Крушение было полное. Оно поразило пиратов как громом. Первым как и всегда оправился Сильвер. Целые месяцы и недели он только и думал, что о кладе, только и жил надеждою его достать, и вдруг такое разочарование! Однако он не потерял головы, разом сообразил положение и составил себе план прежде, чем остальные пираты поняли самую суть дела.
— Джим, сказал он мне тихо, — вот тебе пистолет и смотри в оба.
В то же время он отклонился влево и в каких-нибудь три прыжка отделился вместе со мною от пиратов, так что яма пришлась между нами. После этого он посмотрел на меня и покачал головою, словно желая сказать:
— Вот так каша!
Обращение его со мною снова сделалось самым дружественным, ласковым, так что я, раздосадованный этим вечным хамелеонством, не утерпел, чтобы не заметить ему на ухо:
— Вы, кажется, опять изволили переменить фронт, мистер Сильвер?
Но он не успел мне ответить. Пираты ругаясь попрыгали один за другим в яму и принялись руками разгребать землю и разбрасывать доски. Морган нашёл одну золотую монету и поднял её. То была золотая гинея. Матросы повертели её в руках и Морган перекинул её Сильверу, говоря:
— Что, господин умник! Где же ваш огромный клад? Доумничались вы, нечего сказать.
— Ищите, ищите, ребята, — возразил Сильвер с холодным издевательством. — Ищите! Может быть и найдёте много… трюфелей…
— Трюфелей! — не своим голосом взвизгнул Джордж Мерри. — Слышите, товарищи? Говорю вам, что он всё это знал заранее. Стоит только на него взглянуть! Это написано у него на лице! Он изменник!
— Ах, Джордж Мерри, Джордж Мерри! — отвечал Сильвер. — Тебе-таки непременно хочется пролезть в капитаны. Наужто это так лестно теперь?
Но на этот раз все были на стороне Мерри. Пираты один за другим вышли из ямы, яростно оглядываясь назад. Мне показалось хорошим предзнаменованием, что они позаботились выбраться из ямы на противоположный от Сильвера край.
И вот мы очутились вдвоём против пятерых. Нас разделяла только яма. Однако никто не решался открыть нападение. Сильвер стоял неподвижно, опираясь на костыль и спокойно поглядывая на матросов. Надо отдать ему должную справедливость, он умел быть храбрым.
Наконец, Мерри счёл уместным сказать краткую речь.
— Товарищи, — крикнул он, — их только двое: хромой, благодаря которому мы лишились всего, и волчонок, который нас продал… Вперёд, товарищи!
Он поднял руку, собираясь, должно быть, подать пример, как вдруг — пиф! паф! паф! — один за другим раздались из рощи три выстрела. Мерри упал в яму вниз головой; человек с повязкой на голове перевернулся точно волчок и в судорогах растянулся по земле. Остальные трое показали пятки и пустились наутёк.
В ту же минуту из рощи вышли доктор, Грей и Бен Гунн и направились к нам. У них ещё дымились ружья.
— Вперёд, и как можно скорее! — крикнул доктор. — Не нужно подпускать их к шлюпкам!
Мы побежали по лесу, уходя иногда в траву по самые плечи. Сильвер не отставал от нас и бежал почти так же быстро, как мы, ковыляя на своём костыле. Пот лил с него градом; он тяжело отдувался, но продолжал бежать и отстал
.jpg)
от нас всего шагов на тридцать к тому времени, как мы добежали до края плоскогория.
— Доктор! — закричал он, — посмотрите: незачем торопиться!
Действительно, с площадки можно было видеть, что разбойники бегут внизу по направлению к фок-мачте, следовательно, мы уже успели отрезать их от лодок.
Тогда мы остановились, чтобы перевести немного дух, и Сильвер догнал нас, отирая рукавом потный лоб.
— Как мы вам обязаны, доктор! — сказал он, подходя. — Не прибеги вы, нам бы с Джимом пришлось очень круто. Неужели это ты, Бен Гунн? Что это ты вздумал озорничать на старости лет?
