Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского/Ноябрь/28

Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского
28 ноября

Источник: Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского (репринт). — Киев: Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра, 2004. — Т. III. Месяц ноябрь. — С. 751—802.

День двадцать восьмой

---

Страдание

святаго преподобномученика

Стефана Нового

‎одиною преподобного Стефана была столица Греческого царства — Константинополь. Родители его отличались благочестием и нищелюбием. Имея двух дочерей, они скорбели о том, что Бог не давал им сына, — так как они желали иметь наследника мужеского пола. Стараясь привлечь на себя милость Божию, они благотворили нищим и усердно молились Господу, испрашивая у Него рождение мальчика. Особенно же ревностно изливала сердце свое в слезных молитвах пред Богом мать преподобного Стефана, по имени Анна, подражая в сей ревности соименной ей матери пророка Самуила^[1].

В одну из пятниц, стоя на молитве во Влахернском храме^[2], она обратила взор свой на икону Пречистой Владычицы и со слезами молила Ее даровать ей сына; при этом она дала обет Матери Божией — если молитва ее исполнится — принести дитя в дар Единородному Сыну и Слову Божию, от Пречистой воплощенному. Утомленная долгой молитвой и слезами, она забылась сном в храме и во время сна увидела Владычицу нашу, Пресвятую Богородицу, сияющую неизреченною красотою. Царица Небесная обратилась к ней с такими словами:

— Иди с миром, женщина, ибо ты имеешь во чреве сына, по прошению твоему.

Сказав это, Владычица сделалась невидимою. Анна же, сначала воспрянув как бы от ужаса, потом пришла в великую радость и, возвратившись домой, действительно, почувствовала, что зачала во чреве своем.

В это время, при благочестивом царе греческом Анастасии (не том, который вступил на престол после Зенона и был еретиком^[3], а другом, вступившем на царство позднее^[4], был избран и возведен на патриаршество в Царьграде святый Герман^[5]. В день поставления нового Патриарха толпы народа стекались в храм святой Софии взглянуть на новоизбранного святителя. Среди народа находилась и Анна с своим мужем, уже непраздная. В то время, как она стояла в церкви, случилось Патриарху проходить мимо нее. Анна воскликнула, обращаясь к святителю:

— Благослови, отче, зачатое во чреве моем!

Взглянув на нее и внутренними очами провидя будущее, Патриарх сказал:

— Да благословит то (зачатое) Господь молитвами святаго первомученика!

Этими словами он предсказал, что от Анны имеет родиться дитя мужеского пола, которое будет названо Стефаном, в честь первомученика Стефана. Пророчество святаго Патриарха сопровождалось и как бы подтверждалось чудесным знамением: из уст его, во время произнесения пророчества, исходил вместе с словами огненный пламень, что ясно видела Анна (как она потом говорила, подтверждая свои слова клятвою).

Когда прошло определенное число дней, Анна родила младенца мужеского пола; и наречено было имя ему Стефан, согласно пророчеству святаго Патриарха Германа^[6]. В вечер Великой Субботы новорожденный младенец и был крещен самим же Патриархом.

В день очищения своего счастливая мать, взяв младенца, принесла его в церковь Пресвятой Богородицы, что во Влахернах, и, держа его на руках, стала пред честно́ю иконою Царицы Небесной, пред которою молилась прежде о даровании ей сына. Взирая на икону, она сказала:

— Приими, Пречистая, сего возлюбленного сына моего, которого Ты даровала мне; приими того, кого я еще до зачатия обещала посвятить Тебе и Твоему Единородному Сыну. Тебе, после Бога, я вручаю его. Ты ему будь и Матерью, и Питательницей, и Промыслительницей о нем.

Это и многое другое сказавши и помолившись пред святою иконою, она возвратилась в дом свой и со всем усердием питала своего сына.

Между тем, после Анастасия на престол царский вступил Феодосий^[7], после же Феодосия — Лев Исаврянин^[8]. Во всё это время блаженный отрок Стефан рос телом и укреплялся духом, изучая Божественные Писания. При помощи благодати Господней он преуспевал в разуме и премудрости Божией, ибо проявлял большую ревность к чтению святых книг, поучаясь в Законе Божием день и ночь; особенно он любил читать творения святаго Иоанна Златоустого.

Наступили великие смуты в Церкви Божией из-за иконоборческой ереси, самым ревностным последователем которой был сам царь, Лев Исаврянин. Последний сделался иконоборцем под влиянием еврейских волхвов, о чем существует такое сказание.

За несколько лет до царствования Льва Исаврянина некоторые евреи, вышедшие из Лаодикии Финикийской^[9], пришли к Изифу, одному из князей аравийских^[10]. Ложно пророчествуя и совершая волхвования, они обещали ему сорок лет жизни и господства над Аравитянами, если он повелит во всей своей области повыбрасывать из церквей святые иконы и уничтожить их. Изиф поверил им и издал приказ, чтобы повсюду честны́е иконы выкидывались из церквей и предавались бы огню. Но бг҃ъ ѿмще́нїй гдⷭ҇ь поразил его, так что он умер, не прожив и одного года. Сын его, вступив на княжество вместо отца, хотел предать тех евреев лютой казни, как ложных пророков и волхвов; но они, спасаясь от гнева княжеского, покинули Аравию и бежали в Исаврию.

Однажды они отдыхали там около одного источника. И вот идет мимо юноша — исаврянин, именем Лев, человек большого роста и весьма красивый. Он захотел отдохнуть у того же источника, у которого сидели еврейские волхвы, и, сойдя с пути, сел вместе с ними. Взглянув на юношу, волхвы начали предсказывать ему, что он будет царем в Греции. Будучи незнатного происхождения и к тому же бедным, едва добывающим себе пропитания посредством одного незатейливого рукоделия, Лев не поверил евреям. Но те настойчиво повторяли свое пророчество, говоря, что он непременно будет царем, если поклянется им — когда восприимет царство, сделать то, чего они попросят тогда у него. И он поклялся им в находившейся недалеко от того места церкви святаго Феодора исполнить их просьбу; после сей клятвы они разошлись.

Вскоре после того юноша тот был зачислен патрицием Сесинием^[11] в войско и здесь быстро возвысился и стал спафарием^[12]. Потом император Анастасий II дал ему титул патриция и назначил областеначальником в Малой Азии. По смерти Анастасия царем был провозглашен Феодосий, но Лев не признал его и поднял восстание. По попущению Божию, ему удалось свергнуть Феодосия и самому завладеть царским престолом. Сначала он был благочестивым и православным царем, но потом совратился в нечестие, ибо скоро пришли к нему те евреи, которые посредством волхвований предсказали ему царство. Они напомнили Льву об его обещании, подкрепленном клятвою, и говорили, что теперь настало время исполнить то, чего они попросят у него. Царь спросил их:

— Чего же вы хотите от меня?

