Изъ поэмы «Бѣдный Генрихъ».
[20]
Она и господинъ ея больной
Верхомъ тихонько ѣхали въ Салерно.
Хотя ѣздокъ, томясь, страдалъ безмѣрно
И не было кровинки въ нёмъ одной,
Но умирать не думалъ онъ, казалось;
Она жь сойдти въ могилу собиралась
И на погибель, какъ на праздникъ, шла.
Какъ майскій день, свѣжа и весела,
Она шутить и пѣть была готова,
Чтобъ облегчить страданія больного,
Чтобъ грусть его разсѣять чѣмъ-нибудь
И сократить тѣмъ безконечный путь,
Скорбя душой о нёмъ нелицемѣрно
Когда жь они пріѣхали въ Салерно,
То убѣдила спутника она
Немедленно, до отдыха и сна,
Найти врача, который обѣщался
Его спасти. Больной повиновался —
И съ вѣрною служанкою, къ плечу
Ея склонясь, отправился къ врачу,
Которому напомнилъ обѣщанье,
Имъ данное когда-то при свиданьи.
«Вотъ дѣвушка!» сказалъ онъ. «Чтобъ спасти
Меня, она готова въ гробъ сойти
И ни кого за это не осудитъ.
Такъ дѣйствуйте! Пусть будетъ то, что будетъ!»
Какъ человѣкъ, который часто самъ
Не можетъ вѣрить собственнымъ глазамъ.
Врачъ, головою покачавъ при этомъ,
Проговорилъ: «скажи мнѣ, чьимъ совѣтамъ.
Дитя моё, ты слѣдуешь, и какъ
Рѣшаешься на этотъ страшный шагъ?
Не страху ль подчинилась ты невольно?»
[21]
«Нѣтъ», отвѣчала дѣвушка, «сюда
Явилась я охотой, добровольно.»
Врачъ руку повёлъ её тогда
Въ другой покой, гдѣ съ ней вдвоёмъ остался
И такъ её разубѣдить старался:
«Скажи, зачѣмъ идёшь ты на убой,
Такъ беззавѣтно жертвуя собой?
Иль ты принуждена безчеловѣчно?
Скажи — и я спасу тебя, конечно.
Подумай и о томъ ты, въ свой черёдъ,
Что господинъ твой всё-таки умрётъ,
Коль за него умрёшь ты противъ воли.
Перенося мучительныя боли,
Ты безполезно кровью истечёшь,
Да и больного этимъ не спасёшь.
Подумай не шутя о предстоящихъ
Терзаніяхъ — тебѣ, дитя, грозящихъ.
Передо мной, во-первыхъ, ты должна
Явиться будешь вся обнажена,
Стыдливостью своей пренебрегая.
Затѣмъ, дитя, настанетъ и другая
Минута: по рукамъ и по ногамъ
Тебя связать я долженъ буду самъ,
И, приступивъ къ главнѣйшей сути дѣла,
Часть внутренностей вырѣзать изъ тѣла.
Но прежде, чѣмъ ножъ въ грудь твою войдётъ,
Пока — пойми ужасную картину —
Трепещущаго сердца я не выну,
Одинъ видъ стали жизнь въ тебѣ убьётъ.
Какъ это ты всё вынесешь, бѣдняжка?
Къ тому жь (о, мнѣ подумать даже тяжко!)
Что если ты одинъ испустишь крикъ,
Раскаешься хоть на единый мигъ,
То смерть твоя, съ борьбой ея ужасной,
Окажется ненужной и напрасной.
Теперь рѣшай! Сказалъ я всё, что могъ!»
— «Благодарю васъ, сударь, за урокъ!»
Она врачу отвѣтила съ привѣтомъ.
