БЭКОНЪ Францискъ Веруламскій — англ. мыслитель XVI в. (1560—1626), по обычно распространенному, но въ послѣднее время оспариваемому взгляду, считающійся родоначальникомъ эмпирическаго или опытнаго направленія въ новой философіи. Отецъ Бэкона занималъ въ царств. Елизаветы важный административный постъ (хранителя большой печати). Примѣръ и вліяніе отца естественно породили и въ молодомъ Бэконѣ стремленіе къ политической карьерѣ; а примѣръ и вліяніе матери — женщины высокаго образованія — внушили ему склонность къ научнымъ изысканіямъ. Отсюда вся жизнь Б. до самой смерти течетъ по двойному руслу: политическаго дѣятеля и ученаго изслѣдователя. Образованіе свое онъ получилъ въ коллегіи при Кэмбриджскомъ университетѣ, гдѣ основательно изучилъ Св. Писаніе и древнихъ классиковъ. Съ воцареніемъ короля Іакова I (1603 г.) Бэконъ быстро достигаетъ высоты на административномъ поприщѣ: послѣдовательно дѣлается онъ короннымъ адвокатомъ, хранителемъ большой печати, лордомъ, государственнымъ канцлеромъ и барономъ веруламскимъ и, наконецъ, виконтомъ сентъ-албанскимъ. Одно время онъ управляетъ всѣмъ государствомъ съ титуломъ лорда-протектора королевства. Но на вершинѣ славы и почестей, окруженный блескомъ роскоши и богатства, Б. долженъ былъ испытать всю перемѣнчивость счастія. Въ 1621 г. онъ былъ обвиненъ парламентомъ во взяточничествѣ, лишенъ почестей и должностей, приговоренъ къ большому штрафу и тюремному заключенію. По милости короля, приговоръ этотъ былъ смягченъ: Бэкону была возвращена свобода и часть утраченныхъ почестей, но онъ навсегда былъ удаленъ отъ должностей. Попытки, хотя отчасти, вернуть прошлое не увѣнчались успѣхомъ, и послѣднія пять лѣтъ своей жизни Бэконъ прожилъ въ удаленіи отъ государственныхъ дѣлъ. Зато тѣмъ съ большею ревностью онъ предался теперь научнымъ занятіямъ, которыхъ, впрочемъ‚ не оставлялъ никогда и прежде. Никогда, за служебными заботами, онъ не переставалъ заниматься наукой, и для двойственности его натуры характерно, что вершина его политической славы совпадаетъ съ высотою его славы научной. Бэкону принадлежитъ значительное число сочиненій по самымъ разнообразнымъ вопросамъ, (между прочимъ, и касающимся области религіи и нравственности, напр. «Религіозныя размышленія», «О наилучшемъ умиротвореніи и устройствѣ англійской церкви», «Опыты, относящіеся къ нравственности, политической экономіи и политикѣ»); но славу въ исторіи научной мысли онъ пріобрѣлъ сочиненіемъ, озаглавленнымъ «Instauratio magna» — «Великое Возсозданіе (наукъ)»‚ изъ проектированныхъ 6 частей котораго написаны Бэкономъ только двѣ I) De dignitate et augmentis scientiarum (О достоинствѣ и увеличеніи наукъ) и II) (незаконченная) Novum Organum (Новый Органонъ — въ противоположеніе Аристотелю, логическія сочиненія котораго издревле назывались «Органонъ»). Хотя проводимыя въ этомъ сочиненіи мысли высказывались Бэкономъ и ранѣе, но въ окончательной редакціи оно было издано, когда онъ занималъ уже постъ канцлера. Бэконъ умеръ въ день Пасхи (9 апр.) 1626 г. Въ своемъ духовномъ заввщаніи онъ выражаетъ надежду, что потомство — «иностранныя націи и мои соотечественники» исправятъ приговоръ о немъ современниковъ и возстановятъ его доброе имя. Однако эта надежда, можно сказать, и доселѣ остается неосуществленною. Имя Б. и какъ человѣка и какъ ученаго донынѣ остается въ историко-философской литературѣ именемъ пререкаемымъ. Какъ въ одномъ и томъ же человѣкѣ можетъ совмѣщаться высокій умъ и невысокая нравственность?
