БЭКОН Франциск Веруламский — англ. мыслитель XVI в. (1560—1626), по обычно распространенному, но в последнее время оспариваемому взгляду, считающийся родоначальником эмпирического или опытного направления в новой философии. Отец Бэкона занимал в царств. Елизаветы важный административный пост (хранителя большой печати). Пример и влияние отца естественно породили и в молодом Бэконе стремление к политической карьере; а пример и влияние матери — женщины высокого образования — внушили ему склонность к научным изысканиям. Отсюда вся жизнь Б. до самой смерти течет по двойному руслу: политического деятеля и ученого исследователя. Образование свое он получил в коллегии при Кэмбриджском университете, где основательно изучил Св. Писание и древних классиков. С воцарением короля Иакова I (1603 г.) Бэкон быстро достигает высоты на административном поприще: последовательно делается он коронным адвокатом, хранителем большой печати, лордом, государственным канцлером и бароном веруламским и, наконец, виконтом сент-албанским. Одно время он управляет всем государством с титулом лорда-протектора королевства. Но на вершине славы и почестей, окруженный блеском роскоши и богатства, Б. должен был испытать всю переменчивость счастья. В 1621 г. он был обвинен парламентом во взяточничестве, лишен почестей и должностей, приговорен к большому штрафу и тюремному заключению. По милости короля, приговор этот был смягчен: Бэкону была возвращена свобода и часть утраченных почестей, но он навсегда был удален от должностей. Попытки, хотя отчасти, вернуть прошлое не увенчались успехом, и последние пять лет своей жизни Бэкон прожил в удалении от государственных дел. Зато тем с большею ревностью он предался теперь научным занятиям, которых, впрочем‚ не оставлял никогда и прежде. Никогда, за служебными заботами, он не переставал заниматься наукой, и для двойственности его натуры характерно, что вершина его политической славы совпадает с высотою его славы научной. Бэкону принадлежит значительное число сочинений по самым разнообразным вопросам, (между прочим, и касающимся области религии и нравственности, напр. «Религиозные размышления», «О наилучшем умиротворении и устройстве английской церкви», «Опыты, относящиеся к нравственности, политической экономии и политике»); но славу в истории научной мысли он приобрел сочинением, озаглавленным «Instauratio magna» — «Великое Воссоздание (наук)»‚ из проектированных 6 частей которого написаны Бэконом только две: I) De dignitate et augmentis scientiarum (О достоинстве и увеличении наук) и II) (незаконченная) Novum Organum (Новый Органон — в противоположение Аристотелю, логические сочинения которого издревле назывались «Органон»). Хотя проводимые в этом сочинении мысли высказывались Бэконом и ранее, но в окончательной редакции оно было издано, когда он занимал уже пост канцлера. Бэкон умер в день Пасхи (9 апр.) 1626 г. В своем духовном заввщании он выражает надежду, что потомство — «иностранные нации и мои соотечественники» исправят приговор о нем современников и восстановят его доброе имя. Однако эта надежда, можно сказать, и доселе остается неосуществленною. Имя Б. и как человека и как ученого доныне остается в историко-философской литературе именем пререкаемым. Как в одном и том же человеке может совмещаться высокий ум и невысокая нравственность?
Ключ к разгадке своего характера дает сам Бэкон: «никто более меня, говорит он, не имеет права воскликнуть вместе с псалмопевцем: «душа моя была неведома мне»... Главнейшее мое заблуждение состоит в том, что, чувствуя себя более способным к сочинению книг, чем к практической деятельности, я тем не менее посвятил всю мою жизнь гражданским тяжбам, для которых я вовсе не годен и к которым направление моих мыслей делает меня еще более неспособным...» Неспособность эта обнаружилась, между прочим, в том, что Б., будучи человеком религиозно-нравственного настроения и высокого образа мыслей, не имел в достаточной мере ни нравственной твердости, ни нравственной опрятности, чтобы в жизни всегда стоять выше своих современников, по отношению к тому, что с точки зрения строго нравственной было незаконно, но что установившаяся практика не считала предосудительным. Бэкон был обвинен во взяточничестве; но разбор дела обнаружил только то, что он не стоял выше нравов своего времени, когда между судьями существовал обычай принимать подарки от тяжущихся, а не то, чтобы он из корысти торговал правосудием. С другой стороны, Б. имел настолько нравственного мужества и искренности, чтобы не прикрываться «лицемерною невинностью», не ссылаться в свое оправдание на обычай и в чистосердечном раскаянии осудить свой проступок.
