему, тот и дрожал;
Кто ж был далек, тот жил без опасенья
По своему обычаю. Ты ж словно
Всю Русь опутал сетью, и покоя
Нет от тебя нигде и никому!
Когда земля, по долгом неустройстве,
В порядок быть должна приведена,
Болезненно свершается целенье
Старинных ран. Чтоб здание исправить,
Насильственно коснуться мы должны
Его частей. Но, милостию Божьей,
Мы неизбежную страданья пору
Уж перешли, и мудрость государя
Сознали все; вы только лишь одни,
Вы, Шуйские, противитесь упорно,
И жизни новой светлое теченье
Отвлечь хотите в старое русло!
Лишь мы одни? Владыко Дионисий!
Скажи ему, одни ли о насильях
Мы вопием Христовой церкви?
Княже,
С правителем до твоего прихода
Мы говорили. Все, о чем с тобою
Скорбели мы — он отменил.
Не чисто!
А в остальном надеюся я с вами,
Князья, сойтись. Уж миновала ныне
Пора волнений; в уровень законный
Вошла земля, и не о чем нам спорить.
Ей вместе мы теперь послужим лучше,
Чем мог бы я один.
Такое слово
Смиреномудренно. Совет наш, княже,
Не продолжать вам распри, несогласной
С учением Спасителя, и вредной
Для государства.
Отче, я уверен,
Они того не захотят! Не правда ль?
Не правда ль, князь? Вот и моя царица
Тому не верит. Что же ты молчишь,
Аринушка?
Не верится мне вправду,
Что долго так князь Шуйский заставляет
Себя просить о том, что государь
Ему велеть единым может словом.
Смотрит на Шуйского.
Скажи мне, князь, когда бы ты теперь
Не пред царем Феодором стоял,
Но пред отцом его, царем Иваном,
Раздумывал бы столько ты? Ужели ж
За то, что царь с тобою так негневен,
Так милостив, так многотерпелив,
Свой долг пред ним забудешь ты?
Царица,
Я говорил пред государем ныне
Как говорил бы пред его отцом,
И прежде, чем от мысли отказаться,
На плаху я скорее бы пошел.
Но мне на вряд бы при царе Иване
Так говорить пришлось — затем, что вряд бы
Покойный царь так беззаботно отдал
Из рук своих в чужие руки власть!
Когда во Пскове, князь Иван Петрович,
Ты, окружен литовцами, сидел,
И мужеством своим непобедимым
Так долго был оплотом для Руси —
Я, за твое спасенье и здоровье,
Дала тогда молитвенный обет:
На раку, где покоятся во Пскове
Святые мощи Всеволода князя,
Вот этот вышить золотной покров.
Я шью давно — и вот моя работа
К концу приходит. Но ужель она,
Начатая во здравие того,
Кто землю спас, окончится когда
Противником он станет государству?
Встает и подходит к Шуйскому.
Ужели тот, за чье спасенье я
Так горячо со всей молилась Русью,
Ее покой упорством возмутит?
Прошу тебя, не омрачи напрасно
Своей великой славы! Покорись
Святителям и царскому веленью!
Князь-государь —
Кланяется ему в пояс.
Моим большим поклоном
Прошу тебя, забудь свою вражду!
Царица-матушка! Ты на меня
Повеяла как будто тихим летом!
Своим нежданным, милостивым словом
Ты все нутро во мне перевернула!
Как устоять перед тобой? Поверь,
Веленье государево исполнить
Я рад душой — но наперед дозволь мне
Сказать два слова брату твоему.
К Годунову.
Не в первый раз, боярин, хитрой речью
Обходишь ты противников своих.
Какой залог нам дашь ты, что не хочешь
Нас усыпить, чтоб тем вернее после
Погибель нашу уготовить?
Князь,
Залогом вам мое да будет слово
И вместе с ним ручательство царя.
Да, да, князья, я за него ручаюсь!
Какая участь ожидает тех,
Которые, защите нашей веря,
К нам мыслили?
