НАСТУПИЛО Рождество. Золотой Рогъ покрылся прочнымъ льдомъ, окружившимъ стальныя громады трехъ крейсеровъ, зимующихъ на рейдѣ. На верхушкахъ горъ, у Орлинаго Гнѣзда, и на полянахъ, среди золотистаго, еще не сбросившаго листьевъ дубоваго лѣса, виднѣлись бѣлыя пятна снѣга, но въ городѣ трещали нелѣпыя, дико мчавшіяся извозчичьи пролетки, и скрипѣли тяжелыя китайскія арбы, запряженныя шестерками низкорослыхъ лохматыхъ лоадокъ.
По заливу скользили отъ Гнилого Угла до адмиральской пристани буера, сверкая на солнцѣ бѣлыми парусами, жадно ловящими свѣжій вѣтеръ, несущій съ собою острыя и твердыя снѣжныя иглы. Всѣ магазины были заперты. Гудѣли колокола въ соборѣ, перекликались матросы, гуляющіе по городу, и взвизгивали китайцы, которыхъ дергали за косы или щелкали по гладко выбритымъ головамъ прохожіе изъ простонародья.
У морского собранія стояла толпа. Читали широко вѣщательную афишу, сообщавшую о большомъ блестящемъ балѣ.
Это былъ единственный большой балъ, на которомъ встрѣчался „весь свѣтъ“. Вечеромъ къ подъѣзду морского собранія, ярко освѣщеннаго и задрапированнаго краснымъ сукномъ, флагами и гирляндами изъ еловыхъ вѣтокъ, начали подкатывать собственные экипажи и извозчичьи пролетки; изъ нихъ выходили дамы, закутанныя въ ротонды и мягкіе платки. Они шли къ подъѣзду, высоко подобравъ юбки и смѣло показывая ноги въ шелковыхъ чулкахъ и изящныхъ туфелькахъ. За ними слѣдовали мужчины въ мѣховыхъ пальто, шубахъ и военныхъ шинеляхъ.
Клубы пара, сверкающія въ лучахъ электрическихъ фонарей снѣжинки, брилліанты дамъ, мерцающіе загадочнымъ свѣтомъ среди мѣха и шелка, веселые окрики, смѣхъ, переругиваніе кучеровъ и топотъ лошадей, создавали ту возбуждающую, пряную атмосферу, которая заставляетъ скорѣй биться сердце и волноваться непонятнымъ, какимъ-то острымъ волненіемъ.
Къ подъѣзду на исходѣ одиннадцатаго часа подъѣхалъ на извозчикѣ Вольфъ. Онъ сбросилъ пальто на руки подскочившаго къ нему служителя и подошелъ Къ Зеркалу.
Онъ внимательно осмотрѣлъ свою стройную фигуру, затянутую въ безукоризненный фракъ, въ петлицѣ котораго бѣлѣла небольшая хризантема. Натягивая перчатку, Вольфъ вошелъ въ залъ.
Было тѣсно, и пришлось протискиваться въ толпѣ. Цыганки, русалки, испанки, польки, скоморохи, домино, пьеро, пьеретты, китайцы, древніе самураи шли сплошной стѣной. Кивая головами и смѣшно перегибаясь, они старались, измѣняя подъ масками свои голоса, выпросить билетики для полученія призовъ.
Вольфъ сунулъ первой попавшейся маскѣ свои билетики и шелъ въ толпѣ, кого то высматривая. Наконецъ, онъ замѣтилъ Вотана, окруженнаго стаей какихъ-то наядъ съ рыбами въ волосахъ и водяными лиліями въ складкахъ полупрозрачныхъ платьевъ изъ голубой кисеи.
— Старичокъ, старичокъ! — визжали онѣ. — Мы тебя знаемъ!
Начиналась „интрига“, и чтобы отвязаться отъ назойливыхъ масокъ, Вотанъ, по привычкѣ криво улыбнувшись, что обозначало у него всегда признакъ раздраженія, замѣтилъ:
— Конечно, вы меня знаете! Вы покупали у меня эту плохую кисею, изъ которой дѣлаютъ лишь отдѣлку для гробовъ, а не платья, мои милыя!
Съ визгомъ и довольно откровенной бранью, толпа наядъ разбѣжалась въ разныя стороны.
