Пантагрюэль, помня письмо и советы отца, захотел однажды проверить свои знания. И на всех городских перекрёстках велел выставить тезисы, счётом девять тысяч семьсот шестьдесят четыре, по всем отраслям знания и по самым спорным научным вопросам.
И прежде всего держал диспут в улице Фуар со всеми профессорами, студентами и ораторами и всех их заткнул за пояс. После того диспутировал в Сорбонне, со всеми богословами, в продолжение шести недель, с четырёх часов утра до шести вечера, за исключением двух часов, посвящённых отдыху и принятию пищи, при чём не препятствовал вышеупомянутым сорбоннским богословам пить вино и освежаться в привычных погребках. И на этих диспутах присутствовали многие придворные вельможи, рекетмейстеры, президенты, советники, чиновники казначейства, секретари и адвокаты, и другие, вместе с городскими старшинами, медиками и канониками. И заметьте, что большинство из них были большие диалектики, но, несмотря на их придирки и крючки, он всех их переспорил и доказал им, что они — олухи Царя небесного.
После этого все заговорили о его удивительной учёности, даже прачки, сводни, кухарки, рыночные торговки и другие, которые, когда он проходил по улице, говорили: «Это он!» И ему это было так же приятно, как Демосфену, царю греческих ораторов, когда какая-нибудь старая хрычевка показывала на него пальцем, говоря: «Вот он самый!»
Как нарочно, в это время как раз началась тяжба между двумя знатными вельможами, из которых один, г. Бескюль, был истцом, а другой, г. Гюмвен, — ответчиком. Тяжба эта была такая запутанная, и представляла такие юридические тонкости, что судьи совсем потеряли голову. И вот по приказу короля созвали четверых учёнейших и толстейших членов из всех французских парламентов, вместе с главнейшими профессорами
_p._29.png)
университетов не только Франции, но также Англии и Италии, как-то: Язон, Филипп Дес[1], Петрус Петронибус и многих других старых юрисконсультов.
Собравшись, они в продолжение сорока шести недель не сумели ни разобраться в этом деле, ни прийти к какому-нибудь решению, и так это их сердило, что с досады они места себе не находили.
Но один из них, которого звали Дуэ[2], более учёный, опытный и осторожный, чем все остальные, сказал им в один прекрасный день, как они ломали себе голову:
— Господа, мы давно уже здесь заседаем, но ничего путного не делаем и не можем разобраться в этом деле, и чем больше имъ занимаемся, тем меньше его понимаем; и это нам стыд и срам, и, по моему мнению, оно покроет нас позором, потому что мы заблудились в наших совещаниях. Но вот, что я придумал. Вы, конечно, слышали о великом муже, именуемом метр Пантагрюэль, в котором признали самого выдающегося учёного нашего времени после тех диспутов, которые он публично вёл со всеми. Я того мнения, чтобы мы призвали его на совещание с нами по этому делу, потому что ни один человек не справится с этим делом, если оно окажется и ему не под силу.
_p._30.png)
С этим охотно согласились все эти советники и доктора и немедленно послали за Пантагрюэлем и попросили его не отказаться рассмотреть и изучить тяжбу и сделать им доклад в том смысле, как он сочтёт нужным, согласно с истинным духом законов; они передали ему в руки мешки с документами, для перевозки которых потребовалось бы не менее четырёх больших ослов.
Но Пантагрюэль им сказал:
— Господа, живы ли ещё оба вельможи, которые ведут между собой эту тяжбу?
На эго ему отвечали: да.
