Потерянный рай (Мильтон; Чюмина)/Книга третья
| ← Книга вторая | Потерянный рай — Книга третья | Книга четвертая → |
- Википроекты
После обращения к «Священному Свету», автор указывает на Вседержителя, восседающего на своем троне и следящего за полетом Диавола к новому миру. Он обращает на него и внимание Своего Сына, сидящего одесную, и пророчествует победу Сатаны над человеком, которого он совратит от божеских предначертаний. Творец мира слагает с себя вину грехопадения человека, так как Он даровал ему волю и право на сопротивление Сатане. Впрочем, род человеческий должен быть помилован, но не потому, что он пришел к своей погибели не по собственной вине, а по соблазну Диавола. Сын Божий прославляет великую милость Отца, но Господь все-таки предупреждает, что в наказание человек и его род будет подвержен смерти за неповиновение Богу, и он будет спасен только, если кто-нибудь собственной смертью захочет искупить его грехи. Бог Сын предлагает себя в жертву за людей, на что и получает согласие Отца, который воплощает его и повелевает ангельским силам воспеть Его славу превыше всех земных и небесных имен. Тем временем Сатана опускается на отдаленнейшую окраину нашей планеты и достигает «ворот Тщеславия». Описание входящих и выходящих из этих ворот. Далее Сатана доходит до Небесных ворот, описание лестницы и входа на Небеса. Полет к солнцу. Встреча с архангелом Уриилом, повелителем этой планеты. Приняв на себя вид младшего ангела, Сатана выведывает у Уриила направление пути к новосозданному миру. Уриил исполняет просьбу Сатаны, указывает ему путь, и Диавол, совершив перелет, останавливается на обрыве горы Нифата.
ПРИВЕТ Тебе, Сын Неба первородный,
Священный Свет, — Творцу соприсносущен
И вечен Ты! Осмелюсь ли Тебя
Так называть? Ведь, Сам Всевышний — Свет
И в неприступном свете обитает.
Не лучше ли эфира чистым током
Назвать Тебя? Но где источник Твой?
Ты раньше был, чем Небеса и Солнце,
И, Божию глаголу повинуясь,
Как ризою облек Ты мирозданье,
Которое из бездны мрачных вод
И пустоты безбрежной родилось.
Во мраке был я долго заключен
И, пропастей Стигийских избежав,
К Тебе полет смелее направляю.
Не лирою Орфея[1] сладкогласной
Я воспевал Ночь древнюю и Хаос;
Божественною Музою наставлен,
Спускался в глубь и поднимался вверх.
Теперь же я спасен и ощущаю
Опять Твою живительную силу,
О, дивный Свет! Но не вернешься ты
Моим очам, и ни единый луч
Иль слабое сияние зари
Их вечный мрак собою не рассеет.
И все же я, к священным песнопеньям
Воспламенен любовью, неустанно
Переношусь в обитель светлых Муз.
К вам я стремлюсь в безмолвии ночном,
Прозрачные ручьи и тень дубравы,
И солнцем озаренные холмы, —
К тебе, Сион, потоками омытый!
И тех мужей я часто вспоминаю,
Которые мою делили участь,
(О, если б-я сравнялся с ними в славе!) —
Слепого Томириса[2], Меонида
И также вас, Тирезиас с Финеем.
Так иногда, скрываясь меж листвой,
Не зная сна, поет во мраке птица,
И звонко песнь разносится кругом.
Весна и лето, осень и зима
Приходят к нам, сменяясь ежегодно,
И лишь ко мне не возвратится день.
Не видеть мне: восхода и заката
И летних роз, и ландышей весенних
Как тучею — я тьмою окружен,
Отрезан я от близкого общенья
Со смертными. Божественная книга
Познания природы для меня
Закрылася, её страницы стерты.
Тем ярче Ты сияй внутри меня,
Небесный Свет! Проникни силы духа,
Дай зрение душе моей, рассей
До облачка туман духовных взоров,
Дабы о том я мог поведать людям,
Чего очам их смертным не видать.
