Страница:Гербель Н.В. Немецкие поэты в биографиях и образцах (1877).pdf/54

22

ГАРТМАНЪ ФОНЪ-АУЭ.

Какъ предъ лицомъ Творца она стояла,
Которому, какъ жертву, отдавала
Жизнь молодую. Въ мигъ, когда она
Предстала предъ врачёмъ, обнажена.
То онъ въ душѣ сознался. что едва ли
Красавицу подобную видали.
Въ нёмъ сердце переполнилось такой
И жалостью глубокой, и тоской,
Что мужество его поколебалось.
Однако же, какъ сердце ни сжималось,
Велѣлъ ей лечь на столъ высокій онъ
И привязалъ её къ столу веревкой.
Потомъ рукою опытной и ловкой
Взялъ ножъ большой и острый съ двухъ сторонъ
И лезвеё сталъ пробовать. Отточенъ
Былъ ножикъ, но, той мыслью озабоченъ,
Чтобъ смерть несчастной жертвы облегчить,
Онъ принялся опятъ его точить…
И, поражонъ зловѣщимъ, страшнымъ звукомъ
По камню проводимаго ножа.
Несчастный Генрихъ вспрянулъ, весь дрожа,
Сообразивъ, какимъ ужаснымъ мукамъ
Подвергнуться несчастная должна
Изъ за него. Ужель умрётъ она?
И съ ней онъ не увидится? Ужасно!
Бросается онъ къ двери. но напрасно:
Дверь заперта. У Генриха въ тотъ часъ
Ручьями слёзы хлынули изъ глазъ —
И онъ созналъ, какъ послѣ пробужденья,
Всей угасавшей жизни обновленье.
И думалъ онъ: зачѣмъ она умрёть?
Какую мнѣ отраду принесетъ
Смерть дѣвушки невинной и прекрасной?
Безумецъ! Жизнь насильно не вернёшь,
Безъ воли Бога дня не проживёшь —
И если бъ Онъ, Отецъ нашъ полновластный,
Тебѣ хотѣлъ здоровье воротить,
То почему она должна не жить?
Богъ милостивъ — и всё ему возможно!
Такъ не испытывай Его неосторожно
Ты новыми грѣхами, не буди,
Въ Нёмъ гнѣва, по терни, молчи и жди.
Такъ порѣшивъ, сталъ Генрихъ въ дворъ стучаться.
— «Пустите!» — «Невозможно», отозваться
Врачъ поспѣшилъ: «мнѣ некогда теперь.»
— «Нѣтъ, бросьте всё и отворите дверь!
Меня должны вы выслушать.» — «Скажите,
Что нужно вамъ за дверью.» — «Нѣтъ, впустите!
Идётъ вопросъ о цѣлой жизни. Былъ
Я въ заблужденьи.» Врачъ его впустилъ —
И увидалъ онъ дѣвушку покорно
Лежащую на роковомъ столѣ.
Къ врачу вошедшій бросился проворно:
«Послушайте! Невиннѣй на землѣ
Младенца нѣтъ! Смерть бѣднаго созданья
Мнѣ не нужна. Небесъ предначертанья
Не измѣнить! Я всё вамъ заплачу,
Что обѣщалъ, но смерти не хочу —
И пусть живётъ бѣдняжка эта.» Горько
Заплакала красавица, лишь только
Разрѣзывать веревки докторъ сталъ.
Увидѣвши, что Генрихъ помѣшалъ
Ей умереть, не кстати такъ явившись,
Съ отчаяньемъ за волосы схватившись,
Такъ начала стонать она, вопить,
Какъ-будто мукъ была не въ силахъ скрыть:
«О, горе мнѣ, несчастной! Никому-то
Нѣтъ дѣла до меня. Ещё одна минута —
Спасенья ради, я бы умерла
И въ царствіе небесное вошла.
Теперь вся жизнь — одно моё мученье:
Я никогда не заслужу спасенья!
Теперь мнѣ стыдъ, позоръ и вѣчный срамъ!
Позоръ и вѣчный стыдъ за-то и вамъ,
Что въ свѣтлый рай чрезъ васъ не попаду я!»
И снова, то моля, то негодуя,
Она рвалась на смерть. Больной и врачъ
Не двигались. Межь-тѣмъ, поднявши плачь —
Ломая руки, дѣвушка корила
Того, кого такъ горячо любила:
«Свѣтъ радости моей теперь потухъ:
Мой господинъ сталъ робокъ, нѣмъ и глухъ —
О, для чего меня вы обманули?
Зачѣмъ надежду въ сердцѣ мнѣ вдохнули?
Я въ вашу твёрдость вѣрила сперва;
Теперь же вижу, что она — слова,
Что человѣкъ вы самый низкій, лживый,
Безжалостный, безсильный и пугливый:
Пугаетъ васъ того страданья видъ,
Которое нисколько не страшитъ
Меня. Какъ вы про это разузнали,
Что руки мнѣ и ноги привязали?
Насъ раздѣляла толстая стѣна…
Ахъ, господинъ, поймите, что должна
Я васъ спасти — иначе вы умрёте!
Вѣдь женщину другую не найдёте,
За васъ здѣсь кровь готовую пролить:
Такъ дайте жь мнѣ васъ преданно любить,
Позвольте умереть!» Но всѣ моленья
Напрасны были. Твёрдаго рѣшенья
Не измѣнялъ несчастный — и она
Смирить свой пылъ была принуждена.
Она его желанью покорилась.
А въ нёмъ оно на вѣкъ укоренилось —
И вновь не падалъ больше онъ душой,
Затѣмъ-что въ нёмъ она не очерствѣла
Ещё совсѣмъ, и умеръ бы онъ смѣло