Я услыхалъ на палубѣ сильную бѣготню. Всѣ спѣшили изъ каютъ на верхъ, чтобы убѣдиться въ справедливости извѣстія, поданнаго вахтой. Я подъ шумокъ выбрался украдкой изъ бочки и, прячась за парусами, никѣмъ не замѣченный, подошелъ къ Гунтеру и доктору Лайвей.
Головы всѣхъ были обращены на море. Одновременно съ мѣсяцемъ надъ горизонтомъ всплыло сѣрое кольцо мглы, но тѣмъ не менѣе на юго-востокѣ можно было различить два холма въ милѣ разстоянія одинъ отъ другаго и между ними гору, вершина которой тонула въ густомъ туманѣ.
Я смотрѣлъ на все это какъ во снѣ, такъ какъ еще находился подъ впечатлѣніемъ испытаннаго мною ужаса. Какъ сквозь сонъ донесся до меня голосъ капитана Смоллета, командовавшаго матросамъ. Испаньола нѣсколько измѣнила курсъ, чтобы оставить островъ у себя на востокѣ.
— Кто-нибудь изъ васъ знаетъ эту землю? — спросилъ капитанъ, обращаясь къ матросамъ.
— Я знаю, господинъ капитанъ, — отвѣчалъ Джонъ Сильверъ. — Я даже одинъ разъ съѣзжалъ на этотъ островъ за водою, когда служилъ поваромъ на одномъ купеческомъ кораблѣ.
— Гдѣ тутъ якорное мѣсто? Не на югѣ ли, за островкомъ? — продолжалъ капитанъ.
— Точно такъ, господинъ капитанъ, за Скелетовымъ островкомъ, какъ его называютъ. Тутъ должно быть прежде былъ вертепъ разбойниковъ. У нас на кораблѣ былъ матросъ, который хорошо зналъ островъ и помнилъ названія всѣхъ мѣстностей на немъ. Вотъ этотъ холмъ, который по-сѣвернѣе, называется Бизань-Мачтой и Фокъ-Мачтой. Всѣ холмы находятся почти на одной линіи и средній повыше другихъ, оттого ихъ такъ и прозвали. Впрочемъ средній холмъ извѣстенъ больше подъ именемъ Далекаго Вида. Кажется разбойники наблюдали съ него за своими кораблями, стоявшими на якорѣ.
— Вотъ карта, — сказалъ капитанъ Смоллетъ, — взгляните, не узнаете ли вы мѣстность.
Глаза у Джона Сильвера загорѣлись какъ угли, когда онъ взялъ въ руки карту, но я при первомъ взглядѣ на нее понял, что онъ сейчасъ же разочаруется. Карта была не та, что мы нашли въ сундукѣ у Билли Бунса; это была только копія съ нея, очень точная и подробная, но безъ красныхъ крестовъ и письменныхъ замѣтокъ. Однако хитрый Сильверъ съумѣлъ превосходно скрыть свою досаду.
— Да, это именно здѣшній островъ, — сказалъ онъ какъ ни въ чемъ не бывало. — И какая великолѣпная карта! Кто бы это чертилъ ее?.. Не думаю, чтобы пираты; они были люди необразованные… А, вот она, пристань капитана Кидда, какъ называлъ ее нашъ матросикъ. Тутъ довольно сильное береговое теченіе, идущее к югу, потомъ къ сѣверу, потомъ къ западу. Вы хорошо сдѣлали, капитанъ, что оставили островъ влѣво, если только вы хотите причалить въ этой бухтѣ… Лучшей пристани здѣсь вы не найдете…
— Хорошо, любезный, — отвѣчалъ капитанъ. — Ступайте. Если мнѣ понадобится вашъ совѣтъ, я васъ позову.