С небесного эфира Вседержитель,
Воссевший там превыше всех высот,
Всевидящим обозревает оком
Великие творения Свои
И вместе с тем — дела Своих созданий.
Бесчисленны, как звезды, и блаженством
Исполнены неизреченным, сонмы
Небесных Сил Владыку окружают.
Направо Сын сидит Единородный —
Господней славы образ лучезарный.
И, вот, Господь к земле склоняет взор
И видит там Он первую чету,
Которая среди садов Эдема
Бессмертными плодами наслаждалась
Любви своей во-веки нераздельной
И радостей, которым нет конца.
Далекий Ад и бездну обозрев,
Врага Небес увидел Он над нею,
Парящего вблизи небесных стен.
Сложив свои измученные крылья,
Готовился стопой нетерпеливой
Уже ступить на почву Сатана,
Которая землей казалась твердой,
Но воздухом она иль океаном
Окружена — не мог постигнуть Он.
Тогда Господь, чье Око видит все —
Грядущее, былое с настоящим —
Глаголет так Единственному Сыну:
— Ты видишь ли, Единородный Сын,
Противник наш какой пылает злобой?
Ни адская темница, ни оковы,
Ни бездна беспредельная — ничто
Остановить его не в состоянье.
И мщением он дышит беспощадным,
Которое обрушится опять
На собственную голову его.
Преграды все расторгший, в область света
Стремится он, где ищет человека,
Которого задумал погубить
Он силою иль совратить обманом.
И замысел удастся. Человек,
Опутанный опасно-льстивой ложью,
Преступит Мой единственный запрет.
Он сам падет и в нём — его потомство.
Себя винить неблагодарный должен.
Безгрешным он и справедливым создан
И в силах сам сопротивляться злу,
Но может пасть, когда того захочет.
Так созданы и сонмы Сил небесных:
Они вольны и пасть, и устоять.
Не будучи свободными вполне —
Чем доказать любовь свою и верность
Чём выразить могли бы Мне они?
Не надо Мне слепого послушанья,
Внушенного сознаньем рабским долга,
Когда равно у разума и воли
Нет выбора. Итак, винить не могут
Они Творца, природу и судьбу,
Ссылаяся на предопределенье.
Не Мой закон привел их к мятежу,
Но собственная воля. Добровольно,
Без всякого вмешательства судьбы,
Они падут. Я дал свободу им;
Свободными должны они пребыть,
Пока ярма неволи не наденут —
Иль самую природу их и даже
Дарующий свободу им закон,
Который Я установил во-веки —
Все это Мне пришлось бы изменить.
Одни из них, постыдно развратясь
И обманув самих себя — погибли.
Но человек загублен будет ими
И потому — помилован. Для них же
Спасенья нет. На Небе и Земле
Я милостью Моей и правосудьем
Превознесусь в неизреченной славе,
Но милостью великой — наипаче.
Когда Господь изрек Свои слова —
Амврозии благоуханьем чудным
Наполнились мгновенно Небеса,
И радостью наполнилися новой
Безгрешные сердца блаженных Духов.
Но славой несравненной озарен
Был Божий Сын. В Нём образ отразился
Отца Его, и Лик Его сиял
Божественным и кротким состраданьем,
Любовью беспредельной, милосердьем
Не знающим границы. Эти чувства
Так Он излил в речах Своих к Отцу:
— Отец Мой! Ты в верховном приговоре
О милости вещаешь в заключенье.
Помиловать Ты хочешь человека,
За что Тебя и Небо, и Земля
Превознесут великою хвалою,
Благословив Твое Святое Имя.
Не может он, не должен он погибнуть —
Любимейший и младший из сынов
Всевышнего, обманом совращенный
И собственным безумьем обольщен.
О, Мой Отец, Судья непогрешимый,
Молю Тебя, оставь такую мысль!
Возможно ли, чтоб Враг достигнул цели
И, над Тобой победу одержав,
В ничто Твою же благость обратил?