— Да, это я, — отвечал лесной человек с боязливой усмешкой и смущённо краснея. — Как вы поживаете, мистер Сильвер? Надеюсь, всё в добром здоровье?
— Ах, Бен, Бен! — отвечал Сильвер, весело грозя ему пальцем. — Какую ты со мной штуку сыграл!..
Доктор послал Грея за лопатой, которую бросили во время бегства пираты, и дорогой к берегу рассказал нам, как происходило дело. Героем рассказа от начала до конца явился Бен Гунн. Сильвер слушал с большим интересом, не пропускал ни слова. Я передам рассказ доктора в кратких чертах.
Блуждая по острову, Бен Гунн наткнулся на скелет и обчистил его карманы. Впоследствии ему удалось отыскать и клад, благодаря сохранившимся следам, в то время ещё совершенно свежим. Он раскопал яму и лопата, найденная нами, была та самая, которую он для этого употреблял. В несколько приёмов он перетаскал клад из ямы в другое место — в одну отысканную им пещеру у подошвы двухвершинного холма на северо-восточном конце острова. Ко времени прибытия Испаньолы клад капитана Флинта уже два месяца лежал в этом новом тайнике. Доктору удалось узнать от Бена Гунна тайну ещё в тот день, когда он ходил к нему на свидание после атаки на блокгауз. Доктора давно заботила мысль о том, чтобы покинуть нездоровый форт прежде, чем лихорадка начнёт своё губительное действие. Узнав, что в пещере Бена Гунна хранится запас солёного козьего мяса, приготовленного им для себя, он окончательно решился вступить в сделку с Сильвером и сдать ему не только блокгауз, но и самую карту, которая сделалась теперь совершенно не нужна.
— Одно только тревожило меня при этой сделке, — сказал доктор, — это твоя участь, Джим. Я долго не решался уходить из блокгауза, не зная, где ты. Наконец, я всё-таки решился, тем более, что не наша вина, если тебя не было с нами.
В последний день, увидав меня среди бунтовщиков, он поспешно вернулся в пещеру, оставил там сквайра и капитана, а с собой взял Грея и Бена Гунна и поспешил к большой сосне. Убедившись, что мы его опередили, он выслал Бена Гунна вперёд в качестве разведчика, так как Бен Гунн ходил быстрее всех. Заметив какое впечатление произвёл на пиратов один вид скелета, лесной человек придумал хитрость, чтобы задержать их ещё на несколько времени, и стал подражать голосу Флинта. Хитрость удалась и доктор с Греем успели занять позицию в роще.
— Счастье моё, что со мною был Джим! — заметил Сильвер по окончании рассказа. — Иначе, я уверен, что вы без малейшей жалости позволили бы искрошить бедного Джона в куски.
— Без малейшей жалости, совершенно верно, — весело подтвердил доктор Лайвей.
Мы подошли к шлюпкам. Доктор изрубил одну лодку заступом, а в другую мы сели и поехали в бухту.
Ехать пришлось миль семь или восемь. Несмотря на страшное утомление, Сильвер тоже взял себе весло, и лодка быстро понеслась по гладкому как зеркало морю. Вскоре мы увидали вдалеке чернеющее отверстие Беновой пещеры, перед которой стояла какая-то высокая мужская фигура с ружьём на плече. То был сам сквайр. Мы принялись махать ему платками и кричать ура. Сильвер делал то же самое, что и мы.
Плывя дальше, мы достигли входа в северную бухту, и тут встретили Испаньолу, которая преспокойно прогуливалась одна по бухте. Приливом её подняло на воду, и будь ветер хотя немного посильнее, тогда нам не видать бы её как своих ушей. По ближайшем осмотре шхуны выяснилось, что большой аварии она не потерпела, только лишилась фок-мачты. Мы поспешили достать из трюма запасный якорь и бросили его в нескольких саженях от берега. Затем мы направились в лодке к Ромовой бухте, ближайшей к пещере Бена Гунна, а Грей, высадив нас, вернулся сторожить шхуну.
С берега к пещере шёл отлогий подъём. Завидя нас, сквайр пошёл к нам навстречу. Со мной он обошёлся ласково и ни словом не упомянул о моей выходке, но на поклон Сильвера вспыхнул весь как зарево.
