Пантагрюэль, помня письмо и совѣты отца, захотѣлъ однажды провѣрить свои знанія. И на всѣхъ городскихъ перекресткахъ велѣлъ выставить тезисы, счетомъ девять тысячъ семьсотъ шестьдесятъ четыре, по всѣмъ отраслямъ знанія и по самымъ спорнымъ научнымъ вопросамъ.
И прежде всего держалъ диспутъ въ улицѣ Фуаръ со всѣми профессорами, студентами и ораторами и всѣхъ ихъ заткнулъ за поясъ. Послѣ того диспутировалъ въ Сорбоннѣ, со всѣми богословами, въ продолженіе шести недѣль, съ четырехъ часовъ утра до шести вечера, за исключеніемъ двухъ часовъ, посвященныхъ отдыху и принятію пищи, при чемъ не препятствовалъ вышеупомянутымъ сорбоннскимъ богословамъ пить вино и освѣжаться въ привычныхъ погребкахъ. И на этихъ диспутахъ присутствовали многіе придворные вельможи, рекетмейстеры, президенты, совѣтники, чиновники казначейства, секретари и адвокаты, и другіе, вмѣстѣ съ городскими старшинами, медиками и канониками. И замѣтьте, что большинство изъ нихъ были большіе діалектики, но, несмотря на ихъ придирки и крючки, онъ всѣхъ ихъ переспорилъ и доказалъ имъ, что они — олухи Царя небеснаго.
Послѣ этого всѣ заговорили объ его удивительной учености, даже прачки, сводни, кухарки, рыночныя торговки и другія, которыя, когда онъ проходилъ по улицѣ, говорили: «Это онъ!» И ему это было такъ же пріятно, какъ Демосѳену, царю греческихъ ораторовъ, когда какая-нибудь старая хрычевка показывала на него пальцемъ, говоря: «Вотъ онъ самый!»
Какъ нарочно, въ это время какъ разъ началась тяжба между двумя знатными вельможами, изъ которыхъ одинъ, г. Безкюль, былъ истцомъ, а другой, г. Гюмвенъ, — отвѣтчикомъ. Тяжба эта была такая запутанная, и представляла такія юридическія тонкости, что судьи совсѣмъ потеряли голову. И вотъ по приказу короля созвали четверыхъ ученѣйшихъ и толстѣйшихъ членовъ изъ всѣхъ французскихъ парламентовъ, вмѣстѣ съ главнѣйшими профессорами
университетовъ не только Франціи, но также Англіи и Италіи, какъ-то: Язонъ, Филиппъ Десъ[1], Петрусъ Петронибусъ и многихъ другихъ старыхъ юрисконсультовъ.
Собравшись, они въ продолженіе сорока шести недѣль не сумѣли ни разобраться въ этомъ дѣлѣ, ни придти къ какому-нибудь рѣшенію, и такъ это ихъ сердило, что съ досады они мѣста себѣ не находили.
Но одинъ изъ нихъ, котораго звали Дуэ[2], болѣе ученый, опытный и осторожный, чѣмъ всѣ остальные, сказалъ имъ въ одинъ прекрасный день, какъ они ломали себѣ голову:
— Господа, мы давно уже здѣсь засѣдаемъ, но ничего путнаго не дѣлаемъ и не можемъ разобраться въ этомъ дѣлѣ, и чѣмъ больше имъ занимаемся, тѣмъ меньше его понимаемъ; и это намъ стыдъ и срамъ, и, по моему мнѣнію, оно покроетъ насъ позоромъ, потому что мы заблудились въ нашихъ совѣщаніяхъ. Но вотъ, что я придумалъ. Вы, конечно, слышали о великомъ мужѣ, именуемомъ метръ Пантагрюэль, въ которомъ признали самаго выдающагося ученаго нашего времени послѣ тѣхъ диспутовъ, которые онъ публично велъ со всѣми. Я того мнѣнія, чтобы мы призвали его на совѣщаніе съ нами по этому дѣлу, потому что ни одинъ человѣкъ не справится съ этимъ дѣломъ, если оно окажется и ему не подъ силу.
Съ этимъ охотно согласились всѣ эти совѣтники и доктора и немедленно послали за Пантагрюэлемъ и попросили его не отказаться разсмотрѣть и изучить тяжбу и сдѣлать имъ докладъ въ томъ смыслѣ, какъ онъ сочтетъ нужнымъ, согласно съ истиннымъ духомъ законовъ; они передали ему въ руки мѣшки съ документами, для перевозки которыхъ потребовалось бы не менѣе четырехъ большихъ ословъ.
Но Пантагрюэль имъ сказалъ:
— Господа, живы ли еще оба вельможи, которые ведутъ между собой эту тяжбу?
На эго ему отвѣчали: да.