Ключъ къ разгадкѣ своего характера даетъ самъ Бэконъ: «никто болѣе меня, говоритъ онъ, не имѣетъ права воскликнуть вмѣстѣ съ псалмопѣвцемъ: «душа моя была невѣдома мнѣ»... Главнѣйшее мое заблужденіе состоитъ въ томъ, что, чувствуя себя болѣе способнымъ къ сочиненію книгъ, чѣмъ къ практической дѣятельности, я тѣмъ не менѣе посвятилъ всю мою жизнь гражданскимъ тяжбамъ, для которыхъ я вовсе не годенъ и къ которымъ направленіе моихъ мыслей дѣлаетъ меня еще болѣе неспособнымъ...» Неспособность эта обнаружилась, между прочимъ, въ томъ, что Б., будучи человѣкомъ религіозно-нравственнаго настроенія и высокаго образа мыслей, не имѣлъ въ достаточной мѣрѣ ни нравственной твердости, ни нравственной опрятности, чтобы въ жизни всегда стоять выше своихъ современниковъ, по отношенію къ тому, что съ точки зрѣнія строго нравственной было незаконно, но что установившаяся практика не считала предосудительнымъ. Бэконъ былъ обвиненъ во взяточничествѣ; но разборъ дѣла обнаружилъ только то, что онъ не стоялъ выше нравовъ своего времени, когда между судьями существовалъ обычай принимать подарки отъ тяжущихся, а не то, чтобы онъ изъ корысти торговалъ правосудіемъ. Съ другой стороны, Б. имѣлъ настолько нравственнаго мужества и искренности, чтобы не прикрываться «лицемѣрною невинностью», не ссылаться въ свое оправданіе на обычай и въ чистосердечномъ раскаяніи осудить свой проступокъ.
Недовольный современнымъ ему состояніемъ философіи и другихъ наукъ, Бэконъ предпринялъ трудъ въ корнѣ исправить и пересоздать ихъ или же показать, по крайней мѣрѣ, другимъ планъ и способъ ихъ исправленія. Эту общую цѣль имѣетъ онъ въ виду въ своемъ главномъ произведеніи — Великое Возсозданіе — «Instauratio Magna». Первую часть этого сочиненія (De dignitate et augm. scientiarum) Б. начинаетъ апологіей наукъ, чтобы освободить ихъ отъ того «безславія и презрѣнія, которыми силится покрыть ихъ невѣжество; невѣжество, которое обнаруживается и въ ревности — теологовъ, и въ презрѣніи политиковъ и даже въ заблужденіяхъ ученыхъ». Здѣсь Бэкономъ высказывается много глубокихъ мыслей, достойныхъ остановить на себѣ вниманіе. Богословы говорятъ, что наукою нужно заниматься въ мѣру и съ осторожностью, что чрезмѣрное желаніе знанія было первымъ грѣхомъ человѣка и причиной его паденія, что даже въ настоящее время въ наукѣ находится ядъ, влитый змѣемъ-обольстителемъ‚ такъ какъ она надмеваетъ человѣка; кромѣ того, опытъ доказываетъ, что просвѣщеннѣйшія эпохи были склонны къ атеизму, — что и естественно, такъ какъ размышленіе о второстепенныхъ причинахъ бытія низлагаетъ авторитетъ первой причины. «Какъ легко, говоритъ Бэконъ, доказать лживость этихъ увѣреній и показать ихъ неосновательность! Дѣйствительно, кто не видитъ, что причиной паденія человѣка было не то естественное, чистое и первородное знаніе, при свѣтѣ котораго человѣкъ далъ животнымъ названія, сходныя съ ихъ природою, а то гордое познаніе добра и зла, которымъ онъ желалъ вооружиться чтобы свергнуть власть Бога и не имѣть закона ни отъ кого, кромѣ себя... Богъ далъ человѣку