— Джон Сильвер, — вскричал он, — вы самая чудовищная каналья, какую только мне доводилось видеть! Кажется, я теперь не должен вас преследовать. Я и не буду… Но пусть кровь всех убитых ляжет на вашу голову.
— Покорно благодарю вас, сэр, — возразил Сильвер, отвешивая низкий поклон, как ни в чём не бывало.
— Не смейте меня благодарить! — оборвал его сквайр. — Меня благодарить не за что! Поступая так, я изменяю самому священному долгу… Подальше от меня, пожалуйста!.. Прочь!..
Мы вошли в пещеру. Она была просторна, воздух в ней был ровный и лёгкий. В глубине был небольшой природный фонтан; под ногами хрустел чистый песок. Перед входом горел костёр, у которого на мягкой подстилке из травы и моха лежал выздоравливающий капитан Смоллет. В самом дальнем углу сверкала груда золота, озаряемая ярким пламенем очага.
То был знаменитый клад Флинта, стоивший жизни семнадцати человекам с Испаньолы. А скольких жизней стоило его накопление, — этого, я думаю, и сосчитать нельзя.
— Это вы, Джим? — сказал мне капитан. — Ничего, вы мальчик храбрый, только на свой лад. Знаете, я не думаю, чтобы мы с вами предприняли когда-нибудь ещё раз морское путешествие. На мой взгляд, вы слишком любите делать по своему… А вы что скажете, Сильвер? Чему я обязан удовольствием вас лицезреть?
— Я возвращаюсь к своим обязанностям, сэр, — отвечал наш повар.
— А! — произнёс капитан.
И больше не сказал ни слова. Поужинали мы солониной Бена Гунна и кое-какими лакомствами, захваченными с Испаньолы. Вкусен показался мне этот ужин среди друзей, которые радовались не меньше меня, что всё благополучно окончилось. Сильвер был тут же. Он сидел поодаль, но ел с большим аппетитом, каждую минуту бросаясь услуживать то тому, то другому из нас. Это был прежний почтительный, ласковый, приветливый Сильвер, каким мы знали его до описанных мною трагических событий.
На другой день мы с утра принялись за работу, потому что при нашей малочисленности перенос огромной массы золота на Испаньолу был для нас делом далеко не лёгким. Три разбойника, оставшиеся на острове, ни мало нас не смущали. Чтобы держать их в страхе, достаточно было одного часового на склоне холма, так как у них едва ли могло явиться желание продолжать военные действия. Работа наша кипела. Грей и Бен Гунн разъезжали на лодке между Ромовой бухтой и Испаньолой, а мы перетаскивали золото из пещеры на берег. Мне поручили ссыпать золото в мешки, которые таскали на себе сквайр и доктор.
Каких только не было тут монет! Коллекция была совершенно такая же, как у блаженной памяти Билля Бунса, только ещё разнообразнее. Что же касается до количества денег, то им, кажется, не было счёта; по крайней мере, у меня пальцы заломило от усталости, пока я с ними возился.
Работа продолжалась несколько дней. Каждый вечер мы сплавляли на шхуну по целому состоянию, а на другой день в пещере нас дожидалось всё новое и новое богатство. За всё это время три бунтовщика ни разу не заявили о своём существовании.
Наконец, однажды вечером, когда мы с доктором прогуливались по склону холма, до нас по ветру донеслись какие-то звуки, напоминавшие не то пение, не то крик. Потом опять всё смолкло.
— Это они, несчастные! — сказал доктор. — Сжалься над ними, Господи!
— Они пьяны, — заметил сзади нас Сильвер.
Я забыл сказать, что Сильвер пользовался у нас полною свободой. Несмотря на ежедневные унижения от капитана и сквайра, он по-прежнему держал себя верным и почтительным слугой. Я не мог не удивляться терпению, с каким он переносил постоянные щелчки, не отступая ни на шаг от правил самой изысканной вежливости. И всё-таки с ним все обращались как с собакой, исключая только меня и Бена Гунна. Бен Гунн чувствовал к нему прежний почтительный страх, а я
.jpg)
почему-то продолжал жалеть его, несмотря на его выходку со мной на плоскогорье перед кладом. На его последнее замечание доктор ответил довольно грубо.