«Хотя сама я думала объ этомъ
Давнымъ-давно, вамъ всё же я вполнѣ
Обязана: вы очень ясно мнѣ
Открыли, что должно со мной случиться;
Но такъ стращать насъ, женщинъ, не годится,
И, право, сударь, слушая слова
Благія ваши, я едва-едва
Не оробѣла. Ну, да въ этомъ дѣлѣ
И сами вы, какъ вижу, оробѣли
И, кажется, боитесь приступить
Къ обязанности вашей. Извинить
Меня должны вы, сударь: но, признаться,
Мнѣ вмѣстѣ, очень хочется смѣяться:
Какъ это вы, учоный мужъ такой,
Теряете рѣшимость и покой
И трусите сильнѣе, чѣмъ сама я,
Служанка не мудрёная, простая,
Готовая идти подъ лезвеё?
Коль вы въ искусство вѣрите своё,
Такъ начинайте рѣзать безъ смущенья,
A за своё ручаюсь я терпѣнье.
Послушавъ васъ, не сомнѣваюсь я,
Что муки ждутъ тяжолыя меня,
Но я бы передъ вами не стояла,
Когда бъ сама себя не испытала,
И подъ ножомъ — я смѣло вамъ скажу —
Я не раскаюсь и не задрожу.
Хотя меня вы, сударь, напугали,
Но я отъ этихъ страховъ и печали
Готова хоть сейчасъ пуститься въ плясъ.
Извѣстно, сударь, каждому изъ насъ,
Что умереть когда-нибудь да надо:
Подчасъ и жизнь бываетъ хуже ада;
И для блаженства вѣчнаго, при томъ,
Пожертвовать не трудно лишнимъ днёмъ
Такъ въ смѣлости моей не сомнѣвайтесь!
Лишь вылечить больного постарайтесь,
A я найду награду въ небесахъ.
Оставьте же напрасный, сударь, страхъ
И докажите дѣломъ, что по праву,
Какъ лекарь, вы вошли въ такую славу.
Охотно я — коль то ведётъ къ добру —
За господина добраго умру,
Ему оставшись вѣрною до гроба.
Когда его спасти мы можемъ оба,
Зато меня и васъ Богъ наградитъ,
И чѣмъ труднѣй вамъ дѣло предстоитъ,
Тѣмъ и Господь васъ наградитъ щедрѣе.
И такъ — за дѣло, сударь, поскорѣе!»
Врачъ, не сказавъ ни слова, вышелъ вонъ
Въ ту комнату, гдѣ, въ думу погружонъ,
Сидѣлъ больной. «Мужайтесь! Безконечно
Такъ предана вамъ дѣвушка сердечно,
Что твёрдо и рѣшительно за васъ
Готова умереть.» Не поднимая глазъ,
Сидѣлъ больной въ безмолвіи: казалось,
Рѣчь доктора не до него касалась —
И продолжалъ упорно онъ молчать.
Врачъ возвратился къ дѣвушкѣ опять
И за собой дверь заперъ осторожно,
Чтобы больному было невозможно
Спасительницу бѣдную свою
Увидѣть въ тяжкихъ мукахъ, на краю
Могилы. И сказалъ ей лекарь: «Надо
Тебѣ снять платье.» Быстро, точно рада
Приказу, платье дѣвушка сняла
И предъ врачёмъ мгновенно очутилась,
Какъ въ первый день рожденія, гола —
И наготы своей не устыдилась:
Невинность ей одеждою была.
[22]
Какъ предъ лицомъ Творца она стояла,
Которому, какъ жертву, отдавала
Жизнь молодую. Въ мигъ, когда она
Предстала предъ врачёмъ, обнажена.
То онъ въ душѣ сознался. что едва ли
Красавицу подобную видали.
Въ нёмъ сердце переполнилось такой
И жалостью глубокой, и тоской,
Что мужество его поколебалось.
Однако же, какъ сердце ни сжималось,
Велѣлъ ей лечь на столъ высокій онъ
И привязалъ её къ столу веревкой.
