Говоря о звуковомъ развитіи языка, мы подчеркнули важную роль, которую играетъ въ этомъ процессѣ смѣна генерацій. Послѣднимъ обстоятельствомъ обусловливается и тотъ интересъ, какой представляетъ для лингвистики изслѣдованіе постепеннаго образованія рѣчи у каждой новой генераціи или, другими словами, дѣтской рѣчи, изученіе которой можетъ пролить свѣтъ и на трудный вопросъ о самомъ происхожденіи человѣческаго слова. Въ своемъ разсмотрѣніи развитія дѣтской рѣчи мы не ограничимся поэтому одною внѣшнею или звуковою стороной, но коснемся также и внутренней или смысловой.[1]
Въ развитіи дѣтскаго произношенія можно установить четыре періода: 1) подготовительный періодъ или періодъ рефлекторныхъ криковъ и гуленья, начинающійся со дня рожденія и заканчивающійся въ общемъ на второмъ году; 2) періодъ упрощеннаго произношенія слышимыхъ словъ, продолжающійся мѣсяца четыре; 3) періодъ бо̀льшаго приближенія къ произношенію окружающихъ, продолжающійся мѣсяцевъ шесть, и, наконецъ, 4) періодъ, когда ребенокъ, уже достаточно овладѣвшій звуками языка, переходитъ къ обычной рѣчи.
I. Подготовительный періодъ. Въ началѣ этого періода ребенокъ издаетъ только рефлекторные крики, возбуждаемые въ немъ обычно чувствомъ голода или боли. По закону памяти и эти крики не могутъ не оставлять слѣда, такъ какъ происходящія при нихъ движенія органовъ рѣчи сопровождаются мышечнымъ чувствомъ, съ которымъ постепенно ассоціируются получаемыя одновременно слуховыя ощущенія отъ этихъ криковъ. Во второй половинѣ подготовительнаго періода ребенокъ издаетъ звуки (какъ говорятъ — „гулить“) уже независимо отъ болѣзненныхъ импульсовъ, а просто забавляясь или тѣшась самымъ процессомъ производства этихъ звуковъ и подготовляясь такимъ образомъ къ возможности подражанія. Начиная съ слѣдующаго періода, ребенокъ, слушая слова, произносимыя окружающими, старается имъ подражать и сначала, конечно, очень несовершенно. Обратимся теперь къ самому разсмотрѣнію постепеннаго усвоенія ребенкомъ слышимой рѣчи, при чемъ должны замѣтить, что предлагаемый матеріалъ не исчерпываетъ всего разнообразія дѣтской рѣчи, развитіе которой можетъ представлять тѣ или другія индивидуальныя особенности и отклоненія. Въ виду этого и самое распредѣленіе явленій по періодамъ не можетъ считаться категоричнымъ.
II. Періодъ упрощеннаго произношенія. Въ началѣ этого періода ребенокъ уже обладаетъ тремя крайними гласными звуками — а, і и у, изъ которыхъ самымъ излюбленнымъ является звукъ а, замѣняющій собою у ребенка и недостающіе средніе гласные (т. е. э и о). При этомъ ребенокъ произноситъ лишь односложныя слова, обращая въ таковыя и слышимыя имъ двусложныя, въ которыхъ по-видимому вниманіе его останавливается преимущественно на начальномъ слогѣ, напр. вмѣсто „большой“ ребенокъ произноситъ ба, вмѣсто „стыдно“ — т'і. Вслѣдствіе этого одно и то же звукосочетаніе можетъ обозначать у ребенка различныя слова, напр. слогъ ма можетъ обозначать „мама“, „маленькій“ и др. Къ концу разсматриваемаго періода въ говорѣ ребенка начинаютъ уже появляться и двусложныя слова, въ которыхъ однако оба слога, т. е. ударяемый и неударяемый, произносятся почти съ одинаковымъ напряженіемъ или силой.
