В поисках за жилищем семьи Тильбака, Лоран очутился в квартале перевозчиков. На улицах, начинали зажигать фонари когда он увидел небольшую лавочку с самыми разнообразными товарами; здесь продавались очки и компасы для моряков, сундуки для матросов, шляпы, шерстяные фуражки, английский и американский табак в жёлтой бумаге, перочинные ножи, карандаши, духи, виндзорские мыла.
Что-то словно подсказало ему, что здесь находилось жилище дорогой Сизки. Он окончательно убедился в этом, когда увидел в лавке женщину, занятую разборкою товара. Она стояла спиной к Лорану, и так как лавочка не была ещё освещена, он с трудом различал её силуэт, но прежде чем она показала ему своё лицо, он узнал её. Она зажигала лампочки. Он увидел, наконец, её лицо. Это было то же открытое лицо, как и прежде; волосы, которые он иногда, ребёнком, беспощадно дёргал, немного поседели. Он остановился перед выставкой товара с видом практического человека, делавшего выбор, и так как на улице было темнее, чем в лавке, Сизка не могла узнать его. Время от времени, занимаясь уборкою магазина, она бросала невольный взгляд на нерешительного неизвестного. Ему ничего не нравилось? Что могло соблазнить его? Бедная женщина! Лоран спрашивал себя, успешно ли она продавала свой товар?
Сизка больше уже не рассчитывала на этого клиента, направилась в небольшую комнатку в глубине магазина. Толкая дверь, он позвонил, она одумалась, и подошла к нему с приветливой улыбкой.
Сохраняя серьёзность, Лоран попросил её показать ему фуражки. Она взглянула на него, стараясь определить, какая шляпа могла бы ему пойти. Этот быстрый обзор его внушил ей, разумеется, высокое мнение об изяществе Паридаля, так как она показала ему самое дорогое, что было у неё из этого отдела, различные морские фуражки, какие носят богатые пассажиры. Но Лоран захотел увидеть фуражки, которые носят крестьяне, ломовые извозчики, портовые рабочие, и протестовал против огромных, тёмных, шерстяных шапок с козырьком и помпоном.
Сизка быстро взглянула на него с недоверием. Наверное, это был какой-то эксцентричный субъект, или кто-нибудь, кто хочет маскироваться в обыкновенное время, а не на масляной! В общем ничего особенного. Она положила конец хитроумной радости Лорана, который наблюдал за её движениями уголком глаза не смея взглянуть ей прямо в лицо и выдать себя — и быстро убрала связку ключей, оставленную в ящике. Лоран случайно вспомнил о возможности маскарада и этой фантазии купить плебейскую фуражку!
Оставив на голове одну из самых бросающихся в глаза фуражек этого сорта, он спросил её цену. У неё был столь забавный и искренний вид неудовольствия, что он не мог больше сдерживаться. Когда она подавала ему сдачу с билета в двадцать франков, с поспешностью человека, который желал бы возможно скорее избавиться от странного клиента, он, напротив, медлил и не переставал осматривать свою покупку.
Наконец, он взглянул пристально в глаза продавщицы. Заинтересованная этим взглядом, добрая женщина изменилась в лице, узнала в его глазах хорошо знакомое выражение, и Лоран бросился ей неожиданно на шею. С криком она обняла его.
— Это я, Сизка! Я, Лоран Паридаль!.. ваш Лорки…
— Лорки… Господин Лоран! Возможно ли это? — воскликнула добрая душа.
Она выпустила его из объятий, отодвинулась, чтобы лучше посмотреть на него, снова обняла его, покраснев от удовольствия и смущения, и не переставала говорить: — Посмотрите на этого франта! на этого мальчишку, который обморочил меня!
Между тем, на радостный крик Сизки, выбежал Вписан, обрадовавшийся не менее жены. Они проводили Лорана в свою маленькую комнатку.
Она походила очень на кабинку. Днём одно окно, узкое, как люк, распространяло по комнате зеленоватый, точно подводный, свет. Её занятые хозяева каждый день стремились наполнить её многими существами и предметами. Ни одна пядь пространства не пропадала. Эта комната была окрашена тёмною краскою, украшена несколькими гравюрами, представлявшими сцены из путешествия; на печке стоял миниатюрный корабль, с парусами, сделанный руками Тильбака и лежало несколько огромных раковин, в которых, если приложить их к уху, можно услыхать ропот океана.
Лоран очутился среди детей всех возрастов. Сначала ему представили Генриетту, вежливую хозяйку, на три года моложе его. У неё было овальное лицо, очень нежные голубые глаза, белокурые локоны, доверчивое и спокойное выражение лица; вся её внешность говорила о первобытной чистоте и искренности.
Существование у Сизки такой большой наследницы поразило Лорана. Угадывая, что он считал годы, протёкшие со времени их брака, Винсан воспользовался уходом дочери, чтобы сказать ему на ухо, со смехом и подталкиванием под локоть И подмигиванием глазом:
— Господин Лоран! Когда Сизка укладывала вас спать, у нас оставалось время! Жеманница била меня по щекам и отстранялась от меня только в вашем присутствии.
Лоран вспомнил таинственную болезнь прислуги, и её исчезновение на месяц.
После Генриетты появился Феликс, высокий брюнет, четырнадцати лет, напоминавший отца, затем Пьерке, красивый мальчик двенадцати лет, блондин, похожий на мать и на старшую сестру, с карими глазами, и Лусс, девочка шести лет, словно миниатюра старшей сестры.
Сколько было откровенных рассказов и сердечных излияний! Лоран рассказал Тильбаку всё, что произошло после его ухода с фабрики, но какая-то скромность помешала ему заговорить о Гине. Он не был уверен настолько, насколько хотел в своей ненависти к ней. Разве он не думал о ней на берегу Шельды?
Обожавший свою любимую стихию, но принуждённый отказаться от путешествий в открытое море и даже от прибрежных поездок, Винсан взял на себя обязанности лоцмана; он сопровождал вниз по реке служащих, посланных навстречу пароходам, о которых давались сигналы. — А вы что думаете теперь делать? — спросил Винсан Лорана с большим участием.
Молодой человек сам ещё не знал. Он ничего не ждал от родных, и хотя его ста франков было ему достаточно, чтобы прожить, он не хотел ничего не делать.
— Если я вас понял, — заговорил снова муж Сизки, вы предпочли бы какой-нибудь сидячей должности, дело, которое позволяло бы вам выходить и двигаться. Может быть, я устрою это вам. Один хозяин «Наций», мой товарищ, нуждается в служащем, который помогал бы ему в счетах и наблюдал бы на верфи и в порту. Позволите ли вы мне поговорить с ним о вас?
Лоран не желал ничего лучшего; они условились, что он наведается к ним на другой день.