Они же будучи врагами Христа и христианской веры, не просили у него ни золота, ни серебра, ни иных каких-либо сокровищ, но потребовали, чтобы он выбросил из церквей Божиих святые иконы.

— Царь! — говорили они, — если ты сделаешь это, то Бог на многие годы сохранит твое царствование; если же не сделаешь, то скоро лишишься и царства, и жизни.

Помня, что первое пророчество тех волхвов о получении им царства исполнилось, Лев боялся, что исполнится и это пророчество — о потере им царства вместе с жизнию, если он не послушает их. Посему он издал указ, повелевая выкидывать святые иконы из церквей и домов и попирать их ногами; при этом нечестивый царь называл иконы идолами, а поклоняющихся им — идолопоклонниками.

И была великая смута в церкви Христовой, так как одни повиновались царскому повелению, выбрасывали честные иконы и топтали их, другие же сопротивлялись царю и претерпевали за иконопочитание многие муки. Святый Герман, Патриарх Константинопольский, тоже не приобщился царскому зловерию и сильно сопротивлялся нечестивому повелению Льва. За это царь с бесчестием изгнал святаго с патриаршества, а на его место поставил единомышленника своего, некоего Анастасия еретика^[13]. И многие епископы и клирики претерпевали тогда различные мучения за то, что поклонялись святым иконам.

В Царьграде, при церкви святой Софии, находился один громадный дом, называемый вертоградом любознательности. В нем с древних времен было собрано великое множество книг, числом до трехсот с лишком тысяч. Ради этих книг в доме пребывало немало ученейших и премудрейших мужей, которых царь неоднократно пытался совратить в свою нечестивую ересь, но всякий раз безуспешно. Тогда он повелел обложить этот дом хворостом и поджечь, и таким образом сжег его вместе с книгами и находившимися там учеными людьми. Новопоставленный же Патриарх Анастасий, угождая царю, повелел снять и сбросить на землю образ Спасителя, который находился при упомянутом доме, на медных воротах.

Исполняя патриаршее повеление, один воин подставил лестницу и стал подниматься по ней к образу с намерением сбросить его. Но случившиеся там благочестивые жены, распалившись ревностию по благочестию, выдернули из под него лестницу и низвергли ее на землю; воин упал, разбился и умер. А жены поспешно скрылись в церковь, где в то время находился Патриарх, который стоял на святом месте, как мерзость запустения^[14], заместившая святейшего Германа. Увидев Патриарха, жены стали громко называть его разорителем святых догматов, наемником и волком, расхитившим овцы, а не истинным пастырем стада Христова; затем начали кидать в него камнями. Патриарх, испугавшись, немедленно направился к царю и возвестил ему, какое бесчестие нанесли ему (Патриарху) жены. Разгневанный царь послал воинов с обнаженными мечами, чтобы наказать женщин, нанесших Патриарху бесчестие, — и те святые жены все были иссечены мечами за проявленную ими ревность по благочестии. Наступила тогда великая печаль для православных. Многие из них были заключены в темницу и содержались в узах; другие подверглись беспощадным мучениям и были убиваемы, а некоторые оставляли свои дома, села и имения и, скрываясь от рук мучителей, убегали в пустыню.

Родители Стефана, блаженного от недр матери своей, тоже хотели избежать жестокого гонения на православных, чтобы соблюсти непорочным свое благочестие. Они ждали только, когда подрастет сын их, чтобы посвятить его на служение Богу в чине иноческом, как было обещано ими Матери Божией. Но при этом они не хотели отдавать Стефана ни в один из Византийских монастырей, которые были переполнены бежавшими сюда от гонителей. Они предпочли посвятить сына Богу на Авксентиевой горе, находившейся в Вифинии^[15] и получившей свое наименование от преподобного отца Авксентия, который первый поселился там, ища безмолвия. Место сие было уединенно и отдалено от всяких мирских волнений. После Авксентия здесь подвизался Сергий, ученик Авксентия и подражатель его святаго жития, после Сергия — искусившийся в добродетелях Вендиан, затем — блаженный Григорий, а после него — преподобный Иоанн. К нему-то и привели родители Стефана своего 16-тилетнего сына и, вручив отрока святому старцу, умоляли его облечь их сына в ангельский образ и научить служению Богу. Взглянув на Стефана и прозорливыми очами провидя в нем благодать Божию, старец сказал:

— Воистину Дух Божий почивает на сем отроке.

И он с любовию принял блаженного отрока, постриг его в иноческий чин и стал наставлять его в подвигах безмолвного жительства.

Приняв ангельский образ, блаженный отрок Стефан и жизнь проводил ангельскую, являясь совершенным иноком. Он не ослабевал в посте и молитве, имел кроткий нрав, смиренное сердце, дух умиленный, постоянно пребывал в молчании, соблюдал чистоту тела и непорочность девства, являл в своей жизни образец истинной нищеты и пустыннического нестяжания. Безропотно нес он подвиг иноческого послушания и тщательно исполнял всё, что ни возлагали на него, проявляя во всем усердие и отличаясь трудолюбием. Между прочим, потребная для пития вода добывалась в месте весьма отдаленном от пещеры, где подвизался Стефан. Но святый каждый день приносил необходимое количество ее, совершая для того значительный переход и с трудом взбираясь потом на гору с водою. И не только воду, но и всё потребное приносил он с отдаленных мест, изнуряя себя непосильным трудом. При этом блаженный Стефан никогда не жаловался на тяжесть подвигов, ни разу не роптал, и, наряду с повиновением, проявлял к преподобному наставнику своему нелестную и нелицемерную любовь. О других же его добродетелях, подвигах и трудах, в которых он упражнялся от юности, кто может рассказать?

Наставник блаженного Стефана, преподобный Иоанн, видя усердие своего ученика в подвигах иноческой жизни, радовался духом и, подобно ветру, раздувающему пламень в тлеющем угле, своими богодухновенными речами и наставлениями разжигал в сердце блаженного желание еще больших подвигов во славу Господа, еще более теплую любовь к Нему и страх Божий. При этом он и сам являлся мужем совершенным в добродетелях, исполнен был благодати Божией и награжден от Бога даром пророческого предвидения.

Однажды блаженный Стефан, совершив некое послушание и возвратившись к своему наставнику, увидел, что тот, положив голову на оконце пещеры, горько плачет. Стефан остановился у оконца и стал ожидать, когда святый старец преподаст ему обычное благословение. И долго стоял он в молчании, удивляясь горькому рыданию старца и не смея спросить его о причине его плача. Но старец сам сказал ему:

— Возлюбленный сын, виновник печали моей — ты, о тебе я так горько плачу; ибо Господь открыл мне, что место сие от тебя процветет и прославится, но иконоборцы разорят и опустошат его.

Услышав сие от своего учителя, блаженный Стефан тяжко вздохнул и произнес:

— Скажи, святый отец, всё, что открыл тебе Господь относительно меня: что случится со мною? И не погибну ли я, будучи развращен еретическим учением иконоборцев?

