Однажды Пантагрюэль, гуляя за городомъ, по дорогѣ въ аббатство св. Антонія, въ сопровожденіи своихъ людей и нѣсколькихъ студентовъ, съ которыми велъ философскую бесѣду, встрѣтилъ человѣка высокаго роста и хорошаго сложенія, но всего израненнаго и въ такой оборванной одеждѣ, что можно было подумать, что его трепали собаки, или, лучше сказать, его можно было принять за сборщика яблокъ изъ провинціи Першъ. Завидѣвъ его издали, Пантагрюэль сказалъ присутствующимъ:
— Видите ли вы человѣка, который идетъ по Шарантонскому мосту, намъ навстрѣчу? Честное слово, онъ бѣденъ лишь случайно: увѣряю васъ, что, судя по его наружности, природа произвела его изъ богатаго и благороднаго рода, но приключенія, которымъ подвергаются любознательные люди, довели его до такого нищенскаго и бѣдственнаго состоянія.
И какъ только-что прохожій поравнялся съ ними, онъ его спросилъ:
— Другъ мой, прошу васъ, соблаговолите остановиться и отвѣтить мнѣ на то, о чемъ васъ спрошу; вы въ этомъ не раскаетесь, потому что мнѣ очень хочется помочь вамъ въ вашей бѣдѣ, насколько это въ моей власти, такъ какъ мнѣ васъ очень жаль. Прежде всего, скажите мнѣ, другъ мой, кто вы? откуда вы? куда идете? чего ищете? и какъ васъ зовутъ?
Прохожій отвѣчалъ ему по-нѣмецки[2]:
— Janker, Gott geb’ euch Glück und. Heil zuvor… Молодой дворянинъ, Господь пошли вамъ радость и благоденствіе, это прежде всего. Любезный дворянинъ, я долженъ вамъ сказать, что то, что вы желаете узнать, очень печально и достойно сожалѣнія. Мнѣ бы пришлось долго вамъ разсказывать и вамъ было бы такъ же скучно слушать меня, какъ мнѣ говорить, хотя поэты и ораторы былыхъ временъ и утверждали въ своихъ поговоркахъ и сентенціяхъ, что воспоминаніе о претерпѣнныхъ страданіяхъ и бѣдности доставляетъ истинное удовольствіе.
На это Пантагрюэль отвѣчалъ:
— Другъ мой, я не понимаю этого тарабарскаго нарѣчія; если вы хотите, чтобы васъ поняли, говорите на другомъ языкѣ.
На что прохожій возразилъ ему:
— Al barildim gotfano и пр.
(Мѣсто это совсѣмъ непонятно. Но одинъ изъ комментаторовъ Раблэ, Бюрго̀ де-Марэ замѣчаетъ, что можно разложить на отдѣльныя англійскія слова
_p._25.png)
весь этотъ отрывокъ: All, bar, ill, dim, god, fan и проч.)
— Поняли вы что-нибудь? — спросилъ Пантагрюэль присутствующихъ.
На что Эпистемонъ отвѣчалъ:
— Я думаю, что это языкъ Антиподовъ; самъ чортъ ничего не разберетъ!
Послѣ этого Пантагрюэль замѣтилъ:
— Кумъ, не знаю, можетъ, стѣны васъ поймутъ, но изъ насъ никто ровно ничего не понимаетъ.
Тогда прохожій сказалъ:
(— Signor mio, voi videte per exemplo и пр. — по-итальянски)
— Господинъ, вы видите, напримѣръ, что волынка только тогда издаетъ звукъ, когда у нея брюхо полно. Такъ точно и я не могу пересказать вамъ свои приключенія, пока голодное брюхо мое не получитъ привычную пищу; ему кажется, что руки и зубы утратили свои естественныя функціи и совершенно уничтожены.
На это Эпистемонъ отвѣчалъ:
— Такъ же непонятно, какъ и предыдущее.
Тогда Панургъ сказалъ:
(— Lord, if you be so vertuous of intelligence, as you… и np. — по-англійски)
— Милордъ, если ваши чувства такъ же возвышенны, какъ и вашъ ростъ, то вы пожалѣете меня, потому что природа насъ создала равными, но фортуна иныхъ возвысила, а другихъ унизила. Тѣмъ не менѣе добродѣтель часто въ пренебреженіи, и добродѣтельные люди презираются: до послѣдняго же конца никто не хорошъ.
— Еще непонятнѣе, — отвѣчалъ Пантагрюэль.