Захочешь ли чтоб он исполнил мщенье,
Хотя его за это ждет возмездье,
И с гордостью вернулся в темный Ад,
Ведя туда с собою род людской?
Ужель Свое созданье уничтожишь
И Божие величие и благость
Подвергнешь Ты сомненьям нечестивым?
И так Творец Всесильный отвечал:
— Мой Сын, в Тебе — души Моей отрада,
Премудрость вся и творческая сила.
Ты мысль Мою, Мои предначертанья
Постиг вполне. Не собственною силой —
Единственно Моим лишь милосердьем
Еще спастись возможно человеку,
Когда того он пожелает сам.
Упадшие восстановлю я силы,
Которые загубит тяжкий грех,
Орудием страстей преступных сделав.
Я поддержу его в борьбе с врагом;
Пусть видит он, что только Мне обязан,
Мне Одному — спасением своим.
Среди людей — избранников отмечу
Я милостью особою Моей,
И прочие Мой голос будут слышать,
Их от греха зовущий к покаянью.
Я просветлю их чувства и смягчу
Их каменное сердце для молитвы,
Покорности не вызванных насильем,
Но искренних. К мольбам их Я не буду
Ни глух, ни слеп, и в них вселю судью,
Посредника меж Мной и ими — Совесть.
И, совестью своею просветлен,
Кто к высшему стремиться будет свету —
Спасенья тот достигнет своего.
Но те во-век пощады не найдут,
Кто истощит Мое долготерпенье.
Кто сердцем черств — сильнее очерствеет
И у кого глаза ослеплены —
И по всему небесному пространству
Торжественно «Осанна!» пронеслась.
Того сильней постигнет ослепленье:
Ужаснее и глубже он падет, —
И лишь таких Я милости лишаю
Моей на век. Но Я еще не кончил:
Обет его нарушен человеком;
Ослушавшись, он Небо оскорбил
И власть его верховную, и этим
Проступком все утратил, что имел.
Чем искупить он может преступленье
Подобное? Иль правосудья нет,
Иль должен сам, с потомками своими,
Погибнуть он, когда, его спасая,
Не явится другой и не захочет
Пожертвовать собою правосудью,
Которое вещает: смерть за смерть!
Ответствуйте, о, сонмы Сил Небесных,
Найдется ль где подобная любовь?
И кто из вас захочет смертным стать
И смертного искупит прегрешенье?
Безгрешен сам — кто грешника спасет?
Возможно ли, что существует в Небе
Столь чистая, высокая любовь?
Он вопросил, но хор Небесных Духов
Безмолствовал, и тихо было в Небе.
Никто принять на голову свою
Последствия смертельного греха
Не пожелал, явясь за человека
Ходатаем. Итак, без искупленья
Весь род людской погибнуть был бы должен,
На смерть и мрак сурово осужденный,
Но Божий Сын, любви источник дивный,
Предстал тогда с ходатайством Своим:
— Отец, Твои веленья непреложны,
И человек помилован Тобой.
Спасти его возможно милосердью —
Быстрейшему из всех Твоих гонцов,
Которое непрошено, нежданно
Является ко всем Твоим созданьям.
Ужели же его и к человеку
Ты не пошлешь? Погибший во грехе —
Как может он о милости молить?
Отец! Молю, как жертву искупленья,
Прими Меня! Я жизнь даю за жизнь.
Пускай Твой гнев Я на Себя приму,
Считай меня таким же человеком;
Я для него Твое покину лоно,
Я откажусь от славы добровольно,
Которую с Тобою разделяю,
И за него Я с радостью умру.
Смерть на Меня свою обрушит ярость,
Но узником её не долго буду:
В Тебе, Отец, во-веки Я живу
И смерти Я лишь смертное отдам.
Когда же долг уплачен будет Мною —
В могильной тьме Меня Ты не оставишь,
О, Мой Отец! и не допустишь Ты,
Чтоб чистая душа Моя подверглась
Уничтоженью полному. Восстану
С победою и смерть Я покорю,
Отняв у неё желанную добычу
Унижена и ранена смертельно,
Она лишится жала своего,
Которое людей смертельно ранит.