Их ни единый волос
Не упадет, и ни единым пальцом
Не тронут их.
И будешь ты на том
Крест целовать пред государем?
Буду!
Как мыслите?
На что согласен ты,
Мы все согласны!
Вот моя рука!
Друзья мои! Спасибо вам, спасибо!
Аринушка, вот это в целой жизни
Мой лучший день! Владыко Дионисий —
Крест им скорее! Крест!
Дионисий берет со стола крест и подает сперва Шуйскому, потом Годунову.
Клянусь отныне
Не враждовать ни мыслью, ни делом,
К великому боярину к Борису
Феодорычу Годунову; в том же
Я за себя и за своих за братьев,
И за сторонников за наших всех,
За всех бояр, и всех людей торговых,
Целую крест Спасителя Христа!
Прикладывается ко кресту.
Целую крест, что с Шуйскими отныне
Мне пребывать в согласьи и в любви,
Без их совета никакого дела
Не начинать, сторонникам же их:
Князьям, боярам и торговым людям,
Ничем не мстить за прежние вины!
Прикладывается ко кресту.
Вот это так! Вот это значит: прямо
Писание исполнить! Обнимитесь!
Вот так! Ну, что? Ведь легче стало? Легче?
Не правда ли? Крики на площади.
О чем они кричат?
Должно быть, царь, хотелось бы узнать им,
Чем кончилась сегодня наша встреча
С боярином. Дозволь, я выйду к ним.
Нет, нет, останься! Сами пусть они
Сюда прийдут. Пусть умилятся, глядя
На ваше примиренье! — К Клешнину.
Выдь, Петрович,
Выдь на крыльцо и приведи их!
Всех?
Да их, я чай, там сотен будет с двадцать,
Аршинников!
Зачем же всех? Зачем?
Пусть выборных пришлют!
КЛЕШНИН уходить.
Я с ними, шурин,
И не охотник, правда, говорить,
Когда они обступят вдруг меня
На выходе, кто с жалобой, кто с просьбой,
И стукотня такая в голове
От них пойдет, как словно тулумбасы
В ней загремят; терпеть я не могу!
Стоишь и смотришь, и не знаешь ровно,
Что отвечать? Но здесь другое дело,
Я рад их видеть!
Государь, боюсь,
Тебе их вздорных жалоб не избыть;
Народ докучлив. Лучше прикажи мне,
Я выйду к ним!
Царь! Выборные люди!
От всех купцов, лабазников, ткачей,
И шорников, и мясников, которых
Привел с собой князь Шуйский! Вот они!
Царь-государь! Спаси тебя Господь,
Что светлые свои повидеть очи
Ты нас пожаловал!
Вставайте, люди!
Я рад вас видеть. Я послал за вами
Чтоб вам сказать — да что ж вы не встаете?
Я осерчаю!
Выборные встают, исключая одного старика.
Что же ты, старик?
Что ж не встаешь?
И рад бы, государь,
Да не смогу! Вишь, на колени стать-то —
Оно кой-как и удалось, а вот
Подняться-то не хватит силы! Больно
Уж древен стал я, государь!
Возьмите ж
Его под руки, люди!
Двое купцов поднимают старика.
Ну, вот так!
Ты, дедушка, себя не утрудил ли?
Кто ты?
Богдан Семенов Курюков,
Московский гость!
Который год тебе?
Да будет за сто, государь! При бабке
Я при твоей, при матушке Олене
Васильевне, уж денежником был,
Чеканил деньги, по ее указу,
Копейные, на коих ноне князь
Великий знатен с копием в руце;
Оттоль они и стали называться
Копейными. Так я-то, государь,
В ту пору их чеканил. Лет мне будет,
Пожалуй, за сто!
Дедушка, да ты
Шатаешься! Бояре, вы б ему
Столец подставили!
Помилуй, царь!
Как при твоей мне милости сидеть!
Да ты ведь больно стар, ведь ты, я чаю,
Уж много видел на своем веку?