Потомъ рукою опытной и ловкой
Взялъ ножъ большой и острый съ двухъ сторонъ
И лезвеё сталъ пробовать. Отточенъ
Былъ ножикъ, но, той мыслью озабоченъ,
Чтобъ смерть несчастной жертвы облегчить,
Онъ принялся опятъ его точить…
И, поражонъ зловѣщимъ, страшнымъ звукомъ
По камню проводимаго ножа.
Несчастный Генрихъ вспрянулъ, весь дрожа,
Сообразивъ, какимъ ужаснымъ мукамъ
Подвергнуться несчастная должна
Изъ за него. Ужель умрётъ она?
И съ ней онъ не увидится? Ужасно!
Бросается онъ къ двери. но напрасно:
Дверь заперта. У Генриха въ тотъ часъ
Ручьями слёзы хлынули изъ глазъ —
И онъ созналъ, какъ послѣ пробужденья,
Всей угасавшей жизни обновленье.
И думалъ онъ: зачѣмъ она умрёть?
Какую мнѣ отраду принесетъ
Смерть дѣвушки невинной и прекрасной?
Безумецъ! Жизнь насильно не вернёшь,
Безъ воли Бога дня не проживёшь —
И если бъ Онъ, Отецъ нашъ полновластный,
Тебѣ хотѣлъ здоровье воротить,
То почему она должна не жить?
Богъ милостивъ — и всё ему возможно!
Такъ не испытывай Его неосторожно
Ты новыми грѣхами, не буди,
Въ Нёмъ гнѣва, по терни, молчи и жди.
Такъ порѣшивъ, сталъ Генрихъ въ дворъ стучаться.
— «Пустите!» — «Невозможно», отозваться
Врачъ поспѣшилъ: «мнѣ некогда теперь.»
— «Нѣтъ, бросьте всё и отворите дверь!
Меня должны вы выслушать.» — «Скажите,
Что нужно вамъ за дверью.» — «Нѣтъ, впустите!
Идётъ вопросъ о цѣлой жизни. Былъ
Я въ заблужденьи.» Врачъ его впустилъ —
И увидалъ онъ дѣвушку покорно
Лежащую на роковомъ столѣ.
Къ врачу вошедшій бросился проворно:
«Послушайте! Невиннѣй на землѣ
Младенца нѣтъ! Смерть бѣднаго созданья
Мнѣ не нужна. Небесъ предначертанья
Не измѣнить! Я всё вамъ заплачу,
Что обѣщалъ, но смерти не хочу —
И пусть живётъ бѣдняжка эта.» Горько
Заплакала красавица, лишь только
Разрѣзывать веревки докторъ сталъ.
Увидѣвши, что Генрихъ помѣшалъ
Ей умереть, не кстати такъ явившись,
Съ отчаяньемъ за волосы схватившись,
Такъ начала стонать она, вопить,
Какъ-будто мукъ была не въ силахъ скрыть:
«О, горе мнѣ, несчастной! Никому-то
Нѣтъ дѣла до меня. Ещё одна минута —
Спасенья ради, я бы умерла
И въ царствіе небесное вошла.
Теперь вся жизнь — одно моё мученье:
Я никогда не заслужу спасенья!
Теперь мнѣ стыдъ, позоръ и вѣчный срамъ!
Позоръ и вѣчный стыдъ за-то и вамъ,
Что въ свѣтлый рай чрезъ васъ не попаду я!»
И снова, то моля, то негодуя,
Она рвалась на смерть. Больной и врачъ
Не двигались. Межь-тѣмъ, поднявши плачь —
Ломая руки, дѣвушка корила
Того, кого такъ горячо любила:
«Свѣтъ радости моей теперь потухъ:
Мой господинъ сталъ робокъ, нѣмъ и глухъ —
О, для чего меня вы обманули?
Зачѣмъ надежду въ сердцѣ мнѣ вдохнули?