Недовольный современным ему состоянием философии и других наук, Бэкон предпринял труд в корне исправить и пересоздать их или же показать, по крайней мере, другим план и способ их исправления. Эту общую цель имеет он в виду в своем главном произведении — Великое Воссоздание — «Instauratio Magna». Первую часть этого сочинения (De dignitate et augm. scientiarum) Б. начинает апологией наук, чтобы освободить их от того «бесславия и презрения, которыми силится покрыть их невежество; невежество, которое обнаруживается и в ревности — теологов, и в презрении политиков и даже в заблуждениях ученых». Здесь Бэконом высказывается много глубоких мыслей, достойных остановить на себе внимание. Богословы говорят, что наукою нужно заниматься в меру и с осторожностью, что чрезмерное желание знания было первым грехом человека и причиной его падения, что даже в настоящее время в науке находится яд, влитый змеем-обольстителем‚ так как она надмевает человека; кроме того, опыт доказывает, что просвещеннейшие эпохи были склонны к атеизму, — что и естественно, так как размышление о второстепенных причинах бытия низлагает авторитет первой причины. «Как легко, говорит Бэкон, доказать лживость этих уверений и показать их неосновательность! Действительно, кто не видит, что причиной падения человека было не то естественное, чистое и первородное знание, при свете которого человек дал животным названия, сходные с их природою, а то гордое познание добра и зла, которым он желал вооружиться чтобы свергнуть власть Бога и не иметь закона ни от кого, кроме себя... Бог дал человеку душу, подобную зеркалу, способную отражать целый мир, также жаждущую знания, как глаз жаждет света, не только склонную к созерцанию разнообразия и перемены времен, но и ревностную к исследованию и открытию неизменных сил и непреложных законов природы... Ни одна часть мира не может быть чужда человеческих изысканий... Если же ум человеческий обладает такою беспредельною способностью, то, очевидно, нечего опасаться количества знаний, как бы велико оно ни было, — боятъся, как бы оно не произвело переполнения или не породило гордости. Последняя происходит не от количества, а от дурного качества науки, которое без надлежащего противоядия действительно может произвести вред. Противоядие же это, которое, будучи смешано с наукою, умеряет ее и делает здоровою, есть любовь... Что же касается людей, воображающих, что ученое многознание ведет к атеизму, а неведение второстепенных причин пробуждает большее благоговение к первой причине — Богу, то я охотно предложил бы им вопрос Иова: «следует ли лгать во имя Бога и прилично ли ради того, чтобы быть ему угодным, вести лукавые речи» (Иов. 13, 7)? В обычном течении природы Бог, очевидно, действует при посредстве вторых причин. Следовательно, если бы они желали убедить нас в противном, то это было бы чистым обманом во имя Бога, это значило бы приносить Виновнику истины нечистую жертву лжи. Напротив, известно и опытом подтверждено, что только начальное и поверхностное знакомство с философиею может повести к атеизму, но более основательное ее изучение опять приводит к религии. В начале своего знакомства с философиею ум человеческий более останавливается на вторичных причинах, как ближайших к органам чувств, и так долго они приковывают его внимание, что он может позабыть о Первой Причине. Но когда, проникая глубже, он созерцает неразрывную цепь, связывающую все эти причины вместе, их взаимную зависимость и, если можно так выразиться, тесную конфедерацию, тогда он поднимается до познания Великого Существа, которое, само будучи истинною связью всех частей вселенной, сотворило эту громадную систему и охраняет ее своим промыслом». — Опровергнув многие другия возражения против наук, Бэкон переходит к положительному выяснению их достоинства, причем опять его рассуждения носят религиозный характер: он говорит о Боге, явившем в творении не только могущество, но и премудрость, он указывает на ангелов, природа которых ближе всего подходит к божественной. Если, затем, от духовного и невещественного мира снизойти в мир чувственный и материальный, то мы найдем, что первая созданная форма была свет, который для вещественного и телесного мира то же, что наука для мира духовного и бестелесного. Далее идет обзор всей священной истории с целью извлечь из нее указания на достоинство наук. Защитив и выяснив достоинство наук, Бэкон переходит к их «увеличению» и распределению, с указанием недостающих, по его мнению, отделов и целых наук (desiderata).
