Пантагрюэль (Рабле; Энгельгардт)/1901 (ВТ)/30

Пантагрюэль
автор Франсуа Рабле (1494—1553), пер. Анна Николаевна Энгельгардт (1835—1903)
Оригинал: фр. Pantagruel. — Перевод опубл.: ок. 1532 (ориг.) 1901 (пер.). Источник: Франсуа Рабле. книга II // Гаргантюа и Пантагрюэль = Gargantua et Pantagruel. — СПб.: Типография А. С. Суворина., 1901. — С. 64—69.

[64]
XXX.
О том, как Эпистемон, у которого была отсечена голова, был искусно исцелен Панургом, и о вестях про чертей и про грешников в аду.

После поражения великанов Пантагрюэль удалился к тому месту, где стояли винные бутылки, и позвал Панурга и других, которые пришли к нему целы и невредимы, за исключением Эстена: ему один из великанов исцарапал лицо в то время, как его убивал, и Эпистемона, который совсем не явился. Это так огорчило Пантагрюэля, что он собирался покончить с собой, но Панург сказал ему:

— Бог мой, Господин, подождите немного, и мы поищем его среди мертвых и узнаем правду.

И вот они принялись искать его и нашли мертвым; окровавленную голову свою он держал в руках. Тогда Эстен вскричал:

— Ах, злая смерть! Зачем отняла ты у нас лучшего из людей?

При этом возгласе Пантагрюэль встал с места в величайшем горе, какое только кто-либо испытывал на свете. И сказал Панургу:

— Ах, друг мой, пророчество, изреченное вами посредством двух стаканов и древка от пики, было, значит, лживое!

Но Панург отвечал:

— Дети, не плачьте: он еще не остыл, и я вам его исцелю.

Говоря это, он взял голову и прижал ее к клапану своих штанов, чтобы она не простудилась. Эстен и Карпалим снесли тело на то место, где они пировали, не потому, чтобы они надеялись, что покойник оживет, но чтобы показать его Пантагрюэлю. Но Панург утешал его, говоря:

— Если я не исцелю его, пусть сам лишусь головы, а ведь надо быть дураком, чтобы рисковать ею; полноте плакать и помогите мне.

[65]
К гл. XXX.
К гл. XXX.
К гл. XXX.

После того он тщательно обмыл голову и шею белым вином, прибавив к нему мелко истолченного кала, который он всегда носил при себе в кармане; затем намазал мазью, состава которой я не знаю, аккуратно приставил голову к шее, вена к вене, нерв к нерву, позвонок к позвонку, дабы он не стал кривошеей, так как этих последних он до смерти ненавидел; и, сделав это, скрепил всю голову кругом пятнадцатью или шестнадцатью стежками, чтобы она опять не отвалилась; после того снова намазал мазью, которую называл живительною. [66]Вдруг Эпистемон стал дышать, затем раскрыл глаза, затем зевнул, затем чихнул и даже выпустил ветры. После чего Панург объявил:

— Ну, теперь он, наверное, здрав. И дал ему выпить стакан белого вина, подслащенного жженым сахаром. И таким образом Эпистемон был искусно исцелен; и у него осталась только хрипота в горле, которая прошла не раньше, как по истечении слишком трех недель, да сухой кашель, от которого он никак не мог отделаться, не прибегая усиленно к вину.

Но вот он заговорил и сообщил, что видел чертей, говорил запросто с Люцифером и отлично провел время в аду и в Елисейских полях. Он уверял, что черти — славные ребята. Что касается грешников, то он сказал, что очень сожалеет, что Панург так скоро вернул его к жизни.

— Я находил большое развлечение, — говорил он, — глядя на них.

— Как так? — спросил Пантагрюэль.

— Ведь с ними обращаются совсем не так худо, как вы думаете: одно только, что в их состоянии произошла большая перемена, потому что я видел, как Александр Великий чинил старые штаны и этим зарабатывал скудное пропитание.

Ксеркс продавал на улицах горчицу.

Ромул стал солеваром.

Нума ковал гвозди.

Тарквиний стал ростовщиком.

Пизон — крестьянином.

Сулла — лодочником.

Кир — скотником.

Фемистокл — стекольщиком.

Эпаминонд гранил зеркала.

Брут и Кассий стали землемерами.

Демосфен стал виноделом.