Я удивился, съ какою смѣлостью Джонъ Сильверъ признался, что островъ ему извѣстенъ. Отойдя отъ капитана, онъ сейчасъ же подошелъ ко мнѣ. Конечно я понималъ, что онъ не можетъ знать о моемъ подслушиваньи въ яблочной бочкѣ, но все-таки невольно задрожалъ, когда онъ положилъ мнѣ на плечо свою руку. Очень ужь противны и страшны были мнѣ жестокость и его ужасающее лицемѣріе.
— Этотъ островъ настоящій рай для мальчика твоихъ лѣтъ, — сказалъ онъ. — Тебѣ будетъ тамъ раздолье лазить по деревьямъ, купаться, гоняться за дикими козами, взбираться на горы. Я самъ молодѣю при мысли обо всемъ этомъ и забываю даже про свой костыль. Право, хорошо быть молодымъ и имѣть цѣлыми обѣ ноги. Когда ты поѣдешь на землю, мальчикъ, не забудь зайти к старому Джону; онъ наполнитъ тебѣ карманы разными лакомствами.
Онъ ласково погладилъ меня по плечу и, ковыляя, спустился вниз.
Капитанъ Смоллетъ, докторъ и сквайръ расположились побесѣдовать на шканцахъ; я не рѣшался заговорить съ ними прямо, хотя горѣлъ нетерпѣніемъ разсказать имъ то, что мнѣ удалось подслушать. Пока я придумывалъ предлогъ, чтобы подойти къ нимъ, докторъ Лайвей подозвалъ меня и велѣлъ принести трубку. Я воспользовался случаемъ, наклонился къ самому его уху и сказалъ:
— Докторъ, у меня есть для васъ ужасныя новости. Скажите, пожалуйста, капитану и сквайру, чтобы они сошли въ гостиную и потомъ подъ какимъ нибудь предлогомъ пришлите за мной.
У доктора все лицо исказилось, но онъ быстро справился съ собой и сказалъ мнѣ громко, какъ будто я отвѣтилъ ему на вопросъ:
— Хорошо, Джимъ, спасибо. Больше мнѣ ничего не нужно.
Онъ спокойно продолжалъ бесѣду съ своими друзьями, но я понялъ, что онъ успѣлъ имъ сообщить мое требованіе. Никто изъ нихъ не выказалъ ни малѣйшаго безпокойства, ни малѣйшей торопливости. Капитанъ приказалъ что-то Джону Андерсену и тотъ затрубилъ сборъ на палубу.
— Ребята, — сказалъ капитанъ, когда матросы собрались, — мы пріѣхали, куда хотѣли. Вамъ уже знакома щедрость мистера Трелонэ. Онъ спрашивалъ меня, доволенъ ли я вами, а такъ какъ я вами доволенъ, то мы и порѣшили выпить втроемъ за ваше здоровье, съ тѣмъ чтобы вы выпили за наше двойную порцію грога. Какъ хотите, а со стороны сквайра это очень любезно. Если вы согласны с этимъ, то, я думаю, не откажетесь прокричать ура джентельмену, который васъ такъ угощаетъ.
Ура прокричали и такъ охотно, съ такимъ радушнымъ видомъ, что я невольно спросилъ себя: неужели это кричатъ тѣ самые люди, которые затѣваютъ такую подлую измѣну?
— Ура капитану Смоллету! — предложилъ Джонъ Сильверъ, когда крики утихли.
Съ не меньшимъ восторгомъ крикнули ура и тому. Затѣмъ три джентельмена удалились въ гостиную, а вскорѣ туда позвали и меня.
Всѣ трое сидѣли у стола, на которомъ стояла бутылка хереса и тарелка с изюмомъ. Докторъ курилъ трубку, положив на колѣна свой парикъ, что всегда служило у него признакомъ волненія. Окно въ каютѣ было открыто по случаю духоты и черезъ него виднѣлась луна, отражавшаяся въ зыбкомъ зеркалѣ моря.
— Ну, Гоукинсъ, говори, что хотѣлъ, — сказалъ мнѣ мистеръ Трелонэ. — Мы слушаемъ.