душу, подобную зеркалу, способную отражать цѣлый міръ, также жаждущую знанія, какъ глазъ жаждетъ свѣта, не только склонную къ созерцанію разнообразія и перемѣны временъ, но и ревностную къ изслѣдованію и открытію неизмѣнныхъ силъ и непреложныхъ законовъ природы... Ни одна часть міра не можетъ быть чужда человѣческихъ изысканій... Если же умъ человѣческій обладаетъ такою безпредѣльною способностью, то, очевидно, нечего опасаться количества знаній, какъ бы велико оно ни было, — боятъся, какъ бы оно не произвело переполненія или не породило гордости. Послѣдняя происходитъ не отъ количества, а отъ дурного качества науки, которое безъ надлежащаго противоядія дѣйствительно можетъ произвести вредъ. Противоядіе же это, которое, будучи смѣшано съ наукою, умѣряетъ ее и дѣлаетъ здоровою, есть любовь... Что же касается людей, воображающихъ, что ученое многознаніе ведетъ къ атеизму, а невѣдѣніе второстепенныхъ причинъ пробуждаетъ большее благоговѣніе къ первой причинѣ — Богу, то я охотно предложилъ бы имъ вопросъ Іова: «слѣдуетъ ли лгать во имя Бога и прилично ли ради того, чтобы быть ему угоднымъ, вести лукавыя рѣчи» (Іов. 13, 7)? Въ обычномъ теченіи природы Богъ, очевидно, дѣйствуетъ при посредствѣ вторыхъ причинъ. Слѣдовательно, если бы они желали убѣдить насъ въ противномъ, то это было бы чистымъ обманомъ во имя Бога, это значило бы приносить Виновнику истины нечистую жертву лжи. Напротивъ, извѣстно и опытомъ подтверждено, что только начальное и поверхностное знакомство съ философіею можетъ повести къ атеизму, но болѣе основательное ея изученіе опять приводитъ къ религіи. Въ началѣ своего знакомства съ философіею умъ человѣческій болѣе останавливается на вторичныхъ причинахъ, какъ ближайшихъ къ органамъ чувствъ, и такъ долго онѣ приковываютъ его вниманіе, что онъ можетъ позабыть о Первой Причинѣ. Но когда, проникая глубже, онъ созерцаетъ неразрывную цѣпь, связывающую всѣ эти причины вмѣстѣ, ихъ взаимную зависимость и, если можно такъ выразиться, тѣсную конфедерацію, тогда онъ поднимается до познанія Великаго Существа, которое, само будучи истинною связью всѣхъ частей вселенной, сотворило эту громадную систему и охраняетъ ее своимъ промысломъ». — Опровергнувъ многія другія возраженія противъ наукъ, Бэконъ переходитъ къ положительному выясненію ихъ достоинства, причемъ опять его разсужденія носятъ религіозный характеръ: онъ говоритъ о Богѣ, явившемъ въ твореніи не только могущество, но и премудрость, онъ указываетъ на ангеловъ, природа которыхъ ближе всего подходитъ къ божественной. Если, затѣмъ, отъ духовнаго и невещественнаго міра снизойти въ міръ чувственный и матеріальный, то мы найдемъ, что первая созданная форма была свѣтъ, который для вещественнаго и тѣлеснаго міра тоже, что наука для міра духовнаго и безтѣлеснаго. Далѣе идетъ обзоръ всей священной исторіи съ цѣлью извлечь изъ нея указанія на достоинство наукъ. Защитивъ и выяснивъ достоинство наукъ, Бэконъ переходитъ къ ихъ «увеличенію» и распредѣленію, съ указаніемъ недостающихъ, по его мнѣнію, отдѣловъ и цѣлыхъ наукъ (desiderata).