Вслед за Собой с великим торжеством
Я повлеку плененный Мною Ад.
Владык его увидишь Ты в оковах
И зрелищу возрадуешься, Отче.
Тобою вновь от смерти воскрешен,
Моих врагов повергну Я во прах
И, сонмами спасенных окруженный,
Со славою вернусь на Небеса,
Где созерцать Пресветлый Лик Твой буду.
И, тучею не омрачен единой,
Он радостью и миром воссияет;
Вражда и гнев исчезнут на-всегда,
И близ Тебя блаженство воцарится.
Сын Божий смолк, но кроткий взор Его
И самое молчание — молили.
Все к смертному бессмертною любовью
Дышало в Нём, — любовью, только чувству
Покорности сыновней уступавшей.
Он радостно и добровольно ждал
Согласия Отца на эту жертву.
Поражены восторгом были Духи,
Хотя вполне значенья этой речи
Постичь они покуда не могли.
И отвечал Всевышний: — Милый Сын!
О, Ты, Моя единственная радость,
Единственный на Небе и Земле
Находишь Ты спасенье человеку.
Ты знаешь, как создания Мои
Мне дороги. Последним создан Мною
Был человек, в любви же не последний
Он для Меня. Его спасенья ради,
Лишь временно готовь Тебя отторгнуть
Я от руки и лона Моего.
Природа тех, кого спасаешь Ты,
С божественным сольется естеством,
И на земле Ты будешь Человеком.
Придет пора — и, Девою рожденный
Безгрешною, Ты плотью облечешься,
Главой людей, вторым Адамом став.
От первого должны погибнуть люди,
А от Тебя к спасенью возродиться.
Адама грех на все потомство пал.
Очистятся лишь те, кто от себя
Откажется и жизнь в Тебе обрящет.
Так Человек — согласно правосудью —
Держать совет за человека будет.
И, преданный суду и лютой смерти,
Восстанет Он из мертвых, воскресив
С Собою всех своих погибших братий.
Над адскою враждой восторжествует
В лице Твоем небесная любовь,
Искупится страданием тяжелым
Все, что легко сгубила эта злоба
И что губить она во-веки будет
Во всех, кто милость высшую отверг.
Но естество божественное, Сын мой,
И воплотясь — Ты все же не утратишь
Затем, что Ты, Творцу и Богу равный,
С Ним наряду со славою царящий,
Вкушающий блаженство Божества —
Покинешь все, от гибели конечной
Спасая мир. И, больше чем рожденьем,
Ты подвигом таким приобретешь
Воистину названье Сына Божья.
Обилие любви и доброты —
Превысило в Тебе обилье славы;
Смирением великим вознесешь
На Небеса Ты образ человека.
Здесь во плоти Ты будешь восседать
И царствовать, как Бог и Человек,
Помазанник и Царь вселенной. Царствуй
Во-веки Ты! Тебе престолы все
И княжества, и власти подчиняю.
На Небесах, в Аду и на Земле —
Да склонятся колена пред Тобою.
Когда же, вновь покинув Небеса,
Ты в облаках появишься со славой —
Архангелы, по знаку Твоему,
Всех пробудят трубою громогласной,
Всех созовут, живущих и умерших,
На страшное судилище Твое.
И, праведных собраньем окруженный,
Над грешными и ангелами будешь
Судьею Ты. Виновных в бездну Ада
Ты заключишь, закрыв его на век.
Меж тем, огнем разрушен будет мир;
Из пепла же его Земля и Небо
Возникнут вновь — для праведных жилище
Там истины увидят торжество
И, долгому страданию на смену,
Настанет век блаженства золотой,
Деяньями великими обильный.
Тогда почить Ты можешь от трудов:
Господь и Бог всем будет и во всем.
Прославим же Того, о, силы Неба,
Кто смерти сам подвергнуться готов,
Чтоб тем достичь всеобщего блаженства.