— На что же к чёрту нам все эти вздорные бумаги и копии, которыми вы меня нагрузили? Не лучше ли выслушать словесные показания тяжущихся, вместо того, чтобы читать всю эту чепуху; ведь в ней ничего нет кроме обмана и диавольских крючков Сепола[3] и искажений закона? Ведь я уверен, что вы и все те, через чьи руки прошла эта тяжба, напутали в ней сколько могли pro et contra; и в том случае, когда спор их был ясен и его легко было рассудить, вы его запутали дурацкими и бессмысленными резонами и глупыми мнениями Аккурсия[4], Бальда[5], Бартолуса[6], де Кастро[7], Имола[7], Ипполита[7], Панорма[8], Берташина[9], Александра[7], Курциуса[7] и всех этих старых колпаков, которые ровно ничего не понимают в Пандектах и не что иное как бараньи головы, несведущие во всём, что необходимо для уразумения законов. Несомненно, что они не знали ни греческого, ни латинского языков,
_p._31.1.png)
а только один готический и варварский. Между тем, все законы заимствованы первоначально у греков, как это доказывает Ульпиан[10] 1. posteriori de origine juris, и все переполнены греческими словами и сентенциями.
_p._31.2.png)
А, во-вторых, они изложены по-латыни и на саном изящном и образном языке, не исключая Саллюстия, Баррона, Цицерона, Сенеки, Тита Ливия и Квинтилиана. Как же могли понять смысл, законов эти старые сумасброды, которые и в глаза не видели хорошей книги на латинском языке? Как оно и явствует из их слога, достойного трубочистов или кухарей, но не юрисконсультов. Мало того: принимая во внимание, что законы извлекаются из среды нравственной и естественной философии, где же их понять этим дуракам, которые, клянусь Богом, менее сведущи в философии, чем мой мул? Что касается знания гуманитарных наук и знакомства с древностями и историей, то они так же богаты ими, как жаба перьями; между тем всякое право требует этих знаний и без них не может быть понятно, как я это со временем докажу в своих сочинениях. Поэтому, если вы хотите, чтобы я ознакомился с этим процессом, то прежде всего сожгите все эти бумаги, а затем пригласите обоих дворян лично явиться ко мне, и когда я их выслушаю, тогда я скажу вам своё мнение без обиняков и без утайки.
_p._32.png)
Против этого многие из них стали возражать, ибо вам известно, что во всех собраниях всегда больше глупцов, нежели умных, и большинство всегда берёт верх над лучшими людьми, как это замечает Тит Ливий, говоря о карфагенянах.
Но вышеупомянутый Дуэ мужественно поддержал Пантагрюэля, доказывая, что тот верно сказал, что все эти регистры, запросы, ответы, упрёки, уловки и всякая такая чертовщина не что иное, как извращение законов и судебная волокита, и что чёрт бы их всех побрал, если они станут действовать иначе, как в духе Евангелия и философии.
В конце концов все бумаги сожгли и обоих дворян пригласили лично пожаловать.
И тогда Пантагрюэль сказал им:
— Вы те самые, что затеяли эту тяжбу между собой?
— Да, — отвечали они.
— Кто из вас истец?
— Я, — отвечал г. Бескюль.
— Ну, так, друг мой, расскажите мне ваше дело правдиво от начала до конца. Если же вы соврёте хотя бы в одном слове, то честью клянусь, я снесу вам голову с плеч и докажу, что правосудию и на суде надо говорить одну только правду; поэтому остерегайтесь что-нибудь прибавить или убавить в изложении вашего дела. Говорите.
- ↑ Philippe Dece, профессор юриспруденции в Павии и Пизе, приглашённый во Францию Людовиком XII.
- ↑ Douhet, президент в городе Saintes и друг Рабле.
- ↑ Бартелеми Сепола, профессор в Падуе, ум. 1474; автор книги, озаглавленной Cautelae juris.
- ↑ Автор знаменитого глоссария на Пандекты.
- ↑ Знаменитый итальянский юрисконсульт XIV века.
- ↑ Знаменитый юрисконсульт.
- ↑ а б в г д Юрисконсульт.
- ↑ Юрисконсульт, знаток канонического права.
- ↑ Итальянский юрисконсульт, актор книги: Repertorium juris.
- ↑ Знаменитый римский юрисконсульт.