Старец отвечал:

— Нет, чадо мое, никогда не будет с тобою этого; но только предупреждаю тебя словами Апостола: блюдѝ, ка́кѡ ѻ҆па́снѡ хо́диши^[16]; ибо писано: претерпѣ́вый до конца̀ сп҃се́тсѧ^[17].

Это и многое другое высказал он Стефану и поведал ему обо всем, что должно случиться с ним в будущем.

Тем временем умер отец преподобного Стефана. Узнав о сем, преподобный, взяв благословение у своего отца духовного, отправился в Византию и там почтил подобающим погребением плотского родителя своего; затем он продал всё оставшееся после него имение и деньги роздал нищим. Устроив эти дела, он взял с собою мать свою и одну из сестер (другая сестра святаго уже постриглась в иночество в одном из Византийских девичьих монастырей) и поместил их в женском монастыре, созданном и освященном вышеупомянутым преподобным Авксентием, который назвал его: «Трихинария», т. е. власяной. Такое название дано было монастырю частию вследствие трудности и неудобства пути, ведущего к нему, частию вследствие тягостей иноческой жизни в нем, ибо монастырь отличался строгостию устава, и монахини, населявшие его, должны были ходить во власяных одеждах. В этом монастыре святый Стефан и постриг в иночество мать и сестру свою; сам же возвратился к преподобному наставнику своему и, живя с ним, упражнялся в обычных иноческих подвигах и трудах.

По прошествии некоторого времени, духовный отец и учитель блаженного Стефана, преподобный Иоанн, с миром отошел к Господу; поплакав над ним, святый пошел возвестить о его смерти близ находившихся пустынников, и все, собравшись, с плачем и рыданием и с подобающим пением предали погребению честно́е тело преподобного Иоанна. Блаженный же Стефан после того стал один подвизаться в пещере, имея от роду немногим более 30-ти лет.

Наследовав пещеру преставившегося ко Господу святаго учителя своего и других, живших в ней раньше, преподобных отцов, блаженный Стефан был наследником и их совершенного, преисполненного добродетелей, жития. Посему к нему стали приходить из окрестных мест пустынники, желая жить вместе с ним и иметь в нем наставника и учителя себе. К числу таковых принадлежали: Марин, муж добрый и благонравный, Иоанн и Христофор, Захария, муж благочестивый, и, наконец, два злобных человека — Сергий и Стефан, о которых речь будет ниже. Пришли к преподобному Стефану и еще шесть других мужей, имена которых записаны в книге работающих Христу Господу. Таким образом образовался монастырь, братия которого неусыпно предавалась иноческим подвигам, имея у себя игуменом святаго Стефана. Пищу добывали все в поте лица своего, трудами своих рук; преподобный же Стефан владел искусством хорошо списывать книги; переписывая и продавая их, он, таким способом, питал себя и прочих. И Бог, питавший Израиля в пустыне, посылал все потребное и сим рабам Своим, так что исполнились на них слова Евангельские: «и҆щи́те пре́жде црⷭ҇твїѧ бж҃їѧ и҆ пра́вды є҆гѡ̀, и҆ сїѧ̑ всѧ̑ приложа́тсѧ ва́мъ»^[18].

С умножением учеников блаженного Стефана увидел он, что его безмолвие, к которому он так стремился, нарушено. Тогда святый призвал к себе вышеупомянутого Марина и вручил ему начальство над монастырем и заботу о нем. Сам же удалился на другое место той горы и построил себе небольшую келлию, в которой и затворился, имея от рождения своего 42 года^[19]. Келлия эта совершенно не имела крыши. Пребывая в ней некоторое время в совершенном уединении и безмолвии, святый непрестанно беседовал с Богом, предаваясь молитве. Но и на новом месте своего подвижничества блаженный Стефан не мог избежать желающих получить от него пользу для души своей. Как не может оставаться незаметным град, который стоит на верху горы, и как не может утаиться человек, носящий с собою ароматы, — подобно сему и добродетельный человек, на высоту совершенства, как на некоторую гору, восшедший и добрыми делами, как ароматами, благоухающий, не может укрыться и утаиться от людей. Это и было с блаженным Стефаном. Слава о его подвижнической жизни распространялась далеко, и, подобно тому, как пчелы слетаются на мед, так и к преподобному стекались отовсюду ищущие спасения, желая получить назидание для себя от его учительных речей и от самого жития его. Среди стекавшихся к преподобному были не одни благочестивые мужи, но и жены. Из них особенно заслуживает внимания одна благородная вдова, именем Анна. Оставшись, по смерти мужа своего, весьма юною и не имея детей, она продала все имения свои и раздала нищим; затем, пришедши к преподобному Стефану, она была пострижена им в иноческий образ и отослана в девический монастырь — Трихинария.

В это время умер царь Лев Исаврянин. На его место вступил сын его Константин Копроним^[20], который еще сильнее своего отца восстал на Церковь Божию, выбрасывая святые иконы из храмов и сожигая огнем. Обличителями его нечестия явились многие славнейшие и премудрые мужи из чина иноческого, которые доказали ему неправоту его и обличили в ереси. Тогда Копроним воспылал неукротимою злобою против иноков, подвергая их жестоким гонениям и всячески хуля их. Образ иноческий он называл одеждою тьмы, самих же иноков именовал идолопоклонниками за то, что они с великим усердием стояли за поклонение святым иконам. Вместе с сим беззаконный царь собрал великое множество неразумных людей, слушавших его веления, и приказал им присягнуть с клятвою, что они не будут поклоняться святым иконам, но станут называть их идолами, не будут иметь и общения с иноками, ни принимать от рук их Пречистых Таин, — и всякий, кому случится встретить инока, будет бросать в него камни, называя его помраченным, сыном тьмы и идолопоклонником.

