Обозрение истории Белоруссии с древнейших времен (Турчинович)/IV

Обозрение истории Белоруссии с древнейших времен : КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
автор Осип Турчинович
Опубл.: 1857.

[65]
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ.

Утрата Ливоніи; усиленіе Литвы.
Зависимость южной Ливоніи отъ Полочанъ. — Прибытіе купцовъ Нѣмецкихъ. — Торговыя конторы. — Миссіонеры. — Менгардтъ — Бартольдъ. — Альбертъ. — Основаніе Гольма, Икскуля, Риги. — Учрежденіе ордена Меченосцевъ. — Столкновеніе съ Князьями Полоцкими. — Владиміръ. — Альбертъ и Василій. — Угнѣтеніе жителей. — Возстаніе. — Герсике и Вячко. — Литва усиливается. — Ердзвиллъ покоряетъ нынѣшнюю Бѣлоруссію и Смоленскъ. — Миндовгъ. — Тевтовилъ въ Полоцкѣ, Арвидъ въ Рогачевѣ, Троинатъ на Жмуиди. — Междоусобіе. — Полоцкъ подаренъ Ордену. — Убіеніе Миндовга, Тевтовилла, Троината. — Лютаворъ въ Полоцкѣ.

XXVII.

Семигаллія и южная Ливонія съ древнѣйшихъ временъ находилась въ зависимости отъ Кривичей или Полочанъ; но когда Литва при Кернусѣ стала усиливаться, то жители Семигалліи открыто начали стараться объ освобожденіи изъ подъ власти ихъ. Полоцкій Князь Всеславъ Брячиславичъ посылалъ сыновей своихъ Юрія и Давила на усмиреніе жителей Семигалліи, которые, соединившись съ Литовцами, въ рѣшительномъ сраженіи разбили на [66]голову князей, потерявшихъ 9,000 войска (109). Былиль дѣлаемы послѣ этого Полоцкими князьями попытки къ утвержденію своей власти надъ Семигалліею? Неизвѣстно; однако послѣдующія событія обнаруживаютъ, что южная Ливонія обязана была данью Полочанамъ.

Съ начала ХІІ вѣка начали посѣщать устья Двины Бременскіе и Любскіе купцы, которые - мало по малу углубляясь во внутрь страны — основали наконецъ складочное мѣсто при Двинѣ, Икскуль (Yckeskola). За купцами явились Миссіонеры и первый изъ нихъ Мейнгардъ — мужъ, отличавшійся истинно апостольскими качествами, прибывъ въ 1186 г. — почелъ для себя первою обязанностію испросить на проповѣдываніе слова Христова между язычниками, дозволеніе у Князя Псковскаго и Новгородскаго Владиміра Мстиславича (110), который не только согласился на это, но даже отпустилъ Мейнгарда съ дарами, не предвидя слѣдствій, которымъ вскорѣ надлежало открыться отъ властолюбія Папъ и Духовенства Римскаго.

XXVIII.

Мейнгардъ построилъ церковь въ Укскулѣ и успѣлъ обратить нѣсколько туземцевъ. Скоро литовцы напали на окрестности Укскуля; Мейнгардъ съ жителями послѣдняго укрылся въ лѣсахъ, гдѣ имѣлъ бой съ врагами. По удаленіи ихъ, онъ началъ укорять Ливовъ за то, что они живутъ такъ оплошно, не имѣютъ крѣпостей и обѣщалъ построить имъ крѣпкіе замки, если они за это обяжутся при[67]нять христіанство. Ливы согласились; и на слѣдующее лѣто явилась изъ Готланда строители и каменосѣчцы. Еще прежде чѣмъ начали строить замокъ Укскуль, часть народа окрестилась, остальные обѣщали креститься какъ скоро весь замокъ будетъ готовъ. Замок выстроили, Мейнгардъ посвященъ въ Епископы; но никто не думалъ креститься. Подъ условіемъ такого же обѣщанія выстроили другой замокъ — Гольмъ, и такъ же никто не думалъ принимать христіанства; мало того, язычники начали явно обнаруживать непріязненныя намѣренія противъ Епископа, грабили его имѣніе, били его домашнихъ; но всего больше огорчало Мейнгарда то, что уже и крещеные туземцы стали погружаться въ Двину, чтобъ, по ихъ словамъ, смыть съ себя крещеніе и отослать его въ Германіи (111). У Мейнгардта былъ товарищъ въ дѣлѣ проповѣди, братъ Ѳеодорихъ, монахъ Цистерціенскаго ордена: этого Ѳеодориха Ливонцы вздумали однажды принесть въ жертву богамъ, чтобы жатва была обильнѣе, чтобы дожди не повредили ей. Народъ собрался, положили копье на землю, вывели священнаго коня, смотрятъ, какою ногою прежде ступитъ конь: правою - опредѣлитъ смерть, лѣвою жизнь; конь ступаетъ ногою жизни; но волхвъ противится, утверждаетъ, что тутъ чары со стороны враждебной религіи: опять ведутъ коня, опять ступаетъ онъ лѣвою ногою и Ѳеодорихъ спасен». Въ другой разъ тотъ же Ѳеодорихъ находился въ Эстоніи, когда в день св. Іоанна Крестителя случилось солнечное затмѣніе: несчастному грозила опять страшная опасность отъ язычниковъ, кото[68]рые приписали затмѣніе ему, говоря: это ты пожираешь солнце.