Человеческая наука в ее целом разделяется соответственно способностям души человеческой — памяти, воображению и рассудку — на историю (политическую и естественную), поэзию и философию, или собственно науку. Первые две имеют дело с единичными явлениями, действительными или воображаемыми, последняя с отвлеченными понятиями о них и законами. Философия или наука делится на теологию и философию в собственном смысле. Ибо «наука подобна водам. Последние либо падают с неба, либо бьют из земли. То же можно сказать и об источниках наук; одни из них лежат в высших сферах, другие — здесь на земле, так как одни знания внушаются Божеством, другие ведут свое начало от органов чувств. Первые составляют теологию, вторые — философию. Под именем теологии следует разуметь здесь теологию священную и вдохновенную свыше, а не естественную теологию, относящуюся к области философии в собственном смысле. Философия имеет своим предметом Бога, природу и человека, ибо лучи, посредством которых вещи становятся для нас ясными, бывают троякого рода: природа поражает наш ум прямым лучом, Бог, по причине разнородности среды (т. е. творения), преломленным, человек же сам — отраженным». Философия, имеющая своим предметом Бога, иначе естественное богословие, есть «наука или вернее сказать, искра науки, какую только можно приобресть о Боге посредством естественного света и созерцания вещественного мира. Если мы хотим обозначить настоящие ее границы, то скажем, что она назначением своим имеет опровержение атеизма, уличение его во лжи, раскрытие естественного закона, но не идет далее, не простирается до установления религии, так как последнее есть дело откровения. Вот почему мы видим, что Бог никогда не делал чуда для обращения атеиста, так как уже естественного света достаточно для приведения его к познанию Бога; чудеса имели очевидной целью обращение идолопоклонников и суеверных людей, которые в сущности признавали божество, но ошибались в отношении приличного ему поклонения. Однако естественного света недостаточно для раскрытия воли Бога и для обнаружения законного ему поклонения; ибо, подобно тому, как произведения ясно выказывают силу и искусство художника, но вовсе не рисуют его лица, так и творения Бога свидетельствуют, правда, о мудрости и могуществе Творца всех вещей, но ничего не говорят о лице Его... Было бы делом бесплодным желание применить к человеческому разуму небесные тайны религии: приличнее вознести наши мысли к престолу небесной истины с тем, чтобы поклоняться ей». Так как три различные ветви философии походят на ветви дерева, сходящиеся в один ствол, то должно установить еще одну общую науку, которая служила бы общею матерью для всех остальных. Этой науке Бэкон дает имя «первой философии» или «всеобщей науки». Она содержит в себе истины, общие многим наукам. Этой всеобщей науки сам Бэкон не дал; он относит ее к области чаяний (desiderata) и приводит только в виде примеров некоторые истины, входящие в ее область. В последней главе 1-й части «Великого Воссоздания» Бэкон говорил о вдохновенной или священной теологии, которая служит «пристанью и местом упокоения всех человеч. умозрений».
Вторую часть «Великого Воссоздания» составляет «Новый Органон». Исходным пунктом Нового Органона служит определение цели и предмета науки. Знание не есть цель в себе, но есть средство к достижению могущества, а с ним благосостояния. Знать значит мочь. Но человек есть только звено в общей неразрывной цепи естественных явлений; поэтому и знание его простирается только на явления природы и могущество не идет дальше последних. Следует добавить, что не могущество отдельного человека, но могущество человечества составляет истинную цель науки. Господствовать над природой можно, только повинуясь ей, т. е. наблюдая за естественным порядком вещей, правильно истолковывая природу и пользуясь, затем, ее же силами. Но для этого нужно, прежде всего, освободиться от ложного знания, а потом запастись верным методом истинного знания. За перестройку здания науки следует приняться с самого основания, и первый шаг к этому — отрешение от различных предрассудков, неверных понятий и представлений, которыми загроможден ум человеческий и которые у Бэкона носят название кумиров (idola). Таких кумиров Бэкон различает четыре вида: 1) Idola tribus — кумиры человеческого рода или заблуждения, свойственные самой природе человеческой (напр. склонность предполагает бо́льшую правильность и единообразие в природе, чем это действительно есть, признание за истину того, что желательно, — иллюзии и т. п.); 2) Idola specus — кумиры пещеры или заблуждения, свойственные отдельным людям (напр. одни охотнее и лучше подмечают сходство в предметах, другие — различие, одни восторгаются старым, другие предпочитают