Человѣческая наука въ ея цѣломъ раздѣляется соотвѣтственно способностямъ души человѣческой — памяти, воображенію и разсудку — на исторію (политическую и естественную), поэзію и философію, или собственно науку. Первыя двѣ имѣютъ дѣло съ единичными явленіями, дѣйствительными или воображаемыми, послѣдняя съ отвлеченными понятіями о нихъ и законами. Философія или наука дѣлится на теологію и философію въ собственномъ смыслѣ. Ибо «наука подобна водамъ. Послѣднія либо падаютъ съ неба, либо бьютъ изъ земли. Тоже можно сказать и объ источникахъ наукъ; одни изъ нихъ лежатъ въ высшихъ сферахъ, другіе — здѣсь на землѣ, такъ какъ одни знанія внушаются Божествомъ, другія ведутъ свое начало отъ органовъ чувствъ. Первыя составляютъ теологію, вторыя — философію. Подъ именемъ теологіи слѣдуетъ разумѣть здѣсь теологію священную и вдохновенную свыше, а не естественную теологію, относящуюся къ области философіи въ собственномъ смыслѣ. Философія имѣетъ своимъ предметомъ Бога, природу и человѣка, ибо лучи, посредствомъ которыхъ вещи становятся для насъ ясными, бываютъ троякаго рода: природа поражаетъ нашъ умъ прямымъ лучемъ, Богъ, по причинѣ разнородности среды (т. е. творенія), преломленнымъ, человѣкъ же самъ — отраженнымъ». Философія, имѣющая своимъ предметомъ Бога, иначе естественное богословіе, есть «наука или вѣрнѣе сказать, искра науки, какую только можно пріобрѣсть о Богѣ посредствомъ естественнаго свѣта и созерцанія вещественнаго міра. Если мы хотимъ обозначить настоящія ея границы, то скажемъ, что она назначеніемъ своимъ имѣетъ опроверженіе атеизма, уличеніе его во лжи, раскрытіе естественнаго закона, но не идетъ далѣе, не простирается до установленія религіи, такъ какъ послѣднее есть дѣло откровенія. Вотъ почему мы видимъ, что Богъ никогда не дѣлалъ чуда для обращенія атеиста, такъ какъ уже естественнаго свѣта достаточно для приведенія его къ познанію Бога; чудеса имѣли очевидной цѣлью обращеніе идолопоклонниковъ и суевѣрныхъ людей, которые въ сущности признавали божество, но ошибались въ отношеніи приличнаго ему поклоненія. Однако естественнаго свѣта недостаточно для раскрытія воли Бога и для обнаруженія законнаго ему поклоненія; ибо, подобно тому, какъ произведенія ясно выказываютъ силу и искусство художника, но вовсе не рисуютъ его лица, такъ и творенія Бога свидѣтельствуютъ, правда, о мудрости и могуществѣ Творца всѣхъ вещей, но ничего не говорятъ о лицѣ Его... Было бы дѣломъ безплоднымъ желаніе примѣнить къ человѣческому разуму небесныя тайны религіи: приличнѣе вознести наши мысли къ престолу небесной истины съ тѣмъ, чтобы поклоняться ей». Такъ какъ три различныя вѣтви философіи походятъ на вѣтви дерева, сходящіяся въ одинъ стволъ, то должно установить еще одну общую науку, которая служила бы общею матерью для всѣхъ остальныхъ. Этой наукѣ Бэконъ даетъ имя «первой философіи» или «всеобщей науки». Она содержитъ въ себѣ истины, общія многимъ наукамъ. Этой всеобщей науки самъ Бэконъ не далъ; онъ относитъ ее къ области чаяній (desiderata) и приводитъ только въ видѣ примѣровъ нѣкоторыя истины, входящія въ ея область. Въ послѣдней главѣ 1-й части «Великаго Возсозданія» Бэконъ говорилъ о вдохновенной или священной теологіи, которая служитъ «пристанью и мѣстомъ упокоенія всѣхъ человѣч. умозрѣній».
