Заставилъ Гасподь слипова ды бизрукыва караулить садъ. Бизрукый яблыка ни дастанить, слипой ни на́йдить. Паспѣли яблыки, пашли духи сладкіи. „Малый, какъ-жа намъ яблычка пакушить?“—Садись вирхомъ на мине, а я пыдвизу къ яблынки. Слипой нарвалъ пазуху яблыкъ. Бизрукый узрилъ Бога, драгнулъ атъ яблынки бѣжать. Слипой атъ плечъ (онъ за̀ пличи диржалси—вирхомъ на безрукымъ) атарвалси, ударилси абъ земь, ды-й абмеръ. Гасподь приходить: „бизрукый, идѣ слипой?“—Омырыкъ яво ашибъ. Гасподь приходить къ слипому: „слипой, съ чаво-жъ ты абмеръ? абманываишь ты мине, слипой! ни омырыкъ тибе ушибъ, ты съ пличей убилси съ бизрукыва!“—Абманулъ я тибе, Госпыди! прасти мине. Прастилъ слипова, ды-й пашолъ.
Сыбрались караульщики, на варата́хъ стаять. Идетъ дьявылъ: „здрастуйти, рибята! што-жъ вы яблыкъ ни јдитя?“—Какъ-жа намъ ихъ ѣсть? у мине рукъ нѣту, у ниво глазъ. Я ни дастану!—А я ни найду! „Плохи-жъ вы, рибята, кады въ саду яблыкъ ни јидитя.“— Мы ни ухитримся, какъ ихъ ѣсть! „Эка, какъ? бизрукый пади ударьси абъ яблыню, а слипой падбери!“ Яблынки были насажины другъ атъ друга на сажню. Бизрукый какъ ударилси абъ яблыню—увесь тотъ садъ абтресъ. Слипой легъ на пуза, прикаталъ усю траву—все яблыки искалъ. Ну, Гасподь приходить: „караульщики, хто-жъ у васъ садъ абтресъ?“—Вѣтиръ поднялси, увесь садъ абтресъ! „Атъ чаво-жа яблыни пазавяли?“—Атъ яснава со(л)нца! „Атъ чаво-жа нижніи бака папрѣли?“—Атъ сильныва дожжа! „А хто-жа у васъ въ саду траву примялъ?“ Слипой гаварить: „у мине животъ балѣлъ, все каталси!—Врешь ты, слипой! все абманываишь мине! Сабралъ Гасподь караульщикавъ, узялъ огнинныи прутьи, выбилъ ихъ огнинными прутьими: „выдитя, праклятыи калѣки, вонъ изъ маиво саду, пабирайтиси по міру атныни да вѣку!“
Гасподь сказалъ: „дай-жа я сдѣлаю Ноя Правидныва, штобъ у маемъ у свѣти была правда“. Приставилъ сабаку голую караулить Ноя Правидныва: „сматри-жъ ты, сабака, никаво ни пущай сматрѣть маиво Ноя Правидныва!“ Приходить дьявылъ къ сабаки: „пусти мине, сабака, Ноя Правидныва пысматрѣть!“—Мнѣ Гасподь ни вилѣлъ никаво пущать. „Хатя ты ни пущаишь мине Ноя Правидныва пысматрѣть, а я тибѣ дамъ шубу и на руки и на̀ ныги; придетъ зима, придуть марозы— ни на̀дыть тибѣ избы.“ Далъ дьявылъ сабаки шубу; сабака пустила дьявыла пысматрѣть Ноя Правидныва. Дьявылъ ахаркылъ, апливалъ Ноя Правидныва; сталъ Ной синій, зиленый, дурной… странно на Ноя глидѣть стало! „Штожъ ты, сабака, да Ноя дьявыла дапустила? штожъ я тибѣ гаварилъ!“—А штожъ ты мине безъ шубы приставилъ? „Штобъ ты цирковныва звону ни слыхала, у Божій храмъ ни хадила!“ Взялъ Гасподь, апасли той сабаки, Ноя вывырызалъ (sic): аплевыныя, ахоркыныя въ сиредку… Изъ Ноевыва рибра сдѣлалъ Гасподь жину Евгу. „Ну, Ной съ Евгаю Правидныи! усѣ плады ѣштя; аднаво плада ни трогайтя, вотъ съ той-та яблынки“. Евга гаварить: „Ной Правидный! атъ чаво-жъ эта такъ Богъ гаварить: усѣ плады ѣштя, а съ аднаво ни трогайтя? Давай пакушаимъ!“ Съѣли па яблычку, па разу укусили… другъ друга зыстыдились: Евга пыдъ лапухъ, а Ной пыдъ другой, другъ атъ друга схаранилиси. Приходить Гасподь: „Ной Правидный! игдѣ ты?“—Я вотынъ! „Иди ка мнѣ!“—Я нагъ! Ной гаварить: Госпыди! сатвари намъ адежу. Вышли ани къ ниму; выбилъ ихъ Гасподь огнинными прутьими, выгналъ изъ саду вонъ!