— На что же къ чорту намъ всѣ эти вздорныя бумаги и копіи, которыми вы меня нагрузили? Не лучше ли выслушать словесныя показанія тяжущихся, вмѣсто того, чтобы читать всю эту чепуху; вѣдь въ ней ничего нѣтъ кромѣ обмана и діавольскихъ крючковъ Сепола[3] и искаженій закона? Вѣдь я увѣренъ, что вы и всѣ тѣ, черезъ чьи руки прошла эта тяжба, напутали въ ней сколько могли pro et contra; и въ томъ случаѣ, когда споръ ихъ былъ ясенъ и его легко было разсудить, вы его запутали дурацкими и безсмысленными резонами и глупыми мнѣніями Аккурсія[4], Бальда[5], Бартолуса[6], де-Кастро[7], Имола[7], Ипполита[7], Панорма[8], Берташина[9], Александра[7], Курціуса[7] и всѣхъ этихъ старыхъ колпаковъ, которые ровно ничего не понимаютъ въ Пандектахъ и не что иное какъ бараньи головы, несвѣдущія во всемъ, что необходимо для уразумѣнія законовъ. Несомнѣнно, что они не знали ни греческаго, ни латинскаго языковъ,
а только одинъ готическій и варварскій. Между тѣмъ, всѣ законы заимствованы первоначально у грековъ, какъ это доказываетъ Ульпіанъ[10] 1. posteriori de origine juris, и всѣ переполнены греческими словами и сентенціями.
А, во-вторыхъ, они изложены по-латыни и на саномъ изящномъ и образномъ языкѣ, не исключая Саллюстія, Баррона, Цицерона, Сенеки, Тита Ливія и Квинтиліана. Какъ же могли понять смыслъ, законовъ эти старые сумасброды, которые и въ глаза не видѣли хорошей книги на латинскомъ языкѣ? Какъ оно и явствуетъ изъ ихъ слога, достойнаго трубочистовъ или кухарей, но не юрисконсультовъ. Мало того: принимая во вниманіе, что законы извлекаются изъ среды нравственной и естественной философіи, гдѣ же ихъ понять этимъ дуракамъ, которые, клянусь Богомъ, менѣе свѣдущи въ философіи, чѣмъ мой мулъ? Что касается знанія гуманитарныхъ наукъ и знакомства съ древностями и исторіей, то они такъ же богаты ими, какъ жаба перьями; между тѣмъ всякое право требуетъ этихъ знаній и безъ нихъ не можетъ быть понятно, какъ я это со временемъ докажу въ своихъ сочиненіяхъ. Поэтому, если вы хотите, чтобы я ознакомился съ этимъ процессомъ, то прежде всего сожгите всѣ эти бумаги, а затѣмъ пригласите обоихъ дворянъ лично явиться ко мнѣ, и когда я ихъ выслушаю, тогда я скажу вамъ свое мнѣніе безъ обиняковъ и безъ утайки.
Противъ этого многіе изъ нихъ стали возражать, ибо вамъ извѣстно, что во всѣхъ собраніяхъ всегда больше глупцовъ, нежели умныхъ, и большинство всегда беретъ верхъ надъ лучшими людьми, какъ это замѣчаетъ Титъ Ливій, говоря о карѳагенянахъ.
Но вышеупомянутый Дуэ мужественно поддержалъ Пантагрюэля, доказывая, что тотъ вѣрно сказалъ, что всѣ эти регистры, запросы, отвѣты, упреки, уловки и всякая такая чертовщина не что иное, какъ извращеніе законовъ и судебная волокита, и что чортъ бы ихъ всѣхъ побралъ, если они станутъ дѣйствовать иначе, какъ въ духѣ Евангелія и философіи.
Въ концѣ концовъ всѣ бумаги сожгли и обоихъ дворянъ пригласили лично пожаловать.
И тогда Пантагрюэль сказалъ имъ:
— Вы тѣ самые, что затѣяли эту тяжбу между собой?
— Да, — отвѣчали они.
— Кто изъ васъ истецъ?
— Я, — отвѣчалъ г. Безкюль.
— Ну, такъ, другъ мой, разскажите мнѣ ваше дѣло правдиво отъ начала до конца. Если же вы соврете хотя бы въ одномъ словѣ, то честью клянусь, я снесу вамъ голову съ плечъ и докажу, что правосудію и на судѣ надо говорить одну только правду; поэтому остерегайтесь что-нибудь прибавить или убавить въ изложеніи вашего дѣла. Говорите.
- ↑ Philippe Dece, профессоръ юриспруденціи въ Павіи и Пизѣ, приглашенный во Францію Людовикомъ XII.
- ↑ Douhet, президентъ въ городѣ Saintes и другъ Раблэ.
- ↑ Бартелеми Сепола, профессоръ въ Падуѣ, ум. 1474; авторъ книги, озаглавленной Cautelae juris.
- ↑ Авторъ знаменитаго глоссарія на Пандекты.
- ↑ Знаменитый итальянскій юрисконсультъ XIV вѣка.
- ↑ Знаменитый юрисконсультъ.
- ↑ а б в г д Юрисконсультъ.
- ↑ Юрисконсультъ, знатокъ каноническаго права.
- ↑ Итальянскій юрисконсультъ, акторъ книги: Repertorium juris.
- ↑ Знаменитый римскій юрисконсультъ.