Вторую часть «Великаго Возсозданія» составляетъ «Новый Органонъ». Исходнымъ пунктомъ Новаго Органона служитъ опредѣленіе цѣли и предмета науки. Знаніе не есть цѣль въ себѣ, но есть средство къ достиженію могущества, а съ нимъ благосостоянія. Знать значитъ мочь. Но человѣкъ есть только звено въ общей неразрывной цѣпи естественныхъ явленій; поэтому и знаніе его простирается только на явленія природы и могущество не идетъ дальше послѣднихъ. Слѣдуетъ добавить, что не могущество отдѣльнаго человѣка, но могущество человѣчества составляетъ истинную цѣль науки. Господствовать надъ природой можно, только повинуясь ей, т. е. наблюдая за естественнымъ порядкомъ вещей, правильно истолковывая природу и пользуясь, затѣмъ, ея же силами. Но для этого нужно, прежде всего, освободиться отъ ложнаго знанія, а потомъ запастись вѣрнымъ методомъ истиннаго знанія. За перестройку зданія науки слѣдуетъ приняться съ самаго основанія, и первый шагъ къ этому — отрѣшеніе отъ различныхъ предразсудковъ, невѣрныхъ понятій и представленій, которыми загроможденъ умъ человѣческій и которыя у Бэкона носятъ названіе кумировъ (idola). Такихъ кумировъ Бэконъ различаетъ четыре вида: 1) Idola tribus — кумиры человѣческаго рода или заблужденія, свойственныя самой природѣ человѣческой (напр. склонность предполагаетъ бо́льшую правильность и единообразіе въ природѣ, чѣмъ это дѣйствительно есть, признаніе за истину того, что желательно, — иллюзіи и т. п.); 2) Idola specus — кумиры пещеры или заблужденія, свойственныя отдѣльнымъ людямъ (напр. одни охотнѣе и лучше подмѣчаютъ сходство въ предметахъ, другіе — различіе, одни восторгаются старымъ, другіе предпочитаютъ новое); 3) Idola fori — кумиры общественной площади, возникающія вслѣдствіе сношеній людей другъ съ другомъ. Люди сообщаются другъ съ другомъ посредствомъ слова, но слова — названія даются вещамъ не сообразно съ ихъ природой, а сообразно съ случайными впечатлѣніями; 4) Idola theatri — заблужденія, проникшія въ умы людей изъ различныхъ философскихъ положеній и нелѣпыхъ методовъ доказательства. Должно очистить умъ отъ всѣхъ этихъ кумировъ и тогда только можно воспользоваться правильнымъ методомъ: въ царство науки, какъ и въ царство небесное, доступъ открытъ только чистымъ, какъ дѣти. Философы, посвятившіе себя изслѣдованію наукъ, дѣлятся на эмпириковъ и догматиковъ: первые только собираютъ матеріалъ какъ муравьи, вторые, опираясь на свой разумъ, какъ пауки, ткутъ сѣть изъ себя самихъ. Пчелы держатся средины: онѣ берутъ сокъ отъ цвѣтковъ, но перерабатываютъ его и перевариваютъ собственной силой. Такъ поступаетъ истинная философія: она не опирается исключительно на силы разума, она не сваливаетъ въ памяти въ неизмѣненномъ видѣ матеріалъ, заимствованный изъ фактовъ, но измѣняетъ и переработываетъ его разумомъ. И самыя лучшія надежды слѣдуетъ возлагать на прочный и тѣсный союзъ этихъ двухъ способностей — воспринимающей и мыслящей. Такого союза онѣ достигаютъ въ правильномъ наведеніи или индукціи — единственно вѣрномъ методѣ познанія. Индукцію знала и предшествующая Бэкону логика — схоластическая и аристотелевская, причемъ этотъ методъ полагали въ томъ, что отъ единичныхъ фактовъ прямо поднимались къ самымъ общимъ выводамъ и принципамъ. Истинность послѣднихъ признавалась непоколебимой, изъ нихъ выводились положенія низшія, и т. о. создавались теоріи. Если потомъ находились факты, идущіе въ разрѣзъ съ этими положеніями, то они или грубо устранялись, въ качествѣ исключеній, или искусственно подводились подъ теоріи. Правильная индукція не такова: извлекая заключенія изъ данныхъ чувствъ и единичныхъ фактовъ, она постепенно, шагъ за шагомъ, поднимается все выше и только, подъ конецъ достигаетъ самаго общаго. При этомъ обращается вниманіе на факты, не только положительные, но и отрицательные къ устанавливаемому выводу. Ближайшею задачею индукція у Бэкона имѣетъ опредѣленіе «формъ» т. е. причинъ, лежащихъ въ основѣ свойствъ предметовъ: разъ опредѣлены таковыя причины, то этимъ уже дается въ руки орудіе для господства надъ явленіями природы.