Въ области согласныхъ ребенокъ въ началѣ втораго періода пользуется губными п, б, м, какъ твердыми, какъ и мягкими, и затѣмъ — мягкими передне-язычными т’, д’, н’. Постоянная мягкость передне-язычныхъ согласныхъ даннаго періода объясняется тѣмъ, что образованіе бугра средне-переднею частью языка, требующееся для произнесенія этихъ согласныхъ, стоитъ ближе къ индифферентному укладу и потому легче, чѣмъ приподниманіе кончика языка къ верхнимъ зубамъ и ихъ деснамъ при одновременномъ пониженіи его средней части, какъ это требуется для соотвѣтствующихъ твердыхъ согласныхъ.[2] Тогда же имѣетъ мѣсто и артикуляція одной средней части языка въ видѣ j. Такимъ образомъ еще во второмъ періодѣ, не смотря на весьма ограниченное число доступныхъ артикуляціонныхъ движеній органовъ произношенія, ребенокъ уже соединяетъ ихъ съ двумя главными укладами гортани, представляющими расширенную или же съуженную для звучанія голосовую щель (напр. п || б), а также пользуется и двумя положеніями мягкаго неба (срв. п || м, т’ || н’). Теперь посмотримъ, какъ ребенокъ съ помощью столь малаго пока запаса звуковъ воспроизводитъ слышимыя слова: вмѣсто всѣхъ чистыхъ (не-носовыхъ) язычныхъ согласныхъ у него на первыхъ порахъ фигурируетъ т’, вскорѣ появляется и д’, которые и являются основными, заступающими мѣсто прочихъ язычныхъ согласныхъ, вмѣсто-же губнозубныхъ (ф и в) онъ подставляетъ соотвѣтствующіе взрывные; напр.: „во[ло]сы“ = ба́т’і, „вода“ = бад’а́, „живъ“ = д’іп, „козелъ“ = т’ад’а́j. Что касается звука j, то въ началѣ словъ онъ не произносится: „ягода“ = а́kд’а, но „чаю“ = т’а́jу; кромѣ того, имъ замѣняется боковой согласный л. Звукъ k появляется къ концу втораго періода, въ началѣ же этого періода замѣняется звукомъ т’ — самымъ частымъ и любимымъ въ это время согласнымъ звукомъ ребенка, срв. „стаканъ“ = т’ат’а́н’; новый звукъ к заступаетъ собою мѣсто и соотвѣтствующаго звонкаго (г). И такъ, къ концу втораго періода ребенокъ изъ двадцати основныхъ согласныхъ (считая при этомъ твердую и мягкую разновидность за одинъ звукъ) владѣетъ уже восемью: п, б, м, т’, д’, н’, j, к. Изъ изложеннаго нами относительно согласныхъ втораго періода можно усмотрѣть, что въ говорѣ ребенка, по крайней мѣрѣ въ области язычныхъ согласныхъ, прежде появляются глухіе, а потомъ соотвѣтствующіе звонкіе (т’ раньше д’, k раньше по сравненію съ г), т. е. ребенку легче дается произношеніе язычныхъ согласныхъ при открытой голосовой щели, нежели при съуженной. Вообще же второй періодъ дѣтскаго произношенія относительно согласныхъ можно охарактеризовать главнымъ образомъ какъ періодъ взрывныхъ согласныхъ (изъ придувныхъ пока встрѣчается одинъ j).
III. Періодъ приближенія къ произношенію окружающихъ. Въ этомъ періодѣ въ области ударяемыхъ гласныхъ ребенокъ овладѣваетъ остающимися. Прежде всего у него появляется гласный ы (замѣнявшійся во второмъ періодѣ посредствомъ і, напр. „стыдно“ = т’і), но только въ положеніи послѣ губныхъ согласныхъ п, б, м. Причина въ томъ, что только губные согласные перешли въ третій періодъ въ двухъ видахъ, т. е. какъ твердые и мягкіе, согласные же передне-язычные извѣстны къ началу этого періода только какъ мягкіе (гласный же ы требуетъ твердаго произношенія предшествующихъ согласныхъ). Съ половины третьяго періода появляются уже средніе гласные, во второмъ періодѣ замѣнявшіеся посредствомъ а. Сначала усваивается гласный æ, но онъ встрѣчается только тамъ, гдѣ за нимъ въ говорѣ самого маленькаго слѣдуетъ твердый согласный, напр. „бѣгалъ“ = б’ǽкъj; если же далѣе слѣдуетъ въ его говорѣ мягкій согласный, то предшествующее э, какъ вообще всякое узкое э, замѣняется теперь посредствомъ і, напр. „надѣну“ = над’ін’у. Но въ это время гласнаго о еще нѣтъ; онъ появляется къ концу періода, какъ и узкое е. Такимъ образомъ, при переходѣ въ четвертый періодъ (т. е. къ обычной рѣчи) ребенокъ владѣетъ уже болѣе или менѣе всѣми ударяемыми гласными.