Я въ вашу твёрдость вѣрила сперва;
Теперь же вижу, что она — слова,
Что человѣкъ вы самый низкій, лживый,
Безжалостный, безсильный и пугливый:
Пугаетъ васъ того страданья видъ,
Которое нисколько не страшитъ
Меня. Какъ вы про это разузнали,
Что руки мнѣ и ноги привязали?
Насъ раздѣляла толстая стѣна…
Ахъ, господинъ, поймите, что должна
Я васъ спасти — иначе вы умрёте!
Вѣдь женщину другую не найдёте,
За васъ здѣсь кровь готовую пролить:
Такъ дайте жь мнѣ васъ преданно любить,
Позвольте умереть!» Но всѣ моленья
Напрасны были. Твёрдаго рѣшенья
Не измѣнялъ несчастный — и она
Смирить свой пылъ была принуждена.
Она его желанью покорилась.
А въ нёмъ оно на вѣкъ укоренилось —
И вновь не падалъ больше онъ душой,
Затѣмъ-что въ нёмъ она не очерствѣла
Ещё совсѣмъ, и умеръ бы онъ смѣло
[23]
Скорѣе самъ, чѣмъ эдакой цѣной
Купить здоровье собственнаго тѣла.
Одѣться Генрихъ дѣвушкѣ помогъ
И, докторy оставивъ кошелёкъ,
На родину отправился обратно,
Не думая о томъ, что, вѣроятно,
Осмѣянъ будетъ онъ въ родномъ краю,
Рѣшимость зная твёрдую свою
И слѣпо вѣря въ милость Провидѣнья,
Передъ которымъ немощенъ и слабъ
Владыка, какъ его послѣдній рабъ,
Людского не боялся онъ презрѣнья.
Но сильно измѣнился Генрихъ вдругъ,
Благодаря той дѣвушкѣ. Отъ мукъ
Физическихъ хоть не освободился,
Но духомъ точно онъ переродился.
Надменность и суровость навсегда
Въ его душѣ изчезли безъ слѣда
И въ сердцѣ, вмѣсто злобы и страданья,
Явились кротость, миръ и упованье.
А дѣвушка, напротивъ, начала
Кручиниться и тосковать: была
Задумчива, слезами заливалась
И иногда безумною казалась.
Ей думалось, что обратились въ грѣхъ
Ея мечты о достиженьи рая —
И мучилась, надежды всѣ теряя,
Она отъ помышленій горькихъ тѣхъ.
Въ дорогy Генрихъ съ дѣвушкой пустился,
И такъ-какъ былъ не близокъ трудный путь,
Расположились на ночь отдохнуть
Въ гостиницѣ, гдѣ каждый помѣстился
Въ уединённой комнатѣ своей.
Избавившись отъ всѣхъ своихъ скорбей,
Благодарилъ онъ Бога за спасенье
Своей души и за освобожденье
Отъ суетности прежней, a она,
Спасительница Генриха, лежала,
Склонясь во прахъ, въ мольбу погружена
И въ той молитвѣ Бога вопрошала —
Зачѣмъ Онъ не позволилъ принести
Ей въ жертву жизнь, чтобъ ближняго спасти?
«Вѣдь, кромѣ бѣдной жизни ничего я
Дать не могу. Иль я не такъ чиста,
Чтобы могла быть жертвой принята?
Очисти же мнѣ сердце и живое
Страданье утиши во мнѣ, Творецъ!
Дай мнѣ хотя надежду, наконецъ,
Что на землѣ, ставъ небесамъ угоднѣй,
Ещё дождусь я милости Господней
Когда-нибудь.» И Тотъ, кто въ небесахъ
Читаетъ въ человѣческихъ сердцахъ
И смертныхъ, прибѣгающихъ съ мольбою,
Живитъ надеждой свѣтлой съ облаковъ,
Тотъ сжалился надъ жалкою судьбою
Двухъ добрыхъ и покорныхъ бѣдняковъ,
Перенести съужѣмшихъ испытанье,
И Богъ небесъ, людей скорбящихъ другъ,
Отъ слёзъ освобождающій и мукъ,
Избавилъ ихъ обоихъ отъ страданья.