Когда Мейнгардъ увидѣлъ, что мирными средствами трудно будетъ распространить христіанство между Ливами, то отправилъ посла къ Папѣ в представить жалкое положеніе юной церкви: Пана повелѣль проповѣдывать крестовый походъ противъ Ливонскихъ язычниковъ; но Мейнгардъ не дождался прибытія крестоваго ополченія: умеръ въ 1196 г. Въ этомъ же г., Датскій Король Капутъ VI присталъ къ Эстонскому берегу и утвердился здѣсь, принудивъ туземцевъ силою принять христіанство. Междутѣмъ, Ливонскіе христіане отправили посольство къ Бременскому архіепископу съ просьбою о присылкѣ прееминка Мейнгарду. Новый епископъ, Баршольдъ явился сперва безъ войска, собралъ туземныхъ старшинъ и пытался привлечь ихъ къ себѣ угощеніями и подарками, однако напрасно: при первомъ удобномъ случаѣ они завели споръ о томъ, какимъ способомъ погубить новаго епископа: сжечь ли его въ церкви, или убить, или утопить въ Двинѣ. Бартольдъ тихонько ушелъ на корабль и отплылъ сперва на Готландъ, а потомъ въ Германію, откуда послалъ къ Папѣ съ извѣстіемъ о своемъ печальномъ положеніи. Папа объявилъ отпущеніе грѣховъ всѣмъ, кто отправится въ крестовый походъ противъ Ливонцевъ; вслѣдствіе чего около Бартольда собрался значительный отрядъ крестоносцевъ, съ которыми он и отправился назадъ в Ливонію. Туземцы вооружились и послали спросить епископа, зачѣмъ онъ привелъ съ собою войско? Когда Бартольдъ отвѣчалъ, что войско пришло для [69]наказанія отступниковъ, то Ливонцы велѣли отвѣчать ему: «Отпусти войско домой и ступай съ миромъ на свое епископство: кто крестился, тѣхъ ты можешь принудить оставаться христіанами, другихъ убѣждай словами, а не палками.» Урокъ не подѣйствовалъ на Бартольда: онъ позволилъ себѣ принять участіе въ битвѣ между крестоносцами и туземцами, и когда послѣдніе были обращены в бѣгство, то быстрый конь занесъ епископа въ ряды язычниковъ, которые изрубили его. Нѣмцы воспользовались своею побѣдою и страшно опустошили страну; туземцы принуждены къ покорности, крестились, приняли къ себѣ священниковъ, опредѣлили на ихъ содержаніе извѣстное количество съѣстныхъ припасовъ съ плуга; но только что крестоносцы успѣли сѣсть на корабли, какъ уже Ливонцы начали окунываться въ Двину, чтобъ смыть съ себя крещеніе, ограбили священниковъ, выгнали ихъ изъ страны; хотѣли сдѣлать тоже и съ купцами, но тѣ задарили старшишъ, и остались (112).

Скоро возвратились священники; съ ними пріѣхалъ новый епископъ Альбертъ въ сопровожденіи крестоваго отряда, помѣщавшагося на 23 корабляхъ. Альбертъ принадлежалъ къ числу тѣхъ историческихъ дѣятелей, которымъ предназначено измѣнать быть старыхъ обществъ, полагать твердыя основы новымъ. Прибывъ въ Ливонію, онъ мгновенно уразумѣлъ положеніе дѣлъ; нашелъ вѣрныя средства упрочить торжество христіанства и своего племени надъ язычествомъ и туземцами; съ изумительнымъ постоянствомъ стремился къ своей цѣли, и достигъ ея. Враждебно встрѣтили туземцы новаго епископа, [70]онъ долженъ былъ выдержать отъ нихъ осаду въ Гольмѣ; новоприбывшіе крестоносцы освободили его; но Альбертъ хорошо видѣлъ, что съ помощію этихъ временныхъ гостей нельзя утвердиться въ Ливоніи. Туземцы не могли устоять противъ искуснаго нѣмецкаго войска, потерпѣвъ пораженіе, видя жилища и нивы свои опустошенными, они покорялись, обѣщаясь принять христіанство; но стоило только крестоносцамъ сѣсть на корабли, какъ они возвращались къ прежней вѣрѣ и начинали враждебно действовать противъ пришлецовъ. Нужно было слѣдовательно вести борьбу не временными, случайными наѣздами; нужно было стать твердою ногою на новой почвѣ, вывести сильную нѣмецкую колонію, основать городъ, въ стѣнахъ котораго юная церковь могла бы находить постоянную защиту. Съ этою цѣлію, въ 1200 г., Альбертъ основалъ при устьѣ Двины городъ Ригу; но мало было основать, нужно было еще дать населеніе новому городу и Альбертъ самъ ѣздилъ въ Германію набирать колонистовъ и привозилъ ихъ съ собою. Но одного города съ нѣмецкимъ населеніемъ было еще недостаточно: народонаселеніе это не могло предаваться мирнымъ занятіямъ, потому что должно было вести постоянную борьбу съ враждебными туземцами; нужно было слѣдовательно постоянное военное сословіе, которое бы приняло на себя обязанность постоянной борьбы съ туземцами, обязанность защищать новую колонію; для этого Альбертъ сперва началъ было вызывать рыцарей изъ Германіи и давать имъ замки въ ленное владѣніе; но это средство могло вести къ цѣли только очень медлен[71]но, и потому онъ скоро придумалъ другое, болѣе вѣрное, именно основаніе ордена воинствующихъ братій, по образцу военныхъ орденовъ въ Палестинѣ. Папа Инокентій III одобрилъ мысль Альберта, и въ 1202 г. учредилъ орденъ рыцарей Меча, получившій уставъ храмоваго ордена; новые рыцари носили белый плащъ съ краснымъ мечемъ и крестомъ, вмѣсто котораго послѣ стали нашивать звѣзду. Первымъ магистромъ ихъ былъ Винно фонъ Рорбахъ.