Цицерон — истопником.

Фабий изготовляет четки.

Артаксеркс сучит веревки.

Эней стал мельником.

Ахилл опаршивел.

Агамемнон стал лизоблюдом.

Улисс — косцом.

Нестор — нищим.

Дарий чистит отхожие места.

Анк Марций смолит корабли.

Камилл стал башмачником.

Марцелл чистит бобы.

Друз ломится в открытые двери.

Сципион Африканский ходит козырем, хоть и на босу ногу.

Аздрубал — фонарщиком.

Аннибал торгует живностью.

Приам — тряпичником.

Ланцелот дю Лак — живодером.

Все рыцари Круглого С гола бедны и с трудом зарабатывают пропитание, служа гребцами на лодках, — которые перевозят по рекам Коциту, Флегетону, Стиксу, Ахерону и Лете, когда господа черти вздумают прокатиться по воде, — подобно лионским лодочникам и венецианским гондольерам. Но платой им служит только щелчок по носу и вечером кусок черствого хлеба.

Траян ловит лягушек.

Антонин — лакеем.

Коммод. — волынщиком.

Пертинакс обивает орехи.

Лукулл торгует вишнями.

Юстиниан — коробочником.

Гектор — поваренком.

Парис — нищим оборванцем.

Ахилл — убирает сено.

Камбиз — погонщиком мулов.

Нерон — рылейщиком, а Фиерабрас — его лакеем; но он причиняет ему всяческие неприятности, кормит его ситным хлебом и поит кислым вином, а сам ест и пьет на славу.

Юлий Цезарь и Помпей просмаливают корабли.

Жиглан и Говен[1] — бедняки-свинопасы.

Валентин и Орсон служат в адских банях цирюльниками.

Годфрид Зубастый продает огниво.

Годфрид Будьонский изготовляет домино.

Язон — церковным старостой.

Дон-Педро Кастильский торгует кухонными объедками.

Морган — пивоваром. [67]Гюон Бордоский — бочаром.

Пирр — кухонным мужиком.

Антиох — трубочистом.

Октавиан — бумагомаратель.

Нерва — кухонный мужик.

Папа Юлий продает пирожки, но обрезал свою длинную и безобразную бороду.

Жан Парижский чистит сапоги.

Артур Бретонский чистит шляпы.

Персфоре[2] — ножевщиком.

Папа Бонифаций VIII лудит кастрюли.

Папа Николай III — бумажный фабрикант.

Папа Александр ловит крыс.

Папа Сикст IV ухаживает за страждующими дурной болезью больными.

— Как, — сказал Пантагрюэль, — в аду есть такие больные?

— Разумеется, — отвечал Эпистемон, — я нигде столько не видал; их там слишком сто миллионов. Потому что, представьте, те, которые в здешнем мире не знали дурной болезни, на том свете получают ее.

— Ну, тогда мне нечегострашиться, — сказал Панург, — потому что я ею болел, как никто; я побывал и в Гибралтарском проливе и у Геркулесовых столбов и прошел огонь, воду, и медные трубы.

Ожье Датчанин чистит лошадиную сбрую.

Король Тигран стал кровельщиком.

Гальен Реставрированный ловит кротов.

Четыре сына Эмона — зубодеры. Папа Каликст — цирюльник.

Папа Урбан стал прихлебателем.

Мелюзина — прачкой.

Клеопатра торгует луком.

Елена стала свахой горничных.

Семирамида ловит вшей у нищих.

Дидона торгует грибами.

Пентисилья торгует кресс-салатом.

Лукреция содержит харчевню.

Гортензия стала пряхой.

Ливия чистит кастрюли.

Таким образом, все те, которые в здешней жизни были важными господами, на том свете с трудом добывали себе жалкое пропитание. Напротив того, философы и те, которые в здешней жизни жили бедняками, на том свете стали важными господами, в свою очередь.

Я видел Диогена, красовавшегося в великолепной пурпурной мантии и со скипетром в правой руке и обращавшегося как с собакой с Александром Великим, если тот плохо починит ему штаны, и

К гл. XXX.
К гл. XXX.
К гл. XXX.