Что касается неударяемыхъ гласныхъ, то, какъ мы видѣли, къ концу втораго періода у ребенка появляются уже двусложныя слова, которыя составлены примѣнительно къ трехгласной звуковой системѣ и въ которыхъ ребенокъ произноситъ съ почти одинаковымъ напряженіемъ слогъ ударяемый и неударяемый, такъ какъ онъ еще не навыкъ регулировать наддежащимъ образомъ силу выдыхательныхъ толчковъ воздуха при произношеніи неодносложныхъ словъ. Различіе неударяемыхъ гласныхъ по степени силы и опредѣленности вырабатываются уже въ третьемъ періодѣ, съ появленіемъ въ его говорѣ трехсложныхъ словъ, естественно распространяясь въ то же время и на двусложныя. Теперь въ его говорѣ послѣударенный слогъ получаетъ уже слабое произношеніе, особенно послѣ группы глухихъ согласныхъ, напр. „лампа“ = jа́мпа, а кромѣ того въ извѣстныхъ слабыхъ неударяемыхъ положеніяхъ появляется ъ (слабое краткое ы) послѣ твердыхъ согласныхъ въ соотвѣтствіи съ ь (слабымъ краткимъ і) послѣ мягкихъ, напр. „сладкаго“ = с’а́т’къвӑ, „Сашина“ = с’а́с’ьвӑ. Но и теперь ребенокъ все еще нерѣдко обращаетъ слова трехсложныя въ двусложныя (какъ раньше обращалъ въ односложныя), при чемъ эти перемѣны подчиняются опредѣленнымъ законамъ; срв. съ одной стороны „башмачки“ = _page_61.jpg){kind=small}
мат’к’í, гдѣ совсѣмъ опущенъ наиболѣе слабый неударяемый слогъ, каковымъ является здѣсь начальный, а съ другой стороны „хорошо" = кас’а́, гдѣ видимъ пропускъ внутренняго слога, благодаря непроизносимости звука р для ребенка. По-видимому два къ ряду неударенныхъ слога являются прежде всего послѣ ударенія, напр, „папочка“ = па́път’ка и т. п. (раньше и здѣсь происходилъ пропускъ гласнаго, именно во внутреннемъ слогѣ, при сохраненіи конечнаго, срв. „ягода“ = а́kд’а), между тѣмъ какъ передъ удареніемъ еще продолжаются упрощенія, подобныя приведеннымъ. Также къ случаямъ раннихъ трехсложныхъ словъ относятся слова съ однимъ предъудареннымъ и послѣудареннымъ, напр. „коробки“ = т’ад’а́пт’і. Вообще же можно сказать, что къ концу третьяго періода ребенокъ владѣетъ уже не только полной системой ударяемыхъ гласныхъ, но также и системой неударяемыхъ.