— Пьяны, а может быть от лихорадки умирают.
— Ваша правда, сэр, — согласился Сильвер. — Но в сущности не всё ли равно то или другое?
— Я, мистер Сильвер, имею о вашей гуманности очень невысокое понятие и не жду от вас сострадания к товарищам, — иронически возразил доктор, — но смею вас уверить, что если б я знал наверняка, что они больны, то пошёл бы к ним на свой страх и подал бы им медицинскую помощь.
— И, позвольте вам заметить, сэр, это было бы совершенно напрасно, — возразил Сильвер. — Вы поплатились бы за своё великодушие жизнью, что было бы очень жаль. Я теперь ваш душой и телом и вовсе не желаю, чтобы наша партия теряла такого превосходного человека, не говоря уже о том, что я лично вам так много обязан. Поэтому я считаю долгом вас предупредить, что эти люди не в состоянии сдержать данного слова. Да, наконец, они не в состоянии и верить, что вы сами сдержите своё.
— Ох, уж не вы бы говорили, не я бы слушал! — сказал доктор. — Знаем мы, как вы сами умеете держать слово…
В этот вечер мы больше ничего не слыхали о пиратах. В другой раз до нас донёсся ружейный выстрел, из чего мы заключили, что бунтовщики охотятся.
Относительно их участи у нас состоялось совещание, на котором было решено оставить их на острове, что вызвало бесконечный восторг Бена Гунна и полнейшее одобрение Грея. Для покидаемых мы решили оставить в пещере запас солонины и пороха, ящик с лекарствами, несколько предметов первой необходимости и значительное количество табаку. Последнее было сделано по особому настоянию доктора.
Это было нашим последним действием на острове. Клад был уже нагружен на шхуну. Мы взяли с собой надлежащий запас воды и солонины и в одно прекрасное утро подняли якорь, что совершилось не без труда, потому что у шпиля нас было только три человека. При выходе из бухты на шхуне развевался тот же самый флаг, который был водружён капитаном на блокгаузе.
Трое ссыльных наблюдали за нами ближе, чем мы предполагали. Выходя в море, нам пришлось очень близко пройти мимо одного мыса, и тут мы увидели трёх бунтовщиков, стоявших на коленях на прибрежном песке. Они с умоляющим выражением простирали к нам руки.
Жалко нам было покидать их таким образом, но делать было нечего. Мы не могли рисковать новым бунтом на корабле, к тому же в Англии ожидала их не особенная радость: суд и виселица. Доктор окликнул их и сказал, что мы оставили им припасов и пороха в пещере, которая находится там-то. Но несчастные не переставали взывать к нам ко всем поимённо, именем Бога умоляя нас сжалиться над ними и не покидать их на погибель в пустыне.
Наконец, видя, что шхуна продолжает плыть, один из них, не знаю который, вдруг с криком вскочил на ноги, прицелился из ружья и послал нам вслед пулю, которая просвистела над головой у Сильвера и затерялась где-то в большом парусе.
Тогда мы стали прятаться за снасти, но выстрелов больше не последовало. Выглянув через несколько времени, я увидал, что пираты ушли с мыса, да и самый мыс постепенно исчезал вдали. К полудню мы потеряли из вида самую высокую вершину Острова Сокровищ.
Нас было так мало на борте, что всем пришлось приложить руки к делу. Только капитан лежал на корме на матрасе и раздавал приказания. Он выздоравливал, но нуждался ещё в уходе и покое.