Къ Вотану подошелъ Вольфъ и взялъ его подъ руку.
— У меня важное дѣло къ вамъ! — сказалъ капитанъ.
— И даже здѣсь, на балу, у васъ дѣла? — не удержался отъ ехиднаго замѣчанія старикъ.
— Самое подходящее мѣсто! — не замѣчая язвительнаго тона Вотана, отвѣтилъ Вольфъ. — Сдѣлайте видъ, что слушаете забавный анекдотъ, а я вамъ все передамъ.
И, крѣпко прижавъ къ своему боку руку Вотана, капитанъ зашепталъ, улыбаясь и играя глазами:
— Только что меня посѣтилъ одинъ человѣкъ, заявившій, что война между Россіей и Японіей неизбѣжна. Начнетъ ее нападеніемъ своего флота Японія. Намъ нужно усилить свою дѣятельность, такъ какъ наше правительство крайне заинтересовано въ ослабленіи Россіи. Если война съ Японіей окончится для Россіи неудачно, мы можемъ быть увѣрены, что Россія въ теченіе пятидесяти лѣтъ не окрѣпнетъ, а до того времени наша армія вторгнется за Вислу и совершитъ побѣдоносный походъ.
Улыбаясь и дѣлая видъ, что слушаетъ смѣшной разсказъ, Вотанъ шепнулъ:
— Вѣсти точныя?
— Самыя точныя! — отвѣтилъ Вольфъ. — Привезъ ихъ мнѣ вѣрный человѣкъ вмѣстѣ съ приказомъ германскаго посла въ Пекинѣ. Приказъ этотъ безъ номера, но идетъ подъ литерой „К" по агентурному отдѣлу посольства. Посолъ пишетъ, что мы должны согласовать свою дѣятельность съ дѣятельностью другихъ нѣмецкихъ торговыхъ домовъ — „Артура Родпеля“, „Хильманса“, „Дангелидера“ и „Витмана-Бауернамера“.
— Въ чьихъ рукахъ должна быть сосредоточена эта работа? — спросилъ Вотанъ.
— Въ моихъ! — съ громкимъ смѣхомъ отвѣтилъ Вольфъ и шепнулъ: — Таковъ приказъ! Но простите, дорогой шефъ, мнѣ — недосугъ. Я хочу развлечься!
Онъ, не дожидаясь отвѣта, оставилъ сразу потерявшаго настроеніе Вотана и подошелъ къ группѣ молодыхъ флотскихъ офицеровъ, веселымъ и шумнымъ кольцомъ окружавшихъ высокихъ, стройныхъ брюнетокъ, съ большими томными глазами, которыхъ не могли скрыть широкіе вырѣзы масокъ. Замѣтивъ склонившагося передъ ними въ низкомъ поклонѣ Вольфа, онѣ немного смутились, но старшая изъ нихъ сразу взяла себя въ руки и сказала:
— А-а! нашъ чемпіонъ тенниса? Очень рада! Вы танцуете?
— О, да, и даже очень! — отвѣтилъ Вольфъ и протянулъ руку.
— Могу васъ просить, Нина Георгіевна?
Нина Георгіевна встала, и пара тотчасъ же умчалась въ вальсѣ.
— Вы шутите со мной? — спросилъ Вольфъ, наклоняясь къ уху своей дамы, и лицо его приняло холодное и жестокое выраженіе. — Вы мнѣ доставляете свѣдѣнія, годныя только для городскихъ сплетницъ. Ваши поклонники, вѣроятно, знаютъ о дѣлахъ не больше моего извозчика, стоящаго у подъѣзда собранія. Мнѣ такихъ свѣдѣній не нужно! Вы слышите? И помните, что въ противномъ случаѣ я протестую ваши векселя! Пусть тогда вашъ мужъ узнаетъ для кого вы въ его отсутствіе добывали деньги...
Нина Георгіевна молчала. Вольфъ довелъ ее до ея мѣста и, посадивъ, подошелъ къ ея сестрѣ.
Вскорѣ они уже танцовали.
— Ну, что же? — спросилъ во время фигуры вальса Вольфъ.
— Мнѣ очень тяжело! — прошептала она.