Прославьте же и поклонитесь Сыну
И все Его почтите, как Меня!
Замолк Господь, — и громкие, как песнь
Бесчисленного клира, раздались
Меж ангелов ликующие клики.
Исполнились восторгом Небеса,
И по всеми небесному пространству
Торжественно «Осанна!» пронеслось.
Склоняяся пред Сыном и Отцом,
Все ангелы повергли к их подножью
Венцы свои, цветами амаранта
И золотом обвитые. В Раю
В былые дни вблизи от Древа Жизни
Впервые цвел бессмертный амарант;
Когда же там паденье совершилось,
В отчизну вновь он был перенесен
Небесную, и у реки блаженства,
Среди полей цветущих Елисейских[3],
Он жизни ключ собою осеняет.
Теперь венцы, на ангельских кудрях
Блиставшие, покровом устилают
Небесное подножие. Как море
Из дивных яшм, улыбкою оно
Под пурпуром небесных роз сияет.
Все ангелы, Всевышнего почтив,
Венцы свои обратно возлагают
На светлое чело. В благоговенье
Берут они настроенные дивно
Блистательные арфы золотые,
И звуки их священных песнопений
Пленяют слух восторгом неземным.
Все голоса в божественной хвале
Сливаются — гармония такая
На Небесах меж ангелов царит.
Тебя, Отец Всесильный, Неизменный,
Бессмертный, Бесконечный, Вечный Царь,
Тебя, Господь, они воспели прежде!
Творец всего, Источник дивный света,
Невидимый, в сиянье лучезарном
Ты на Своем престоле восседаешь.
Когда лучей Твоих ослаблен блеск
И в облаках лишь край Твоей одежды
Виднеется — бывают Небеса
Ослеплены, и сонмы серафимов
Блистательных, закрыв крылами очи,
К Тебе, Творец, дерзают приближаться.
Вслед за Отцом Тебя они воспели,
Зачатый Сын, подобие Отца,
В чьем образе сияет Всемогущий;
В Тебе — Его величие и слава
И Дух Его. Десницею Твоей
Он сотворил и Небеса Небес
И ангелов, — и ею же низвергнул
Мятежников. Громами потрясая,
В пылающей Ты мчался колеснице,
Преследуя расстроенную рать.
Когда же Ты со славой возвратился —
Приветствуем Ты ангелами был,
Как Божий Сын, Им властью облеченный
Врагов Его сурово покарав,
Ты пожалел о тех, кого сгубило
Коварство их — о грешном человеке.
Отец благий, Источник милосердья,
Когда Твой Сын Божественный увидел,
Что Ты готов смягчиться к человеку,
Желая гнев умилостивить Твой
И положить конец борьбе великой
Меж благостью Твоей и правосудьем —
Отрекся Он от райского блаженства
На Небесах, где рядом восседает
С Тобою Он, и смертного вину
Готовится Он смертью искупить.
Божественно высокая любовь,
Какой еще примера не бывало!
Хвала Тебе, Господь, Спаситель мира
И Божий Сын! Твое да будет Имя
Источником обильным песнопений,
И арфою моею восхвалю
Тебя с Отцом во-веки нераздельно!
Так в радостях текли и в песнопеньях
На Небесах счастливые часы.
Тем временем на Землю Сатана
Спускается. Казавшаяся шаром,
Теперь опа пространством необъятным
Раскинулась, суровым и пустынным.
Вверху над ней нахмурилася Ночь,
Вокруг неё разбушевался Хаос;
Лишь издали, со стороны Небес,
Струился свет, и буря бушевала
Там с меньшею свирепостью и силой.
Среди полян свободно бродит Враг.
Так от вершин холодных Гималая —
Где свил гнездо — летит голодный коршун
К истокам рек Гангеса и Гидаспа,
Где может он найти себе добычу
Среди ягнят пасущихся и коз, —
Но по пути к равнинам Сериканским[4]
Слетает он, где парусной повозкой
Из камыша китаец ловко правит.