Как, батюшка, не видеть! Всяко видел!
Блаженной памяти Василья, помню
Иваныча, когда свою супругу
Он, Соломонью Юрьевну, постриг,
Неплодья ради, бабку же твою,
Олену-то Васильевну поял.
Тогда народ, вишь, надво разделился,
Кто, вишь, стоял за бабку за твою,
Кто за княгиню был за Соломонью.
А в те поры и меж бояр разрухи
Великие чинились; в малолетство
Родителя, вишь, твоего, Ивана
Васильича, тягались до зареза
Князья Овчины с Шуйскими князьями,
А из-за них и весь морковский люд.
А наш-то род всегда стоял за Шуйских,
Уж так у нас от предков повелось.
Бывало слышишь: бьют в набат у Спаса —
Вставай, купцы! Вали к одной за Шуйских
Тут поскорее лавку на запор,
Кафтан долой, захватишь что попало,
Что Бог послал, рогатину ль, топор ли,
Бежишь на площадь, ан уж там и валка;
Одни горланят: Телепня Овчину!
Другие: Шуйских! и пошла катать!
То грех великий, дедушка!
А вот,
Как в возраст стал твой батюшка входить.
Утихло все.
Что? Видно, не шутил?
Избави Бог! Был грозный государь!
При нем и все бояре приутихли!
При нем беда! Глядишь, столбов наставят
На площади; а казней-то и мук,
И пыток уж каких мы насмотрелись!
Бывало, вдруг…
Я, дедушка, позвал вас,
Чтоб вам сказать…
Бывало, грянут бубны,
Чтобы народ на площадь шел…
Я вас
Велел позвать…
Тут, хочешь, ал не хочешь —
Неволею идешь…
Богдан Семеныч!
Царь говорит с тобой!
Постой, племянник,
Дай досказать. Вот мы придем на площадь,
Ан там стоят…
Так ты — ему племянник?
Да, государь, я внучатный ему
Племянник есть!
Ань там уж палачи
Стоят и ждут…
Богдан Семеныч! Что ты?
Твое лицо мне кажется знакомо?
С секирами…
Где видел я тебя?
А о Миколе мы, великий царь,
Твое здоровье тешили: медвежий
Тогда был бой, а я медведя принял,
И милость мне твоя поднесть велела
Стопу вина!
С секирами стоят…
Да что ты дедушка, одно наладил!
Что, в самом деле? Что тут вспоминать?
С секирами! С секирами! Не дашь
Мне слова вымолвить!
К молодому.
Так ты тот самый,
Что запорол медведя? Помню, помню!
Аринушка! Вот это тот купец,
О ком тебе рассказывал я, знаешь?
Синельников — ведь так тебя зовут?
Красильников, великий государь,
Иван Артемов!
Да, да — да, да — да!
Красильников! Аринушка, представь:
Медведь к нему так близко подошел,
Так близко — вот как ты теперь, владыко,
Ко мне стоишь, а он шагнул вот этак,
Да изловчил рогатину, да разом
Вот так ее всадил ему в живот!
Медведь-то прет, да все ревет: уу!
Да загребает лапами его,
Вот так его, владыка, загребает,
Пока совсем не выбился из сил
И на бок не свалился!
Государь,
Ты этим людям повестить хотел
О нашем примирении.
У тебя
Был брат еще, который Шаховсвого
В бою кулачном одолел?
Он мне
Двоюродный есть брат, царь-государь,
Микитой Голубем зовут.
Оборачивается к своим.
Микита!
Слышь, выходи к царю!
Голубь выступает вперед и кланяется.
Здорово, Голубь!
Что как живешь? Что сила-то? Что сила?
Не голубиная в тебе, чай, сила?
Не по прозванью?
Жаловаться грех,
Царь-государь, Господь нас не обидел,
Мы силою своей довольны!
Князь!
Узнал его?
Как друга не узнать!
Ведь ты ребро сломил мне, Голубь, гладко!
