(С фотографии В.Г. Дружинина)
Легкий казенный пароход «Тобольскъ», отъехавший 6 июля от Тобольска, 7 июля часам к 8-ми вечера, т. е. перед отходом поезда, прибыль в Тюмень. Нас четверых (меня, С.П. Вуколова, В. В. Мамонтова и моего служителя) на пароходе npиютил К. И. Александрович так хорошо, что мы совершенно отдохнули в этой части поездки и только любовались картинами, ни о чём не заботясь. Деревни и села удалены от берегов — из-за розливов. У впадения в Иртыш, далее до Тавды и примерно почти до Туры — Тобол представляет глубокий фарватер, но Тура[1] сейчас так мелководна, что только такой легкий и неглубокий пароход, как наш, идёт без остановок, грузовые же и с баржами часто стоят ночи, чтобы не садиться на мели. Доказательство на лицо представил нам пароход Богословского Общества, на котором ехали по Тавде С.П. Вуколов и В.В. Мамонтова, потому что они оставили пароход около устьев Тавды, доехали до Тобольска, пробыли в нём почти целые сутки, и все же мы его обогнали на Туре. Вот эти то трудности пути по Туре и делают необходимым проведение нового железного пути в направлении, лучше всего, к Тобольску, лежащему на многоводном Иртыше. Здесь я не стану особо останавливаться над этим предметом, а опишу путь от Тюмени. В Тюмени сели в «свой» вагон, ждавший нас уже (по телеграфному извещению) у пристани, и отправились прямо в Екатеринбург, так что съездить в Алапаевск и Невьянск, как сперва думал — не удалось, потому что надо было поскорее успеть повидаться с главным начальником Горных заводов, который, как я знал заранее от него самого (стр. 380), теперь должен был возвратиться в Екатеринбург, а затем мог уехать.
От Тюмени до Екатеринбурга всего верст около 300, а поезд, выходящий вечером, приходить только около полудня. Утром на пути меня поразило благоустройство лесов, тянущихся на десятки верст вдоль дороги: чередовые лесосеки одновозрастных насаждены чисты, сучья и валежник выбраны и лежат в кучах, очевидно приготовленных к вывозу и, вообще, видна старательность рук, приложенных к лесу. Это не часто видится и во внутренних губерниях, где лес много дороже. Очевидно, что заводы устроили лес; они жгут много, но жгут, по крайней мере в настоящее время, не зря, а с толковым расчётом. В промежутках лесов везде косят, стога мечут — самое сенокосное время, когда большинство железных дел на Урале прекращается.
Как только приехали в Екатеринбург, надел виц-мундир и отправился к П.П. Боклевскому, главному начальнику горных заводов, с которым так настойчиво лично и письменно (стр. 385) рекомендовали говорить высокоуважаемый министр земледелия и государственных имуществ А.С. Ермолов, да и самому мне очень хотелось по скорее и по подробнее переговорить. На станции ещё узнал, что Павел Петрович возвратился и теперь здесь. Подъезжаю к прекрасному «дому главного начальника», как здесь все его называют, отворяет сторож и сообщает, что Павел Петрович был здесь недавно, но сейчас уехал к себе на дачу и теперь наверное там. Cпросил, где дача, сказали, что недалеко, у пруда за городом, а потом у решил тотчас же ехать туда, чтобы не откладывать свидания, для которого главным образом и заехал в Екатеринбург. Приезжаю туда и узнаю, что Петра Павловича нет на даче. Нечего делать, надобно ждать. Поехал в «Американскую гостиницу», взял комнату и, чтобы не терять времени, служителя послал на станцию за вещами, а сам, снесясь по телефону, поехал на весьма известную метеорологическую обсерваторию, которую не только хотел видеть, но и необходимо мне было посетить, чтобы сговориться о выверке хронометра и о сличении показаний нашего походного магнитометра с постоянным, действующим на обсерватории. Она прекрасно и уединенно, среди дерев, расположена на холме у края города и поставлена на месте, которое указано было Гумбольдтом во время его знаменитого уральского путешествия. Начальник обсерватории Г.Ф. Абельс и его помощник П.К. Мюллер прелюбезно мне все показали и обещали всякое содействие в сличениях, когда наш походный прибор (Шасселона) прибудет с К.Н. Егоровым, который во время моей поездки в Тобольск делал определения на горе Высокой. Ждал его и П.А . Земятченcкого с часу на час, потому что мы условились съехаться в Екатеринбург и я послал уже телеграмму о приезде. Не описывая обсерватории, приведу два примечательнейших сведения, узнанных мной от Г.Ф. Абельса.