Когда всё сие происходило, умер злочестивый Патриарх Константинопольский Анастасий, которого Лев Исаврянин возвел на патриаршество после святаго Германа. На место Анастасия Копроним возвел на патриаршество одного соименного ему инока Константина, который был единомышленником ему^[21]. При этом, нечестивый царь возвел его на патриарший престол одною своею властию, без соборного избрания: сам и на амвон его возвел, сам и омофор возложил на него, возглашая, что он достоин патриаршего сана. После сего оба — и царь, и новый Патриарх, — посоветовавшись между собою, послали во все города грамоты, призывая всех епископов в царствующий град на Собор для осуждения и уничтожения иконопочитания. И творились тогда в Константинополе великие беззакония. Даже священные сосуды, в которых совершались Божественные Тайны, попирались ногами, так как на них находились священные изображения. Святые же иконы ввергались — одни в болото, другие — в море, третьи — в огонь, а иные были рассекаемы и раздробляемы секирами. А те иконы, которые находились на церковных стенах, — одни сострагивались железом, другие замазываемы были краскою. Беззаконники не пощадили и благолепнейшую церковь во имя Пресвятой Богородицы, что во Влахернах, которая была роскошно украшена изображением всех событий земной жизни Господа Иисуса Христа, начиная от воплощения Его и кончая распятием и воскресением Его. В сей церкви беззаконный царь Копроним повелел уничтожить все иконописные украшения ее, блещущие золотом и драгоценными камнями, и как бы обнажил ее, лишив, как царицу, порфиры; взамен всего этого он приказал расписать стены ее изображением деревьев, зверей и птиц. И исполнились в то время слова Давида: бж҃е, прїидо́ша ꙗ҆зы́цы въ достоѧ́нїе твоѐ, ѡ҆скверни́ша хра́мъ ст҃ы́й тво́й, положи́ша і҆ерⷭ҇ли́мъ ꙗ҆́кѡ ѻ҆во́щное храни́лище: положи́ша трꙋ̑пїѧ ра́бъ твои́хъ бра́шно пти́цамъ нбⷭ҇нымъ, плѡ́ти прпⷣбныхъ твои́хъ ѕвѣрє́мъ зємны́мъ^[22]. Ибо тогда и мощи святых выбрасывали иконоборцы из церквей и ввергали их или в огонь или в море, или же влачили за город и сбрасывали с гор в пропасти и болота. Тех же, кто дерзновенно стоял за честь святых икон и мощей, злочестивые еретики немилосердно мучили и предавали горькой смерти, проливая кровь их, как воду, при этом тела мучимых за иконы они оставляли без погребения и бросали на съедение хищным птицам и зверям. Тогда наступила для всех православных ско́рбь ве́лїѧ, какой не было от самого начала мира.

Спасаясь от преследований, воздвигнутых на православных, многие иноки оставили Константинополь и притекли к преподобному Стефану, надеясь найти у него благой совет и душеполезное наставление. Святый долго утешал их своими богомудрыми речами и учил твердо стоять в благочестии, не боясь пролить за святые иконы даже кровь свою; тем же, которые не имели достаточно мужества и боялись мучений, он советовал бежать в другие страны, где не было гонений от иконоборцев. Тогда опустели все Византийские монастыри, и уже нельзя было видеть никого из иноков в царствующем граде. Ибо одни из иноков, твердо стоя за Православие, положили души свои, будучи убитыми, другие же, желая вместе с правой верой спасти и жизнь свою, бежали в другие страны и рассеялись по лицу всей земли.

В 754 году по Рождестве Христовом созван был иконоборческий Собор в Константинополе, на котором присутствовало 338 восточных епископов, но не было ни одного Патриарха, кроме одного только Константинопольского лжепатриарха Константина, еретика и единомышленника царского. Местом для Собора назначена была Влахернская церковь Пресвятыя Богородицы, которая (церковь), лишившись своих иконописных украшений, представляла собою как бы пустыню и вертеп разбойников. В этой церкви и собрались все прибывшие епископы вместе с беззаконным царем и лжепатриархом. И после долгих рассуждений и препирательств царь убедил всех епископов согласиться с ним и присоединиться к его безбожному злохулению. При этом, многие из епископов ясно видели заблуждение царя и патриарха, но, боясь гнева царского и патриаршего, боясь, как бы для православных не наступили новые бедствия, они не смели сказать ничего вопреки царю и присоединились к нечестивому зловерию. Впоследствии на истинном VII Вселенском Соборе, бывшем в царствование Константина Младшего и матери его Ирины^[23], они отреклись от иконоборческой ереси и с покаянием обратились к благоверию, но теперь они пошли вслед за нечестивым царем и Патриархом, согласившись с их еретическими мудрованиями. И были составлены там такие злочестивые и богомерзкие лжедогматы:

1) Святые иконы повелевалось почитать за идолов.

2) Все поклоняющиеся святым иконам — преданы были анафеме, при чем анафема провозглашена была на святаго Германа, бывшего Константинопольским Патриархом раньше еретика Анастасия (беззаконные еретики, сами будучи прокляты, прокляли святаго и праведного человека, но Бог благословил его, так что сбылось писание: прокленꙋ́тъ ті́и, ты́ же бл҃гослови́ши^[24]).

3) Повелевалось исповедывать, что не только святые, по смерти своей, не могут помочь нам своим ходатайством, но и Сама Матерь Божия.

4) Запрещалось нарицать святыми Апостолов, мучеников, исповедников, преподобных, и всех угодивших Богу.

5) Сей нечестивый Собор, сделавший такие определения, причислялся к первым шести Вселенским Соборам и повелевалось называть его Седьмым Вселенским Собором. Всякий же, не признающий того Собора, подвергался анафеме, подобно Арию, Несторию, Евтихию и Диоскору^[25].

На Соборе этом важнейшими епископами после Патриарха были: Феодосий, епископ Ефесский, Константин — Никомидийский, Наколий — Наколийский, а также Сисиний и Василий.

Совершив беззаконное дело, епископы подписали составленные определения, так что исполнились на них слова Писания: и҆зы́де беззако́нїе ѿ сщ҃е́нникѡвъ вавѷлѡ́нскихъ, ѿ ста́рцєвъ и҆ сꙋдє́й^[26]; и еще: па́стырїе мно́зи растли́ша вїногра́дъ мо́й, ѡ҆скверни́ша ча́сть мою̀, да́ша ча́сть жела́емꙋю мою̀ въ пꙋсты́ню непрохо́днꙋю^[27]. По окончании соборных совещаний епископы, участвовавшие на Соборе, научили народ с веселием торжественно возглашать: «дне́сь сп҃се́нїе мі́рꙋ, так как твоими заботами, царь, мы от идолов избавились».

Между тем беззаконный царь, Константин Копроним, услыхал о преподобном Стефане, подвизавшемся на Авксентиевой горе. Царю сделались известными и его благочестие, и добродетельная жизнь, и то, что он премудр в Священном Писании, и то, что слава о нем распространилась далеко, так что все ставят его на ряду с древними святыми Отцами, — наконец, и то, что он ревностный иконопочитатель, поучающий и других поклоняться святым иконам. Узнав все это, Копроним задумал прельстить блаженного Стефана и привести к единомыслию с собою, надеясь, что если он привлечет его на свою сторону, то этим придаст особенную твердость и силу своему зловерию. И вот он призывает одного из своих приближенных патрициев, именем Каллиста, который был первым лицом в государственном совете. Каллист был искусным и красноречивым оратором, и нечестивый царь понадеялся на силу его искусства. Он повелел ему отправиться к преподобному Стефану и возвестить ему царский приказ о том, чтобы преподобный отвергся от иконопочитания и подписался бы под определениями, составленными на беззаконном иконоборческом Соборе. При этом царь послал преподобному чрез Каллиста и различные дары, — однако не золото и не серебро (ибо знал, что преподобный в этом не нуждается), а различные овощи, которыми преподобный обычно питался: финики, мигдалы и смоквы^[28].