— Отчего же вамъ тяжело, Марія Георгіевна?-съ насмѣшкой въ голосѣ спросилъ ее капитанъ.
— Вѣдь это же предательство, въ концѣ-концовъ? — сказала она.
— Предательство? — протянулъ онъ, изобразивъ глубочайшее изумленіе. — Почему предательство? Я — членъ общества мира и изучаю статистику вооруженныхъ силъ и затратъ на нихъ во всѣхъ государствахъ. Мнѣ нужны тѣ свѣдѣнія, которыя государство считаетъ своей тайной. — Вотъ и все! Это съ научной цѣлью, быть можетъ, для пользы всего міра.
— Да, можетъ быть,... начала было Марія Георгіевна, но ее перебилъ Вольфъ.
— Какая досада! — сказалъ онъ. — Мнѣ предлагаютъ эти свѣдѣнія изъ другого источника, но требуютъ какъ разъ ту сумму, на какую я поручился за этого славнаго барона Клейста. Вѣдь, пожалуй, онъ слетитъ со своего мѣста, въ случаѣ скандала? Какъ вы думаете?
Марія Георгіевна вздрогнула и сжала руку своего кавалера.
— Бога ради, только не это! Я все сдѣлаю.... все... Ждите меня завтра у себя около восьми вечера...
Они быстро закружились въ вальсѣ. Усадивъ свою даму на мѣсто, капитанъ толкался среди переливающейся изъ зала въ залъ публики, улыбался и кланялся знакомымъ, хлопалъ по плечу многочисленныхъ пріятелей и цѣловалъ ручки дамъ. Его окликали, шутили съ нимъ. Маски то и дѣло окружали Вольфа и по сверкающимъ и томнымъ глазамъ можно было судить, что стройный красивый инженеръ торговаго дома „Артигъ и Вейсъ“ пользовался большимъ успѣхомъ среди мѣстныхъ дамъ.
Старый Вотанъ слѣдилъ за нимъ и со злобой замѣтилъ, что Вольфъ, прожившій въ городѣ всего полгода, зналъ всѣхъ, и всѣ питали къ нему дружескія и довѣрчивыя чувства.
Но, несмотря на наружное спокойствіе и даже фривольный видъ, съ какимъ Вольфъ заигрывалъ съ масками, что-то нашептывалъ имъ, отъ чего онѣ хохотали и иногда смущались; несмотря на то, что онъ выпилъ три бокала шампанскаго и купилъ бутоньерку цвѣтовъ, — онъ кого-то искалъ глазами. По временамъ онъ нетерпѣливо стягивалъ брови, и тогда глаза его становились еще болѣе холодными и безпощадными.
Но та, которую онъ ожидалъ, пріѣхала очень поздно. Она вошла въ сопровожденіи своего мужа, низенькаго сановнаго старика, лысаго и безпомощно волочашцаго ноги.
Это была высокая, величественно сложенная женщина, съ царственной головой, украшенной короной мѣдно-красныхъ волосъ. Глубокіе, безъ блеска, каріе глаза смотрѣли спокойно и властно, а на безмятежномъ и гордомъ лицѣ, казалось, никогда не было мелкихъ житейскихъ тучъ и волненій. И вдругъ лицо это сразу сдѣлалось маленькимъ, заулыбалось подобострастной, смущенной улыбкой, и глаза задернулись какой-то дымкой и не могли оторваться отъ того, кто привлекалъ ихъ къ себѣ съ такой силой.
Въ разступающейся передъ нимъ толпѣ шелъ красивый старикъ, держась прямо и съ достоинствомъ, съ которымъ можно лишь родиться. Серебряные мягкіе волосы лежали красивой волной на породистой головѣ, а сѣдые бакенбарды падали на сюртукъ. Старикъ, держа подъ руку Вольфа, говорилъ ему съ привѣтливой улыбкой:
— Очень, очень благодарю васъ, Карлъ Христофоровичъ, за любезно присланную мнѣ коллекцію этихъ чудныхъ французскихъ пикантныхъ карточекъ! Сколько я вамъ долженъ?
— О, помилуйте! — возражалъ съ поклономъ Вольфъ.