вознаграждавшаго его за труд ударами палки. Я видел Эпиктета нарядно одетого à la française, под развесистыми деревьями, веселившегося в компании молодых барышень, пировавшего, танцевавшего, катавшегося, как сыр в масле и купавшегося в золоте. Над шпалерами из виноградной лозы стояли, в качестве его девиза, следующие стихи:

Веселиться и скакать,
Пить вино и горло драть,
День деньской деньгу считать,
Никакой беды не знать.

[68]Когда он меня увидел, он вежливо пригласил меня выпить с ним, на что я охотно согласился, и мы по-богословски напились. Тем временем подошел к нему Кир и попросил одно денье в честь Меркурия, чтобы купить несколько луковиц на ужин. «Глупости, глупости, — отвечал Эпиктет, — я не подаю денье. Вот, болван, возьми одно экю и веди себя добропорядочно.»

К гл. XXX.
К гл. XXX.
К гл. XXX.

Кир был очень рад такой добыче, но находившиеся там Александр, Дарий и другие, украли у него ночью экю. Я видел Пателена, казначея Радаманта[3], торговавшего пирожки, которые продавал папа Юлий, и он спрашивал у него, сколько стоит дюжина. «Три белых монеты», отвечал папа. «Трех ударов палкой будет с тебя довольно, — отвечал Пателен, — вот тебе, каналья; ступай за другими.» И бедный папа ушел, проливая слезы. А когда пришел к своему хозяину-пирожнику и пожаловался ему, что у него силой отняли пирожки, тот так отхлестал его ремнем, что его шкура не годилась бы для волынки. Я видел метра Жана Лемера[4], передразнивавшего папу и заставлявшего всех этих бедных королей и пап целовать у себя ноги, и величавшегося, и раздавшего благословения, говоря: «Покупайте индульгенции, покупайте; недорого стоют; я разрешаю вас от хлеба и похлебки, разрешаю вам быть бездельниками.» Затем он призвал Кальета[5] и Трибуле[6] и сказал им: «Господа кардиналы, отпустите каждому из них буллу в виде удара палкой. Что было немедленно исполнено. Я видел Франсуа Виллона, спрашивавшего у Ксеркса: «Сколько стоит порция горчицы?» — «Одно денье», отвечал Ксеркс. На что Виллон отвечал: «Врешь, негодяй, ты втридорога продаешь свой товар, и испортил ему товар, как, я видел, это делают продавцы горчицы в Париже. Я видел ландскнехта Беньоле[7], занимавшего здесь пост инквизитора: он встретил Персфоре[8]; тот облегчался у стены, на которой был изображен Антонов огонь. Он объявил его за это еретиком и сжег бы живым на костре, если бы за него не вступился Моргант[9] и не подарил ему девяти бочек пива.

— Ну, — сказал Пантагрюэль, — оставь все эти сказки до другого раза. И скажи нам только, как обращаются в аду с ростовщиками?

— Я видел, — отвечал Эпистемон, — что они искали ржавых булавок и старых гвоздей в уличном соре, как на этом свете это делают жалкие людишки. Но на том свете за центнер этой дряни дают не больше одной корочки хлеба; да и то набрать ее трудно, почему жалкие ростовщики [69]порою по три недели кряду остаются не евши, а работают день и ночь в ожидании барышей. Но и труд и бедность им ни по чём: так деятельны они и такое на них положено проклятие, лишь бы в конце года им удалось заработать несколько грошей.

— Ну, дети, теперь и нам пора есть и пить; весь этот месяц мы будем здорово пить, — заметил Пантагрюэль.

Они раскупорили кучу бутылок и принялись за провизию, припасенную в лагере. Но у бедного короля Анарха было невесело на душе, и Панург, сказал:

— А к какому роду занятий определим мы господина короля, чтобы он знал свое ремесло в совершенстве, когда пойдет ко всем чертям?

— Ты правильно судишь, — отвечал Пантагрюэль, — ну, вот возьми его себе, я тебе его дарю.

— Очень вам благодарен, — сказал Панург, — я не отказываюсь от подарка, тем более, когда он идет от вас.


  1. Герои рыцарских романов.
  2. Сказочная личность.
  3. Сын Юпитера и Европы, один из троих адских судей.
  4. Писатель XVI века, современник Рабле, писавший о римских папах в сатирическом духе.
  5. Знаменитый шут.
  6. Шут Людовика XII.
  7. Лицо из Произведений Виллона.
  8. Легендарная личность.
  9. Лицо фантастическое.