Придя к преподобному Стефану^[29], Каллист предложил ему дары и затем обратился к нему с искусно составленною речью, в которой долго убеждал преподобного повиноваться царю и подписаться под определениями иконоборческого Собора. Свои слова Каллист старался подкрепить изречениями от святых книг, перетолковывая по-своему некоторые места писания. Но святый на все слова Каллиста находил мудрые возражения и, наконец, с дерзновением сказал ему:

— Я определений Собора вашего, исполненного лжи и неправды, не подпишу, ибо не хочу наречь го́рькое сла́дкимъ, нижѐ тьмы̀ свѣ́томъ, чтобы не навлечь на главу свою пророческого проклятия^[30]; царских же угроз не боюсь и готов за святые иконы принять даже смерть.

Затем он простер руку и, сложив пальцы в горсть, сказал:

— Если бы даже было во мне крови только с эту горсть, то и тогда я не побоялся бы пролить ее за изображение Христа моего. Дары же, которые ты принес мне от царя твоего, отнеси обратно; ибо я хочу поступить согласно с святым Писанием, которое говорит: є҆ле́й грѣ́шнагѡ да не нама́ститъ главы̀ моеѧ̀, и҆ є҆реті́ческаѧ пи́ща да не наслади́тъ горта́ни моегѡ̀^[31].

Ничего не добившись, Каллист возвратился обратно и рассказал царю обо всем, что слышал от Стефана. Царь, выслушав это, пришел в сильную ярость и тотчас же послал того же Каллиста, вместе с воинами, на Авксентиеву гору с повелением схватить преподобного, отвести в находившийся под горою монастырь Трихинария и заключить там в темнице. Каллист и посланные с ним воины так и сделали: напали на келлию святаго, отбили дверь ногами и, извлекши преподобного без всякого милосердия, отвели в монастырь Трихинария, где заключили его в темницу. Вместе со святым Стефаном были схвачены и отведены в ту же темницу и все ученики его. Воины стали у дверей темницы и стерегли всех заключенных, ожидая дальнейших распоряжений царя.

Находясь в заключении, блаженный Стефан и все ученики его дерзновенно воспевали:

— «Пречⷭ҇томꙋ твоемꙋ̀ ѡ҆́бразꙋ покланѧ́емсѧ бл҃гі́й»^[32].

И они пребывали в темнице шесть дней, во всё это время совершенно не вкушая пищи. На седьмой день пришло от царя повеление возвратить Стефана обратно в келлию его; ибо тогда царь получил известие о нападении скифов на его царство^[33]. Намереваясь отразить нашествие скифов, царь на время отложил преследование преподобного.

Но Каллист, имея против него одинаковую с царем злобу, тайно призвал к себе одного из учеников блаженного, именно — Сергия, о котором мы хотели рассказать. Призвав, Каллист прельстил его льстивыми словами, большим количеством золота и серебра, склонив его изобресть различные клеветы на преподобного. Поступая так, Каллист надеялся, что клеветам, измышленным учеником преподобного, скорее поверят, ибо подумают, что свидетельствует о Стефане человек, знающий жизнь его. Сергий же, как второй Иуда, возлюбив серебро и золото, предал своего учителя и начал всячески измышлять, как бы сплести сеть ложных клевет на святаго и ни в чем не повинного отца. Но во всей непорочной жизни его он не мог найти, как в солнце, ни одного пятна; поэтому, выйдя из монастыря святаго Стефана, подобно заблудшей овце, оставившей стадо, он свел дружбу с одним сановником царским, по имени Авликаламом, который собирал в Никомидии подати для царя: его-то он и сделал пособником своей злобе, и оба искали ложных обвинений против святаго. Согласившись друг с другом, они составили пространную запись, в которой говорили, будто бы Стефан хулит царя и гнушается им, как еретиком, — и будто бы он смущает народ и всех, приходящих к нему, возбуждает к восстанию против царя. Много и иных клевет они составили против преподобного, упоминать о которых мы не будем, чтобы избежать многословия и не оскорбить слуха читателей (ибо нечестивые клеветники наговорили много непотребного). Написали беззаконные и о блаженной Анне, которая, оставив суетный мир, была пострижена рукою преподобного Стефана в ангельский образ и проводила иноческую жизнь в монастыре Трихинарийском. Клеветники налгали на нее, будто бы она ночью сходилась со Стефаном, предаваясь вместе с ним нечистому греху. К участию в сей клевете они привлекли одну рабыню блаженной Анны, уговорив ее свидетельствовать о том же; в награду за это они не только обещали ей свободу и большое количество золота, но и говорили, что они отдадут ее в супружество одному сановитому мужу, служащему при царском дворе. Составив такую, исполненную клевет на преподобного, запись и приложив к ней лжесвидетельство рабыни Анны, Сергий и Авликалам послали всё это вместе с одним воином к царю, в то время находившемуся в Скифской стране.

Когда царь прочел присланные к нему записи, то сильно обрадовался и тотчас же послал к своему наместнику в Царьграде, Анфиту, письмо с повелением идти в женский монастырь, стоящий при Авксентиевой горе, и, извлекши оттуда инокиню Анну, послать к нему. Получив сие царское повеление, наместник немедленно отправился к Трихинарийскому монастырю, взяв с собою, как на войну, множество вооруженных воинов. Пришедши к монастырю, они напали на него с обнаженными мечами. В это время все инокини собрались в церкви и пели третий час; увидев напавших на монастырь воинов, они пришли в великий ужас, и одни из них скрылись в алтаре под божественным престолом, другие же пытались убежать в горы; но воины всех их поймали. Тогда престарелая игуменья монастыря, выйдя к воинам, дерзновенно сказала им:

— Что вы делаете, называясь христианами? Зачем напали на посвященных Богу невест Христовых, которые не сделали вам никакого зла?

Те отвечали:

— Отдай нам Анну, блудницу Стефанову; ее требует от вас царь.

Тогда игумения, призвав Анну вместе с другою инокинею, Феофаниею, стала наставлять их, чтобы они соблюдали себя от вражеского искушения и безбоязненно стояли за невинность святаго и преподобного отца и учителя своего, Стефана. Потом, вручив их Божьему заступлению, она отпустила их с воинами.

Воины, взяв инокинь под стражу, немедленно отвели их к царю, а тот повелел их разлучить и стеречь каждую особо. Потом, призвав к себе Анну, царь начал так говорить ей:

— Без всяких сомнений верю тому, что говорили мне о тебе. Поэтому я призвал тебя, чтобы ты сама без утайки добровольно рассказала, чем прельстил тебя тот волхв и беззаконный человек, побудив тебя оставить свои имения, ни во что вменить благородный род свой и облечься в черническую одежду? Всё это он сделал, как я слышал, для того, чтобы ты была его блудницею. И что хорошего ты нашла в нем, прельстившись им и беззаконно любодействуя с нечестивцем?