Я возможно короче и обстоятельнѣе разсказалъ, что со мной случилось, и передалъ содержаніе подслушанной бесѣды. Мои слушатели не перебили меня ни словомъ, ни жестомъ, но глаза ихъ все время были пристально устремлены на мое лицо. Когда я кончилъ, докторъ мнѣ сказалъ:
— Садись, Джимъ.
Онъ посадилъ меня рядомъ съ собою, налилъ мнѣ рюмку вина и далъ горсть изюму. Потомъ всѣ трое, низко мнѣ поклонившись, степенно выпили за мое здоровье, за мою заслугу перед ними, за счастливый случай, помогшій мнѣ узнать намѣреніе злодѣевъ, и за оказанное мною мужество.
— Капитанъ, — сказалъ сквайръ, — вы были правы, а я ошибался. Сознаюсь, что я оселъ, и жду вашихъ распоряженій.
— Я такой же оселъ какъ и вы, сэръ, — возразилъ капитанъ. И нисколько не лучше. Первый примѣръ вижу, чтобы экипажъ затѣялъ бунтъ такъ ловко, что никто объ этомъ не догадался и ничего не вышло наружу. Я совершенно сбитъ съ толку. Я ничего не понимаю.
— Позвольте, капитанъ, вмѣшался докторъ, — это очень не трудно объяснить. Всему виною Джонъ Сильверъ, а Джонъ Сильверъ, я думаю, вы и сами съ этимъ согласитесь, человѣкъ замѣчательный.
— Этотъ замѣчательный человѣкъ былъ бы замѣчательно хорошъ на большой реѣ, вздернутый туда на веревкѣ, — сердито возразилъ капитанъ. — Но мы болтаемъ, а это ни к чему не ведетъ. Обсудимте-ка лучше дѣло какъ оно есть, неправда ли, мистеръ Трелонэ?
— Сэръ, вы нашъ начальникъ, говорите вы первый! — сказалъ съ великодушнымъ видомъ сквайръ.
— Хорошо, я буду говорить. Я нахожу, что изъ разсказа Джима проистекаютъ три или четыре пункта. Во-первыхъ, намъ нужно, плыть впередъ; если я поворочу корабль назадъ, то негодяи сейчасъ же взбунтуются. Во-вторыхъ, у насъ впереди есть время, пока не отыщется кладъ. Въ-третьихъ, не всѣ матросы измѣнники…
— Какъ на самого меня! — объявилъ сквайръ.
— Вотъ это ужь трое, да насъ четверо, если Гоукинса считать за взрослаго, то ужь это стало быть семь. Что касается до другихъ не-измѣнниковъ…
— Это наверное тѣ люди, которыхъ Трелонэ нанялъ безъ посредничества Джона Сильвера, — замѣтилъ докторъ.
— Увы! — сказалъ мистеръ Трелонэ, — Гандсъ изъ ихъ числа.
— Я тоже думалъ, что на Гандса можно положиться, — сознался капитанъ Смоллетъ.
— Какъ только я подумаю о томъ, что эти мерзавцы англичане, — вскричалъ Трелонэ, — то у меня является желаніе взорвать корабль на воздухъ!
— Однимъ словомъ, господа, — продолжалъ капитанъ, — положеніе очень некрасивое. Лучше всего, что мы можемъ сдѣлать, это быть на сторожѣ и ждать случая. Конечно, это очень скучно, конечно гораздо пріятнѣе рѣшить все разомъ, но въ данномъ случаѣ поспѣшность была бы безуміемъ. Мы сами еще хорошенько не знаемъ своихъ силъ. Итакъ мое мнѣніе такое: лечь въ дрейфъ и ждать вѣтра.
— Джимъ можетъ принести намъ огромную пользу, — сказалъ докторъ. — Онъ такой ловкій и матросы ему довѣряютъ.
— Гоукинсъ, — прибавилъ отъ себя сквайръ, — я питаю къ вамъ самое безграничное довѣріе.