Когда я с удивлением узнал, что до сих пор обсерватория не производила полных магнитных определений нигде на Урале кроме Екатеринбурга, то оказалось для того совершенно полное объяснение. Дело в том, что обсерватория получила свои (не переносные) магнитные проборы из Петербурга, ведёт давно полные наблюдения, но исключительно этими приборами, потому что на приобретение книг и приборов ей ежегодно по штату отпускается только по 200 рублей, так что нет никакой возможности и думать о приобретении переносного магнитометра, стоящего, как наш прибор Шасселона, от 1500 до 2000 рублей. Обсерватория разослала циркуляр по заводам, прося сообщать все, что будет где-либо подмечено на Урале по отношению к магнитными аномалиям[2], но ответов не получала; кое-что г. Абельсу самому пришлось подметить при поездке по Уралу, но точно измерять — нет никаких средств, потому что не на что купить переносный магнитометр. А о многочисленности магнитных аномалии на Урале ясно свидетельствуют данные самой обсерватоpии, так как они показывают большие аномалии в здании самой обсерватории. Устои, на которых стоят магнитные приборы, удалены друг от друга всего метра на два, а разности показании несомненны и постоянны, а именно в склонении они равняются 14 минутам, а в наклонении 7½ минутами. Вечером в тот же день я узнал от многоуважаемого городского головы Екатеринбурга, Гаврила Гавриловича Казанцева, бывшего когда то моим лаборантом, а теперь большого участника Кочкарской золотой разработки, что изобилие железной руды около самого города ведет к тому, что городу предлагают сдать добычу руды в аренду. Поэтому поводу не примину заметить, что до ныне, сколько я ни расспрашивал, железные руды на Урал открываются исключительно крестьянами, подобно тому, как открыл Чумин «Благодать». Это значит, что судят почти на цело потому, что видно на земной поверхности. И такого добра по всюду не мало. Вглубь не заглядывали. А там, конечно, не мало этого добра, как под Екатеринбургом, судя по аномалиям. Заглянуть вглубь можно, конечно, бурением, но для руд железа глаза есть и у магнитометров. Наблюдения с ними следовало бы сделать на Урале заурядным делом. В этом сказалась бы полная сила знаний и их очевидная польза для жизни. А то всё ждём Чуминых, им на чай кое-что суём, а для обсерватории неначто купить магнитометра. Тут слышатся корни тех порядков или беспорядков, какие характеризуют железное наше дело на Урале. Ему надо оживать под совершенно иными началами, чем те, которые действовали там до сих пор. На эти мысли наводило меня многое именно в Екатеринбурге. В виде примера укажу хоть на то, что однажды ко мне в гостиницу пришёл известный в крае деятель И.П. Стрижев и порассказал не мало таких конкретных случаев, которые выяснили мне причину малой подвижности уральских дел. Не считая возможным передавать все слышанное, полагаю достаточными сослаться (часть 2, приложение 28) на записку, поданную г. Стрижевым при разговоре и содержащую его личное дело, с течением которого он, конечно, совершенно вернее ознакомлен[3].
Екатеринбург и мои там встречи мне нет надобности описывать, потому что ничего особого для цели поездки — они мне не представили. Да и остановился я здесь для двух целей: сойтись и окончательно сговориться со своими сотрудниками и, во вторых, переговорить с П.П. Боклевским. Первое сделалось на другой же день (9 июля) по прибытии, потому что П.А. Земятченский и К.Н. Егоров приехали и первый из них на другой же день отправился далее, на Егоршинские каменноугольные копи, Синарские рудники и т. д., Константин же Николаевич Егоров, как и С.П. Вуколов поехал смотреть некоторые заводы, лежащие по близости Екатеринбурга, (стр. 131 и 126). Что же касается до свидания с П.П. Боклевским, то оно так и не состоялось вплоть до моего отъезда (14 июля), потому что сперва, как сказано выше, я не застал, а на другой день получил известие, что П.П. Боклевский заболел и не принимает. Тогда я решился временно съездить в Билимбаевский завод, думая, что быть может здоровье Павла Петровича в эти дни поправится, но и возвратившись оттуда, узнал, что он принять не может, а потому, хотя с глубоким сожалением — должен был поехать далее, не видевшись с руководителем металлургических дел Урала. Оно, конечно, очень жаль, что свидание не состоялось, но считаю долгом заявить, что я и мои спутники при поездке по Уральским заводам встретили много содействия со стороны горных инженеров, подчиненных главному начальнику, за что считаю долгом благодарить их всех.
11-го июля в воскресенье я отправился на почтовых в Билимбаево, где давний завод графа Строганова. Тогда же С.П. Вуколов и К.Н. Егоров поехали в Шайтанский завод наследников Берга, лежаний на пути в Билимбаево, чтобы осмотреть этот завод и приехать ко мне в Билимбаево. Строгановское имение я выбрал преимущественно ради ближайшего личного
ознакомления с уральским лесным хозяйством и с приростом лесов в центральных частях Урала, потому что знал уже, что в имениях графа Строганова за лесами присматривают просвещеннейшие специалисты с Ф.А. Теплоуховым во главе и в тех лесах ведется полный учёт с производством точной таксации. То, что я встретил в Билимбаеве, признаюсь, превзошло мои ожидания. Но я расскажу лучше по порядку.
