Пантагрюэль (Рабле; Энгельгардт)/1901 (ВТ)/10

[28]
X.
О том, как Пантагрюэль так справедливо решил необыкновенно темный и затруднительный спор, что его решение признано было превосходным.

Пантагрюэль, помня письмо и советы отца, захотел однажды проверить свои знания. И на всех городских перекрестках велел выставить тезисы, счетом девять тысяч семьсот шестьдесят четыре, по всем отраслям знания и по самым спорным научным вопросам.

И прежде всего держал диспут в улице Фуар со всеми профессорами, студентами и ораторами и всех их заткнул за пояс. После того диспутировал в Сорбонне, со всеми богословами, в продолжение шести недель, с четырех часов утра до шести вечера, за исключением двух часов, посвященных отдыху и принятию пищи, при чём не препятствовал вышеупомянутым сорбоннским богословам пить вино и освежаться в привычных погребках. И на этих диспутах присутствовали многие придворные вельможи, рекетмейстеры, президенты, советники, чиновники казначейства, секретари и адвокаты, и другие, вместе с городскими старшинами, медиками и канониками. И заметьте, что большинство из них были большие диалектики, но, несмотря на их придирки и крючки, он всех их переспорил и доказал им, что они — олухи Царя небесного.

После этого все заговорили о его удивительной учености, даже прачки, сводни, кухарки, рыночные торговки и другие, которые, когда он проходил по улице, говорили: «Это он!» И ему это было так же приятно, как Демосфену, царю греческих ораторов, когда какая-нибудь старая хрычевка показывала на него пальцем, говоря: «Вот он самый!»

Как нарочно, в это время как раз началась тяжба между двумя знатными вельможами, из которых один, г. Бескюль, был истцом, а другой, [29]г. Гюмвен, — ответчиком. Тяжба эта была такая запутанная, и представляла такие юридические тонкости, что судьи совсем потеряли голову. И вот по приказу короля созвали четверых ученейших и толстейших членов из всех французских парламентов, вместе с главнейшими профессорами

К гл. X.
К гл. X.
К гл. X.

университетов не только Франции, но также Англии и Италии, как-то: Язон, Филипп Дес[1], Петрус Петронибус и многих других старых юрисконсультов.

[30]Собравшись, они в продолжение сорока шести недель не сумели ни разобраться в этом деле, ни прийти к какому-нибудь решению, и так это их сердило, что с досады они места себе не находили.

Но один из них, которого звали Дуэ[2], более ученый, опытный и осторожный, чем все остальные, сказал им в один прекрасный день, как они ломали себе голову:

— Господа, мы давно уже здесь заседаем, но ничего путного не делаем и не можем разобраться в этом деле, и чем больше имъ занимаемся, тем меньше его понимаем; и это нам стыд и срам, и, по моему мнению, оно покроет нас позором, потому что мы заблудились в наших совещаниях. Но вот, что я придумал. Вы, конечно, слышали о великом муже, именуемом метр Пантагрюэль, в котором признали самого выдающегося ученого нашего времени после тех диспутов, которые он публично вел со всеми. Я того мнения, чтобы мы призвали его на совещание с нами по этому делу, потому что ни один человек не справится с этим делом, если оно окажется и ему не под силу.

К гл. XI.
К гл. XI.
К гл. XI.

С этим охотно согласились все эти советники и доктора и немедленно послали за Пантагрюэлем и попросили его не отказаться рассмотреть и изучить тяжбу и сделать им доклад в том смысле, как он сочтет нужным, согласно с истинным духом законов; они передали ему в руки мешки с документами, для перевозки которых потребовалось бы не менее четырех больших ослов.

Но Пантагрюэль им сказал:

— Господа, живы ли еще оба вельможи, которые ведут между собой эту тяжбу?

На эго ему отвечали: да.