XXIX.

Таким образомъ Нѣмцы стали твердою ногою при устьѣ Двины; какъ же смотрѣли на это Князья Полоцкіе? Въ то время въ Полоцкѣ княжилъ Борисъ Гинвиловичъ. Желая ли вытѣснить не званныхъ пришлецовъ въ самомъ началѣ ихъ водворенія, или по просьбѣ самихъ Латышей, напалъ въ 1203 г. съ войскомъ на Лифляндію, осадилъ Икскуль или Ускесколу и, взялъ окупъ, подступилъ къ Гольму; однако же, нашевъ его хорошо укрѣпленнымъ, обратно возвратился въ Полоцкъ лѣвымъ берегомъ Двины (113).

Почти одновременно съ нимъ и другой какой-то владѣтель Двинскаго княжества Герсике, князь или ярлъ - Всеволодъ, подошевъ лѣвымъ берегомъ Двины къ Ригѣ, заграбилъ насшійся скотъ, захватилъ въ пленъ двухъ священниковъ и хотя не рѣшился осадить Ригу, но за то отразилъ высланную за нимъ погоню (114).

Вѣроятно, подобныя обстоятельства заставили [72]Альберта подумать о сближеніи съ Полоцкимъ Княземъ, на котораго онъ до этого времени, какъ кажется, мало обращалъ вниманія. Желая безпрепятственно утвердиться въ низовьяхъ Двины, Альбертъ, рѣшился на время усыпить вниманіе Полоцкаго Князя, и потому отправилъ къ нему аббата Ѳеодориха съ подарками и дружелюбными предложеніями. Прибывъ въ Полоцкъ, Ѳеодорихъ узнал, что тамъ находятся посланцы отъ старшинъ Ливонскихъ, пріѣхавшіе жаловаться князю на насилія Нѣмцевъ и просить его объ изгнаніи ненавистныхъ пришлецовъ. Въ присутствіи Ливонцевъ, Князь спросилъ Феодориха, за чѣмъ онъ пришелъ къ нему, и когда тотъ отвѣчалъ, что за миромъ и дружбою, то Ливонцы закричали, что Нѣмцы не хотятъ и не умѣютъ сохранять мира. Князь отпустилъ Епископскихъ пословъ, приказавъ имъ дожидаться рѣшенія въ отведенномъ для нихъ домѣ: онъ не хотѣлъ отпустить ихъ тотчасъ въ Ригу, чтобъ тамъ не узнали объ его непріятельскихъ намѣреніяхъ. Но аббату удалось подкупить одного боярина, открывшаго ему, что русскіе, въ согласіи съ туземцами, готовятся къ нападенію на пришлецовъ; аббатъ не терялъ времени: отыскавъ какого то нищаго въ городѣ изъ Гольма, нанялъ его отнести къ Епископу въ Ригу письмо, извѣщавшее о всемъ виденномъ и слышанномъ. Епископъ приготовился къ оборонѣ; а Князь, узнавши, что его намѣренія открылись, вмѣсто войска отправилъ пословъ въ Ригу съ наказомъ выслушать обѣ стороны - какъ Епископа, такъ и Ливонцевъ - и рѣшить, на чьей сторонѣ справедливость. Послы, пріѣхавъ въ Кукейносъ, послали [73]оттуда дьякона Стефана въ Ригу къ епископу звать его на съѣздъ съ ними и съ ливонскими старшинами для рѣшенія всѣхъ споровъ; а сами, между тѣмъ, разсѣялись по странѣ для созванія туземцевъ. Альбетръ оскорбился предложеніемъ Стефана и отвѣчалъ, что, по обычаю всѣхъ земель, послы должны являться къ тому владѣльцу, къ которому посланы, а не онъ долженъ выходить къ нимъ на встрѣчу. Межутѣмъ Ливонцы - собравшись въ назначенное время и мѣсто и видя, что нѣмцы не явились на съѣздъ — рѣшили захватить замокъ Гольмъ, и оттуда наступать на Ригу. Но ихъ намѣреніе не имѣло желаннаго конца: потерпѣвъ сильное пораженіе, потерявъ старшинъ — изъ которыхъ одни пали въ битвѣ, другіе были отведены въ оковахъ въ Ригу - они принуждены были снова покориться пришельцамъ. Въ числѣ убитыхъ находился старшина Ако, котораго лѣтописецъ называетъ виновникомъ всего зла: это онъ возбудилъ Полоцкаго Князя противъ Рижанъ и онъ собралъ Леттовъ и всю Ливонію поднялъ противъ христіанъ (115). Епископъ послѣ обѣдни еще находился въ церкви, когда рыцарь поднесъ ему окровавленную голову Ако, какъ вѣсть побѣды (116).