Услышав от царя такие скверные слова, блаженная и целомудренная Анна сказала:

— Нет, царь! Не для того я оставила наследство, перешедшее мне от родителей, оставила и своих родных и все прелести мира сего, чтобы поработить душу свою плотским страстям и любодейству. Те же, которые оклеветали меня в этом, по слову Давидову, и҆з̾ѡстри́ша ѧ҆зы́къ сво́й ꙗ҆́кѡ ѕмїи́нъ: ꙗ҆́дъ а҆́спїдов под̾ ᲂу҆стна́ми и҆́хъ^[34]. Пред тобою мое тело, и каким бы мучениям ты ни подверг его, я не изменю истине. Пока дух мой будет в теле, ты ничего иного не услышишь от меня, как только то, что Стефан есть муж святый и праведный и виновник моего спасения.

Когда царь услышал эти слова, он сильно удивился и молчал в продолжение целого часа. Потом повелел отвести Анну под стражу, а Феофанию отослать обратно в монастырь. Возвратившись, та поведала игумении и преподобному Стефану о всем бывшем.

По прошествии некоторого времени, Копроним возвратился с войны в Константинополь. Здесь он повелел заключить инокиню Анну в одну мрачную и страшную темницу, а потом послал к ней кувикулария своего^[35]. Тот, пришедши к Анне, начал говорить ей:

— Сжалься над собою, женщина, и, сложив с себя черные ризы, избери честную жизнь; тогда будешь жить с царицею во дворце, если только исповедуешь завтра пред всеми на допросе истину о себе и о Стефане. Тут есть одна рабыня, которая всё знает и готова в лицо говорить тебе о делах ваших. И если ты захочешь что-нибудь скрыть, та изобличит тебя. Тогда я, как судия и защитник правды, раздроблю на части тело твое и сделаю так, что ты узнаешь, что может сделать царь и что Стефан, обольстивший тебя. Если же послушаешь моего доброго совета и откроешь Стефановы блудные дела, то удостоишься от нас больших почестей.

Услышав такие слова, святая Анна, тяжко вздохнув, прослезилась, и потом отвечала:

— Что хочет царь, то пусть и творит. Я же не хочу говорить неправды на святаго и преподобного отца. Пусть исполнится воля Господня!

На другой день, утром, царь вышел из дворца своего и, став на возвышении пред всем собравшимся народом, повелел вывести из темницы целомудренную Анну и обнажить ее на позор всем. На виду у святой положили целую связку палок и поставили пред ней лжесвидетельницу, рабу ее. Невинная жена стояла пред всеми нагой, ограждаясь от нечестивых только стыдом, который имела вместо одежды. Когда спросили ее о том, в чем ее оклеветали, она молчала, подражая Господу своему, Который неправым судьям Своим не дадѐ ѿвѣ́та^[36]. Между тем, бесстыдная рабыня лжесвидетельствовала на нее, подтверждая ложь и выдавая ее за истину. Тогда снова начали принуждать блаженную Анну, чтобы она сказала, будто бы Стефан вступил в греховную связь с нею, но святая, ꙗ҆́кѡ а҆́гница прѧ́мѡ стрегꙋ́щемꙋ ю҆̀ безгласна^[37], не отверзала уст своих.

Разгневался тогда мучитель и пришел в сильную ярость. Назвав Анну блудницею, он повелел простереть ее на земле и бить палками. И Анна была простерта на земле четырьмя сильными воинами и долго была бита по спине и по чреву. Перенося такие истязания, блаженная ничего не говорила, кроме следующих слов:

— Не познала я человека, как говорите вы, — нет! Не познала, — и затем прибавила: — Господи, помилуй!

Между тем мучители так сильно били ее, что она едва не испустила дух свой. Тогда царь, видя, что она едва дышит, но всё-таки не говорит ничего против Стефана, встал с престола и поспешно ушел в дворец, исполненный стыда. Потом он повелел отвести Анну в один из городских монастырей, который был пуст, и заключить ее там. Здесь чрез несколько времени святая Анна и преставилась ко Господу.

Тем временем царь долго думал, как бы ему обвинить в чем-либо Стефана, чтобы иметь возможность наказать его как преступника. Наконец он задумал такое дело.

Призвав одного любимого им юношу, именем Георгия, который верно служил у него во дворце, Копроним спросил его:

— Георгий! Как велика любовь твоя ко мне?

— Она безмерна, — отвечал тот.

— Но в состоянии ли ты, из-за любви ко мне, пойти на смерть за меня?

— С усердием готовь умереть за тебя, — отвечал юноша.

Тогда царь, радостно и ласково облобызав его, произнес:

— Вот новый Исаак.

Потом сказал Георгию:

— Но я не посылаю тебя умереть за меня и не хочу даже, чтобы ты пострадал меня ради. Я прошу тебя только обо одном. Пойди в Авксентиеву гору, к недостойному даже упоминания Стефану, и упроси его постричь тебя в иноческий чин и принять в число своих учеников. Когда же он это сделает, тотчас возвращайся к нам.

Юноша обещался в точности исполнить всё, о чем просил его царь. Тогда Копроним стал наставлять его, как ему удобнее исполнить возложенное на него поручение; и после сих наставлений юноша отправился на Авксентиеву гору.

Ночью он подошел к монастырю блаженного Стефана и громко начал вопить:

— Помилуйте меня, христиане, живущие здесь, помилуйте! Заблудился я в пути и не знаю, куда мне идти, чтобы не впасть в какую-нибудь пропасть, или не попасть в зубы зверю.

Услышал сии вопли блаженный Стефан и, по своему человеколюбию, сжалился над заблудившимся. Призвав инока Марина, он послал его найти заблудившегося человека и привести его в монастырь. Когда Марин привел Георгия, тот припал к ногам преподобного и стал просить у него благословения. Преподобный понял, что пред ним стоит не простой человек, и начал вопрошать Георгия:

— Кто ты и откуда?

Георгий не скрыл, что он находился при царском дворце, и говорил, будто он из-за того оставил службу при царе, что царь совратился с правого пути и увлекает за собою всех в погибель.

— Вот я, — сказал юноша, — и поспешил к тебе, чтобы ты облек меня в ангельский чин, к которому я сильно стремлюсь. Умоляю тебя, честны́й отче, не отринь меня как недостойного.

Боясь, как бы не было какой-либо неприятности со стороны царя, блаженный Стефан сначала не соглашался принять юношу в число иноков. Но тот успокаивал его, говоря, что царь не придет из-за него в гнев, и вместе с тем усердно молил святаго причислить его к лику учеников своих и постричь в иночество.

— Ты дашь ответ Богу за мою душу, если теперь не пострижешь меня.