Без нового экипажа нечего было и думать плыть в Бристоль. Поэтому мы направились к берегам Южной Америки, как к самым ближайшим около нашего пути; но ещё задолго до прибытия туда нам пришлось выдержать две сильнейшие бури. Наконец, после трудного плавания мы увидали перед собой искомую гавань. На закате вступили мы в прекрасную бухту и нас тотчас же окружила стая лодок с неграми и мулатами, которые предлагали нам кто фруктов, кто овощей, кто нырнуть в глубину за мелкую серебряную монету. Вид улыбающихся негрских и мулатских лиц, аромат тропических плодов, а главное, зажигавшиеся в городе огни, произвели на нас невыразимо приятное впечатление после тяжёлых сцен на острове. Доктора и сквайра сейчас же потянуло на берег. Они съехали, захватив и меня с собою. Встретившись с командиром одного английского военного судна, они познакомились с ним, поехали к нему в гости на корабль и вернулись на Испаньолу уже засветло.
Бен Гунн оставался вахтенным на палубе. Когда мы вернулись, он с нелепыми ужимками начал извиняться и оправдываться в большом промахе. Сильвер с его разрешения уехал с корабля в наёмной лодке. Бен Гунн клялся, что отпустил его только для того, чтобы спасти нам жизнь, которая была в опасности до тех пор, пока „одноногий“ оставался на шхуне. Но тут была ещё одна загвоздка. Повар наш уехал не с пустыми руками. Проломив стену кладовой, он ухитрился стащить мешок золота, которого было в мешке примерно тысяч на восемь фунтов стерлингов, и взял его себе на путевые издержки.
Подведя итог, мы остались очень довольны, что избавились от негодяя.
Это было последним замечательным событием из нашего путешествия. Без труда набрав экипаж, мы дождались попутных ветров, и Испаньола прибыла в Бристоль как раз к тому времени, когда мистер Бландли собрался плыть на поиски за нами. Деньги мы привезли почти целостью, но из людей, за ними поехавших, только пятеро воротились назад.
Согласно заключённого между сквайром и доктором уговора, казна и бедные получили свою часть, а затем каждый из нас получил свою для глупого или умного употребления. Рана оставила на здоровье капитана Смоллета глубокий след, так что честный и храбрый моряк нашёл себя вынужденным оставить навсегда морскую службу. Он теперь уединённо живёт около Бристоля. Грей не только сумел сберечь свои деньги, но даже проникся, вдруг, честолюбием и начал изучать свою профессию. Теперь он уже подшкипер корабля, в котором у него есть доля, женат и имеет детей. Бен Гунн, получив свою тысячу футов стерлингов, проел и промотал её в каких-нибудь три недели или, точнее сказать, в девятнадцать дней, потому что на двадцатый он был уже гол как сокол. Тогда ему дали место егеря, чего именно он и не терпел всю свою жизнь. В сущности, он устроился весьма недурно. Он сейчас жив, его очень любят, хотя отчасти смотрят на него как на юродивого или на шута.
О Джоне Сильвере не было с тех пор никакого известия. Страшный одноногий моряк не играет больше в моей жизни никакой роли. Полагаю, что он соединился со своею старой негритянкой и где-нибудь мирно доживает дни в обществе с нею и со своим попугаем.
Насколько я знаю, другая, меньшая часть Флинтова клада осталась на острове нетронутою там, где её зарыл Флинт. Со своей стороны я решился не предпринимать ничего для её отыскания. Ни за что в свете не пущусь я в другой раз в подобную экспедицию, внукам и правнукам закажу… Со мною не бывает хуже кошмара, как если я когда-нибудь слышу во сне шум прибоя или пронзительный крик капитана Флинта: „Червонцы! Червонцы! Червонцы!“
Говорить ли с какою радостью встретила меня матушка, с каким счастьем кинулся я к ней на шею по приезде и с каким удовольствием окунулся снова в тихую домашнюю жизнь?
Доктор крепко ко мне привязался, за что я плачу ему глубокою преданностью и полным уважением. Он взялся пополнить пробелы моего воспитания и образования и надеется достигнуть успеха. По его мнению, совершенствоваться никогда не поздно. Ему хочется сделать из меня учёного медика. „Только на этом поприще, — часто повторяет он мне, — человек может быть всегда полезен ближним сам по себе“. Мнение это разделяет и сквайр; поэтому читатель, я думаю, сам видит, что я очень много выигрываю, вступая в жизнь с такими руководителями.
.jpg)