Однажды безпартiйный житель Петербурга Ивановъ вбѣжалъ, блѣдный, растерянный, въ комнату жены и, выронивъ газету, схватился руками за голову.
— Что съ тобой? — спросила жена.
— Плохо! — сказалъ Ивановъ. — Я лѣвѣю.
— Не можетъ быть! — ахнула жена. — Это было бы ужасно… Тебѣ нужно лечь въ постель, укрыться теплымъ и натереться скипидаромъ.
— Нѣтъ… что ужъ скипидаръ! — покачалъ головой Ивановъ и посмотрѣлъ на жену блуждающими, испуганными глазами. — Я лѣвѣю!
— Съ чего же это у тебя, горе ты мое!? — простонала жена.
— Съ газеты. Всталъ я утромъ — ничего себѣ, чувствовалъ все время безпартiйность, а взялъ случайно газету…
— Ну?
— Смотрю, а въ ней написано, что въ Ченстоховѣ губернаторъ запретилъ читать лекцію о добыванiи азота изъ воздуха… И вдругъ — чувствую я, что мнѣ его не хватаетъ…
— Кого это?
— Да воздуху же!.. Подкатило подъ сердце, оборвалось, дернуло изъ стороны въ сторону… Ой, думаю, что бы это? Да тутъ же и понялъ: лѣвѣю!
— Ты-бъ молочка выпилъ… — сказала жена, заливаясь слезами.
— Какое ужъ тамъ молочко… Можетъ, скоро баланду хлебать буду!
Жена со страхомъ посмотрҍла на Иванова.
— Лҍвҍешь?
— Лҍвҍю…
— Можетъ, доктора позвать?
— При чемъ тутъ докторъ!?
— Тогда, можетъ, пристава пригласить?
Какъ всҍ почти больные, которые не любятъ, когда постороннiе подчеркиваютъ опасность ихъ положенiя, — Ивановъ тоже нахмурился, засопҍлъ и недовольно сказалъ:
— Я ужъ не такъ плохъ, чтобы пристава звать. Можетъ быть, отойду.
— Дай-то Богъ, — всхлипнула жена.
Ивановъ легъ въ кровать, повернулся лицомъ къ стҍнҍ и замолчалъ.
Жена изрҍдка подходила къ дверямъ спальни и прислушивалась. Было слышно, какъ Ивановъ, лежа на кровати, лҍвҍлъ.
Утро застало Иванова осунувшимся, похудҍвшимъ… Онъ тихонько пробрался въ гостиную, схватилъ газету и, убҍжавъ въ спальню, развернулъ свҍжій газетный листъ.
Черезъ пять минутъ онъ вбҍжалъ въ комнату жены и дрожащими губами прошепталъ:
— Еще полҍвҍлъ! Что оно будетъ — не знаю!
— Опять, небось, газету читалъ, — вскочила жена. — Говори! Читалъ?
— Читалъ… Въ Ригҍ губернаторъ оштрафовалъ газету за указаніе очаговъ холеры…
Жена заплакала и побҍжала къ тестю.
— Мой-то… — сказала она, ломая руки. — Лҍвҍетъ.
— Быть не можетъ?! — воскликнулъ тесть.
— Вҍрное слово. Вчерась съ утра былъ здоровъ, безпартійность чувствовалъ, а потомъ оборвалась печенка и полҍвҍлъ! — Надо принять мҍры, — сказалъ тесть, надҍвая шапку. — Ты у него отними и спрячь газеты, а я забҍгу въ полицію, заявку господину приставу сдҍлаю.
Ивановъ сидҍлъ въ креслҍ, мрачный, небритый, и, на глазахъ у всҍхъ, лҍвҍлъ. Тесть съ женой Иванова стояли въ углу, молча, смотрҍли на Иванова, и въ глазахъ ихъ сквозилъ ужасъ и отчаяніе.
Вошелъ приставъ.
Онъ потеръ руки, вҍжливо раскланялся съ женой Иванова и спросилъ мягкихмъ баритономъ:
— Ну, какъ нашъ дорогой больной?
— Лҍвҍетъ!
— А-а! — сказалъ Ивановъ, поднимая на пристава мутные, больные глаза. — Представитель отживающаго полицейско-бюрократическаго режима! Намъ нужна закономҍрность…
Приставъ взялъ его руку, пощупалъ пульсъ и спросилъ:
— Какъ вы себя сейчасъ чувствуете?
— Мирнообновленцемъ!
Приставъ потыкалъ пальцемъ въ голову Иванова:
— Не готово еще… Не созрҍлъ! А вчера какъ вы себя чувствовали?
— Октябристомъ — вздохнулъ Ивановъ. — До обҍда — правымъ крыломъ, а послҍ обҍда лҍвымъ…
— Гм… плохо! Болҍзнь прогрессируетъ сильными скачками…
Жена упала тестю на грудь и заплакала.
— Я, собственно, — сказалъ Ивановъ, — стою за принудительное отчужденіе частновладҍльч…
— Позвольте! — удивился приставъ. — Да это кадетская программа…
Ивановъ съ протяжнымъ стономъ схватился за голову. — Значитъ… я уже кадетъ!
— Все лҍвҍете?
— Лҍвҍю. Уходите! Уйдите лучше… А то я на васъ все смотрю и лҍвҍю.
Приставь развелъ руками… Потомъ на цыпочкахъ вышелъ изъ комнаты.
Жена позвала горничную, швейцара и строго запретила имъ приносить газеты. Взяла у сына томикъ «Робинзона Крузо» съ раскрашенными картинками и понесла мужу.
— Вотъ… почитай. Можетъ, отойдетъ.
Когда она, черезъ часъ заглянула въ комнату мужа, то всплеснула рукалми и, громко закричавъ, бросилась къ нему.
Ивановъ, держась за ручки зимней оконной рамы, жадно прильнулъ глазами къ этой рамҍ и что-то шепталъ…
— Господи! — вскликнула несчастная женщина. — Я и забыла, что у насъ рамы газетами оклеены… Ну, успокойся, голубчикъ, успокойся! Не смотри на меня такими глазами… Ну, скажи, что ты тамъ прочелъ? Что тамъ такое?
— Объ исключеніи Колюбакина… Ха-ха-ха! — проревҍлъ Ивановъ, шатаясь, какъ пьяный. — Отречемся отъ стараго мі-і-і…
Въ комнату вошелъ тесть.
— Кончено! — прошепталъ онъ, благоговҍйно снимая шапку. — Бҍги за приставомъ…
Черезъ полчаса Ивановъ, блҍдный, странно вытянувшійся, лежалъ въ кровати со сложенныхми на груди руками. Около него сидҍлъ тесть и тихо читалъ подъ носъ эрфуртскую программу. Въ углу плакала жена, окруженная перепуганными, недоумҍвающими дҍтьми.
Въ комнату вошелъ приставъ.
Стараясь не стучать сапогами, онъ подошелъ къ постели Иванова, пощупалъ ему голову, вынулъ изъ его кармана пачку прокламацiй, какой-то металлическiй предметъ и, сокрушенно качнувъ головой, сказалъ:
— Готово! Доспѣлъ.
Посмотрѣлъ съ сожалѣніемъ на дѣтей, развелъ руками и сѣлъ писать проходное свидѣтельство до Вологодской губерніи.