Мнѣ было это очень лестно, но я все-таки подумалъ, не слишкомъ ли рискованно такъ слѣпо довѣряться молодому мальчику. Я самъ сознавалъ, что я слишкомъ молодъ, что я неопытенъ. Однако странное стеченіе обстоятельствъ дѣйствительно превращало меня въ какое-то орудіе общаго спасенія.
Покуда что, а въ данную минуту, сколько бы мы ни считали, насъ было надежныхъ только семь человѣкъ изъ двадцати шести, и въ числѣ этихъ семи одинъ былъ почти ребенокъ. Таким образомъ насъ было семеро противъ девятнадцати.
Когда я утромъ вышелъ на палубу, внѣшній видъ острова былъ уже не тотъ, что наканунѣ. Несмотря на безвѣтріе, мы за ночь все-таки прошли нѣкоторое разстояніе и теперь легли въ дрейфъ въ полумилѣ къ востоку отъ острова. Почва острова, насколько можно было окинуть взглядомъ, сплошь была покрыта дремучимъ лѣсомъ, темная окраска котораго особенно рельефно выдѣлялась на желтомъ пескѣ прибрежья. Тамъ и сямъ, то въ одиночку, то группами, возвышались большія деревья, похожія на сосны. Въ общемъ было довольно уныло и однообразно. Возвышенности острова имѣли какую-то странную форму и состояли изъ нагроможденныхъ амфитеатромъ утесовъ. Холмъ Далекій Видъ, возвышавшійся надъ другими футовъ на триста, былъ по формѣ своей страннѣе всѣхъ. Склоны его были очень круты, почти отвѣсны, а вершина гладко срѣзана, такъ что онъ походилъ на пьедесталъ статуи.
Не знаю отчего, но островъ мнѣ съ перваго же раза ужасно не понравился. Несмотря на яркій блескъ солнца, высоко стоявшаго въ небѣ, несмотря на веселое чириканье птицъ и даже на удовольствіе, которое испытываетъ всякій мореплаватель, увидавъ землю послѣ долгаго плаванія, сердце у меня сжималось тоскою и на душѣ было ужасно тяжело. Невыносимо противенъ былъ мнѣ видъ этихъ скучныхъ, угрюмыхъ лѣсовъ, этихъ голыхъ скалъ, этого пѣнящагося шумнаго прибоя. Первое впечатлѣніе осталось навсегда и съ тѣхъ поръ я вспоминаю объ Островѣ Сокровищъ не иначе какъ съ крайнимъ отвращеніемъ.
Намъ предстоялъ тяжелый, трудный день. Вѣтра, какъ я уже сказалъ, не было вовсе и слѣдовательно приходилось спускать шлюпки, чтобы тянуть шкуну веслами на разстояніи трех или четырехъ миль до узкаго пролива, ведущаго въ гавань Скелета. Я вызвался ѣхать въ одной изъ лодокъ, гдѣ мнѣ разумѣется нечего было дѣлать. Жара была невыносимая и матросы ругались что есть мочи, потому что грести дѣйствительно было ужасно тяжело. Въ лодкѣ, гдѣ сидѣлъ я, старшимъ былъ Джонъ Андерсенъ, роптавшій громче другихъ, вмѣсто того чтобы поддерживать дисциплину.
— Ну, да не вѣкъ же такъ будетъ, —сказалъ онъ съ ругательствомъ, — и слава Богу.
Мнѣ показалось это очень дурнымъ признакомъ, потому что до той минуты матросы работали охотно и весело. Очевидно уже одной близости острова было достаточно, чтобы у нихъ закружились головы.
Во время этого труднаго маневра Джонъ Сильверъ, стоя въ передней лодкѣ, былъ за лоцмана; онъ видимо зналъ проливъ какъ свой карманъ и, хотя лотъ далеко не всегда показывалъ согласно съ отмѣтками на картѣ, нашъ хромой поваръ ни разу не сталъ въ тупикъ.