Когда по утру Генрихъ всталъ отъ сна —
И духомъ онъ и тѣломъ обновился:
Здоровый, бодрый, сильный, онъ явился
Предъ дѣвушкой. Межъ-тѣмъ, сама она
Какъ бы совсѣмъ печаль съ себя стряхнула,
На Генриха съ улыбкою взглянула
И, на колѣна ставши, начала
Молиться: «Боже! вновь я ожила!
Благодарю тебя за изцѣленье
Отъ горя и отъ всякаго сомнѣнья.»
Такъ Генрихъ возвращался въ край родной,
Преображонный тѣломъ и душой,
И съ каждымъ новымъ днёмъ къ нему, казалось,
Веселье и здоровье возвращалось.
Исполненъ снова юношескихъ силъ,
При случаѣ вездѣ онъ говорилъ,
Что гнётъ тоски и жгучаго мученья
Съ него сняло благое Провидѣнье.
И Бога, какъ источника всѣхъ благъ,
Благословляли люди. Мирно такъ
Въ свои владѣнья Генрихъ возвратился —
И радостно народъ кругомъ толпился:
Онъ въ свѣтѣ не видалъ такихъ чудесъ,
Чтобы мертвецъ для жизни вновь воскресъ —
И съ Генрихомъ пріѣхавшимъ свиданье
Слилось въ одинъ восторгъ и ликованье.
Крестьянинъ старый, честный человѣкъ
И вѣрою и правдой цѣлый вѣкъ
Служившій господину, въ домъ явился
Къ нему съ своей женой и прослезился
Отъ радости, увидѣвши, что онъ
Здоровъ и бодръ, и сердцемъ просвѣтлёнъ.
За вѣрность ихъ — такъ оба были рады —
Другой не нужно было имъ награды.
Съ сіяніемъ въ глазахъ своихъ живыхъ,
Близь Генриха привѣтствовала ихъ
И дѣвушка прекрасная: прижала
Къ своей груди и ихъ расцаловала —
И было любо добрымъ старикамъ
Прильнуть къ ея пылающимъ щекамъ.
Отъ радости жена и мужъ смѣялись
И сладкими слезами обливались.
Межь-тѣмъ толпа покорныхъ, вѣрныхъ слугъ,
Которымъ Генрихъ отдалъ всё имѣнье,
Спѣшили возвратить безъ принужденья
Всё рыцарю, столь щедрому. Вокругъ
[24]
Былъ точно свѣтлый праздникъ: воротился
Владѣлецъ ихъ — и каждый веселился.
Но Генрихъ никогда не забывалъ,
Что Богъ выздоровленіе послалъ
Ему, какъ чудо милости. Участье
Вассаловъ, что во дни его несчастья
Ему остались вѣрны, оцѣнилъ
Онъ и за-то по царски наградилъ
Ихъ чрезъ недѣлю послѣ возвращенья,
Стада, лѣса и земли пышныхъ нивъ
Имъ о себѣ на память подаривъ,
Такъ что они, уже заботъ не зная
И въ собственныхъ владѣньяхъ отдыхая,
Не думали о томъ, что, можетъ-быть,
У новаго владѣльца имъ служить
Придётся вновь. В Генрихъ привязался
Къ спасительницѣ юной и остался
Ей вѣренъ; часто время проводилъ
Съ ней, молодой и доброй, беззаботно,
Причёмъ подарки дѣлалъ ей охотно
Въ знакъ вѣчной благодарности своей.
Такъ годъ прошолъ. Въ кругу своихъ друзей
Онъ часто началъ слышать пожеланья
И просьбу неотступную одну:
По сердцу выбравъ доброе созданье,
Ввести её въ свой замокъ, какъ жену.