Выслымши изъ саду Ноя Правидныва, умилилси Гасподь. „Ной Правидный, гаварить, у насъ будить чиризъ три года патопа; штобы ты въ три года кавшегъ выстраилъ. Ной Правидный! кавшегъ строй, да жинѣ ни сказывай, што строишь!“ Пашолъ Ной Правидный у рощу строить кавшегъ; строить годъ, строить два. Дьявылъ приходить: „Ной Правидный, што дѣлаишь?“—Развѣ ты слипой? ты видишь, што я дѣлаю! „Я вижу, што ты строишь, ды ни знаю!“—И ни ве́ляна тибѣ знать! Дьявылъ ударилси изъ рощи къ Ноивый жинѣ, къ Евги: „Евга, успраси ты у мужа, што онъ дѣлаить?“ А Ной Правидный жинѣ атказываить: „я такъ па рощи хажу, на древья сматрю, самъ сибе забавляю!“—„Енъ ни па рощи гуляить, енъ што-й-та рубить!“—Я ни знаю. „Сдѣлай-жа ты квасу, наклади хмелю!“—Усхвалилъ самъ сибе Ной: „слава тибѣ, Госпыди! састроилъ сибѣ судно за палгода патопы“. Приходить, сталъ кушать: „Евга, нѣтъ ли чаво пакушамши напитца?“ Напилси квасу, легъ атдыхать. „Ной Правидный! два года ходишь, да мнѣ правды ни скажишь, што-й-та такоя ты рабатаишь?“—Экая ты! Вотъ асталась палгода да первыва мая; у маи-мѣсицы, у первымъ числѣ, будить патопа!—Атдахнумши, приходить Ной къ кавшегу: увесь кавшегъ дьявылъ разметалъ. „Экая!… пригряшилъ я дли(я) тибе!“ Шесть мѣсицывъ енъ јиво сыбиралъ ни пимши, ни ѣмши, и дамой ни хадилъ. Приходить-жа Господь: „Ной Правидный, сабирай-жа всякихъ звирьевъ у кавшегъ па парѣ, и дичи, пладовъ всякихъ.“ Собралъ-жа енъ звѣрьевъ всякихъ, и ужовъ, и пладовъ всякихъ. „Будить, гаварить Господь, патопа: затопить и лѣса, и луга, и балота, и дама! Будить патопа на двинадцать сутыкъ.“ Ной забралъ все.
Дьявылъ гаварить: „Евга, какъ-жа мнѣ съ табою у кавшегъ залѣсть?“—Я ни знаю! „Разуй лѣваю ногу, да глянь скрозь ноги на мине; а патыль (до тѣхъ поръ) ты ни лѣзь у кавшегъ, пакыль страшная патопа ни настанить, пакыль вада ни разальетси увиздѣ; енъ на тебе закричить: лѣзь ка мнѣ, акаянная, а то утопнишь! Какъ енъ тибе акаяннай назаветъ—и я съ табой улѣзу. А датыль не лазій.“ Евга глянула скрозь ноги, Ной закричалъ: „лѣзь-жа ты ка мнѣ! лѣзь-жа скарѣя, акаянная!“ Какъ сказалъ Ной, дьявылъ какъ сигнеть (прыгнетъ) у кавшегъ и паплылъ; скинулся (обратился) мышью—кавшегъ пратачилъ. Ужъ узялъ эту дыру галавой и заткнулъ, игдѣ мышь пратачила. Плавыли ани адинатцать сутыкъ па вазморью, па этай пы патопи. Паслалъ Ной Правидный ворана: „палити-жа ты, чорнай воранъ, узнай есть вадѣ паниженія, али нѣтъ?“ Воранъ литалъ, литалъ, нашолъ падла и сталъ кливать на острави. „Идѣ-жъ ты былъ, воранъ?“—Я, говарить, аташолъ да падла кливалъ! „Какъ-жа ты ни паслушилъ? мы тибе пасылали пысматрѣть вады; вѣдь всякая душа да хвалить Госпыда! будь-жа ты, воранъ, какъ пень гарѣлый; будь-жа у тибе дѣти гадавыи: какъ дитей даждешьси—самъ акалѣй!“ Вѣдь какъ воранъ даждетца дитей, выходить, выкормить,—самъ акалѣить; вѣдь ани всѣ калѣють! „Лити-жъ ты, голубь; пысматри-жъ ты патопы: спадаить ли, прибавляить ли?“ Литалъ, литалъ, голубь; патопа сбавила на три аршина; и нашолъ енъ такоя мѣста, сухоя, игдѣ можна кавшегу вылѣсти на край. Приплыли х(к)ъ пристыни.