XXX.

Наследникъ Борисовъ, сынъ его Василій Рогволодъ, владѣвшій и частію Ливоніи — гдѣ онъ имѣлъ укрѣпленный замокъ Куксимойсъ (двор. Кукена), нынѣшній Кокенгузенъ; зная о могуществѣ Нѣмцевъ, которыхъ владѣнія распространялись такъ [74]быстро, что уже находились въ двухъ миляхъ отъ его замка — не имѣя возможности удалить пришлецовъ, рѣшился войти съ ними въ дружественныя сношенія, о чемъ уже помышляль и отецъ его, еще въ 1204 году. Отправивъ впередъ посла, самъ поплылъ вслѣдъ за нимъ Двиною; встрѣтились дружески съ Епископомъ и, заключивъ договоръ, Князь весело возвратился въ свою столицу (117).

Однако миръ продолжался не долго. Латыши съ своей стороны отправили къ Князю пословъ, которые — изобразивъ всѣ, претерпеваемыя имъ отъ Нѣмцевъ угнѣтенія и обиды и замыслы ихъ на дальнѣйшія завоеванія — убѣдительно просили Князя спасти ихъ народъ несчастный, къ чему представлялся удобный случай: Епископъ отправился съ рыцарями въ Германію, оставивъ Икскуль, Гольмъ и самую Ригу беззащитными. Легковѣрный Князь тѣмъ легче повѣрилъ, тѣмъ скорѣе согласился исполнить просьбу Латышей, что самъ съ непріязнію взиралъ на опасное сосѣдство. Собравъ войско, пригласивъ сосѣдственныхъ Князей и Литовско-Завилейскаго Князя Утенеса, Полоцкій Князь съ весьма значительными силами отправился въ 1205 г. на ладьяхъ по Двинѣ въ Ливонію. Обложилъ Икскуль, но сверхъ всякаго чаянія нашелъ его хорошо защищеннымъ; напалъ на Гольмъ и — тоже безуспѣшно. Болѣе всего ужаснули Россіянъ метательные снаряды Нѣмцевъ, которые метая камнями не дозволили осаждавшимъ сжечь крепости, для чего уже много было подвезено и лѣса и прочаго горючаго матеріала. Со всѣмъ тѣмъ, Россіяне продолжали осаду упорно, успѣли и сами устроить мета[75]тельный снарядъ, но дѣйствовали имъ такъ неловко, что камни летали не вперед, а назадъ и разили своихъ. Наконецъ, потерявъ и терпѣніе и надежду на успѣхъ, отступили отъ Гольма, бывшаго въ дѣйствительной опасности; ибо горсть Нѣмецкихъ воиновъ, 20 человѣкъ, принужденная бодрствовать день и ночь въ замкѣ — куда собралось множество вѣроломныхъ Латышей, сносившихся съ обѣими сторонами — дошла до крайняго изнуренія и принуждена была бы сдаться, если бы осада продлилась хотя сколько нибудь доле. Во время этой осады Рига тоже находилась в большой опасности; но ея малочисленный гарнизонъ прибѣгнулъ къ хитрости: набили все пространство около крѣпости желѣзными, прикрытыми землею гвоздями (chaussetrapes) и посланный къ Ригѣ подъѣздѣ, потерявъ мнoго лoшaдeй возвратился съ извѣстіемъ о страшномъ, невѣдомомъ изобретеніи Нѣмцевъ. Къ довершенію всего, другой подъѣздъ, отправленный для наблюденія къ морю, возвратился съ извѣстіемъ, что къ Ригѣ приближается огромный флотъ. Россіяне въ ужасѣ, оставивъ одинадцатидневную осаду Гольма, поспѣшно удалились восвояси, не причинивъ малѣйшаго вреда ни крѣпости, ни слабому ея гарнизону, потерявшему одного лишь хорунжаго въ продолженіе всей этой осады (118).

XXXI.

Но, неудачный походъ дотого уронилъ Полоцкаго Князя во мнѣніи его союзниковъ Литовцевъ, что они начали опустошать его владѣнія въ Ливо[76]ніи: окрестности Кокенгаузена и область Торейду. Подобныя обстоятельства заставили Василія-Рогволода искать помощи даже у врага своего епископа Альберта, и — коль скоро узнали о возвращеніи его изъ Германіи — самъ лично отправился къ нему въ Ригу, гдѣ былъ принимаемъ въ теченіе нѣсколькихъ дней со всевозможнымъ радушиемъ и почестями в собственномъ домѣ епископа, отпустившаго Князя съ богатыми дарами. При этомъ заключенъ былъ миръ и договоръ: Полоцкій Князь уступилъ Альберту половину своихъ владѣній Кокенмойскихъ и половину замка (?) на ленномъ правѣ; Епископъ же съ своей стороны обязался защищать его противъ Литовцевъ. — Все это происходило въ 1206 г.