Стояла отличная летняя погода, когда две наши тройки (моя и С.П. Вуколова с К.Н. Егоровым) выехали рано утром из Екатеринбурга по знаменитой когда-то шоссейной дороге, идущей на Владимир и Москву. Когда совершенно скрылся город — начались леса и леса, все прекрасные, хвойные, чистые, холеные; хвоя и хворост собраны в кучи, видно, что ценят[4]. Хотя тут дорога перерезывает хребет и на перевал стоит пограничный столб «между Азией и Европой» (стр. 133), но горы едва заметны, подъём идёт полого и выдающихся вершин мало. Однако, не ровности поверхности оживляют вид и перед Билимбаевым, когда уже начинается спуск, вид в даль, на долину Чусовой не лишён живописности, хотя таких скал и обрывов, как на южном Урале, здесь нет. Расстояние 54 версты до Билимбаева делится станцией «Решота». За ней проехали Шайтанский завод — наследников Берга, где мои спутники и остались. Село огромное и видно богатое, народ весь одет так исправно, что я приписал это воскресному дню. Но назад ехал в будни —
все тоже, и не тут только, а везде, где приходилось видеть много крестьян на Урале. Довольство, видное тут, очевидно, зависит от заработков на заводах. Об их количестве сообщил мне подробнее земский начальник в Билимбаеве. Он заверял, что нет такого крестьянина в этих местах, который зарабатывал бы менее 10 р. в месяц, работая очень исподволь и все почти издельно, т. е. получая не поденную плату, а подрядную с количества — вырубки дров, выжигания угля, подвозки и т.п. Работящие же и непьющие крестьяне достают средним числом рублей по 15 — 20 в месяц. Земский начальник доказывал хорошую обеспеченность крестьян здешних мест особенно тем, что на каждого жителя здесь приходится в год по 15 — 20 и даже более рублей в год выпитой водки, и тем, что чайная торговля тут процветает. Оставляя эти данные на ответственность сообщившего их мне, сам я должен говорить, что нигде здесь не видел и следов бедноты, а тем паче приниженности; везде народ бравый, слышна гармоника и песни, мальчики и девочки чистенькие, школы видел всюду, а церкви видимо богатые, хотя здесь не мало старообрядцев разных толков. А посевов, пашен — совершенно тут не видно, только и видел огороды, косьбу, да выгон скота. Понятно, что впечатление от всего пути совершенно было особое. А когда подъехал в Билимбаево к дому управляющего, Николая Александровича Тунева, да поговорила с ним часок, да пожил тут дня два, то впечатления спокойной деловитости и разумного расчёта всяких частностей, которыми дышит вся жизнь этих мест, так оказались сильны, что право не хотелось и уезжать, потому что этого в иных местах в таком развитии не скоро-то встретишь, а этим и складывается та промышленно-бытовая жизнь, какой добываются блага, развиваемые в массах и какой, увы, ещё не много у нас. Жилья здесь не для завода — его смотрел только проездом, описали его С.П. Вуколов и К.Н. Егоров (стр. 138) и данные для него содержатся в записке, переданной мне г. Туневым (ч. 2—86); жил для личного ознакомления с лесом центрального Урала, так как меня он интересовал с разных сторон. Топливо и руда — вот истинные основы железной промышленности. Есть они и дешевы — железо будет и станет дешевым, когда вызывается промышленность выгодами, доставляемыми покровительственным тарифом, когда есть свобода и средства для приложения[5] внутренней конкуренции и когда есть люди не только говорящее, но и действительно делающие. О первом условии я знал до отъезда, о третьем узнал по приезде и им любовался часто на Урале, а о втором — говорить надо не здесь, а в выводах. Если же руд и топлива не было бы в изобилии — ни какие фокусы не помогут, одно место от другого ничем не отличишь. Руда то есть, это сомнению не подлежало, следовало значит разобраться подробнее в топливе, что я и старался сделать, объезжая Урал. Каменные угли — это коренное топливо современного железного производства следовало узнать, видеть на месте, что по возможности и старались мы выполнить, объезжая Урал. Но он поныне живет древесным топливом. Надо было узнать: много ли его может быть ныне и впредь. Вот для этого то я и ездил в Тобольск, для этого прожил и два дня в Билимбаеве. Как только после первых минут разговора я сообщил много - -уважаемому Н.А. Туневу эту свою частную цель, он заявил полную готовность все сделать для возможности собрать здесь необходимые данные и тотчас же познакомил меня с главным лесничим Федором Васильевичем Гилевым, который с великой, чисто русской охотой вызвался сразу же и приступить к делу, т. е. доставил таксационные результаты прежних пробных площадей и распорядился, несмотря на воскресный день, собрать своих лесных сторожей, чтобы после обеда и начать спилку пробных дерев разных пород. Поехали мы сами в лес и при нас валили дерева и брали с них те спилы, которые мы потом обмеривали, как подробно описано в главе 1-й 3-ей части этого издания. В этой главе я соединил все то важнейшее, что здесь было добыто и намерено, а потому не буду здесь останавливаться над этим предметом, представляющим более специальный интерес.
Пока шла распилка дерев в лес к нам подъехали: Бруно Эрнестович Бабель, управляющий Шайтанскими заводами, и А.А. Эгон-Бессер, надзиратель за посессионными лесами этих заводов, с С.П. Вуколовым и К.Н. Егоровым, уже успевшими осмотреть очень интересный Шайтанский завод. Когда же возвратились на усадьбу, приехал ещё Иван Павлович Филатов, управляющий соседним Уткинским заводом графа Строганова, привезший описание этого завода, помещённое в 10-м приложении 2-й части. За чаем от этого собрания просвещеннейших, вдумчивых и опытных местных деятелей я столько наслышался важных и свежих сведений о железном и лесном деле центрального Урала, что это осветило мне разнообразнейшие отношения, тем более что Б. Э. Бабель во многих частях железного дела был новатором, а Н. А. Тунев и И. П. Филатов — не без здравого консерватизма — защищали укоренившиеся порядки. При некоторых разноречиях в частностях все однообразно утверждали, что лес, сколько-либо досмотренный во время роста, даёт здесь в год около полукубической сажени прироста, но при вырубке масс нельзя рассчитывать более как на треть кубика прироста в хвойных и смешанных лесах, потому что пожары, против которых энергически стали бороться, особенно в имениях графа Строганова, убавляют сбор в заметной мере. Сам я видел в билимбаевских лесах прекрасно содержимые дороги и много бравых лесных сторожей и досмотрщиков. Есть тут прямо и пожарная команда для тушения начавшихся лесных пожаров. Дороги, просеки и канавы, очистка лесов, чередование молодых зарослей с возрастными и главное хороший досмотр — вот те средства, которыми борются, с возрастающим успехом, с пожарами лесов, которые прежде губили их массами, потому что пахоты нет и леса только изредка чередуются с покосами. Если мне не изменяет память, то в билнмбаевских лесах в прошлом году было 70 пожаров, которые все удалось затушить при начале[6].