Приходить Господь: „што вы живы ли усѣ?“—Слава ти, Госпыди! усѣ живы! „Выходитя-жъ вонъ!“ Усѣ вышли; напаслѣдакъ дьявылъ сигъ! „Вотъ, Госпыди, хотѣлъ мине утапить; вѣть я вотанъ! я тибе бальшой врагъ!“—Кали-жъ ты мнѣ бальшой врагъ, вазьми-жъ ты мине за руку. Вазьметь дьявылъ Госпыда папирехъ руки, да ни поймаить—руку апустить. „Дай-жа я тибе вазьму за руку!“ Какъ вазьметь Гасподь дьявыла за руку,—„ой, ой, ой! я буду тибѣ хоть меньшой братъ!“—все, вишь, у братья лѣзить. „Лѣзь-жа ты, меньшой братъ, у моря, дастань зимли горсть: давай зимлю засивать.“ Ани прибились х(к)ъ кургану, а кругомъ все моря стояла. Полѣзъ дьявылъ въ моря, схватилъ зимли горсть, да ни вытащилъ—всие размыла! Разъ слѣзъ, другой, третій слѣзъ… у читвертай полѣзъ. „Братъ, гаварить Господь, скажи: Госпыди Іисусъ Христосъ!“ Сказалъ дьявылъ: Госпыди Іисусъ Христосъ! нырнулъ въ моря и вытащилъ зимли у горсти съ макавыхъ два зирна. „Лѣзь-жа ищо, этай зимли мала!“—Пастой-жа, гаварить самъ сибѣ дьявылъ, я запхаю сибѣ за щику зимли: што Гасподь будить дѣлать, я сибѣ тожа сдѣлаю. Взялъ Гасподь перехрястилси, кинулъ зимлю на три стораны: сдѣлались па взморью луга, лѣса, рощи… ровна! „Госпыди, а штожъ за маи труды, какоя будить угоженія?“—Пасажали мы бѣлый свѣтъ; можеть, тибе будуть хвалити, мине поминати; я и тѣмъ буду даволинъ.
„Ну, Ной, живи на зимли, радися, пладися!“—Госпыди, скора-жъ атъ мине атъ аднаво бѣлый свѣтъ нарадитца? Господь гаварить: „ты мужика сваляй изъ глины, а господъ изъ пшенишныва изъ тѣста“. Барзой кабель стаялъ сзади, схватилъ пшенишный комъ да бижать: атъ Варонижа да нашива сила все аднадворцевъ и............... „Госпыди, я насилилъ народу атъ Варонижа ды Куракина на двѣсти на восемдесятъ верстъ. Госпыди, у чомъ-жа намъ жить будить? народу я распладилъ многа!“ Господь далъ имъ тапоры, срубилъ имъ избы: „живитя, вотъ вамъ избы!“—Госпыди, на чомъ-жа намъ работать? Далъ Гасподь лошадь. „Да чѣмъ-жа јие абратать?“ Господь свизалъ обрыть[1], свизалъ хамутъ. Вотъ спирва сыбралось чилавѣкъ сорыкъ народу абгарнуть (окружить—см. Опытъ обл. словаря, стр. 131) лошадь ды загнать въ хамутъ, а тамъ обрыть вздернуть; стали впириди, растапырили хамутъ да обрыть! Господь паймалъ лошадь, запрегъ: „вотъ вамъ, гаварить, изба, лошадь, упряжъ; живитя да мине хвалитя!“ Вотъ мы таперича живемъ да и хвалимъ јиво: „слава тибѣ, Госпыди! што усе паказалъ“.—(Доставлена П. В. Кирѣевскимъ.)