Свой методъ Б. считалъ величайшимъ изобрѣтеніемъ, которое каждому уму даетъ путь къ познанію природы и господству надъ ней. «Мой методъ, говоритъ Бэконъ, таковъ, что онъ мало предоставляетъ проницательности и силѣ ума; онъ дѣлаетъ умы и способности почти равными. Для проведенія прямой линіи или описанія правильнаго круга отъ руки требуется много вѣрности и упражненія, но ихъ требуется мало или не требуется вовсе, если пользуются линейкой и циркулемъ; тоже можно сказать и о моемъ методѣ».
Вообще Б. считалъ себя въ полномъ смыслѣ реформаторомъ въ сферѣ научной, утверждая, что никто предпринятой имъ задачи ранѣе не выполнилъ и даже не подумалъ объ этомъ. Такое его мнѣніе о себѣ нельзя назвать не только скромнымъ, но и вполнѣ соотвѣтствующимъ историч. дѣйствительности. Если Б.‚ въ противоположность отвлеченной и отрѣшенной отъ жизни схоластической наукѣ, главною задачею знанія ставитъ познаніе природы, то въ этомъ случаѣ онъ не возвѣщаетъ чего-либо совершенно новаго, а пропагандируетъ (хотя, можетъ быть, энергичнѣе и удачнѣе всѣхъ) то, что высказывалось еще предшествующими ему мыслителями, начиная съ его однофамильца Роджера Бэкона (см.)[1]. Зато въ ученіи объ индукціи, какъ методѣ познанія, Бэконъ неизмѣримо высоко стоитъ по сравненію съ предшествующимъ временемъ. И хотя взгляды позднѣйшихъ эмпириковъ идутъ значительно дальше того, что высказано Б.‚ однако его заслуга для эмпиризма тѣмъ болѣе должна быть цѣнима, что въ своемъ «Новомъ Органонѣ» онъ уже преднамѣчаетъ положенія, высказанныя два вѣка спустя въ логикѣ Джона Стюарта Милля, которая составляетъ послѣднее слово эмпиризма.
Кромѣ общихъ курсовъ по исторіи философіи, среди которыхъ особенно слѣдуетъ отмѣтить литографированный курсъ лекцій по исторіи Н. Ф. за 1887—88 г. проф. М. И. Каринскаго, о Бэконѣ можно читать на русскомъ языкѣ въ слѣдующихъ изслѣдованіяхъ: Куно-Фишеръ, Францискъ Бэконъ Веруламскій, въ пер. Н. Страхова, Спб. 1870; Либихъ, Бэконъ Веруламскій и методъ естествознанія, въ пер. А. Филипченко, Спб. 1866; Карасевичъ Н.‚ Бэконъ Веруламскій какъ моралистъ и политикъ (Русскій Вѣстн. 1874, 7 и 8); Сбоевъ И.‚ Политическая дѣятельность Бэкона. (Русск. Вѣстн. 1886, 8); Гогоцкій С., Философскій лексиконъ, т. I.; Иванцовъ Н., Францискъ Бэконъ и его историческое значеніе. (Вопросы филос. и психологіи, кн. 49 и 50). Существуетъ на русскомъ языкѣ въ пер. П. Бибикова (Спб. 1874) и «Собраніе сочиненій» Бэкона въ 2 тт. со статьей проф. Ріо о жизни Бэкона и значеніи его для философіи.
- ↑ См. предыдущую статью. — Примѣчаніе редактора Викитеки.