Тутъ Панургъ сказалъ:
(— Jona andie, guaussa goussy etan… Искаженное баскское нарѣчіе, возстановленное однимъ знатокомъ этого языка и въ переводѣ означающее слѣдующее:)
— Благороднѣйшій господинъ, для всякой вещи требуется лѣкарство; и каждому оно необходимо, иначе ему приходится плохо. Итакъ, я васъ прошу дать мнѣ знать какимъ-нибудь способомъ, что мое предложеніе въ порядкѣ вещей, и если оно не кажется вамъ неподходящимъ, то накормите меня. Послѣ того спрашивайте меня о чемъ угодно; я ничего не утаю; съ помощью Божіей разскажу вамъ отъ полноты сердца, всю правду.
— Тутъ ли ты, Genicoa? — опросилъ Евдемонъ[3].
На это Карпалимъ отвѣчалъ:
— Св. Триньянъ насоли вамъ, я чуть было не понялъ.
Тогда Панургъ отвѣдалъ:
— Prugfrest frinst sorgdmand… (Это — безсмысленныя слова, ровно ничего не значащія).
На это Эпистемонъ сказалъ:
— Говорите ли вы, другъ мой, похристіански или по-дурацки? Тогда Панургъ отвѣчалъ:
(— Heere, ik en spreeke anders — по-голландски)
— Господинъ, я не говорю на языкѣ, который бы былъ нехристіанскій: мнѣ кажется, однако, что хотя бы я вамъ ни слова не сказалъ, мои лохмотья достаточно поясняютъ вамъ то, что мнѣ нужно. Будьте настолько милосердны и накормите меня.
На это Пантагрюэль замѣтилъ:
— Все то же самое.
Тогда Панургъ сказалъ:
(— Senor, de tanto hablar yo soy cansado — по-испански)
— Господинъ, я усталъ отъ разговоровъ; поэтому умоляю васъ припомнить евангельскіе завѣты, чтобы они пробудили вашу совѣсть: если же ихъ недостаточно, чтобы возбудить ваше состраданіе, то я обращаюсь къ естественной жалости, и вы не останетесь къ ней нечувствительны. А затѣмъ умолкаю.
На это Пантагрюэль отвѣчалъ:
— Другъ мой, я нисколько не сомнѣваюсь въ томъ, что вы умѣете хорошо говорить на нѣсколькихъ языкахъ, но скажите намъ, чего вы хотите, на такомъ языкѣ, который былъ бы намъ понятенъ.
Тогда прохожій сказалъ:
(— Mine herre, endog ieg med ingen… и пр. — на старо-датскомъ языкѣ)
— Господинъ, даже въ томъ случаѣ, если бы я, какъ дѣти и дикіе звѣри, не говорилъ ни на какомъ языкѣ, моя одежда и худоба моего тѣла ясно показывали бы, въ какихъ вещахъ я нуждаюсь; а именно: въ пищѣ и питьѣ. Поэтому сжальтесь надо мною и прикажите, чтобы мнѣ дали возможность успокоить вой въ желудкѣ, подобно тому, какъ ставятъ похлебку передъ Церберомъ. Вы за это проживете долго и счастливо.
— Я думаю, — сказалъ Эпистемонъ, что такъ говорили Готы. И если бы угодно было Богу, то такъ говорили бы и мы задомъ.
На это прохожій отвѣчалъ: (— Adon, scalom lécha… и пр. Искаженный еврейскій языкъ. Одинъ изъ комментаторовъ Кармоли возстановляетъ его такъ: Adonai, schalôm lachêm… и пр.)
— Господинъ, миръ да будетъ съ вами. Если вы хотите помочь вашему слугѣ, то дайте мнѣ сейчасъ ковригу хлѣба, потому что въ Писаніи сказано: «Кто подаетъ бѣдному, подаетъ самому Богу».
На это Эпистемонъ замѣтилъ:
— Вотъ теперь я хорошо понялъ, потому что это еврейскій языкъ и съ правильнымъ произношеніемъ.
На это прохожій сказалъ:
(— Despota tynim panagathe[4]… и пр. по-гречески)
— Почему же, достойнѣйшій учитель, вы не дадите мнѣ хлѣба? Вы видите, что я, несчастный, умираю съ голода; и вы безжалостны ко мнѣ и задаете мнѣ безполезные вопросы. Между тѣмъ развѣ не сознаются всѣ тѣ, кто любятъ и изучаютъ науки, что вовсе не нужно прибѣгать къ словамъ и рѣчамъ, когда сама вещь ясна для всѣхъ? Рѣчи нужны только тогда, когда вещи, о которыхъ мы разсуждаемъ, сами не обнаруживаются.
