Оригинал: нем.Für die Mouche («Es träumte mir von einer Sommernacht…»), 1856. — Из цикла «Из немецких поэтов», сб. «Новые стихотворения 1898—1904». Перевод созд.: ориг. 1856, опубл: 1905. Источник: О. Н. Чюмина. Новыя стихотворенія. 1898—1904. — СПб.: Типографія т-ва «Общественная Польза», 1905. — С. 217—223.. • Стихотворение обращено к последней пассии Гейне, Элизе Криниц (другое имя — Камилла Сельден), которую он называл «Мушкой». См. также перевод Минаева.
О летней ночи грезил я во сне.
Передо мной — добыча разрушенья,
Безмолвные виднелись при луне
Развалины эпохи Возрожденья.
5 Кой где столбы дорических колонн
Нетронуты вздымалися из праха
И с вызовом глядели в небосклон,
Не ведая пред молниями страха.
Разбитые — везде лежали здесь 10 Фронтонов ряд, портал, овитый лавром,
И статуи — людей с зверями смесь:
Сатиры, сфинкс с химерой и центавром.
Из мрамора виднелся саркофаг,
Нетронутый под грудою развалин, 15 И в нём мертвец, с покорностью в чертах,
Покоился, недвижен и печален.
Тот саркофаг с усилием большим
Кариатид толпа приподнимала;
На цоколе высоком и над ним 20 Лепных фигур виднелося не мало.
С разгульною толпой своих богов
Являлся там Олимп во всём величье, —
Адам и Ева — в пояс из листов
Облечены стыдливо, для приличья.
25 Там был Парис, Еленою пленён,
И Гектор сам в вооруженье бранном;
Вот Моисей, а рядом — Аарон,
Юдифь, Эсфирь и Олоферн с Аманом.
Вот бог — Амур, Меркурий, Аполлон, 30 Вулкан, супруг красавицы Венеры,
Приап и Вакх с Силэном, и Плутон
С похищенною дочерью Цереры,
Вот и осёл красноречивый тот,
Который вёз когда-то Валаама, 35 Упившийся с детьми своими Лот
И жертвоприношенье Авраама.
Вот голова Крестителя видна, —
Её несёт царю Иродиада…
Апостол Пётр с ключами, Сатана 40 И грешники во тьме кромешней ада.
Там не один изящный барельеф
Изображал Юпитера победу,
И царь богов, Данаей овладев,
Преследовал, под видом птицы, Леду,
45 Со свитою Диана мчится в лес
На дикий лов, при громких звуках рога,
И женщиной одетый Геркулес,
Прядёт куде́ль смиренно у порога.
Вот и народ Израиля. Тельцам 50 Приносит он моление, как Богу;
Об истине вещает мудрецам
Христос-Дитя, пришедший в синагогу.
Здесь — э́ллинский и иудейский дух;
Подчёркнуты контрасты очень резко, 55 И только плющ, обвившийся вокруг,
Их обрамляет общей арабеской.
Меж тем, как я глядел вокруг себя,
Сознанием душа была объята,
Что тот мертвец — не кто иной, как я, 60 Мертвец в гробу, украшенном богато.
Тут в головах заметил я цветок;
Загадочный — лиловый с золотистым,
Он странен был, но каждый лепесток
Проникнут был очарованьем чистым.
65 В ту ночь, когда лилася кровь Христа
(В народе есть предание об этом) —
Впервые он расцвёл в тени креста
И потому зовётся страстоцветом,
Как будто бы в застенке палача, 70 На нём видны орудья мук Христовых:
Всё, от креста, веревок и бича,
До молота — с венцом из игл терновых.
Такой цветок, мой осеняя гроб,
Как женщина, склонялся к изголовью; 75 Он целовал глаза мои и лоб,
И руки мне он целовал с любовью.
О, чары сна! Цветок лиловый в миг
Чудесное постигло превращенье:
Я в нём, узрел любимый женский лик. 80 Она, она! В том не было сомненья.
Тебя узнал в лобзаньях я твоих,
Ты надо мной рыдала безнадёжно.
Нет у цветов горючих слёз таких
И так цветы лобзать не могут нежно!
85 Хотя открыть не в силах был очей,
Но милый лик я созерцал духовно;
Бледна, как тень, в сиянии лучей
Ты надо мной склонялася любовно.
Молчали мы, но думы все твои 90 Угадывал я сердцем — и желанья;
Нет прелести в обмене слов любви,
Цветок её — стыдливое молчанье,
Чарующий, безмолвный разговор!
Поверят ли, что в дивном созерцанье, 95 Как сон любви, как светлый метеор,
Промчалась ночь блаженства и страданья!
Что молвили мы оба в тишине —
Не спрашивай! Пускай волна ответит,
О чём она журчит другой волне? 100 Спроси, зачем червяк во мраке светит?
О чём листва шепталась с ветерком?
Зачем цветы благоухают летом?
Но что друг другу молвили с цветком
Мертвец его — не спрашивай об этом.
105 И долго ль я, покояся в гробу,
Блаженствовал в отрадном сновиденье —
Не знаю сам, но я молил судьбу
Продлить на век моё успокоенье.
О, смерть! Лишь там, в могильной тьме твоей, 110 Мы счастия вполне узнаем сладость;
Порыв, борьбу безумную страстей —
Жизнь выдаёт обманчиво за радость.
Но — горе мне! Прервался дивный сон:
Послышался внезапно шум ужасный, 115 И мой цветок спугнул собою он, —
Встревожен им, исчез цветок прекрасный.
Возня и крик, проклятья, целый ад!
Прислушавшись к бесплодному раздору,
Я понял тут, что барельефов ряд 120 Затеял вдруг отчаянную ссору.
Воскресшие из мрамора — опять
Заспорили два вражеские стана,
И Моисей спешил перекричать
Проклятьями языческого Пана.
125 Пока живёт и дышет человек —
Спор двух начал продлится — беспределен:
Здесь Истина с Красою спорит век,
И с варваром не примирится Э́ллин.
Так я внимал потоку бранных слов, 130 Но вдруг среди отчаянного гама,
Всех заглушил — и смертных, и богов —
Осёл, что вёз когда-то Валаама.
Мне слух терзал его глупейший рёв;
Я всей душой невольно возмутился, 135 Почувствовав неудержимый гнев,
Я вскрикнул сам — и сразу пробудился!
См. также одноимённые страницы.