Преподобный от таких слов умилился и, не уразумев коварства диавольского, сказал Георгию:

— Так как я вижу, что ты пришел сюда влекомый ревностию ко спасению, то не хочу идти против заповеди Господней, и не изгоню вон тебя, пришедшего к нам.

Сказав это, он тотчас же стал наставлять его богомудрыми и душеполезными речами и затем, сняв с него мирскую одежду, облек в новоначалие, повелев ему готовиться к принятию совершенного иноческого образа^[38]. По истечении трех дней, преподобный облек Георгия и в сей образ. Тотчас же, после принятия ангельского чина, этот коварный человек поспешил к царю в Константинополь.

Увидев на Георгии иноческую одежду, царь обрадовался — не потому, что любил иночество, но потому, что нашел повод к обвинению Стефана в том, будто бы он отвлекает у него слуг.

Вышедши утром следующего дня на площадь, царь вывел новопостриженного инока и начал пред собравшимся народом жаловаться на всех иноков, преимущественно же на Стефана, обвиняя его в том, что он учением своим прельщает людей, как он сделал, например, с сим любимым слугою царя. Народ стал кричать:

— Смерть мерзкому обольстителю!

Тогда царь повелел совлечь с Георгия иноческую одежду и бросить ее на землю. Как только сделали это, народ начал ногами попирать то ангельское одеяние, осыпая иноков оскорблениями и хуля иночество. После этого царь повелел принести воду и омыть Георгия, как бы смывая с него иноческий чин; наконец, облек его в воинское одеяние, возложил на голову его шлем и дал ему сан иппокома^[39]. После всего он послал воинов на Авксентиеву гору с повелением разорить монастырь Стефана.

Воины напали на монастырь, как волки на стадо. Разогнав всех иноков, они подожгли монастырскую церковь, самого же преподобного Стефана разбойнически извлекли из келлии и с бесчестием потащили в Халкидонский пригород Константинополя. На пути они причиняли ему немало оскорблений и немилосердно истязали его: одни с жестокостью влекли его по земле, другие плевали ему в очи, третьи творили иные неописуемые оскорбления. Когда они достигли морского берега, воины посадили святаго в ладью и отвезли его в Филиппиков монастырь, находившийся в Хризополе^[40], недалеко от Византии. Тут святаго продержали под стражею в оковах и в веригах железных в течение 70-ти дней, и он всё это время не вкушал пищи. И хотя царь присылал ему множество снедей, святый не принимал ничего и все отсылал обратно.

По истечении 70-ти дней царь и Патриарх прислали к святому наиболее влиятельных еретиков — именно: Феодосия, епископа Ефесского, Константина Никомидийского, Наколия, Сисиния и Василия вместе с Каллистом и другими искуснейшими ораторами, чтобы они состязались со Стефаном о вере и склонили его к иконоборчеству. Последние, прибыв в Филиппиков монастырь, повелели привести к ним блаженного Стефана. Он предстал пред ними, окованный железными цепями, от тяжести не имея возможности стоять и двигаться без посторонней помощи: он шел между двух мужей, на которых и опирался.

Прежде всех начал говорить Феодосий, епископ Ефесский. Обратившись к блаженному Стефану, он сказал:

— На каком основании, человек Божий, ты почитаешь нас еретиками и ставишь себя выше царей, патриархов, епископов и всех других христиан? Неужели все мы заблуждаемся и стремимся к погибели?

На это святый кротко ответил:

— Послушайте, что говорится в Божественном Писании о Пророке Илии. Он говорил однажды царю Ахаву: не развраща́ю а҆́зъ і҆и҃лѧ, но ра́звѣ ты̀, и҆ до́мъ ѻ҆тца̀ твоегѡ̀^[41]. Так и теперь: не я возмущаю Церковь Божию, но те, которые, нарушив предания древних святых Отцов, вводят в Церковь новые догматы. Ибо Василий Великий говорил: «Все, что издревле предано от святых Отцов, достойно почитания: все же новополагаемое неуместно и не может иметь значения»; таковы суть и ваши определения против почитания святых икон, определения, составленные не сынами Кафолической Церкви, но нечестивыми прелюбодеями. Посему своевременно приходит мне на ум пророческое изречение: кнѧ́зи лю́дстїи собра́шасѧ вкꙋ́пѣ с лжепастырями и наемниками на хрⷭ҇та̀ и на честную икону Его^[42].

Услышав такие слова, Константин, епископ Никомидийский, быстро вскочив с своего седалища, подошел к преподобному, который сидел на земле, и ударил его ногою в лице. Точно так же один из оруженосцев, присутствовавши при этом, ударил святаго в чрево; блаженный пал на землю, а оруженосец стал попирать грудь его.

Каллист вознегодовал на такое бесстыдное и беззаконное дело и повелел всем молчать. Потом он обратился к Стефану с следующими словами:

— Тебе предстоят два исхода: или подписать определения недавно бывшего Собора, или умереть, как отвергающему постановления отцов, Богом наученных. Избери себе скорее что-нибудь одно.

Боговдохновенный Стефан возгласил на это:

— Внемли словам моим, господин патриций! Сие с великим Апостолом Павлом я возглашаю: мнѣ̀ є҆́же жи́ти, хрⷭ҇то́съ: и҆ є҆́же ᲂу҆мре́ти за честную Его икону, прїѡбрѣ́тенїе є҆́сть^[43]. Я уже сказал тебе однажды и снова скажу: если бы я имел крови в одну только горсть, то и тогда не пожалел бы пролить ее за святые иконы Христовы. Впрочем, повели прочесть определения вашего Собора, чтобы я знал, по какой причине вы отвергаете поклонение Божественным иконам.

И тотчас же Константин Никомидийский взял книгу и начал ее читать. Книга имела такое заглавие: «Предание святаго Вселенского Седьмого Собора». Лишь только это заглавие было прочтено, святый сделал знак рукою, приглашая к молчанию, и потом громко возгласил:

— На некрепком же основании вы построили свое зыбкое здание. Почему вы называете свой Собор святым? Ведь вы наименование «святый» — отняли от всех святых и повелеваете не называть так ни Апостолов, ни мучеников, ни Пророков, ни других мужей, благоугодивших Богу. Как может Собор ваш быть святым, раз он попирает и оскверняет всё святое? Вы называете Собор ваш вселенским; но как он может быть вселенским, если на нем не было ни одного из патриархов, ни уполномоченных от них, ни даже посланий, в которых бы они заявили о своем соизволении на созвание Собора. Не может Собор ваш называться вселенским, ибо он ложный. Еще вы называете его седьмым. Но каким образом он седьмый, если он расходится с первыми шестью Соборами? Если бы он был седьмой, то ему надлежало бы во всем последовать шестому, пятому и другим, бывшим раньше, Соборам. Ибо без первого, второго, третьего, четвертого, пятого и шестого не может быть седьмого. Таким образом, Собор ваш вовсе не седьмой, так как он отверг предания прежде бывших шести Соборов.