Понедельник (12 июля) весь день прошёл в измерении разрезов, которые то и дело доставлял Ф.В. Гилёв, а во вторник С.П. Вуколов и К.Н. Егоров поехали знакомиться с Ревдинскими заводами, а я, узнав здесь более чем мог ожидать и попрощавшись с приветливейшими хозяевами, отправился к многоуважаемому Б.Э. Бабелю в Шайтанский завод, так как уже узнал, что там многое направляется вперёд и мне хотелось ближе узнать там разные стороны[7], особенно же способ ускорения (почти в два раза) хода домн (одним усилением дутья) и сокращение расхода угля, так как цифры явно показывают успех , достигнутый в этих отношениях Б.Э. Бабелем. Притом меня интересовали посессионный Шайтанский завод ещё и с той стороны, что лесов у него немного (около 26 тыс. дес.), а он, по слухам, даёт xopoшиe доходы своим хозяевам, благодаря искусству, с каким Б. Э. Бабель пускает в ход всякие виды топлива, начиная от бросовой каменноугольной пыли. Много этажная печь для нагрева листового железа при его выработке, привилегированная Б. Э. Бабелем, должна быть причтена к не менее важным средствами для того же сокращения топлива. Любезный приём хозяина и хозяйки не мог однако уклонить от намерения в тот же день возвратиться в Екатеринбург, где я всё ещё надеялся видеться с П.П. Боклевским. Упомяну об одном случайном сведении, полученном мной в разговоре с супругой Б.Э. Бабеля. Она, ради развлечения, вздумала завести около завода пашню, тем более, что лошадей своих довольно. Но все усилия были напрасны: хлеба тут или не вызревают — как и вишни, или родятся плохо, так что свой овёс обходился раза в три дороже привозного. Приписывают это высокому положению над уровнем моря и избытку влаги. Но от чего бы это не происходило, важно обратить внимание на невыгодность здесь земледелия, а в то же время на зажиточность крестьянства, о чём я уже говорил выше.
Пpиевxaшие в Екатеринбург, узнал, что П. П. Боклевский всё ещё не принимает, а потому на утро (14 июля) решился ехать дальше. С.П. Вуколов, вернувшись из Ревды, поехал со мной, а К.Н. Егоров с В.В. Мамонтовым отправились на примечательный с разных сторон Сысертский завод (стр. 149), чтобы затем присоединиться к нам в Кыштыме.
План мой состоял в том, чтобы посетить что можно на юге от Екатеринбурга, потом побывать у Магнитной горы и на Бакальском руднике и возвратиться самому домой, чтобы начать обработку богатого материала, уже собранного нами в поездке. На Магнитной и в Бакалах предположено было сделать полное магнитное определение, а по пути посмотреть соседние южные — уфимские и оренбургские железные заводы, имея однако в виду то, что П.А. Земятченский был уже часть времени (до моего npиезда в Пермь) и будет ещё в этих же местах — ради богатых руд южного Урала, так что доделает то, чего мы не успеем выполнить. Когда магнитные наблюдения выполнятся и я отправлюсь домой, предположено было, что С.П. Вуколов поедет на север — посмотреть Вишерский край с Кутимским заводом, потому что там, очевидно, есть что то новое и особое; Константин же Николаевич Егоров отправится в Павлодар, чтобы получить подлинные сведения об Экибастузских каменно-угольных залежах, так как нам нигде не удалось узнать положительных данных, а следовало ими заручиться — чтобы охватить дальнейшее направление железного дела на Урале.
План этот выполнился во всех частях, кроме личной моей поездки на Магнитную и в Бакалы. А не поехал я туда, потому что после посещения Кыштыма заболел и не решился по жаре, уже наступившей, две сотни верст ехать на перекладных, и мои более сильные сотрудники выполнили, всё что следовало, в лучшем виде.