По милости твоей, недели три
Я пролежал!
Усердно, князь Григорий
Петрович, здравствуем тебе! Даст Бог,
В Великий Пост мы на Москве-реке
Еще с тобою встретимся на славу —
Авось твоя удача будет!
Что ж,
Я встретиться всегда с тобою рад —
Теперь держись!
А что поставишь, князь?
Чеканный ковш! А ты?
Соболью шапку!
Свет-государь, не позволяй им биться;
Час неровен, не долго до беды!
Ты думаешь, Аринушка?
К Шаховскому и Голубю.
Смотрите ж,
Не крепко бейтесь! Паче же всего,
Под ложку берегитесь бить друг друга,
То самое смертельное есть место!
Великий царь — дозволь я повещу им,
Зачем ты их позвать велел!
Ну, ну,
Добро, скажи им!
Выборные люди!
Вам ведомо да будет, что боярин
Борис Феодорович Годунов
И я, князь Шуйский, с братьями моими,
Мы учинились в мире и в ладу,
И обещали клятвою друг другу,
Чтобы ни нам, ни нашим меж собою
Сторонникам, не враждовать отныне,
А быть в согласьи!
Князь Иван Петрович!
Да вак же это? Мы с тобою шли,
А ты нас бросил?
Я не бросил вас!
Мне обещал боярин, без меня
Не начинать отныне ничего —
А я всегда за вас стою!
Эй, князь,
Остерегись!
Эй, не мирися, князь!
Не выдавай нас, князь Иван Петрович!
Не бойтесь, люди! Мне боярин клятву
Святую дал, что никого из вас
Не тронет он ни пальцем!
Дать-то клятву,
Он даст ее, да сдержит ли?
Поволь
Худое слово, князь Иван Петрович,
Мне, старику, по старому сказать!
Когда твои нас деды подымали
На Телепня-Овчину, при Олёне
Васильевне, при бабке государя,
Они за нас, а мы за них тогда
Держались крепко; тем-то и силен
Твой дедушка Василий был Васильич!
А если б он на мир пошел с Овчиной,
Пропал бы он, и мы пропали б с ним!
Когда ты, князь, с врагом, своим исконным
Хотел мириться, незачем нас было
И подымать!
Эх, князь Иван Петрович!
Вы нашими миритесь головами!
Молчи, щенок! Знай, бейся на кулачках,
О деле ж дай старейшим говорить!
Как смеете не верить вы ему,
Когда он крест — вы слышите ли? крест —
В том целовал?
Заметь их имена
И запиши. Выборные между тем совещались между собой, и все разом подходят к Федору.
Царь-государь! Помилуй!
Не дай погибнуть нашим головам!
Царь-государь! Помилуй! Защити!
Помилуй, государь! Не оставляй нас.
Теперь пропали мы!
Да что вы? Что вы?
С чего вы взяли? От кого мне, люди,
Вас защищать?
От шурина твого!
От Годунова, государь!
Твой шурин
Ведь нас теперь совсем заест!
Как можно!
Кто вам сказал? Мой шурин любит вас!
Ты им скажи, Борис, что ты их любишь!
Вот он сейчас вам скажет! Он вам все,
Все растолкует! Мне же самому,
Мне некогда теперь!
Хочет уйти; выборные обступают его.
Царь-государь!
Одна надежда наша на тебя!
Мы дурна не чинили! Мы за Шуйских,
За слуг твоих, стояли! Прикажи,
Чтоб нас Борис Феодорыч не трогал!
Вели ему!
Да, хорошо! Пустите!
Мне некогда! Скажите все Борису!
Ему скажите!
Как же, государь,
Ему же мы да про него же скажем?
Яви нам милость! Выслушай нас, царь!
Дозволь тебе —
Ай-ай, ай-ай, ай-ай!
Скажите все Борису! Все Борису!
Мне некогда! Скажите все Борису!
Уходит, держа пальцы в ушах. — Выборные с недоумением смотрят друг на друга.