Так на земле, подобной океану,
В отчаянье блуждает Сатана,
Но тщетно он себе добычи ищет:
Ни одного живого существа
Здесь нет еще и не было доселе.
Впоследствии, когда исполнил грех
Тщеславием деяния людские —
Сюда, как шар воздушный, поднялись
Все праздные, суетные предметы,
А также те, кто основал на них
Надежды все на славу и бессмертье,
На счастье — в той жизни или в этой.
Искавшие лишь похвалы людской
И на земле нашедшие награду —
Тщеславия иль суеверья плод —
Достойное тут встретят воздаянье,
Ничтожное, как и деянье их.
Все жалкие Природы недоноски,
Чудовища, незрелые зачатки
Стеклись сюда и, в пустоте блуждая.
Здесь полного уничтоженья ждут.
Им не луна пристанищем бывает:
Сребристые поля планеты этой
Являются для праведных жилищем,
Которые средину занимают
Меж ангелом и смертным человеком.
И первыми туда стеклися чада,
Рожденные от грешного союза
Сынов Небес и дочерей Земли,
И древности тщеславные герои
С зиждителями башни Вавилонской.
Но долго всех безумцев и святош,
Зародышей — перечислять пришлось бы.
И, вот, они проходят семь планет[5]
И звезды все с их сферою хрустальной,
Что первая в движение пришла,
Созвездий хор собой уравновесив.
У врат Небес их ждет апостол Петр
С ключем в руке, — и лестница близка,
И на ступень они заносят ногу,
Но грозный вихрь, порывы встречных ветров
Стремительно отбрасывают их
И сносят вниз на десять тысяч стадий.
О, если бы возможно было видеть,
Как их тела и четки с клобуками,
И папские помилованья, буллы —
Крутилися и в вихре извивались,
В преддверье преисподней уносясь.
Которое зовут «Безумцев Раем»!
Впоследствии он стал известен многим,
Но в час, когда явился Сатана,
«Безумцев Рай» еще не заселился.
В пути своем на мрачный этот шар
Спустился Враг и долго там блуждал,
Пока вдали сиянье не блеснуло.
С поспешностью направившись туда,
Увидел он громаднейшее зданье,
Которого ступени восходили
До самых стен Небесных Наверху
Виднелося еще сооруженье
Роскошное и полное величья.
Алмазами и золотом горел
Фронтон его, каменьями Востока
Чудесными портал украшен был.
Подобие его соорудить,
Изобразить его земною кистью —
Немыслимо. И такова была
Та лестница, которою входили
И нисходили Ангелы. Иаков,
Когда в Харран бежал он от Исава —
Ее во сне увидел и, проснувшись,
Воскликнул он: «Вот дивные врата
Небесные!» Здесь каждая ступень
Значение сокрытое имеет.
Но не всегда тут лестница бывает:
Порой она уходит в Небеса,
Под нею же из яшм и жемчугов
Виднеется блистающее море.
Впоследствии на ангельских крылах
Иль в огненных чудесных колесницах
Через него, покинув землю, стали
Переноситься праведные души.
Теперь она опущена была, —
Не для того ль, чтоб легкость восхожденья
Ввела в соблазн собою Сатану,
Иль для того, чтоб возбудить сильнее
Печаль его, при мысли об изгнанье?
От этих врат дорога открывалась,
Ведущая к стране блаженной Рая,
Широкая дорога, шире той,
Которая к Земле обетованной
И к высотам Сионских гор вела,
Для ангелов служа путем обычным,
Являвшихся к счастливым племенам —
Им возвещать Всевышнего веленья.
И от границ Египта до Панеи[6]
С Вирсавией на эти племена
Всевышний Сам с любовью взирал.
Отверстие широкое служило
Границею для мрака рокового,
Как берега — границей для морей.
И с лестницы, с её ступени нижней,
На Божий мир взирает Сатана
И поражен величием его.