В Уфалей или Верхне-Уфалейский завод, один из 5-ти, принадлежащих товариществу Сергинско-Уфалейских заводов — мы прибыли утром. Нас встретил горный инженер Николай Николаевич Грамматчиков. Подробности осматривал С.П. Вуколов (стр. 173), а я только объехал завод и расспрашивал о местных рабочих, лесах и рудах, которые встречаются здесь в довольно большом разнообразии. Здесь от Н.Н. Грамматчикова я получил очень интересный образчик бурого железняка в кубической форме железного колчедана, который в средине куба сохранился со всеми своими свойствами. Он найден в одном из местных рудников. Здесь горы так сказать виднее, то есть неровности почвы резче, лесов ещё много в горах, а жителей, сравнительно, немного. Часть земель тут приобретена когда то, в середине прошлого столетия, от башкир, поселки которых в этих местах уже начинаются. Масоловы продали место Губину, а этот заводчик товариществу, паи которого (в 1000 р. номинальных) продаются ныне на бирже около 800 р. и приносят в год 40 — 50 р. дивиденда. Но дело, то есть добыча чугуна и передел его в железо и сталь, не только имеет все шансы по количеству лесов и руд далее развиваться, но и действительно понемногу, спокойно возрастает в производительности. Если считать средний прирост лесов около ⅓ куб. сажени, а количество леса принять (стр. 41) в 167 тыс. десятин, то весь годовой прирост будет около 56 тыс. куб. саж. дерева. Отчисляя 6 тыс. куб. саж. на стройки, на жителей и т. п., получим 50 т. куб. с. для заводского дела. Если обзавестись непосредственным сочетанием передела при домнах и для передела топливо брать в виде корней, хвои и торфа (которого в окрестностях много), то все дрова можно обратить на древесный уголь, которого из 50 тыс. куб. саж. получится около 2½ млн. пуд. Следовательно, судя по другим уральским же примерам, можно получить по крайней мере около 2½ млн. пуд. чугуна. А так как теперь Сергинско-Уфалейские заводы дают уже около 1¾ млн. пуд. чугуна, то отсюда видно, что они должны быть отнесены к числу успешно подвигающихся к наибольшей производительности, возможной ныне на своём древесном топливе. Повыше приведённому расчёту выходит, что на миллион пуд. чугуна достаточно около 65 т. десятин леса, а по современному выходу С.-Уфалейские заводы берут около 87 тыс. дес. лесу. Если бы все леса Уральских заводов, а именно 8.673 тыс. десят. (стр. 41), так эксплуатировались, как ныне Сергинско-Уфалейские, то Урал мог бы давать около 100 млн. пуд. чугуна и около 80 млн. пуд. железа и стали. Если же интенсивность пользования — без всяких крупных перемен, была бы доведена до наибольшей, то на тех же лесах можно бы получить около 140 млн. пуд. чугуна и около 100 млн. пуд. железа и стали. А так как на Урале есть свой каменный уголь (Кизеловский, Луньевский, Егоршинский), так как лесов, которые могут идти на железное дело — если будут железные дороги — на севере можно прибавить сколько угодно и так как улучшать производство во всех его ветвях не только можно, но и должно, то Уралу — даже без посторонних источников (в роде Экибастузских углей) — можно свободно увеличить свою производительность не в 2 или 3 раза, а даже в 4 или 5 раз, то есть можно восполнить всю современную русскую потребность в железе (подробнее в 3 ч. стр. 103 — 112).
С такими мыслями и расчётами оставил я Уфалей, чтобы двинуться в Кыштым, как центр особого округа, где давно приютилось железное дело на основании запасов своего топлива и своих руд. Земли и лесов у Кыштымских заводов много, почти в 2½ раза более, чем в Уфалейских заводах, а производительность меньше, хотя явно и довольно быстро возрастает, так что и здесь надо видеть очевидное уральское прогрессирование. Причину этого — за последние годы именно здесь несомненно видную, составляет, конечно, проведение Екатеринбургско- Челябинской дороги, недавно устроенной и служащей заводам не столько для сырья, сколько для сбыта своих готовых товаров. Железная дорога умножила ведь оборотный капитал заводов и вот на счет этого умножения оборотов — умножается производство. Прежде все шло раз в год — на ярмарку по половодью, а теперь сбывается многие разы в год и ворочает затраты, а потому их можно повторять. Проведутся по Уральским палестинам ещё и ещё железные дороги, они не только окупятся, если будут подвозить сырьё и отвозить готовые товары, но и оживят все дело наверное, как ожило оно на Уфалейских и Кыштымских заводах с проведением Челябинской дороги.
Так, подъезжая ранним утром к Кыштыму, мне уяснился — по цифрам таблицы (стр. 40 и 41) — ход уральских дел с железом,
(С фотографии В.Г. Дружинина)
а когда я поговорил денёк с гг. Дружиниными, одними из хозяев завода, и с многоуважаемым управителем всех Кыштымских заводов (их пять), Павлом Михайловичем Карпинским, то стали ещё полнее мои посильные суждения о том — какими мерами можно расшевелить Урал. День был прекрасный, люди, с которыми беседовал, теплые, просвещеннейшие, полные опытности и оживленные; подробности смотрел С.П. Вуколов (стр. 176), а мне пришлось услыхать и, никуда почти не выходя, видеть множество интереснейшего, оставаясь в уютном семейном круге Павла Михайловича, который занимает нижний этаж превосходного барского дома, от которого дышит прошлым, но где живёт все новое и молодое, начиная с воспитываемой горной козочки, фотография с которой, к сожалению, не удалась, потому что в глубоких комнатах, как в старинных домах всегда, маловато свету. Всего виденного и узнанного здесь не описать мне; попытаюсь однако сделать намеки о важнейшем.
