[357]На пути въ Эйслебенъ. Лютеръ.
Основная черта моего характера какая-то странная торопливость! Чѣмъ интереснѣе книга, которую я читаю, тѣмъ больше спѣшу я дочитать ее до конца. Во время путешествія я не отдаюсь, какъ слѣдуетъ, впечатлѣнію настоящаго, а нетерпѣливо рвусь навстрѣчу будущему, чтобы отнестись затѣмъ точно такъ же и къ нему. Ложась вечеромъ спать, я уже заглядываю въ будущій день, желаю, чтобы онъ поскорѣе наступилъ, а когда онъ наступитъ, меня занимаетъ уже не онъ, а идущіе за нимъ. Самая смерть представляетъ для меня что-то удивительно интересное, желанное,—она, вѣдь, введетъ меня въ новый міръ!.. Куда же это меня тянетъ? Куда влечетъ меня мое мятежное сердце?
Окружавшая меня весенняя природа дышала юною свѣжестью и тихой радостью, мою же душу какъ будто заволакивалъ туманъ печали. Зачѣмъ, думалъ я, завидовать этимъ свѣжимъ пестрымъ цвѣтамъ? Пусть они себѣ благоухаютъ,—пройдетъ мѣсяцъ—два, и они завянутъ. Ручей, что такъ весело журчитъ, исчезнетъ въ морѣ, а само величавое, необозримое море испарится! Пусть себѣ солнце играетъ своими палящими лучами,—и оно нѣкогда вмѣстѣ съ небомъ превратится въ прахъ, тогда какъ мое сердце, изнывающее теперь отъ тоски, вызванной моими же собственными фантазіями, блаженно вознесется въ страну вѣчности!
И въ это утро мнѣ, какъ всегда не сидѣлось на мѣстѣ, и я поспѣшно оставилъ Гарцгероде. Передъ взоромъ моимъ замелькали картина за картиною; вотъ одна изъ нихъ, которая многимъ, можетъ быть, покажется незаслуживающей особеннаго вниманія, у меня же и до сихъ поръ стоитъ передъ глазами такъ же живо, какъ восходъ солнца на Брокенѣ.
Въ деревенькѣ Клаусъ, состоящей, кажется, всего изъ трехъ дворовъ, я зашелъ на постоялый дворъ—одинъ изъ числа этихъ трехъ. Все здѣсь такъ и просилось на картинку, во вкусѣ голландской школы. На самомъ порогѣ растянулся котенокъ, на полу дрались два пѣтушка, а дѣвушка-служанка, въ сущности очень красивая, пышащая здоровьемъ, но одѣтая, какъ истое дитя деревни, протянула мнѣ стаканъ молока съ самымъ
[358]равнодушнымъ видомъ, точно подачку какую-то. Облагодѣтельствовавъ меня такимъ образомъ, она ужъ и вовсе перестала обращать на меня вниманіе, подошла къ зеркалу и занялась своимъ туалетомъ. Первымъ долгомъ она распустила по плечамъ свои длинные волосы. Я какъ сейчасъ вижу передъ собой эту картину. Желалъ бы того же и тебѣ, читатель! Картинка, право, была недурна!
Впродолженіи двухъ-трехъ часовъ я шелъ, не встрѣчая души живой. Дорога то расширялась безмѣрно, такъ что и краевъ было не видно, то суживалась такъ, что по ней еле-еле могла проѣхать телѣга. Немудрено, что я заблудился; справиться о дорогѣ было не у кого. «Развѣ у этихъ двухъ буковъ?» подумалъ я,—они показались мнѣ земляками. Справился, но тѣ въ отвѣтъ только верхушками покачали.
Наконецъ, я добрелъ до какой-то деревушки. На площадкѣ передъ однимъ изъ домовъ шла пляска. Плясали подъ звуки скрипки инвалида-Орфея однѣ дѣвушки-подростки. Матери и вообще всѣ остальныя, болѣе зрѣлыя, представительницы женскаго населенія деревни чинно сидѣли на окружавшихъ площадку деревянныхъ скамейкахъ и глядѣли на веселье молодежи. На подошедшаго путника никто и вниманія не обратилъ. Можетъ быть, эта старушка въ черной шапочкѣ на сѣдой головѣ погрузилась въ воспоминанія о чудныхъ дняхъ своей юности, когда и она весело плясала тутъ подъ звуки скрипки! Давно кончилась та пляска, и первый танцоръ давно, можетъ быть, спитъ себѣ подъ дерновымъ покровомъ.