— На что же к чёрту нам все эти вздорные бумаги и копии, которыми вы меня нагрузили? Не лучше ли выслушать словесные показания тяжущихся, вместо того, чтобы читать всю эту чепуху; ведь в ней ничего нет кроме обмана и диавольских крючков Сепола[3] и искажений закона? Ведь я уверен, что вы и все те, через чьи руки прошла эта тяжба, [31]напутали в ней сколько могли pro et contra; и в том случае, когда спор их был ясен и его легко было рассудить, вы его запутали дурацкими и бессмысленными резонами и глупыми мнениями Аккурсия[4], Бальда[5], Бартолуса[6], де Кастро[7], Имола[7], Ипполита[7], Панорма[8], Берташина[9], Александра[7], Курциуса[7] и всех этих старых колпаков, которые ровно ничего не понимают в Пандектах и не что иное как бараньи головы, несведущие во всём, что необходимо для уразумения законов. Несомненно, что они не знали ни греческого, ни латинского языков,

К гл. XI.
К гл. XI.
К гл. XI.

а только один готический и варварский. Между тем, все законы заимствованы первоначально у греков, как это доказывает Ульпиан[10] 1. posteriori de origine juris, и все переполнены греческими словами и сентенциями.

К гл. XI.
К гл. XI.
К гл. XI.

А, во-вторых, они [32]изложены по-латыни и на саном изящном и образном языке, не исключая Саллюстия, Баррона, Цицерона, Сенеки, Тита Ливия и Квинтилиана. Как же могли понять смысл, законов эти старые сумасброды, которые и в глаза не видели хорошей книги на латинском языке? Как оно и явствует из их слога, достойного трубочистов или кухарей, но не юрисконсультов. Мало того: принимая во внимание, что законы извлекаются из среды нравственной и естественной философии, где же их понять этим дуракам, которые, клянусь Богом, менее сведущи в философии, чем мой мул? Что касается знания гуманитарных наук и знакомства с древностями и историей, то они так же богаты ими, как жаба перьями; между тем всякое право требует этих знаний и без них не может быть понятно, как я это со временем докажу в своих сочинениях. Поэтому, если вы хотите, чтобы я ознакомился с этим процессом, то прежде всего сожгите все эти бумаги, а затем пригласите обоих дворян лично явиться ко мне, и когда я их выслушаю, тогда я скажу вам свое мнение без обиняков и без утайки.

К гл. XII.
К гл. XII.
К гл. XII.

Против этого многие из них стали возражать, ибо вам известно, что во всех собраниях всегда больше глупцов, нежели умных, и большинство всегда берет верх над лучшими людьми, как это замечает Тит Ливий, говоря о карфагенянах.

Но вышеупомянутый Дуэ мужественно поддержал Пантагрюэля, доказывая, что тот верно сказал, что все эти регистры, запросы, ответы, упреки, уловки и всякая такая чертовщина не что иное, как извращение законов и судебная волокита, и что чёрт бы их всех побрал, если они станут действовать иначе, как в духе Евангелия и философии.

В конце концов все бумаги сожгли и обоих дворян пригласили лично пожаловать.

И тогда Пантагрюэль сказал им:

— Вы те самые, что затеяли эту тяжбу между собой?

— Да, — отвечали они.

— Кто из вас истец?

— Я, — отвечал г. Бескюль.

— Ну, так, друг мой, расскажите мне ваше дело правдиво от начала до конца. Если же вы соврете хотя бы в одном слове, то честью клянусь, я снесу вам голову с плеч и докажу, что правосудию и на суде надо говорить одну только правду; поэтому [33]остерегайтесь что-нибудь прибавить или убавить в изложении вашего дела. Говорите.


  1. Philippe Dece, профессор юриспруденции в Павии и Пизе, приглашенный во Францию Людовиком XII.
  2. Douhet, президент в городе Saintes и друг Рабле.
  3. Бартелеми Сепола, профессор в Падуе, ум. 1474; автор книги, озаглавленной Cautelae juris.
  4. Автор знаменитого глоссария на Пандекты.
  5. Знаменитый итальянский юрисконсульт XIV века.
  6. Знаменитый юрисконсульт.
  7. а б в г д Юрисконсульт.
  8. Юрисконсульт, знаток канонического права.
  9. Итальянский юрисконсульт, актор книги: Repertorium juris.
  10. Знаменитый римский юрисконсульт.