— Я случайно, почти даромъ, пріобрѣлъ это въ Парижѣ, куда ѣздилъ изъ Лондона по дѣламъ фирмы, гдѣ я раньше служилъ. Вѣдь я — вольная и очень непосѣдливая птица. Сегодня я — здѣсь, а завтра — тамъ! Мнѣ будетъ очень пріятно знать, что у васъ, котораго я такъ почитаю, останется небольшая обо мнѣ памятка.
Сановный старикъ крѣпко пожалъ руку Вольфу, глазами улыбнулся ему, а затѣмъ воскликнулъ:
— Мais, mon cher Вольфъ! Вѣдь это же Артемида, божественная Діана-охотница! Идемъ! Идемъ!
Красавица, названная Артемидой, поклонилась старику и, пока ея мужъ лебезилъ передъ нимъ, она подала руку Вольфу, а онъ цѣловалъ ее долгимъ поцѣлуемъ.
— Довольно! — шепнула она.
— Я пьянъ! — также шепотомъ отвѣтилъ капитанъ. — Я пьянъ вашимъ видомъ! Я схожу съ ума!
Онъ взялъ ее подъ руку, и они пошли въ буфетъ, гдѣ былъ устроенъ „баръ“. Вольфъ мигнулъ буфетчику и приказалъ:
— Шерри-коблеръ, по моему рецепту!
Пока буфетчикъ мѣшалъ коньякъ съ различными ликерами и шампанскимъ и прибавлялъ къ этой крѣпкой смѣси вмѣсто льда замороженныя сливки и малиновый сиропъ, Вольфъ говорилъ Артемидѣ:
— Я хочу молиться вамъ, богиня, но вмѣстѣ съ тѣмъ я хочу проклинать васъ! Вы отняли у меня покой, сонъ, способность работать. Мысли мои и желанія скованы, а воля моя разсѣялась, какъ туманъ! Зачѣмъ вы мучаете меня? Долго ли вы будете играть мною?
Рыжая женщина молча слушала. Она закинула голову и, казалось, упивалась страстнымъ шепотомъ Вольфа и вздрогнула, когда онъ схватилъ ея руку и крѣпко сжалъ ее. Она взглянула на него и прочла въ его расширившихся зрачкахъ желаніе и рѣшимость.
— Пить! — сказала она сквозь зубы.
Вольфъ протянулъ ей бокалъ, и она почти сразу вытянула шерри-коблеръ черезъ соломинку.
— Еще! — приказалъ капитанъ.
И, ничего уже не говоря, они пили бокалъ за бокаломъ, пока лицо Артемиды не поблѣднѣло, а на немъ багровымъ пятномъ, какъ свѣжая рана, выступили губы. Глаза ея пылали, почти жгли.
— Я хочу на морозъ! — крикнула она и разсмѣялась мелкимъ дразнящимъ смѣхомъ. Она почти бѣжала, расталкивая гуляющихъ по залу масокъ. Добѣжавъ до зимняго сада, она открыла дверь и выбѣжала на веранду, Выходящую въ садъ, террасами спускающійся къ морю.
— Вы простудитесь! — крикнулъ, догнавъ ее, Вольфъ.
— Нѣтъ! — покачала она головой и стояла въ легкомъ платьѣ, съ открытой грудью и плечами, глубоко и возбужденно дыша.
— Мнѣ страшно!... — сказалъ капитанъ. Онъ накинулъ на плечи Артемиды спустившуюся соболью накидку и, обнявъ дрожащую отъ волненія и холода женщину, прижалъ къ груди.—Такъ вамъ будетъ теплѣе!
Артемида прижалась къ нему и, взявъ его руки, положила къ себѣ на плечи.
Потомъ вдругъ рванулась и крикнула:
— Хочу чего нибудь безумнаго! Слышите?
— Хорошо! — отвѣтилъ капитанъ, и, прежде чѣмъ она могла опомниться, онъ схватилъ ее руки, поднялъ, какъ маленькую дѣвочку, и началъ сбѣгать съ горы, внизъ къ морю.
— Я вас повезу на буерѣ — говорилъ онъ, прерывающимся голосомъ, чувствуя какъ все сильнѣе и тѣснѣе прижимается къ нему Артемида, съ блѣднымъ лицомъ, крѣпко сжатыми губами и туманящимися глазами.