_p._27.png)
— Какъ? — сказалъ Карпалимъ, лакей Пантагрюэля. Да вѣдь это по-гречески; я понялъ. Ты, значитъ, жилъ въ Греціи?
Но прохожій отвѣчалъ:
— Agonou dontoussys von denaguez… и пр. (Необъяснимыя слова. Иные полагаютъ, что это какой-то утраченный французскій діалектъ).
— Я понимаю, мнѣ кажется, сказалъ Пантагрюэль, — потому что или это языкъ моей родины Утопіи, или же очень съ нимъ сходенъ по звуку. И собирался продолжать разговоръ, но прохожій перебилъ его, говоря:
(— Jam toties vos, per sacra… и пр. по-латыни»)
— Я уже неоднократно заклиналъ васъ всѣмъ, что есть самаго священнаго, всѣми богами и всѣми богинями, если вы доступны жалости, помочь мнѣ въ моей нищетѣ; но мои вопли и жалобы ни къ чему не служатъ. Позвольте мнѣ, прошу васъ, позвольте мнѣ, безжалостные люди, идти туда, куда меня призываетъ судьба, и не утомляйте меня больше своими пустыми разспросами, памятуя старинную пословицу, которая говоритъ, что голодное брюхо къ ученію глухо.
— Вы, значитъ, другъ мой, не умѣете говорить по-французски? — спросилъ Пантагрюэль.
— Отлично умѣю, господинъ, — отвѣчалъ прохожій, — слава Богу, это мой природный и родной языкъ, потому что я родился и выросъ въ саду Францій — Турени.
— Ну, такъ разскажите намъ, какъ васъ зовутъ и откуда вы идете, — сказалъ Пантагрюэль. Честное слово, вы мнѣ такъ полюбились, что если вы только исполните мое желаніе, то никогда больше со мной не разстанетесь и мы съ вами образуемъ новую пару друзей, какъ Эней и Ахатъ.
— Господинъ, — отвѣчалъ прохожій, мое настоящее имя, нарѣченное мнѣ при св. крещеніи, Панургъ, а иду я теперь изъ Турціи, гдѣ былъ взятъ въ плѣнъ, когда неравнымъ часомъ пошли въ Митилены[5]. И я охотно перескажу вамъ о своихъ приключеніяхъ, которыя еще удивительнѣе, чѣмъ приключенія Улисса; но такъ какъ вамъ угодно удержать меня при себѣ, а я охотно принимаю предложеніе и завѣряю, что никогда не покину васъ, хотя бы вы пошли ко всѣмъ чертямъ, то мы найдемъ болѣе удобное время для разсказовъ: а въ настоящую минуту мнѣ крайне необходимо поѣсть; зубы у меня острые, животъ пустой, горло пересохло, аппетитъ волчій — все одно къ одному; и если вы испытаете меня на дѣлѣ, то любо-дорого будетъ глядѣть, какъ я ѣмъ. Ради Бога, прикажите мнѣ дать поѣсть.
И вотъ Пантагрюэль приказалъ, чтобы его отвели къ нему въ домъ и хорошенько угостили. Что было исполнено, и онъ досыта наѣлся въ эготъ вечеръ и улегся спать вмѣстѣ съ курами и проспалъ до самой обѣденной поры, такъ что ему пришлось прямо съ постели прыгнуть за столъ.
- ↑ Фактотумъ, хитрецъ, находчивый, ловкій человѣкъ.
- ↑ Панургъ все время говоритъ съ Пантагрюэлемъ на различныхъ языкахъ, включая и тарабарское нарѣчіе. Мы приводимъ только начальныя фразы различныхъ отрывковъ и затѣмъ ихъ переводъ, когда это дѣйствительно существующій языкъ, а не вымышленная тарабарщина.
- ↑ Для урааумѣнія этого вопроса слѣдуетъ замѣтить, что вышеприведенный отрывокъ оканчивается словами: Genicoa plasar vadu.
- ↑ Греческая орѳографія Раблэ, по замѣчанію Монтеглона, относится не къ произношенію, установленному Эразмомъ и употреблявшемуся до нашихъ дней, но къ тому произношенію, какимъ теперь замѣняютъ прежнее, на основаніи произношенія, сохранившагося традиціонно въ Греціи. Раблэ, другъ Ласкариса, былъ знакомъ съ этимъ произношеніемъ.
- ↑ Въ 1509 г. французы были разбиты турками при Митиленахъ.