Кажется, Епископъ свято исполнялъ условія договора. Грозно отозвался къ Литовцамъ, чтобы они прекратили свои хищническіе набѣги на Ливонскіе владѣнія Полоцкаго Князя, если не хотятъ имѣть дѣла съ Орденомъ. Но, Литовцы не вняли этому; напротивъ того, еще болѣе раздраженные угрозами, въ этомъ же году, въ канунъ праздника Рождества Христова, напали на область Торейду и, переправившись на разсвѣтѣ чрезъ рѣку Гойву, разграбили въ самый праздникъ деревни, жители которыхъ едва успѣли скрыться въ лѣсахъ. Ограбивъ всю область и переночевавъ въ деревнѣ Аннонѣ, утромъ съ добычею и плѣнными отправились обратно. Но Альбертъ уже зналъ объ этомъ, собралъ рыцарей и у Левенвардона ожидалъ хищниковъ; перешевъ по льду Двину подъ Ашерадомъ, стремительно напалъ на Литовцевъ, которые, ужаснув[77]шись каких-то знаковъ (119), подняли ужасный вопль и обратились въ бѣгство, оставивъ добычу и плѣнныхъ.

XXXII.

Но, если Епископъ свято исполнялъ условия договора, то, съ другой стороны, послѣдовавшія событія весьма оподозриваютъ искренность Полоцкаго Князя, искавшаго дружбы съ Альбертомъ по необходимости. По крайней мѣрѣ вскорѣ, въ 1206 г., поколебалось доброе согласіе между ними. Управленіе частію Кокенмойскихъ владѣній, уступленныхъ Альберту, послѣдній поручилъ отъ себя владѣльцу Левенвардена Даніилу, который ни коимъ образомъ не могъ ужиться съ Василіемъ-Рогволодомъ, обижавшимъ всячески Нѣмцевъ. Слуги Даніила, улучивъ удобное время — когда люди княжескіе послѣ ночной пирушки, спали крѣпкимъ спомъ — напали на сонныхъ, обезоружили ихъ и къ самому Князю приставили стражу. Даніилъ, бывшій въ это время въ отсутствіи, поспѣшитъ донести о случившемся Епископу, повелѣвшему тотчасъ освободить людей; самаго же Князя пригласилъ къ себѣ въ Дюнамюнде, гдѣ провелъ онъ все Свѣтлое Воскресенье. При этомъ Епископъ употреблялъ съ своей стороны всевозможныя усилія, чтобы почестями и радушіемъ загладить въ памяти и сердцѣ Князя впечатлѣнія несчастнаго событія, и, отпуская его съ богатыми дарами, далъ 20 человѣкъ Нѣмецкихъ работниковъ для починки Кокенгаузенскаго замка; простился съ нимъ дружески и собирался самъ въ [78]Германію вербовать новыхъ Крестоносцевъ. Полоцкій же Князь — волнуемый, кажется, жаждою мести за оскорбленіе сана и самолюбія — замыслилъ мстить.

Среди бѣлаго дня, воины княжескіе, напавъ на безоружныхъ Нѣмецкихъ работниковъ — нечаявшихъ никакой опасности и занятыхъ своимъ дѣломъ, — безчеловѣчно умертвили их исключая трехъ, успѣвшихъ какъ-то спастись бѣгствомъ въ Ригу, чтобы извѣстить тамъ о случившемся. Междутѣмъ Василій Рогволодъ, собравъ оружіе (?) несчастныхъ работниковъ, послалъ его какъ бы какіе трофей Великому Князю, убѣждая его поспѣшить съ войскомъ для занятія Риги, остававшейся по его мнѣнію беззащитною въ то время. Но расчетъ не оправдался: ни Епископъ, ни рыцари еще не уѣхали, противные вѣтры задержали ихъ въ Дюнамюнде, откуда, при первомъ извѣстіи о случившемся, Епископъ съ войскомъ и съ 30 важнѣйшими рыцарями пошелъ къ Кокентаузену. Россіяне съ имуществомъ бѣжали въ свои земли, Латыши скрылись въ лѣсахъ, а Кокенгаузенъ перешелъ во власть Рижскаго Епископа, который, по возвращеніи изъ Германіи, въ 1208 г. совершенно перестроилъ и укрѣпилъ этотъ замокъ (120).

XXXIII.

Такъ покончилъ Альбертъ съ Княземъ Полоцкимъ. Оставалось еще усмирить одного независимаго Двинскаго Князя, составлявшаго значительную преграду для цѣлей крестоносцовъ, сосѣда до[79]вольно опаснаго, владѣвшаго замкомъ Герсике, надъ Двиною (121). Этотъ Князь, по имени Всеволодъ (122), женатъ былъ на дочери литовскаго Князя Утенеса Дангерутѣ - давшему за ней въ приданое нѣсколько волостей въ Литовско - Завилейскомъ княжествѣ (123) и уже поэтому самому бывшій въ дружественныхъ сношеніяхъ съ Литовцами, которыми онъ часто предводительствовалъ лично во время ихъ хищническихъ набѣговъ на правый берегъ Двины (124); къ тому же, какъ говорятъ, былъ онъ великимъ врагомъ латинства. Лѣтописецъ Ливонскій съ удивленіемъ говоритъ, что отъ лютыхъ набѣговъ Литовцевъ, всегда при содѣйствіи и подъ защитою этого князя, равно терпѣли христіане и не христіане; Латыши, Россіяне и Эстонцы болѣе укрывались въ лѣсахъ, нежели жили въ домахъ; ибо положеніе ихъ, въ отношеніи Литовцевъ было тоже, что положеніе овецъ въ отношеніи волковъ (125).