Если въ отношеніи согласныхъ звуковъ второй періодъ характеризуется господствомъ взрывныхъ, то третій періодъ — появленіемъ придувныхъ. Такая именно послѣдовательность объясняется тѣмъ, что произношеніе послѣднихъ представляетъ больше трудностей для усвоенія по сравненію съ взрывными: взрывные требуютъ простаго грубаго прижатія органа, тогда какъ для придувныхъ органъ произношенія долженъ держаться приближеннымъ или отчасти касающимся, но не нажатымъ, къ чему очевидно труднѣе пріучиться; потому-то вначалѣ, какъ мы видѣли, придувные и замѣняются взрывными.[3] Такимъ образомъ, въ третьемъ періодѣ въ отдѣлѣ губныхъ появляются придувные в и ф, хотя однако сначала съ губно-губнымъ произношеніемъ (w, φ); при этомъ согласный φ подставляется по сходству акустическаго впечатлѣнія также на мѣсто задне-язычнаго придувнаго х, напр. „худой“ = φуд’а́j. Въ отдѣлѣ язычныхъ согласныхъ въ этомъ періодѣ прежде всего появляется придувной с’, который теперь отвоевываетъ себѣ у т’ замѣну звука ш, какъ тоже передне-язычнаго придувнаго; поэтому, если ребенокъ во второмъ періодѣ слово „Саша“ произносилъ т’а́т’а, то теперь онъ уже произноситъ с’а́с’а. Въ предъидущемъ періодѣ важное мѣсто среди язычныхъ согласныхъ занималъ д’, замѣщавшій собою всѣ звонкіе передне-язычные не-носовые, т. е. подобно тому какъ т’ являлся субститутомъ всѣхъ глухихъ передне-язычныхъ; теперь же j, какъ придувной, отвоевываетъ себѣ придувные звуки ж, з и дрожащій р, срв. „коробки“ — т’аjапт’і вм. прежняго т’ад’апт’і (кромѣ того, еще въ предъидущемъ періодѣ звукъ j началъ замѣщать собою л; л’ появляется къ концу даннаго періода). Во второй половинѣ третьяго періода появляется въ рѣчи ребенка звукъ з, т. е. звонкій придувной, выработавшійся, какъ видимъ, значительно позже соотвѣтствующаго глухаго; этотъ вновь появившійся спирантъ съ своей стороны отвоевываетъ у j звукъ ж, съ которымъ имѣетъ большее акустическое сходство, чѣмъ j. Только къ самому концу третьяго періода появляются въ произношеніи ребенка твердые передне-язычные согласные т, д, н, а также задне-язычные г, х. Такимъ образомъ, къ концу третьяго періода ребенокъ уже владѣетъ почти всѣми согласными звуками, благодаря чему его произношеніе становится значительно приблизившимся къ рѣчи окружающихъ; такъ, напр., слово „волосы“ онъ произноситъ теперь уже не ба́т’і, какъ это было во второмъ періодѣ, но wа́jс’і, и т. п.
IV. Періодъ вступленія въ обычную рѣчь. Уже къ концу предъидущаго періода ребенокъ пользуется почти всѣми звуками роднаго языка; въ данномъ періодѣ ему остается пополнить оставшіеся наиболѣе трудные для усвоенія звуки, каковыми оказываются согласные альвеолярные (ш, ж, р) и слитные (ц, ч).