Мы остановились въ томъ мѣстѣ, которое на картѣ было отмѣчено знакомъ якоря, между берегомъ острова и Скелетовымъ островкомъ. Дно было песчаное. Паденіе нашего якоря вспугнуло стаи птицъ, которыя тревожно закружились надъ лѣсомъ. Минутъ через пять онѣ однако успокоились и кругомъ опять водворилась тишина.
Маленькій рейдикъ былъ совершенно окруженъ землею и какъ бы терялся въ лѣсу, деревья котораго доходили до самаго прибрежья.
Въ этотъ рейдъ, похожій скорѣе на прудъ, впадали два болотистыхъ ручья, затопляя при устьяхъ своихъ довольно обширное пространство вязкой, влажной почвы; поэтому и растительность на берегу имѣла болотный характеръ.
Налево стоялъ маленькій фортъ, окруженный полисадомъ, но со шкуны его не было видно за деревьями. Вообще еслибы не карта, то мы имѣли бы полное право подумать, что до насъ къ острову никто не подъѣзжалъ, до такой степени вѣяло отъ него чѣмъ то затхлымъ, нежилымъ. Не слыхать было ни малѣйшаго шума, кромѣ воя буруновъ. Въ воздухѣ носился особенный запахъ стоячей воды, сгнившихъ листьев и гнилаго дерева. Я видѣлъ, какъ докторъ поморщился отъ этого запаха, словно понюхавъ гнилое яйцо.
— Не знаю, есть ли здѣсь кладъ, — сказалъ онъ, — но за лихорадку ручаюсь, что она есть.
Если настроеніе матросовъ было неутѣшительно въ лодкахъ, то на кораблѣ оно окончательно приняло угрожающій характеръ. Они кучками толпились на палубѣ, шептались и спорили между собою. Самое простое приказаніе встрѣчалось сердитыми взглядами и исполнялось съ нескрываемой неохотой. Даже сравнительно болѣе надежные матросы заразились этимъ пагубнымъ духомъ. Въ воздухѣ чувствовался бунтъ, онъ носился надъ нами грозовою тучей, страшною только для однихъ насъ.
Джонъ Сильверъ порхалъ отъ одной кучки къ другой, изъ силъ выбиваясь, чтобы поддержать спокойствіе. Собою онъ подавалъ наилучшій примѣръ, улыбался, держалъ себя вѣжливо и почтительно. По первому знаку Джонъ Сильверъ подскакивалъ на костыль и говорилъ: „Точно такъ, сэръ“. Уладивши все кое-какъ, онъ началъ пѣть, чтобы замаскировать общее недовольство, и пропѣлъ весь запасъ своихъ пѣсенъ. Изъ всѣхъ тревожныхъ признаковъ худшимъ показалось намъ именно это безпокойство Джона Сильвера.
— Если я рѣшусь на другое приказаніе, на меня насядетъ весь экипажъ, — сказалъ капитанъ. — Грѣхъ таить нечего, мнѣ отвѣчаютъ невѣжливо. Какъ только я дамъ замѣтить, что вижу это, они сейчасъ же возьмутся за топоры. Съ другой стороны, если я имъ это спущу, Джонъ Сильверъ тотчасъ увидитъ загвоздку и тогда все пропало. Въ сущности мы можемъ разсчитывать только на одного человѣка, и знаете на кого?
— На кого? — спросилъ сквайръ.
— На Джона Сильвера. Ему не меньше чѣмъ намъ хочется успокоить матросовъ. Быть можетъ для него будетъ достаточно перваго случая, чтобы образумить ихъ; я предлагаю доставить ему этотъ случай. Дадимъ всѣмъ имъ позволеніе съѣхать на берегъ. Если они съѣдутъ всѣ, то мы съумѣемъ защитить шкуну. Если откажутся, то мы запремся въ каютѣ и положимся на Господа. Если уѣдутъ самые отчаянные, то повѣрьте, что Сильверъ съумѣетъ ихъ укротить.