Каслинский завод, лежащий на северо-восток от Кыштымского, принадлежит тем же хозяевам и давно славится своим чугунным литьём. Видал я на выставках это литье не раз, сам купил в Екатеринбурге прекрасные образцы, но то, что увидал в Кыштыме, где склад или, вернее, музей этих отливок,
то превзошло все мои ожидания. Отливка тончайших медалей, ажурных блюд, бюстов и статуй так тонка и чиста, что во всех отношениях не уступает бронзовой. Есть вещи действительно превосходные. Только хвалить мне было нельзя; тут уже Aзия, и как похвалишь — Павел Михайлович велит отставить и послать, поневоле надо было наконец молчать, потому что хулить было уж невозможно. Искусство формовщиков и литейщиков особенно выказалось на мелких брелоках к часам и на часовой цепочке. На ней не только каждое звено формовано и отлито отдельно, так что гибкая цепь образуется рядом друг в друга продетых колец, но и по концам крючек и колечко свободно вращаются в чугунном — прямо отлитом (с присыпкой угля) — охват, без всякой обточки или опилки. Этот фокус литейного мастерства демонстрирует преимущественно ловкость людей формующих и отливающих, а высокие качества и однородность литейного чугуна показываются на огромных котлах, тонких как железные (они идут в большом количестве в степи — кочевикам) и звонких, как колокола, да на гибкой тонкой и длинной полосе, отлитой из того же чугуна и с виду совершенно напоминающей полосовое железо. Чугун, применяемый в каслинском литье, содержит около 0,4 % фосфора. Льют или прямо из домны, или из вагранки. Будь эти отливки производимы во Франции или Германии — они были бы у всех и каждого на столе, или популяризировали бы все возможный, особенно древние и современные произведения скульптуры, и бронзовые изделия должны были бы уступить много места такому литью, как каслинское. Теперь стали его понемногу распространять в столицах, но будет, уверен, время, когда широта распространения достигнется огромная, особенно если сверх котлов, скульптурных и настольных вещей, станут отливать полезные и ходкие предметы, в роде пуговиц, пряжек, ручек для ножей, шарниров и т. п.
Рядом с отливками в музее лежат массы наждачного (прямо корундового) камня, находящегося здесь в окрестностях, и много образцов разных руд, в которых я однако не разбирался, зная, что Урал ими богат — начиная от золота, платины и алмазов, мне же нездоровилось и было не с руки теперь входить в интересы этого разряда. Тут ещё поработает будущность, копнули только снаружи, а пойдут же и поглубже.
Чтобы показать общее расположение заводского поселения, Павел Михайлович повёз меня версты за три «на дачу», где живёт летом часть служащих и находится большая оранжерея в прекрасном саду, выходящем на запруду, представляющую вид озера, красиво обставленного лесом и поселками. Селение, видимо, достаточное, а среди чистых крестьянских дворов за мостом эффектно красуется давно устроенная больница с колонками и украшениями, говорящими про то, что её ставили не вчера. На обратном пути меня поразил факт, сам по себе ничтожный, но получающий своё значение в виду того, что раньше и после слышал об здешних жителях. Ехали мы в открытых парных дрожках. На съезде с моста оказались возы и пустые телеги, ехавшие в таком беспорядке и в тесноте, что не оставалось места для проезда. Кучер, конечно, кричит, требуя пропуска. Его дали другие, но на одной телеге парень при этом стал так браниться, что в любом городе его немедленно забрали бы в полицию. Близость ли башкир, которых здесь видно уже много, споры ли с ними на счёт рыбной ловли, из-за чего бывают настоящие баталии, остатки ли воспоминаний о пугачевщине, около тех мест зарождавшейся, захваты ли земель и покосов, здесь часто практикуемые и также подчас приводящее к форменным баталиям, или что другое ещё, а грубая кичливость крестьянства здесь несомненна, но рассказам, слышанным мной с разных сторон, и прежде всего от самого Павла Михайловича Карпинского, который хотел мне даже кое-что выписать из многих фактов и документов, у него имеющихся в этом отношении[8].
(С фотографии В.Г. Дружинина)
Между особенностями пребывания я в Кыштыме считаю необходимым упомянуть о массе видных там превосходнейших фотографий окрестных видов, мастерски снятых Василием Григорьевичем Дружининым, во время его ежегодних посещений этих мест. Места так искусно выбраны и снимки так воспроизведены, что мне очень жаль, что я получил возможность поместить их тогда, когда вся уже книга была почти готова. Но и те немногие, которые успел здесь вставить в цинкографическом воспроизведении — могли бы украсить каждое издание. Приношу В. Г. Дружинину большую благодарность. Такую же благодарность считаю должным выразить Д.П. Соломирскому, снабдившему меня своими прекрасными фотограф1ями Сысертских заводов, А.О. Жонес-Спонвилю, давшему мне возможность украсить издание фотографиями Тагильских заводов, и многим другим лицам, доставлявшим фотографические материалы. Надеюсь, что издание это выигрывает именно тем, что отводит не мало места фотографиям, правдивость которых описывает местность и некоторый обстоятельства пути лучше, чем могло бы сделать перо.
В ночь после выезда из Кыштыма от гостеприимного П.М. Карпинского у меня возобновилась моя старая болезнь (кровь горлом)
и я, несмотря на великую охоту, не мог уже ни ехать на Магнитную, ни продолжать разъезды и возобновлять тревоги, с ними неизбежные. В Златоусте однако остановился, предполагая отдохнуть и вновь пуститься на заводы. Но лучше не стало, а потому поехал в Уфу и Самару, направляясь к семье. На пути было много пережито от перемены обстановки, от окончание горной местности при переходе к степям, от воспоминаний о быстро сменявшихся впечатлениях и от дум о том, что дала сделанная поездка. Что же касается до того, чего не досмотрел сам, то я ехал вполне уверенный в том, в чем и не обманулся, что мои деятельные сотрудники без меня все доделают, что было намечено ещё в Екатеринбурге, гдк для меня стала уже ясна общая картина современной железной промышленности на Урале и где сложились уже окончательно мои мысли, изложенный в конце 3-й части. 12-го октября 1899 г.