Всю ночь во тьме глубокой пробродив
С опасностью для жизни, соглядатай,
Вершины гор достигнувший с зарей,
Так пред собой чудесный видит город
С блистающими шпилями и башней,
Лучом зари волшебно позлащенный.
При виде всех миров, ему представших
В красе своей, таким же изумленьем
И завистью Дух Зла охвачен был.
Поднявшийся над сводом мирозданья,
Вселенную он взором обнимал —
От яркого созвездия Весов
И до звезды блестящей Андромеды.
Все обозрев от края и до края,
Понесся он к ближайшей из планет,
И крыльями он воздух рассекает,
Летя путем извилистым свободно
Среди светил, что звездами казались
Лишь издали, но были островами
Счастливыми, подобием садов,
Зародышей — перечислять пришлось бы.
Доверенных охране Гесперид.
О, дивные дубравы и долины,
Какие вас счастливцы населяют?
Но Сатана о том не узнает:
Его влечет лишь Солнце золотое,
Чей дивный блеск напоминает Небо.
И, вот, туда полет свой направляя,
Приблизился он к месту, где горит
Великое светило, чье сиянье
Созвездия простые озаряет,
Которые вращаются вдали
От царственного солнечного взора.
И хоровод созвездий отмечает
Движением своим теченье дней,
Вкруг дивного светила обращаясь,
Которое живительною силой
Лучей своих и в глубину морей,
И в глубь земли чудесно проникает.
Остановясь на нём и затемнив
Его пятном, едва заметным взору,
Сиянию его дивится Враг,
Которое ни с камнем, ни с металлом
Сравнить нельзя. Когда б его сравнил
С металлом я — то сразу походило б
Па серебро и золото оно.
Когда ж его каменьям уподобить —
Светилося отливами оно
Карбункула, рубина, хризолита,
Топаза: всех двенадцати камней,
Украсивших наперстник Аарона.
Еще сравнить его возможно с камнем,
Что на земле отыскивают тщетно
Философы, хотя своим искусством
Им удалось крылатого Гермеса[7]
Соединить с Протеем. Изумляться
Нельзя тому, что дышат Эликсиром
Чистейшим там и страны, и поля,
И золотом текут обильно реки —
Когда от нас на дальнем расстоянье
Горящее, великий химик — Солнце,
Влиянием лучей своих волшебных
Во тьме творит такие чудеса,
Создав красу подобную и краски!
Здесь нового находит много Демон,
Но более ничем не поражен,
И взор его господствует над далью.
Здесь тени нет, и все — одно сиянье,
И воздух так прозрачен, как нигде.
Вдруг Сатана на горизонте видит
Блистательного Ангела, который
На Солнце же являлся Иоанну.
Лик Ангела прекрасный обращен
Был в сторону другую, но сияла
На голове тиара из лучей
И золотые кудри ниспадали
На светлые сияющие крылья.
Великою заботой поглощен
Казался он иль в думы погружен
Глубокие. И, Ангела увидя,
Возликовал Нечистый Дух, надеясь
Проводника в лице его найти
К счастливому жилищу человека.
Но прежде он, опасности страшась,
Наружный вид переменяет свой
И в тот же миг спешит преобразиться
Он в одного из младших херувимов
Черты его улыбкою небесной
Озарены, и прелестью невинной
Все дышит в нём: так велико притворство!
Кудрей его воздушная волна
Венчается повязкой золотою
И радужными красками блестит
Крыло его; серебряный же посох
С приподнятой одеждой обличают
В нём странника. Но прежде, чем успел он
Приблизиться, свой лучезарный лик
К нему блестящий Ангел обращает,
И Сатана, дивяся, Уриила
Архангела мгновенно узнает,
Стоящего с шестью другими близко
У Божия престола. Их зовут
Господними очами, и разносят
Они везде Всевышнего веленья —
Чрез Небеса, и земли, и моря.
Приблизившись, так молвит Сатана:
— Ты, Уриил, не первый ли меж теми,
Что Господу со славой предстоят?
Вершителем Его высокой воли
Являешься ты в горних Небесах,
Где ждут тебя, посланника Господня.