Осенью 1208 г. Епископъ двинулся съ войскомъ къ Кокенгаузену и оттуда къ Герсике. Жители сдѣлали смѣлую вылазку; но, отбитые назадъ, преслѣдуемы были съ такимъ жаромъ, что Герсиканцы и Нѣмцы вмѣстѣ вбѣжали въ крѣпость. Городъ былъ взятъ безъ дальнѣйшаго кровопролитія; потому что Всеволодъ съ значительною частію дружины ушелъ за Двину, оставивъ въ добычу побѣдителямъ свою супругу, имущество, жителей и все богатство церквей православныхъ. На другой день, зажегши крѣпость и городъ, Епископъ отправился съ войскомъ обратно; глядя съ другаго берега Двины на пожаръ своей столицы, несчастный Князь горько оплаки[80]валъ судьбу роднаго города: «о! Герсике! градъ возлюбленный! о наслѣдіе предковъ моихъ! о! неожиданная гибель рода моего ! горе и горе рожденному видѣть пожаръ моего города! видѣть гибель и порабощеніе моего народа (126)». Однако, Епископъ явилъ себя великодушнымъ, призвалъ Князя въ Pигу и заключивъ съ нимъ предварительно условіе, по которому Всеволодъ уступилъ верховныя права на свои владенія Рижской Пресвятой Богородицы церквѣ, отъ имени которой Епископъ, вручивъ ему три ленныя знамени — возвратилъ область на правахъ феодальных и съ обязанностію: Епископа всегда считать вмѣсто отца, жить въ дружбѣ съ церковью и на всегда отречся отъ союза съ язычниками (127).

Однако Всеволодъ, получившій, кромѣ Герсике, еще два города Антине и Сессау, не пересталъ тайно сноситься съ Литовцами и способствовать ихъ нападеніямъ (128).

XXXIV.

Не смотря на всѣ неудачи, Полоцкій Князь еще не отрекся ни отъ правъ своихъ на Ливонію, ни отъ участія въ судьбѣ ея и, не смотря на случившееся, просилъ свиданія съ Епископомъ, чтобы условиться какъ насчетъ судьбы своих владѣній въ Лифляндіи, такъ и насчетъ свободы торговли по Двинѣ. Обѣ стороны съѣхались у Герсике (или у Кокенгаузена?), причемъ присутствовалъ и бывшій Псковскій Князь Владиміръ. Сперва Василій упрекалъ Епископа въ угнетеніи жителей и поставлялъ [81]въ дѣлѣ обращенія язычниковъ въ примѣръ Россіянъ, дѣйствовавшихъ въ то время путемъ убѣжденія и благодѣяній. Потомъ, доказывалъ права свои на Ливонію, права освященные временемъ. Епископъ съ своей стороны изобразилъ вѣроломство Латышей и какъ неизбѣжное слѣдствіе этого — жестокость и принужденіе въ дѣлѣ обращенія. Правда, не могъ опровергнуть права Полоцкаго Князя на Ливонію, ясно имъ доказанныхъ и присутствовавшими тутъ Латышами подтвержденныхъ; но объявил, что отъ того что случилось, чѣмъ завладѣлъ, словомъ отъ in statu quо, будучи вассаламъ Римскаго Императора, не можетъ и не долженъ отступаться безъ согласія Кесаря. Спорили, а между тѣмъ присутствовавшіе тутъ Латыши кричали, что не станутъ повиноваться двумъ государямъ. Наконецъ согласились: Полоцкій Князь отрекся въ пользу Епископа отъ всѣхъ правъ на Латышей; а Альбертъ съ своей стороны, дозволивъ свободу плаванія по Двинѣ, вторично обязался защищать и вспомоществовать Князя противъ Литовцевъ (129).

Повидимому новый договоръ, какъ и прежніе два, не былъ соблюдаем. Полоцкимъ Княземъ Василіемъ, котораго Ливонскій лѣтописецъ называетъ Вещекою или Висцекою (130). Къ сожалѣнію, не имѣемъ никакихъ данныхъ, чтобы рѣшить: что побудило этого князя, въ 1222 году принять отъ Новгорода начальство надъ Дерптомъ, гдѣ нѣкоторое время занимался онъ покореніемъ окрестныхъ волостей (131).

