т’а́jу и т. п. Полно глубокаго интереса изученіе той послѣдовательности, въ какой происходитъ постепенное расширеніе лексической и грамматической стороны въ дѣтской рѣчи. При этомъ усвоеніе идетъ параллельно съ собственнымъ творчествомъ; такъ ребенокъ, видя новый предметъ, названія котораго онъ еще не знаетъ, отожествляетъ его по ассоціаціи сходства съ другимъ предметомъ, названіе котораго ему извѣстно, и это послѣднее онъ переноситъ и на данный предметъ; напр. видя абажуръ, онъ можетъ сказать „арбузикъ“ или т. п. (это — дѣтское творчество и быть можетъ зачатки поэзіи). Кромѣ того, иногда онъ создаетъ и совершенно новыя слова путемъ звукоподражанія; такъ, ребенокъ слышалъ, какъ работникъ говорилъ лошади „тпру-тпру“, и съ этого времени сталъ называть работника тун-тун, т. е. посредствомъ его восклицанія. Въ заключеніе замѣтимъ, что ребенокъ съ помощью словъ усваиваемаго языка изучаетъ міръ, испытывая удовольствіе какъ отъ знакомства съ открывающеюся передъ нимъ новизною бытія, такъ и отъ успѣховъ собственной рѣчи, дающей ему возможность переживаемыя состоянія выражать въ словѣ. У него создается привычка къ такому выраженію своихъ мыслей посредствомъ словъ, а также къ воспринятію смысла слышимой рѣчи окружающихъ. Такъ ребенокъ мало по малу овладѣваетъ рѣчью, которая является для него спутницей и орудіемъ его мысли и духовнаго развитія, дѣлая его членомъ общества.
Изученіе развитія дѣтской рѣчи можетъ способствовать уясненію лежащаго далеко за предѣлами исторіи процесса возникновенія и постепеннаго формированія человѣческаго языка, который также долженъ былъ проходить въ своемъ развитіи младенческую стадію. Но формированіе первобытнаго языка вмѣстѣ съ тѣмъ представляетъ то существенное отличіе отъ развитія дѣтской рѣчи, что создатели первобытнаго языка должны были сами вырабатывать звуки и ихъ