Онъ усадилъ ее на буеръ, прикрылъ лежащей волчьей шкурой и поднялъ парусъ. Свѣжій вѣтеръ подхватилъ легкое судно, и оно съ визгомъ полозьевъ, шурша перекидываемымъ съ борта на бортъ парусомъ, понеслось по ледяной глади залива. Порой подъ ними не чувствовалось опоры, такъ какъ на неровностяхъ льда или на небольшихъ сугробахъ вѣтеръ подхватывалъ буеръ и несъ его по воздуху. Вольфъ правилъ мастерски и довелъ, кружа по заливу, буеръ до того мѣста, гдѣ уже портовые ледоколы разбивали ледъ. Тогда онъ началъ быстро направлять санки обратно и несся съ такой быстротой, что летящія снѣжинки превращались въ сплошныя бѣлыя полосы, мчащіяся куда то и врѣзающіяся въ землю; въ ушахъ свистѣлъ вѣтеръ, пронзительно визжали полозья и скрипѣла мачта съ гудящимъ отъ натуги парусомъ, ловящимъ вѣтеръ.
— Еще! Еще! — умоляла Артемида, прижимаяась разгорѣвшимся лицомъ къ рукѣ Вольфа.
Но онъ не слушалъ, и, завернувъ ее въ шкуру, бросился вверхъ по лѣстницѣ, донесъ ее до бокового подъѣзда Собранія, усадилъ въ стоящую пролетку и крикнулъ:
— Внизъ по Свѣтланской! Живо!
Черезъ нѣсколько минутъ они были у дома, гдѣ жила Артемида. Они открыли двери, не будя прислугъ, и, когда вошли въ будуаръ, она хотѣла зажечь лампу, но Вольфъ бросился къ ней и началъ осыпать поцѣлуями ея губы, глаза, грудь и ноги. Она въ изнеможеніи упала на кушетку и вдругъ схватилась за грудь. Вольфъ сразу успокоился и внимательно смотрѣлъ на ту, которую нѣсколько мгновеній тому назадъ сжигалъ своими поцѣлуями. Голова Артемиды свѣсилась съ кушетки, и все безжизненное тѣло ея медленно сползало на землю.
Вольфъ увѣренными шагами прошелъ въ кабинетъ и оглядѣлъ его. Потомъ онъ открылъ лежащую на столѣ папку и взглянулъ на первую сверху бумагу.
Мужъ Артемиды, видно, почти на полусловѣ прервалъ важный докладъ и, сложивъ всѣ секретныя бумаги въ папку, оставилъ ее на столѣ и уѣхалъ съ женою на балъ...
Вольфъ совершенно спокойно перелисталъ нѣкоторыя бумаги, записалъ нѣсколько цифръ и нѣкоторыя свѣдѣнія, затѣмъ вошелъ въ будуаръ, гдѣ началъ приводить въ чувство Артемиду.
— Вамъ, дорогая, любимая, надо позаботиться о своемъ здоровьѣ! — говорилъ онъ, прощаясь сухимъ и холоднымъ голосомъ.
Выйдя на улицу, онъ сѣлъ въ пролетку и, закрывшись полостью, крикнулъ: — Въ Морское Собраніе!
Вольфъ отыскалъ свою шубу и тотчасъ же поѣхалъ домой.
Въ своемъ кабинетѣ онъ почти до утра писалъ длинную бумагу, прося предоставить поставку цемента „единственно кредитоспособной и надежной на Дальнемъ Востокѣ „Артигъ и Вейсъ“, которая можетъ предложить къ тому же цѣны, не превышающія, вѣроятно, одобренныхъ строительной комиссіей“.
Провѣривъ еще разъ всѣ цифры въ своей бумагѣ съ записанными въ домѣ Артемиды, Вольфъ написалъ телеграмму въ Берлинъ Фахгейму.
„Фирма, исполняя предписанія, потерпитъ на поставкѣ цемента восемдесятъ шесть тысячъ рублей убытка, который прошу возстановить нашей гамбургской конторѣ“.
Когда Вольфъ закончилъ свою работу и тщательно вымарывалъ изъ записной книжки добытыя у Артемиды свѣдѣнія, онъ слышалъ какъ со звономъ бубенчиковъ, съ криками и съ пѣніемъ разъѣзжались съ бала въ Собраніи запоздавшія, кутящія компаніи.