Наѣзжалъ земли непокорныхъ отъ Вейги до Вироніи, отъ Вироніи до Гервань и до Саккалы; не [82]обращая ни малѣйшаго вниманія на владѣнія крестоносцевъ, ни на земли новообращенныхъ христіанъ. Разбилъ посланное противъ него войско Крестоносцевъ, безуспѣшно осаждавшихъ въ 1223 г. Дерптъ. Принималъ къ себѣ всѣхъ бѣглецовъ и преступниковъ изъ владѣній ордена; а туземцевъ новообращенцыхъ поощрялъ къ апостатству. Въ 1223 г. Епископъ и рыцари требовали, чтобы Князь прекратилъ свой, въ высшей степени непохвальный, образъ дѣйствій. Но онъ гордо отвѣтствовалъ, что, владѣя Дерптомъ съ согласія Новгорода и Князей Русскихъ, не станетъ утруждать себя переговорами съ Нѣмцами. Потому, Епископъ Альбертъ и орденскій магистр, Волькинъ — пославъ отрядъ войска въ Виронію для развлеченія силъ Россіянъ, сами же — обложивъ Дерптъ 15 августа 1223 г., послали предложеніе сдаться и получили гордый отказъ. Началась осада упорная, во время которой съ обѣихъ сторонъ выказаны были всѣ современныя военныя хитрости. Не только метали огромными камнями, но бросали раскаленное желѣзо и сосуды съ воспламеняющимися веществами въ крѣпость, въ которую начали дѣлать подземный ходъ. Обѣ стороны были въ безпрерывной тревогѣ, ибо ночью поднимали ужасный шумъ: въ станѣ осаждающихъ Латыши били безпрестапно по щитамъ; Нѣмцы играли на котлахъ и трубахъ; осажденные же Россіяне трубили, по литовскому обычаю, въ огромныя трубы. Уже Крестоносцы начали упадать духомъ, узнавъ о приближеніи значительнаго отряда Россіянъ въ помощь осажденнымъ. Собрался совѣтъ; рыцарь Лютпертъ, Нѣ[83]мецкій фохтъ, убѣдительно совѣтывалъ штурмъ и предложилъ, чтобы тому, кто первый водрузитъ знамя на стѣнѣ крѣпости, принадлежалъ важнѣйшій плѣнникъ, исключая самаго Князя, котораго совѣтовалъ повѣсить; а Эстонцевъ, въ урокъ прочимъ, истребить до единаго. Варварскій совѣтъ одобренъ всѣми и, чрезъ нѣсколько дней, приступомъ взята крѣпость, въ которой безчеловѣчно умертвили всѣхъ, исключая не многихъ дѣтей и женщинъ и еще Князя, павшаго смертію храбрыхъ вмѣстѣ съ 2,000 Россіянъ (132).

XXXV.

Крестоносцы всячески искали ссоры съ Герсиканскимъ Княземъ, Всеволодомъ; болѣе потому, что имъ хотѣлось завладѣть его областію — нежели потому, чтобы они въ самомъ дѣлѣ опасались, дѣйствительныхъ или вымышленныхъ, ими же сношеній его съ Литовцами. Потому, въ 1213 г., Нѣмецкій гарнизонъ, бывшій въ Кокенгаузенѣ, улучивъ удобное время напалъ на Герсике и разорилъ его. Вскорѣ послѣ этого комендантъ Кокенгаузена Мейнгардъ снова подошелъ къ Герсике; однако же не удачно, ибо Всеволодъ успѣлъ дать знать объ этомъ Литовцамъ. Нѣмцы, ничего не подозрѣвая, занимались осадою крѣпости и грабежемъ области, какъ вдруг на противуположномъ берегу Двины показались Литовцы, начавшіе кричать, чтобы подали имъ лодки, что они прибыли для дружественныхъ переговоровъ съ Нѣмцами. Легковѣрные, видя ихъ въ небольшомъ числѣ, и въ самомъ дѣлѣ [84]отправили къ нимъ лодки, которыми коль скоро завладѣли Литовцы, то въ то же время показалось уже и цѣлое ихъ войско: пѣхота переправлялась на челнахъ, а конница вплавь. Поздно уже Нѣмцы замѣтили свою ошибку, бросились въ бѣгство, но настигнутые Литовцами и оставленые Латышами, скрывшимися въ лѣсъ, остановились, чтобы умереть подъ мечами Литовцевъ (133)

ПРИМѢЧАНІЯ

править

[281] 109) Narb. III, 229. Карамз. II, 126.

110) Карамз, III пр. 87, назвавъ Владиміра княземъ Полоцкимъ, тутъ же сознается, что не знаетъ кто былъ [282]онъ въ самомъ дѣлѣ. Кто послѣ Всеслава Васильковича или 1181 года княжилъ въ Полоцкѣ? неизвѣстно; мы (см выше прим. 90) на основаніи нѣкоторыхъ данныхъ предположили что Полоцкъ между 1181 и 1185 годами сдѣлался республикою со дня смерти Всеслава, день кончины котораго хотя и не извѣстенъ, но долженъ былъ случится въ этомъ промежуткѣ времени. Татищевъ, ссылаясь на Хрущев лѣт., разсказываетъ по поводу войны въ 1182 г. Василька Ярополка Дрогичинскаго съ Владимиромъ Володаревичемъ Минскимъ не вполнѣ согласное съ исторією, см. Карамз, III, пр. 87. Между тѣмъ, Нарбутъ III, 325 доказываетъ, что Владиміръ былъ не Полоцкій но Псковскій князь, и что Карамзинъ впалъ въ ошибку по причинѣ опечатокъ, вкравшихся при изданіи нѣкоторыхъ лѣтописей. Arnold Lubecensis: Chron. Slav, lib. VII c. 8-9 называетъ этого князя Valdemarus Rex de Plisceka; въ изданной же Груберомъ лѣтописи Генриха Латыша (Heinrich der Lette) сказано: Valdemarus de Plosceke (Liefland. Chron. p. 3); очевидная ошибка, потому что далѣе, на стр. 51 и 160 сказано Rex de Plescekowe т. е. Король Плесковскій или Псковскій. Эта ошибка вѣроятно произошла оттого, что лѣтописецъ Генрихъ часто говоритъ и о другомъ Русскомъ Князѣ, котораго называетъ Rex de Plosccke: стр. 26. 40, гдѣ говорится именно о Полоцкомъ князѣ, потому что авторъ пишетъ Полоцкъ Plosceke. Изъ Исторіи Карамз. III, Род таб. № V видно, что въ это время именно въ Псковѣ былъ княземъ Владиміръ сынъ Мстислава храбраго, и господствуя въ Псковѣ и Новгородѣ могъ не безъ основанія слыть могущественнымъ государемъ, которому принадлежала въ то время дань съ Ливоніи. Тоже самое говоритъ Понтанусъ въ исторіи Даніи стр. 290. «…indultu Regis Valdemaris primi, qui tum Livoniam tenebat, sancto prope ripam Rubonis edificato». [283]

111) Chron. Liv. vet, p. 52. Baptismum, quem in aquam susceperant in Duna se lavando removere putant, remittendo in Tentoniam. С. Соловьевъ II. 378 пр. 430.

