— Значитъ… я уже кадетъ!
— Все лҍвҍете?
— Лҍвҍю. Уходите! Уйдите лучше… А то я на васъ все смотрю и лҍвҍю.
Приставь развелъ руками… Потомъ на цыпочкахъ вышелъ изъ комнаты.
Жена позвала горничную, швейцара и строго запретила имъ приносить газеты. Взяла у сына томикъ «Робинзона Крузо» съ раскрашенными картинками и понесла мужу.
— Вотъ… почитай. Можетъ, отойдетъ.
Когда она, черезъ часъ заглянула въ комнату мужа, то всплеснула рукалми и, громко закричавъ, бросилась къ нему.
Ивановъ, держась за ручки зимней оконной рамы, жадно прильнулъ глазами къ этой рамҍ и что-то шепталъ…
— Господи! — вскликнула несчастная женщина. — Я и забыла, что у насъ рамы газетами оклеены… Ну, успокойся, голубчикъ, успокойся! Не смотри на меня такими глазами… Ну, скажи, что ты тамъ прочелъ? Что тамъ такое?
— Объ исключеніи Колюбакина… Ха-ха-ха! — проревҍлъ Ивановъ, шатаясь, какъ пьяный. — Отречемся отъ стараго мі-і-і…
Въ комнату вошелъ тесть.
— Кончено! — прошепталъ онъ, благоговҍйно снимая шапку. — Бҍги за приставомъ…
Черезъ полчаса Ивановъ, блҍдный, странно вытянувшійся, лежалъ въ кровати со сложенныхми на груди руками. Около него сидҍлъ тесть и тихо читалъ подъ носъ эрфуртскую программу. Въ углу плакала жена, окруженная перепуганными, недоумҍвающими дҍтьми.
Въ комнату вошелъ приставъ.
