СТАРЫИ Вотанъ пришелъ домой и, усѣвшись въ своемъ кабинетѣ въ глубокое покойное кресло, сердился на себя. Онъ упрекалъ себя, что слишкомъ скоро и довѣрчиво примирился съ командированнымъ къ нему капитаномъ и поспѣшилъ протянуть ему обѣ руки, словно онъ, Вотанъ, заискивалъ въ пріѣзжемъ и искалъ его дружбы и покровительства.
Вольфъ такъ, вѣроятно, и понялъ порывъ стараго главноуправляющаго торговаго дома „Артигъ и Вейсъ“, такъ какъ Вотанъ ясно представлялъ теперь ироническую и хитрую улыбку, скользнувшую по лицу капитана.
— Я становлюсь мнительнымъ! — пожалъ плечами Вотанъ. — Развѣ Вольфъ — первый нѣмецкій офицеръ, котораго командировало правительство на службу въ фирмѣ? Развѣ не было этого при старикахъ Вейсѣ и Артигѣ.
Вотанъ взялъ со стола газету и углубился въ чтеніе, но мысли не улеглись, и тревожное предчувствіе какой-то опасности заставило его отложить газету и вновь обдумывать положеніе. Онъ тотчасъ же понялъ разницу между присылаемыми въ фирму офицерами и Вольфомъ. Одни изъ нихъ пріѣзжали на практику, изучали русскій языкъ, много путешествовали по Тихоокеанской окраинѣ, служили въ отдѣленіяхъ фирмы въ Хабаровскѣ, Благовѣщенскѣ, Николаевскѣ на Амурѣ, Ново-Кіевскѣ, Никольскѣ-Уссурійскомъ и въ селахъ, разбросанныхъ въ богатой Уссурійской тайгѣ; другіе жили недолго, исполняли данныя имъ порученія и уѣзжали въ Германію. Всѣ они, однако, обо всемъ докладывали ему, Вотану, совѣтовались съ нимъ и чувствовали, что онъ—глава Торговаго Дома и человѣкъ, котораго лично знали принцъ Генрихъ и министры въ Берлинѣ.
Онъ зналъ, что эти офицеры снимали карты Японскихъ береговъ, ѣздили въ качествѣ приказчиковъ „Артига и Вейса“ въ Канаду и Соединенные Штаты, высматривали и изучали и устье рѣки Св. Лаврентія, и береговыя укрѣпленія Штатовъ, и верфи, строящія военныя суда.
Вольфъ не походилъ на нихъ. Онъ ни словомъ не обмолвился о данныхъ ему порученіяхъ, потребовалъ, сославшись на инспекторскій циркуляръ за № 29, разосланный еще съ Января 1901 года всѣмъ тайнымъ агентамъ германскаго правительства, предоставленія ему секретныхъ документовъ. Въ манерѣ и взглядѣ Вольфа чувствовалась большая сила, и старый Вотанъ пока безпричинно боялся за свою судьбу.
Вотанъ былъ богатъ и давно забылъ то время, когда тянулъ лямку прикащика въ желѣзной торговлѣ простодушнаго нѣмца Мюльферта, и не денежный вопросъ тревожилъ его теперь. Онъ зналъ всѣхъ въ городѣ, зналъ всѣхъ въ огромномъ краѣ, гдѣ могли бы помѣститься три германскихъ имперіи, былъ любезенъ со всѣми сильными и вліятельными, услужливъ и то подобострастенъ, то низкопоклоненъ, но и наглъ. Съ низшими и нуждающимися въ немъ, Вотанъ былъ жестокъ и безпощаденъ. Вотъ почему въ его жизнь, наряду съ „общимъ уваженіемъ“ и почетомъ, врывалась порой и ненависть, не знавшая границъ между дозволеннымъ и недозволеннымъ и горѣвшая лишь однимъ желаніемъ мести за обиду, оскорбленіе и издѣвательство, совершенныя надъ попавшими въ цѣпкія руки торговаго дома людьми. Эти-то враги давно проникли въ тайны „универсальнаго магазина Артигъ и Вейсъ“ и знали, или вѣрнѣе догадывались, о дѣятельности многихъ прикащиковъ и конторщиковъ, служившихъ у Вотана.
Изъ конторы разъ были похищены торговыя книги фирмы и кѣмъ-то черезъ нѣсколько дней подкинуты во дворъ дома Вотана. Тогда же мѣстныя власти получили доносъ, что фирма изъ года въ годъ несетъ на многихъ подрядахъ убытки, но, несмотря на это, расширяетъ свое предпріятіе и возводитъ новыя постройки. Авторы доноса задавали вопросъ, чѣмъ занимается и для чего существуетъ торговый домъ „Артигъ и Вейсъ“ при такихъ условіяхъ.
Былъ еще одинъ врагъ у стараго Вотана. Онъ по являлся неизмѣнно къ Новому Году и, ухмыляясь, говорилъ, входя въ кабинетъ Вотана:
— Угодно отсрочить праведную надъ вами казнь?