P. S. Поправивши на сколько можно в деревне своё расстроившиеся здоровье, разобрав многие частности узнанного и сделав всему сводку, поехал я отдать свой отчёт посылавшему меня — министру финансов, Сергею Юлиевичу Витте. Выслушав мой доклад, он потребовал, во-первых, немедленного краткого его изложения и, во-вторых, составление возможно точного отчёта о всем главном, что узнано мною и спутниками. Первое я сделал тотчас (докладная моя записка подписана 21 авг. 1899 г.), а второму отвечает предлагаемая книга. Хотя я с ней спешил и хотя материала для неё оказалось много, но мне хотелось дополнить его возможно полными и современными отчетами каждого отдельного производителя, чтобы составить по частным источниками таблицу более обстоятельную и свежую, чем та (стр. 40), которую я составил перед поездкой на Урал. Во 2-й части этого издания (Приложение 39) я объясняю, что не могу выполнить этой мысли, потому что не получил всех ответов, и передаю все данные А.В. Матвееву, который обещал всё публиковать. Но мне желательно, хоть над одним примером, показать, какую сумму данных (в ответ на запросные мои пункты) дают полученные этим путём сведения, и для примера я делаю выписку из первого мне присланного отчета по Шайтанским заводам Сергея и Василия Павловичей Берг (проживающим в Москве), управляемым Бруно Эрнестовичем Бабелем.
Заводы: Нижний и Верхний Шайтанские отстоят друг от друга на 2 версты, находятся в Екатеринбургском уезде, отстоят от города на 44 вер., от ближайшей станции жел. дороги (Тарасково) на 23 в., от Билимбаевского завода на 10 верст, от Ревдинского на 12 верст и реки Чусовой на 1 версту. Нижний Шайтанский з. основан в 1730 г., Верхний в 1759 г. Земля к ним приграничена в 1752 г. на посессионном праве. При заводах состоит (в 7 верстах от Верхнего) Ельничная лесопильня. В селениях при заводах живет 7.408 крестьян (обоих полов). Служащих и надсмотрщиков 108 чел., получающих в год 35.929 руб. жалованья. Рабочих постоянных 726 ч., временных по куренной операции 833 ч., по заготовке руд и проч. 953, на приисках и сторожей 126 ч. Всем 2.639 (постоянным и временным) рабочим в год выплачено 460.660р.[9] Перевозкой дров и прочего занято при заводе около 680 лошадей. Дров населению отпускается в год 3.578 куб. с.
Лесов и др. земель причислено к заводам всего 34.251 дес. 2.212½ кв. с. В надел поступило: госуд. крестьянам деревни Талицы 726 дес. 1.920 к. с ., усадеб и «выпусков», бесплатно предоставленных мастеровым, 577 дес. 620 кв. с., им же пожизненно отдано 1.460 дес. покосов и 85 дес. 420 кв. с. покосов крестьянам дер. Таватуй (Верх-Исетских заводов); всего 2.849 дес. 560 кв. с. Особых обязательств между крестьянами и владельцами не имеется. За исключением перечисленных земель у владельцев осталось: под покосами, пашнями, рудниками и пр. 5.185⅔ дес., под неудобными местами 1.785½ дес., под чистыми дровосеками 5.338 дес. и под лесом с мелкой порослью 19.334 дес.; всего 31.643 дес. 512½, кв. с. Срок передовой вырубки 60—80 лет. При вырубке с десятины получается от 20 до 35 куб. саж. дров, 7 куб. с. смолья из пней и колодника и хвои 10 куб. саж. Преобладает в лесах сосна (80%), примесь: береза, ель, осина и пихта. Средние вес куб. саж. сосновых дров 200 пуд., березовых от 230 до 300 п. и еловых 204 пуда. Торфа в год для завода идёт до 730 куб. с., вес его около 160 пуд. на куб. сажень.
| На завод употреблено в год | 1890 | 1898 | Предполож. на 1899 г. | |
|---|---|---|---|---|
| Руд железных (магн. и бур. железн) | 621.456 | 1.050.082 | 1.300.000 | |
| Флюсов (плавней), пудов | 85.724 | 141.829½ | 200.000 | |
| Шлаков и окалины, пуд. | 3.869 | 32.103 | 47.000 | |
| Дров смешанных, куб. саж. | 1.653¼ | 2.675¾ | 2.524½ | |
| Пней и колодника, куб. саж. | 6.404⅛ | 10.521¾ | 12.498⅛ | |
| Пучков хвойных, куб. саж. | 512½ | 409⅛ | 4.000 | |
| Сучьев древесных, куб. саж. | 209 | 19⅞ | 500 (коробов) | |
| Опилок древесных, куб. саж. | 20 | 57 | 7.000 (коробов) | |
| Хлама разного, куб. саж. | 234 | |||
| Торфа, куб. саж. | 993⅝ | 459⅜ | 2.000 | |
| Угля древесного, коробов[10] | 24.574¼ | 35.497½ | 33.138 | |
| Угля каменного, пудов | 10.985 | 2.193 | 250.000 | |
| За те же годы получено: | ||||
| Из доменной печи чугуна, пуд. | 315.347 | 512.276 | 660.000[11] | |
| В том числе в вещах[12] | 24.302 | 45.163 | 32.600 | |
| Выработано чугунного опочинного литья (цена 1р.40к. до 3р.65 к.), пуд. | 72.363⅓ | 55.198⅓ | 60.000 | |
| Железа кричного, сортового (ценой по 1р.65к.—1р.70к. за пуд), пуд. |
4.890¾ | 13.136 | 13.780 | |
| Железа листового (за пуд от 1р.90к. до 2р.50к.), пудов |
162.053¼ | 256.095¼ | 360.000 | |
| Железа лопатного и т.н. (по 1 р.), пуд. | 4.841⅓ | 7.627¾ | ||
| Обрезков и обсечек (75к.—1р.25к.) | 2.455 | 14.162 | 21.980 | |
Продажа ведётся в Нижнем, в Екатеринбурге и на месте.