112) Тамже, II 378-380.

113) Gruber. Liefl. Chron. 26.

114) Кто былъ этотъ Всеволодъ или Wissewald? Из рода ли Полоцкихъ князей? Русскія лѣтописи почти не упоминаютъ о Герсике, Нѣмецкія тоже.

115) Chron. Liv. vetus p. 95.

116) Chron. Liv. vetus p. 101: Erat autem inter eos Ako, princeps ac senior ipsorum, qui totius traditionis et omnium malorum existeral auctor.

117) Grub. 33.

118) Ibid. 40-42. Narb. III 445–449.

119) Grub.: rebus certis territi... p. 50.

120) Grub. 52-56. Narb. III, 148-437.

121) Въ Динабург. у. Витеб. губ. гдѣ нынѣ деревня Цароградъ при устьѣ р. Иглоны въ Двину, вблизи мызы Liewenboff (дворъ Ливовъ) - Narb. III, 460. Была целая область, зависѣвшая отъ этого города или крѣпости, называвшаяся Gerce. Häirn (S. 141) приводитъ слѣд. грамоту: «quia propter pervicaus nimis paganorum incultus, quibus frequenter molestamur et devastamur in bonis et personis, adeoque terrae nostras sunt et fuerunt desolatae penitus annis pluribus et destruc[284]tae, sicut in terris Semigalliae Valetz et Gerce patet evidentur. «См. о Герсике у Бишинга Erdbeschreib, I, 1027. Герсикѣ въ рус. лет. называется Воробьевымъ.

122) y Grub 62 Wissewaldus.

123) Narb. III 460.

124) Новгород. лѣт. еще подъ 1167 г « налѣзоша себѣ путь (Литовцы) на Вячко и Володоря». Карамз. II, 408

125) « quasi oves in fauce luporum, quando sunt sine luporum « Grub p. 62. Narb. III, 461.

126) Regulus ex altera parte Dunae, suspiria magna. trabendo et gemitibus magnis ululando exclamavit dicens 0 Gercike, civitas dilecta o bereditas patrum meorum o innopinatum excidium gentis meae ; Vac mihi al quid natus sum videre incendium civitatis meae! videre contritionem el interitum populi mei. Grub Lief Chron. I, 74-75.

127) Тамъже въ латин. подлинникѣ написано patschka т.е. батька или батюшка — имя, которое Всеволодь даваль Альберту.

128) Narb. III, 463.

129) Narb. III, 470. Grub. 85 Hiärn. S. 87.

130) Vesceka, Vyesceka y Гeнpиxa Латыша c. 47, 60, 161 Grub. 47, называетъ егo Viescns. Narb III. 478-479. [285]


131) Одно изъ самыхъ темныхъ мѣстъ исторіи князей Полоцкихъ. Карамз не рѣшаетъ этого вопроса; но Нарбутъ (III 479) совершенно убѣжденъ въ томъ, что Василій Рогвоодъ не только былъ княземъ, названнымъ Карамз. Владимиромъ, но и въ томъ еще, что этотъ же самый князь владѣлъ Кокенгаузеномъ и послѣ Дерптомъ. Вотъ, что говоритъ Нарбутъ, впрочемъ вполнѣ сознающій запутанность этого мѣста въ исторіи. «Во первыхъ — что касается имени — Русскія лѣтописи, приводимыя Карамз (II пр. 418, III пр 203) называютъ eгo Вячко, a это не что иное, какъ лишь испорченное уменьшительное имя Василія. Въ нашихъ источникахъ находимъ его же самаго подъ именемъ Wasskonus и Waszkon r е. Васька, тоже уменьшительное имя Василія. Во 2-хъ, что он былъ именно тѣмъ же самымъ, котораго мы знаемъ въ Исторіи нашей подъ именемъ Василія Рогволода сына Бориса Гинвилловича, въ этомъ убѣждаютъ насъ весьма достоверныя данныя (см. III, 479). Жена этого князя называлась Баба, отъ которой онъ имѣлъ дочь Софію, вышедшую замуж за Нѣмецкаго рыцаря Дитриха. Новобрачнымъ еписковъ подарилъ Кокенгаузенъ съ волостями (см. Hiarn. S. III). Но Карамз. (Род Таб IV) за Василіемъ Рогволодомъ была въ замужествѣ дочь Изъяслава Мстиславича»

132) Гадебушъ: B 15. 177. Narb. III 480 - 483 Стрыйков. (234) говоритъ, что Рогволодъ погребенъ въ Полоцкѣ въ Спасской церквѣ, это еще не противурѣчитъ сказанному, ибо Нѣмцы могли позволить тѣло князя отвести въ его столицу.

133) Narb IV 23-24.