новое); 3) Idola fori — кумиры общественной площади, возникающие вследствие сношений людей друг с другом. Люди сообщаются друг с другом посредством слова, но слова — названия даются вещам не сообразно с их природой, а сообразно со случайными впечатлениями; 4) Idola theatri — заблуждения, проникшие в умы людей из различных философских положений и нелепых методов доказательства. Должно очистить ум от всех этих кумиров и тогда только можно воспользоваться правильным методом: в царство науки, как и в царство небесное, доступ открыт только чистым, как дети. Философы, посвятившие себя исследованию наук, делятся на эмпириков и догматиков: первые только собирают материал как муравьи, вторые, опираясь на свой разум, как пауки, ткут сеть из себя самих. Пчелы держатся середины: они берут сок от цветков, но перерабатывают его и переваривают собственной силой. Так поступает истинная философия: она не опирается исключительно на силы разума, она не сваливает в памяти в неизмененном виде материал, заимствованный из фактов, но изменяет и перерабатывает его разумом. И самые лучшие надежды следует возлагать на прочный и тесный союз этих двух способностей — воспринимающей и мыслящей. Такого союза они достигают в правильном наведении или индукции — единственно верном методе познания. Индукцию знала и предшествующая Бэкону логика — схоластическая и аристотелевская, причем этот метод полагали в том, что от единичных фактов прямо поднимались к самым общим выводам и принципам. Истинность последних признавалась непоколебимой, из них выводились положения низшие, и т. о. создавались теории. Если потом находились факты, идущие вразрез с этими положениями, то они или грубо устранялись, в качестве исключений, или искусственно подводились под теории. Правильная индукция не такова: извлекая заключения из данных чувств и единичных фактов, она постепенно, шаг за шагом, поднимается всё выше, и только под конец достигает самого общего. При этом обращается внимание на факты, не только положительные, но и отрицательные к устанавливаемому выводу. Ближайшею задачею индукция у Бэкона имеет определение «форм» т. е. причин, лежащих в основе свойств предметов: раз определены таковые причины, то этим уже дается в руки орудие для господства над явлениями природы.
Свой метод Б. считал величайшим изобретением, которое каждому уму дает путь к познанию природы и господству над ней. «Мой метод, говорит Бэкон, таков, что он мало предоставляет проницательности и силе ума; он делает умы и способности почти равными. Для проведения прямой линии или описания правильного круга от руки требуется много верности и упражнения, но их требуется мало или не требуется вовсе, если пользуются линейкой и циркулем; то же можно сказать и о моем методе».
Вообще Б. считал себя в полном смысле реформатором в сфере научной, утверждая, что никто предпринятой им задачи ранее не выполнил и даже не подумал об этом. Такое его мнение о себе нельзя назвать не только скромным, но и вполне соответствующим историч. действительности. Если Б.‚ в противоположность отвлеченной и отрешенной от жизни схоластической науке, главною задачею знания ставит познание природы, то в этом случае он не возвещает чего-либо совершенно нового, а пропагандирует (хотя, может быть, энергичнее и удачнее всех) то, что высказывалось еще предшествующими ему мыслителями, начиная с его однофамильца Роджера Бэкона (см.)[1]. Зато в учении об индукции, как методе познания, Бэкон неизмеримо высоко стоит по сравнению с предшествующим временем. И хотя взгляды позднейших эмпириков идут значительно дальше того, что высказано Б.‚ однако его заслуга для эмпиризма тем более должна быть ценима, что в своем «Новом Органоне» он уже преднамечает положения, высказанные два века спустя в логике Джона Стюарта Милля, которая составляет последнее слово эмпиризма.
Кроме общих курсов по истории философии, среди которых особенно следует отметить литографированный курс лекций по истории Н. Ф. за 1887—88 г. проф. М. И. Каринского, о Бэконе можно читать на русском языке в следующих исследованиях: Куно-Фишер, Франциск Бэкон Веруламский, в пер. Н. Страхова, Спб. 1870; Либих, Бэкон Веруламский и метод естествознания, в пер. А. Филипченко, Спб. 1866; Карасевич Н.‚ Бэкон Веруламский как моралист и политик (Русский Вестн. 1874, 7 и 8); Сбоев И.‚ Политическая деятельность Бэкона. (Русск. Вестн. 1886, 8); Гогоцкий С., Философский лексикон, т. I.; Иванцов Н., Франциск Бэкон и его историческое значение. (Вопросы филос. и психологии, кн. 49 и 50). Существует на русском языке в пер. П. Бибикова (Спб. 1874) и «Собрание сочинений» Бэкона в 2 тт. со статьей проф. Рио о жизни Бэкона и значении его для философии.
- ↑ См. предыдущую статью. — Примечание редактора Викитеки.