Закончивъ изслѣдованіе звуковаго развитія дѣтской рѣчи, мы перейдемъ къ разсмотрѣнію смысловой стороны ея. Прежде всего укажемъ, что съ самаго начала своей несовершенной рѣчи, т. е. со втораго періода, ребенокъ пользуется своими словами не какъ простыми отдѣльными словами, но въ смыслѣ предложенія; такъ, если напр. во второмъ періодѣ ребенокъ говорить т’у или т’уі (т. е. „стулъ“), то онъ не просто называетъ предметъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ включаетъ сюда свою мысль или желаніе относительно этого предмета, какъ это доказываютъ мимика и жесты, сопровождающее данное слово, которое можетъ обозначать напр. „придвинь стулъ“, „посади меня на стулъ“ и т. п.; такой способъ высказыванія зависитъ отъ того, что ребенокъ не привыкъ еще расчленять свою мысль обычнымъ образомъ на частныя представленія въ связи съ соотвѣтствующими типами словесныхъ выражений. Но мало по малу запасъ словъ ребенка увеличивается и между ними начинаютъ уже встрѣчаться различныя категоріи, что̀ даетъ ему возможность выражать свою мысль двумя и болѣе словами. Такъ напр. уже во второмъ періодѣ ребенокъ говорить ба т’уj, ма т’уj („большой стулъ“, „маленький стулъ“), а затѣмъ и такія фразы, какъ д’ат’ м’іт’і т’а́jу и т. п. Полно глубокаго интереса изученіе той послѣдовательности, въ какой происходитъ постепенное расширеніе лексической и грамматической стороны въ дѣтской рѣчи. При этомъ усвоеніе идетъ параллельно съ собственнымъ творчествомъ; такъ ребенокъ, видя новый предметъ, названія котораго онъ еще не знаетъ, отожествляетъ его по ассоціаціи сходства съ другимъ предметомъ, названіе котораго ему извѣстно, и это послѣднее онъ переноситъ и на данный предметъ; напр. видя абажуръ, онъ можетъ сказать „арбузикъ“ или т. п. (это — дѣтское творчество и быть можетъ зачатки поэзіи). Кромѣ того, иногда онъ создаетъ и совершенно новыя слова путемъ звукоподражанія; такъ, ребенокъ слышалъ, какъ работникъ говорилъ лошади „тпру-тпру“, и съ этого времени сталъ называть работника тун-тун, т. е. посредствомъ его восклицанія. Въ заключеніе замѣтимъ, что ребенокъ съ помощью словъ усваиваемаго языка изучаетъ міръ, испытывая удовольствіе какъ отъ знакомства съ открывающеюся передъ нимъ новизною бытія, такъ и отъ успѣховъ собственной рѣчи, дающей ему возможность переживаемыя состоянія выражать въ словѣ. У него создается привычка къ такому выраженію своихъ мыслей посредствомъ словъ, а также къ воспринятію смысла слышимой рѣчи окружающихъ. Такъ ребенокъ мало по малу овладѣваетъ рѣчью, которая является для него спутницей и орудіемъ его мысли и духовнаго развитія, дѣлая его членомъ общества.
Изученіе развитія дѣтской рѣчи можетъ способствовать уясненію лежащаго далеко за предѣлами исторіи процесса возникновенія и постепеннаго формированія человѣческаго языка, который также долженъ былъ проходить въ своемъ развитіи младенческую стадію. Но формированіе первобытнаго языка вмѣстѣ съ тѣмъ представляетъ то существенное отличіе отъ развитія дѣтской рѣчи, что создатели первобытнаго языка должны были сами вырабатывать звуки и ихъ примѣненіе въ качествѣ символовъ, тогда какъ ребенокъ имѣетъ въ рѣчи окружающихъ уже готовые образцы, которымъ онъ подражаетъ и примѣнительно къ которымъ проявляетъ свое личное творчество. При такихъ условіяхъ ребенокъ довольно быстро переходитъ ко всей звуковой сложности современной рѣчи, между тѣмъ какъ въ человѣчествѣ завоеваніе словеснаго языка совершалось крайне медленно, какъ объ этомъ можно судить не только à priori, но и по медленности языковой эволюціи въ историческое время.
