Аринушка, прошу я: если Шуйскій
Упрется, ты привѣтливое слово
Ему скажи. Оно вѣдь много значитъ
Изъ женскихъ устъ, и умягчаетъ самый
Суровый нравъ. Я знаю по себѣ:
Мущинѣ я не уступлю ни въ чемъ,
А женщина попроситъ, иль ребенокъ,
Все сдѣлать радъ!
Мой царь и господинъ,
Какъ ты велишь, такъ мы и будемъ дѣлать;
Но наше слово, противъ твоего,
Что̀ можетъ значить? Если только ты
Имъ съ твердостію скажешь, что ихъ распря
Тебя гнѣвитъ, то князь Иванъ Петровичъ
Ослушаться тебя не будетъ властенъ.
Да, да, конечно, я ему велю,
Я прикажу ему! А вы, бояре,
Скорѣй зачните съ ними разговоръ;
Не стойте, молча; хуже нѣтъ того,
Какъ если два противника сошлись,
Ужъ помирились, смотрятъ другъ на друга,
А всѣ молчатъ…
Мы рады говорить-бы,
Царь-государь, когда-бъ его лишь милость,
На Шуѣ князь, намъ рты разинуть далъ!
Что̀ ты понесъ? Какой онъ князь на Шуѣ?
А то, что онъ себя удѣльнымъ княземъ,
А не слугой царевымъ держитъ — вотъ что̀!
Твой дядька, царь, простить не можетъ Шуйскимъ,
Что за Нагихъ вступаются они.