Обязанность такую ж исполняя,
Здесь с высоты, подобно Божью Оку,
Весь шар земной обозреваешь ты?
Желание давно неодолимо
Влечет меня увидеть новый мир,
А главное — увидеть Человека,
Которого столь возлюбил Господь.
Поведай мне, о, светлый Серафим,
Который же из всех шаров блестящих
Назначен быть жилищем человеку
Иль может он приютом избирать
Любой из них? Желал бы я найти
Его затем, чтоб тайно или явно
Избранника с восторгом увидать,
Кого Творец мирами наделил
И на кого излил Свои щедроты.
Восславим же во всех Его твореньях
Всевышнего, Который, в бездну Ада
Мятежников низвергнув правосудно,
Вознаградил тяжелую утрату
И род людской чудесно сотворил,
Чья преданность пребудет неизменной.
Премудры все Создателя пути!
Так говорил притворщик вероломный,
Не будучи открытым. Лицемерье
И ангелов способно обмануть;
Среди земных пороков лишь оно
Незримое повсюду ходит тайно,
Постичь его Единый может Бог.
Хотя порой не усыпленный Разум
И бодрствует, но Подозренье спит
И Простоте охрану доверяет,
А Доброта, не видя зла, не может
Подозревать присутствия его.
Вот почему — правитель светлый Солнца —
Был в этот раз обманут Уриил
И лживому ответил самозванцу
Правдивою чистосердечной речью:
Он (Сатана) ринулся с сияющего Солнца.
— Желание твое, прекрасный Ангел,
Творения Господни лицезреть —
Не может быть достойно порицанья.
Наоборот, чем пламенней оно,
Тем более достойно похвалы.
Покинул ты небесную обитель,
Желая сам воочию узреть
Все то, о чём мы знаем по рассказам.
Воистину чудесны все творенья
Зиждителя, и созерцанье их
Нам радует и возвышает душу.
Возможно ли исчислить их уму,
Измерить ту божественную мудрость,
Которая, сокрыв от нас причину,
Их вызвала чудесно к бытию?
Я видел сам, как, повинуясь слову,
Зазыблилась бесформенная масса
И в целое слагаться начала.
Господень глас услышал дикий Хаос —
Смятение Закону покорилось,
В пределы вмиг вступила Беспредельность.
Вторичным же велением Господним —
Свет воссиял и удалился Мрак,
Порядок сам возник из Неустройства, —
Тяжелые и плотные Стихии:
Земля, Огонь и Воздух, и Вода —
Все заняли указанное место.
А вещество эфирное Небес,
Поднявшись вверх, образовало звезды,
Которые определенный ход
Имеют все. Эфир же остальной
Вселенную стеною окружает.
Смотри сюда, на этот шар внизу;
Та сторона, что к нам обращена —
Вся светится, но светом отраженным.
Тот шар — Земля, жилище Человека,
И свет ему дает собою Солнце.
Иначе там, на всем пространстве шара,
Царила б Ночь, которая теперь
Одно лишь полушарье обнимает,
Хотя и там сиянием своим
С ней борется соседняя планета —
Прекрасная и кроткая Луна.
Свершая круг среди равнин небесных,
Оттуда свет заимствует она
Для тройственного лика своего.
Исполнясь им, на Землю изливает
Его она, и кроткое сиянье
Лучей её победно гонит Ночь.
Смотри, куда указываю я:
Тот светлый Рай — Адамово жилище,
Шатер его листвою осенен.
Теперь с пути ты больше не собьешься,
И мне пора идти моим путем.
Так отвечал Архангел. Сатана,
Обычаю небесному согласно,
Почтительно склонясь пред Высшим Духом[8]
Простился с ним и вниз, к земному шару,
Он ринулся с сияющего Солнца.
Отрадная надежда на успех
Его сильней собою окрыляет,
И, описав громадные круги,
Несется он, нигде не отдохнув,
Пока в пути своем не достигает
Далекого Нифата[9] высоты.