Вотанъ, ни слова не говоря, вынималъ загото вленный чекъ на двѣ тысячи рублей, протягивалъ его посѣтителю, смотря на него вопросительнымъ взглядомъ, а посѣтитель, маленькій, широкоплечій человѣкъ, держась по военному, съ лицомъ измятымъ, словно исполосованнымъ хлыстомъ, скалилъ неровные, большіе зубы, пломбированные золотомъ, и вы нималъ бумажникъ. Доставъ изъ него телеграфный бланкъ, онъ развертывалъ его передъ глазами злобно смотрѣвшаго на него Вотана и хриплымъ, слегка сипящимъ голосомъ, читалъ:
— „Инкоу, Троману, передать въ Владивостокъ „Артигъ и Вейсъ“ въ цибикѣ чаю. Позаботьтесь получить, не останавливаясь передъ низкими цѣнами, подрядъ на желѣзо въ крѣпостныхъ районахъ. Бронмейеръ“.
— Итакъ — хихикалъ посѣтитель — телеграмма у меня, и я ее еще, по подлости моей натуры, не использовалъ. А интересно бы посмотрѣть на васъ у слѣдователя и послушать, что бы вы говорили объ отношеніяхъ генерала Бронмейера, начальника канцеляріи германскаго военнаго министра, къ поставкамъ желѣза торговымъ домомъ „Артигъ и Вейсъ“. Какъ вы думаете, господинъ Вотанъ?
Но Вотанъ уже швырялъ чекъ на столъ, а посѣтитель, въ руки котораго неизвѣстнымъ путемъ попала злополучная телеграмма, подхватывалъ его и, хихикая и подергиваясь, уходилъ, не прощаясь съ хозяиномъ и даже не оглядываясь на него.
Вотанъ даже не зналъ, какъ зовутъ этого шанта жирующаго его ежегодно человѣка. О, если бы онъ зналъ его имя! Вотанъ былъ слишкомъ силенъ, чтобы смѣльчакъ могъ скрыться отъ него. Незнакомецъ же, получивъ деньги, безслѣдно исчезалъ до слѣдующаго года.
Были и другіе враги у фирмы и у самого Вотана, и онъ понималъ, что, если Вольфъ прибылъ сюда, какъ врагъ, то онъ сумѣетъ предать его, долголѣтняго главу фирмы, въ руки русскаго правосудія.
Вотанъ, сильно взволнованный, всталъ и выдвинулъ ящикъ письменнаго стола. Онъ вынулъ шкатулку и открылъ ее. Въ пачкѣ старыхъ и пожелтѣвшихъ писемъ онъ отыскалъ одно, на толстой бумагѣ, украшенной замысловатымъ гербомъ и надписью надъ нимъ „Veritate ornamur“, и началъ читать:
„Дорогой мой другъ! Я вчера имѣлъ продолжительное собесѣдованіе съ военнымъ министромъ, а сегодня, по пріѣздѣ въ Берлинъ имперскаго канцлера, и съ нимъ. Оба они настаиваютъ на необходимости, чтобы вы приняли русское подданство, такъ какъ близится время, когда окажется неудобнымъ и безполезнымъ имѣть во главѣ вашей фирмы, приносящей такую пользу правительству, германскаго подданнаго. Извѣщая васъ объ этомъ, я съ своей стороны, памятуя о нашихъ старинныхъ и дружескихъ отношеніяхъ, совѣтую вамъ поспѣшить съ исполненіемъ вполнѣ разумнаго и своевременнаго желанія нашего правительства. Искренно къ вамъ расположенный
Нѣсколько разъ пробѣжавъ письмо главы германскихъ консерваторовъ и самыхъ ярыхъ враговъ Россіи, старый Вотанъ задумался.
— Развѣ я не исполнилъ воли правительства? — беззвучно спросилъ онъ кого-то, кто долженъ былъ все слышать и понять.–Развѣ я не выполнилъ всѣхъ предписаній Берлина? Видитъ Богъ, что я служу дѣлу вѣрой и правдой...
Размышленія его были прерваны стукомъ въ дверь. Вошелъ очень древній, сгорбленный старикъ.
— Садитесь, господинъ Мюльфертъ! — радостно привѣтствовалъ гостя Вотанъ. — Самъ Богъ привелъ васъ ко мнѣ! Мнѣ очень нужно поговорить съ вами, господинъ Мюльфертъ, поговорить по дружбѣ!
И онъ началъ дѣлиться со своимъ бывшимъ хозяиномъ, а теперь приказчикомъ, тревогами и опасеніями, возбужденными пріѣздомъ Вольфа. Вотанъ прочелъ Мюльферту письмо графа Мирбаха, говорилъ о своей беззавѣтной преданности Германіи, и, казалось, что онъ оправдывается передъ кѣмъ-то и проситъ пожалѣть его.
Внимательно слушалъ. его Мюльфертъ и молчалъ, обдумывая услышанное. Было уже далеко за полночь, когда старики, окруженные клубами сигарнаго дыма, пришли къ неизбѣжному рѣшенію.
— Надо слѣдить!—шепнулъ, прощаясь съ хозяиномъ, Мюльфертъ. — Если же Вольфъ попытается спихнуть васъ, мы предадимъ его.
— Такъ вы слѣдите за нимъ, дорогой Мюльфертъ! — сжимая ему руку, попросилъ Вотанъ.
Старикъ молча кивнулъ головой и вышелъ.