Доменная печь одна. Она действовала в 1890 г. 318, в 1898 г. 314 и в 1899 г. предположено 334 суток. Чугун для передела на листовое железо идёт сперва в пудлинговые печи (получ. куски и мильбарс), потом в сварочный цех (получ. узкую болванку), затем в прокатный (получ. черновое железо) и листокатальный, наконец в листоотделочный, где обрабатывается под молотами. Для переделки чугуна в железо применяется: 5 пудлинговых, газовых, регенеративных печей Сименса, 1 прокатный стан об одной паре валков, 1 паровой молот Несмита в 1 тонну, 2 сварочных печи Сименса же, 1 прокатный стан о 3-х парах валков, 4 калильных газов, печи, 3 прокатных стана о 2-х парах валков, 3 нагревательных печи о 4-х отделениях, 2 молота разгонных и 2 гладильных, 1 кричный горн о 3-х огнях и 1 молот паровой в 1 тонну. К числу устройству сделанных в последние годы на заводе, относятся следующие: 4 одноместные печи перестроены на двуместные; введено пудлингование жидкого чугуна, выливаемого из домны в ковш и затем по воздушной жел. дороге подвозимого к печам: устроен пароструйный аппарат для разбивки шлака на мелкие куски; под газовых сварочных печей удлинён в два раза; устроен «консерватор» для сохранения тепла при перевозке мильбарса из пудлинговых печей в сварочные; листокалильные печи перестроены на дву- и трех-этажные, чрез что число печей сократилось; проведена железная дорога для подвозки железа к листоотделочному заводу и обратно.
На заводах водяных двигателей всего на 266 л. сил, турбины действуют до 60 дней в году, а вод. колеса от 66 до 313 дней в году. Паровых котлов при машинах 23. У паровых машин всего 505 лош. сил.
При домне 2 воздуходувные машины, одноцилиндровые с холодильником и парораспределителем системы Мейера; одна из них запасная. Сред, давление около фурм 5 — 6 дюймов. Средняя температура нагрева 300°. Отсюда же дутье доставляется в вагранки, где сред. давление 2½ дюйма. Расходуется на дутье 150 лош. сил. При кричном цехе одна воздуходувка, расходующая 20 л. сил и дающая давление 2¾ дюйма.
Доменные газы сжигаются для нагревания воздуха, идущего в домны и для паровых котлов, служащих при воздуходувке.
Для развития деятельности Шайтанских заводов, по заявлению Б. Э. Бабеля, особо желательны: соединение железной дорогой со станцией Тарасково, введете мартенование и замена паровых машин газовыми, действующими газами от доменной печи.
_%D0%B4%D0%BB%D1%8F_%D1%81%D0%BB%D1%83%D0%B6%D0%B0%D1%89%D0%B8%D1%85_%D0%B2_%D0%93%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%BD%D0%BE%D0%B9_%D0%BF%D0%B0%D0%BB%D0%B0%D1%82%D0%B5_%D0%BC%D0%B5%D1%80_%D0%B8_%D0%B2%D0%B5%D1%81%D0%BE%D0%B2_%D0%B2_%D0%A1.-%D0%9F%D0%B5%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B1%D1%83%D1%80%D0%B3%D0%B5.png)
- ↑ От Тобольска до Туры около 250 вер., от устья Туры до Тюмени около 170 верст
- ↑ Их можно открывать (но не измерять) с немудрым компасом (напр., при астролябии), наблюдая склонения вдоль по определенной лиши, означенной на местности, например, вехами, потому что показания компаса будут при аномалиях отличаться на разных точках этой линии, там же, где аномалии нет, показания стрелки будут тождественны вдоль всей линии
- ↑ Подобная же записка Е.М. Ошуркова доставлена мне позднее и помещена во 2-й части, в Приложении 35-м
- ↑ А между тем продажные цены за землю, даже лесную, не высоки, сколько я слышал
- ↑ Подразумевая разрешения на открытие и ведение производства, в отсутствии монополизма разных форм, когда имеются дороги водяные и железный и т. п.
- ↑ Слышал я на Урале не раз, что при недостатке заработков часть лесных пожаров производится поджогом, по той причине, что на пожар собирают соседних крестьян и всякому пришедшему платится по 50 к. в день. Не знаю уже, правда ли это пли одно злое остроумие? Пастьба лошадей ночью ребятишками, а при ней костры, чтобы погреться, составляют причину более достоверную, благо лошадей надо много
- ↑ Описание Шайтанского завода дано С. П. Вуколовым на стр. 133 в этой части и отчасти дополняется сведениями, помещенными в конце этой главы
- ↑ Это он и сделал, но позже того, как я писал свой отчёт о поездке. Оно помещено во 2-й части, Приложение 40-е. Писать же по памяти о слышанном не решаюсь, чтобы что либо перепутать
- ↑ Выходит на каждого (постоянного и временного) рабочего в среднем по 14½ р. в месяц, что подтверждает сведение, сообщенное на стр. 451, т. е. что каждый зарабатывает от 10 до 20—30 р. в месяц. Один рабочий приходится менее, чем на 3-х жителей (жены, дети и пр.).
- ↑ В коробе 22.464 куб. вершков
- ↑ Из чисел видна степень возрастания производства за последн. годы
- ↑ Остальное чугун в штыках