Попытаемся набросать картину возникновенія и перваго развитія въ человѣчествѣ словеснаго языка, пользуясь при этомъ и извѣстными намъ данными о дѣтской рѣчи. Необходимо предположить, что первые зародыши человѣческаго языка лежали уже въ тѣхъ инстинктивныхъ крикахъ, подобныхъ начальнымъ крикамъ ребенка, которые вызывались различнаго рода аффектами. Слѣдуетъ думать, что эти крики не были тожественны при разныхъ аффектахъ, сочетаясь при этомъ съ неодинаковыми мимикою, жестами и позами. Но эти проявленія аффектовъ еще не могутъ считаться собственно языкомъ, такъ какъ они носятъ характеръ инстинктивныхъ реакцій на тѣ или другіе импульсы. Они могутъ быть названы рѣчью лишь съ тѣхъ поръ, когда воспроизводятся сознательно для передачи другому лицу, чтобы заставить его раздѣлить ощущенія, испытанныя говорящимъ. Эти начатки языка, закрѣпляясь чрезъ повтореніе въ памяти говорящихъ и слушающихъ, превращались такимъ образомъ въ артикуляціонно-слуховые символы соотвѣтствующихъ явленій и предметовъ. Вполнѣ понятно, что такой процессъ былъ возможенъ только на почвѣ общественности, такъ какъ въ этомъ именно случаѣ могла представляться необходимость обращенія къ другимъ; стремленіе же при этомъ быть понятымъ служило могучимъ факторомъ языковаго прогресса. Кромѣ того, весьма видную роль въ развитіи языка играла смѣна генерацій, гдѣ каждая новая генерація усваивала всю примитивную культуру предшествующей генераціи вмѣстѣ съ ея примитивнымъ языкомъ, прибавляя къ этому результаты личнаго творчества. Звуковой матеріалъ первобытнаго языка, кромѣ восклицаній, состоялъ еще изъ различныхъ звукоподражаній, область которыхъ особенно была способна къ расширенію. Необходимымъ дополненіемъ этого скуднаго языка, какъ мы уже упоминали, являлись жесты, которые позволяли нагляднѣе передать свою мысль и которые, по мѣрѣ прогресса звуковой рѣчи, все болѣе и болѣе отступали на задній планъ. Что касается самой мысли, выражавшейся звуками, то она въ первыя времена была на столько не сложна, что даже представленія предмета и дѣйствія смѣшивались въ ней въ одно неопредѣленное цѣлое; такимъ образомъ, подобно ребенку въ начальномъ періодѣ рѣчи, первобытный человѣкъ выражалъ такое представленіе однимъ словомъ, равно примѣняя его какъ къ предмету, такъ и дѣйствію его, оттѣняя вѣроятно то или другое значеніе соотвѣтствующими жестами. Постепенно мысль человѣка пріобрѣтала бо̀льшую отчетливость и наконецъ стала расчленяться на представленіе субъекта дѣйствія и самаго дѣйствія, вызывая появленіе новыхъ языковыхъ способовъ выраженія такой уже расчлененной мысли. Съ теченіемъ времени естественно происходило дальнѣйшее усложненіе и расчлененіе мысли, которое шло рука объ руку съ соотвѣтствующимъ развитіемъ языковыхъ символовъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ привычка проецировать всѣ свои представленія и мысли посредствомъ артикуляціонно-слуховыхъ символовъ создала мало по малу особый центръ въ человѣческомъ мозгу, предрасположеніе къ которому по наслѣдственности передается каждой слѣдующей генераціи отъ предшествующей.
Примѣчанія
править- ↑ По изученію дѣтской рѣчи въ русской литературѣ можно указать двѣ хорошія работы — проф. Александрова и свящ. Благовѣщенскаго (въ Р. Ф. В. 1883 г. и 1886 г.), давшія матеріалъ и для настоящаго болѣе общаго изложенія вопроса. Въ области другихъ языковъ развитіе дѣтской рѣчи можетъ представлять тѣ или другія особенности; срв. по отношенію къ нѣмецкому языку извѣстное сочиненіе: Preyer W. Die Seele des Kindes. Beobachtungen über die geistige Entwickelung des Menschen in den ersten Lebenjahren (1882).
- ↑ По-видимому, и въ западно-европейскихъ языкахъ, почти не развившихъ категоріи мягкихъ согласныхъ, передне-язычные согласные на первыхъ порахъ имѣютъ нѣсколько палятальный характеръ; такъ, у Прейера читаемъ, что ребенокъ въ концѣ втораго года произнесенное слово Wasser воспроизвелъ въ видѣ Watja (Die Seele des Kindes, 311).
- ↑ Съ этимъ можно сравнить въ области гласныхъ болѣе позднее появленіе среднихъ гласныхъ по сравненію съ крайними. Интересно отмѣтить, что изъ сонорныхъ согласныхъ носовые м и н, ближе подходящіе къ взрывнымъ или смычнымъ, появляются еще во второмъ періодѣ, тогда какъ плавные р и л, представляющіе больше сходства съ придувными, подобно послѣднимъ появляются значительно позже — только въ концѣ третьяго (л) и четвертомъ (р) періодѣ.