Однако, непрерывный рядъ картинъ утомляетъ зрѣніе; даже ребенку, наконецъ, надоѣдаетъ перелистывать книжку съ картинками, какъ бы онѣ ни были пестры. Пропускаю поэтому нѣсколько картинъ, хотя нѣкоторыя изъ нихъ и были очень и очень красивы. Надо дать отдыхъ и себѣ и читателю, а потому ограничусь лишь краткимъ формальнымъ описаніемъ мѣстностей.
Леймбахъ: городъ, 660 жителей, мѣдно-плавильные заводы, ратуша, и т. д. Мансфельдъ: городъ, лежащій въ разстояніи четвертьчасовой ходьбы отъ Леймбаха; 1600 жителей и одна гостиница «Коричневаго Оленя».
Ну вотъ я и отдохнулъ! А читатель? Какъ бы то ни было, а мы теперь уже въ Эйслебенѣ.
Самый городъ показался мнѣ необычайно привѣтливымъ и симпатичнымъ. На площадкѣ передъ старинной церковью игралъ маленькій мальчикъ; онъ выводилъ мѣломъ узоры на каменныхъ плитахъ, служившихъ, можетъ быть, аспидными досками и самому Лютеру, когда онъ игралъ здѣсь ребенкомъ. Ратуша напоминала своими угловатыми рѣзкими очертаніями самый вѣкъ Лютера; она, вѣроятно, сохранила свой первоначальный видъ; напротивъ, домъ, въ которомъ родился великій реформаторъ, не избѣгнулъ нѣкоторыхъ передѣлокъ. Теперь въ немъ помѣщалась школа. Стекла одного окна были украшены изображеніями Лютера и Меланхтона; надъ дверью же виднѣлась надпись, окружавшая барельефъ съ портретомъ Лютера:
[359]
«Gottes Werck es Luthers Lehr,
Darum weyht sie nimmer mehr!»
|
На улицѣ передъ дверью стоялъ крестьянинъ съ женою. Онъ по складамъ читалъ ей стихи, и на лицахъ ихъ ясно выражалось, какою глубокою чудною поэзіей дышало для нихъ каждое слово. Взглядъ ихъ становился все свѣтлѣе и свѣтлѣе, когда же мужъ прочелъ послѣднее слово, видно было, что оба приняли все это изреченіе какъ бы за откровеніе небожителя. «Лютеръ!» говоритъ Жанъ-Поль: «Ты походишъ на Рейнскій водопадъ! Какъ мощно гремишь и бушуешь ты! Но какъ въ струяхъ водопада играетъ радуга, такъ и въ твоей груди покоится радуга милости и мира! Ты колеблешь только устои земли, а не неба!» Это звучитъ очень красиво, но куда торжественнѣе, вѣрнѣе, задушевнѣе, по тону и выраженію, прозвучали для меня слова, сказанныя женѣ старикомъ крестьяниномъ: «Да, вотъ былъ человѣкъ!» Думаю, что и самъ Жанъ-Поль согласился бы со мною, присутствуй онъ при этомъ.
Да, Лютеръ былъ воистину человѣкомъ! Потому-то онъ и сломилъ папское иго, потому-то и пѣлъ:
«Wer nicht liebt Wein, Weiber und Gesang,
Der bleibt ein Narr sein Leben lang!»
|
потому-то и запустилъ въ чорта чернильницей. Недаромъ говоритъ одинъ нѣмецкій поэтъ (Берне, если не ошибаюсь):—«Нѣтъ болѣе опаснаго оружія противъ чорта, какъ чернила и книгопечатаніе; они когда-нибудь окончательно сживутъ его со свѣта!»
Г. Х. Андерсенъ. Собраніе сочиненій Андерсена въ четырехъ томахъ. Томъ третій. Изданіе второе — С.-Петербургъ: Акціон. Общ. «Издатель», 1899, С.357—359