Мнѣніе капитана было принято. Надежнымъ людямъ роздали заряженные пистолеты. Джойсу, Гунтеру и Редруту разсказали все дѣло, причемъ ни тотъ, ни другой, ни третій не выказали особеннаго удивленія. Затѣмъ капитанъ вышелъ на палубу и обратился къ матросам.
— Ребята, — сказалъ онъ, — у нас сегодня было трудное утро. Мы устали и раздражены. Хорошо бы теперь прогуляться на берегъ. Лодки еще спущены — возьмите ихъ. Кто желаетъ, пусть ѣдетъ на островъ и пробудетъ тамъ хоть до вечера. За полчаса до заката солнца я выстрѣлю изъ пушки, чтобы вы возвращались назадъ.
Глупые матросы должно быть вообразили, что они какъ только ступятъ на берегъ, такъ сейчасъ и найдутъ кладъ. Угрюмыя лица ихъ разомъ прояснились и раздалось оглушительное ура, далеко прокатившееся по окрестностямъ. Вспугнутыя птицы еще разъ прокружились надъ лѣсомъ и снова опустились.
Капитанъ догадался уйти съ палубы, предоставивъ Сильверу устроить отъѣздъ. Онъ поступилъ очень умно, потому что, останься онъ еще одну минуту лишнюю, онъ не могъ бы не замѣтить того, что само бросалось въ глаза: Сильверъ не только былъ настоящимъ капитаномъ, но матросы даже начинали тяготиться его властью. Честные люди, если только они еще оставались, не могли не видѣть того, что было у нихъ подъ носомъ. Правильнѣе говоря, весь экипажъ былъ болѣе или менѣе зараженъ, но нѣкоторые изъ матросовъ, будучи въ душѣ людьми все-таки порядочными, не хотѣли идти слишкомъ далеко.
Одно дѣло лѣниться и говорить дерзости, другое дѣло бунтовать и убивать ни въ чемъ неповинныхъ людей.
Наконецъ все уладилось. Шесть человѣкъ остались на кораблѣ, а прочіе тринадцать стали садиться въ лодки съ Джономъ Сильверомъ во главѣ.
Тутъ мнѣ вдругъ пришла въ голову одна изъ тѣхъ безумныхъ фантазій, которыя впослѣдствіи такъ много содѣйствовали нашему спасенію. Такъ какъ Сильверъ оставилъ на шкунѣ шесть человѣкъ гарнизона, то слѣдовательно у нас не было возможности защищаться противъ съѣхавшихъ на берегъ. Такъ какъ съ другой стороны гарнизонъ этотъ состоялъ всего изъ шести человѣкъ, то очевидно мои друзья не нуждались въ моихъ услугахъ. У меня явилась нелѣпая прихоть тоже отправиться на островъ.
Вздумано — сдѣлано. Я быстро спускаюсь по веревкѣ въ ближайшую шлюпку и забиваюсь въ уголокъ въ ту самую минуту, когда она отваливаетъ отъ шкуны.
Меня никто не замѣтилъ кромѣ одного гребца, который сказалъ мнѣ:
— Это ты, Джимъ? Наклони голову.
Но Сильверъ, ѣхавшій на другой лодкѣ, вытаращилъ отъ удивленія глаза и спросилъ, неужели это я. Тутъ только я понялъ свою неосторожность и глупость.
Наша лодка была легче всѣхъ и пришла къ берегу первою. Мы проплывали подъ нависшими вѣтвями прибрежныхъ деревьевъ и я, не дожидаясь когда лодка причалитъ, привсталъ, схватился за сукъ и выпрыгнулъ на лѣсистый берегъ. Лодка Сильвера шла непосредственно сзади и онъ закричалъ мнѣ:
— Джимъ!.. Джимъ!..
Но я не отвѣчалъ. Прыгая черезъ кусты, продираясь сквозь чащу, я пустился бѣжать со всѣхъ ногъ, лишь бы уйти подальше отъ нашихъ матросовъ, и бѣжалъ до тѣхъ поръ, покуда не запыхался и не выбился изъ силъ.