Онъ отвѣчалъ: «Согласенъ я на это
И вашего послушаюсь совѣта.
Пускай рѣшатъ теперь мои друзья,
Кого женою выбрать долженъ я.»
И, исполняя Генриха желанье,
Къ нему явились въ домъ на совѣщанье
Охотно, не откладывая дня,
Его вассалы, рыцари, родня
И сѣли, въ ожиданіи рѣшенья,
Большой толпой. И, выслушавъ ихъ мнѣнье,
Онъ онъ сказалъ: «Вы собрались сюда,
Чтобъ дать совѣтъ мнѣ добрый, господа.
Жениться я готовъ, коль вы хотите,
Но выбрать мнѣ невѣсту помогите.»
Въ толпѣ друзей рѣчь начали едва,
Какъ всякъ пошолъ кто въ лѣсъ, кто по дрова:
На разные лады заговорили,
Противорѣчили другъ другу, голосили —
Ну, словомъ, затянули шумный споръ,
Какъ водится въ совѣтахъ съ давнихъ поръ —
И Генрихъ усидѣть не могъ на мѣстѣ.
«Друзья мои», сказалъ онъ, «о невѣстѣ
Оставьте споръ. Сперва поговоримъ
Мы вотъ о чёмъ: вамъ, искреннимъ моимъ
Друзьямъ, конечно, памятно то время,
Когда я несъ болѣзни тяжкой бремя
И такъ былъ хилъ, слабѣя день отъ дня,
Что люди сторонились отъ меня,
Какъ отъ чумы, съ проклятьемъ и презрѣньемъ,
A нынче не смущается явленьемъ
Моимъ никто: здоровъ, какъ прежде, я.
Скажите же теперь, но и друзья,
Что долженъ сдѣлать я, во имя Бога,
За-то, что Онъ былъ милостивъ такъ много
Ко мнѣ?» И былъ отвѣтъ одинъ y всѣхъ:
«Неблагодарность къ Богу — тяжкій грѣхъ,
A потому должны вы, безъ сомнѣнья,
Во всѣхъ дѣлахъ и въ каждомъ помышленьи
Достойны быть до самаго конца
Неистощимой милости Творца.»
Тогда отвѣтилъ Генрихъ: «Посмотрите —
Вотъ дѣвушка, которую при васъ
Я обнимаю нѣжно въ этотъ часъ!
Вотъ дѣвушка, въ которой вы почтите
Спасительницу милую мою!
Её я уважаю и люблю.
За непорочность женщины примѣрной,
Прекрасной, цѣломудренной и вѣрной
Богъ воротилъ мнѣ молодость опять,
Здоровье, бодрость прежнюю и силу:
Она сойти мнѣ не дала въ могилу.
Да, лишь её одну могу избрать
Себѣ въ подруги я. Она свободна
И въ слѣдъ за мной пойдётъ куда угодно.
И такъ во вѣкъ — вы это знать должны —
Я не возьму другой себѣ жены:
Да будетъ въ томъ свидѣтель самъ Предвѣчный!
Такъ похвалите жь выборъ мой сердечный,
Друзья мои!» И гости, и родня,
Великодушный выборъ оцѣня,
Пришли въ восторгъ отъ Генриха рѣшенья —
И, вслѣдъ за тѣмъ, во храмъ безъ промедленья
Отправилась счастливая чета,
Гдѣ y подножья божьяго креста
Союзъ ихъ получилъ благословенье.
И потекли затѣмъ ихъ тихо дни —
И дожили до старости они
Глубокой, горя тяжкаго не зная,
И въ гробъ сошли, Творца благословляя.
О, Боже милосердый, не покинь
И насъ, какъ ихъ! Чтобъ также въ гробъ сошли мы
Покойно и отъ бѣдъ земныхъ хранимы.
Да будетъ воля Божія! Аминь!
Д. Минаевъ.
|
|