На эти слова епископы возразили:

— Что же, от шести Соборов преданное, мы отвергаем? Нет, мы не отвергаем прежних Соборов и преданного от них, но принимаем всё это.

Тогда святый ответил:

— Не в святых ли церквах происходили прежние Соборы, т. е. я говорю про те церкви, который были украшены иконами. Первый Собор происходил в Никее, в обширной церкви этого города. Вторый — в Константинополе, в церкви святой Ирины. Третий — в Ефесе, в церкви святаго Иоанна Богослова. Четвертый — в Халкидоне, в митрополичьей соборной церкви. Пятый и Шестой — опять в Константинополе, причем первый происходил в храме святой Софии, второй же — в дворцовом храме, называемом Труллом. Все те церкви не были ли украшены честными иконами? И ни один из прежних Соборов не отвергал их, как отвергает ваш Собор. Что вы скажете мне на это?

Те удивлялись премудрости святаго Стефана и молчали, не имея ничего, что могли бы возразить ему. Только один из сидящих с ними промолвил:

— Воистину, справедливо то, что говорил Стефан!

Преподобный же возвел очи на Небо; потом, воздев руки свои и испустив вздох из глубины сердечной, громко воскликнул:

— Если кто не чтит Господа Иисуса Христа, изображенного на иконах по человеческому естеству, да будет анафема и да имеет часть вместе с возглашавшими: возмѝ, возмѝ, распнѝ є҆го̀^[44].

Тогда нечестивые еретики, видя, что им не одолеть святаго в споре, повелели отвести его в темницу, а сами, исполненные стыда, возвратились к пославшим их.

Когда они пришли к царю, то царь спросил:

— Что вы успели сделать?

Епископы хотели было скрыть посрамление свое, но Каллист предупредил их, рассказав царю всю истину.

— О царь! — говорил он, — мы побеждены в споре Стефаном. Мудрый он муж и в словах его заключается невыразимая сила. К тому же он мужествен и безбоязнен, и не только запрещений, но даже самой смерти не боится.

Тогда разгневанный царь повелел послать преподобного Стефана на заточение в Геллеспонтские страны, на остров Проконнис^[45].

Прежде, чем отправиться туда, святый оказал помощь игумену Филиппикова монастыря, который был болен и уже находился при смерти. Помолившись над ним и прикоснувшись к нему рукою, блаженный исцелил его и поднял с одра болезни. Затем, вошедши на приготовленный для него корабль, он поплыл на место своего изгнания. Достигнув острова Проконниса, он сначала начал обходить все пустынные места на нем и, наконец, нашел одну прекрасную пещеру, называемую жителями той страны Киссуда. В ней находилась небольшая церковь во имя святой Анны, прародительницы Господа по плоти, матери Пресвятыя Богородицы. Святый сильно обрадовался и поставил около пещеры келлию. Здесь, живя во славу Божию, он питался кореньями местных растений.

Между тем ученики преподобного Стефана, изгнанные из монастыря его, находившегося на Авксентиевой горе, рассеялись по разным странам, как овцы, не имеющие пастыря. Но, прослышав, что учитель их пребывает в заточении на острове Проконнисе, они все собрались к нему, кроме двоих, отпавших от святаго пастыря, как Иуда от Христа, или Димас с Ермогеном от Павла^[46]. То были Сергий, составивший запись клеветнических обвинений против преподобного, и Стефан, который сначала был мирским священником, а потом принял пострижение от руки святаго в иноческий чин.

Снова отвергнув иноческий чин, а с ним Бога, и облекшись в мирские одежды, он пришел к царю и сказал ему:

— Благочестивый царь! Твоими заботами я избавился от сатанинских уз и, скинув темные одежды, облачился теперь в светлые.

Царь сильно обрадовался и возлюбил его, потом сделал заведующим Софийской палаты, куда он часто сам приходил. При этом Копроним называл его отцом веселия, хотя этот сын погибели мог возбуждать только плач о себе. Итак, те оба: Сергий и Стефан отделялись от лика учеников преподобного; остальные же все собрались, как сказано, к преподобному Стефану и устроили монастырь. Пришла к блаженному и матерь его с своею дочерью, а его сестрою, Феодотиею, и близ пещеры его устроили себе обитель, в которой и жили добродетельно, наслаждаясь по временам медоточивыми словами наставника своего, преподобного Стефана. Преподобный же устроил для себя столп, а на нем тесную хижину. Взойдя на столп, он затворился в той хижине; в то время ему было 49 лет от роду. За великие подвиги святаго Бог прославил его и дал ему дар чудотворения. Так, блаженный Стефан отверз очи слепому, освободил от лукавого духа бесноватого юношу, исцелил кровоточивую, помолившись над нею, не раз утишал волнение морское и спасал от потопления множество кораблей; сверх того, корабельщики неоднократно видели его ходящим по водам, или управляющим кораблем, или же распускающим паруса.

В то время, как святый прославился на острове Проконнисе своими чудотворениями, умерла мать его. Это было во второй год заточения преподобного. Когда она отходила к Господу, дочь ее Феодотия горько плакала о ней. Мать же Стефана, блаженная Анна, сказала ей:

— Ты не имеешь достаточной причины для плача, ибо и ты пойдешь со мною ко Владыке Христу.

Так и произошло: в седьмой день по смерти блаженной Анны, матери преподобного Стефана, Феодотия скончалась.

В это время на острове Проконнисе находился один воин, соименный преподобному (так как назывался Стефаном). Он был родом армянин и шел из европейских стран. На дороге он заболел ужасною болезнию, так что целая половина тела его иссохла. Услышав, что преподобный Стефан исцеляет всевозможные болезни, он через силу пришел к нему, пал пред ним на землю и со слезами молил у него исцеления. Преподобный повелел ему поклониться иконам Христа и Пресвятой Богородицы, и, когда тот с усердием сделал это, тотчас же совершенно исцелел. Когда воин сей возвратился к своим друзьям, те начали расспрашивать его: каким образом он выздоровел? Воин, нисколько не скрывая явленной над ним милости Божией, рассказал:

— Когда я поклонился иконам Христа и Пресвятой Богородицы, что повелел мне сделал инок Стефан, находящийся в Проконнисе, тогда и получил исцеление от своей болезни.

Воины возвестили об этом начальнику своему, который управлял Фракиею^[47]. Начальник призвал к себе исцелевшего воина и, расспросив его, как он выздоровел, немедленно отослал к царю. Царь также начал расспрашивать воина о выздоровлении его и, когда узнал, что тот получил исцеление, поклонившись святым иконам, стал называть его идолопоклонником, с яростию укоряя его, как будто бы он совершил безбожное дело. Тогда исцеленный, стыдясь царя, раскаялся в том, что поклонился иконам, и всенародно отвергся от почитания их, дав обет больше уже никогда не кланяться им. За это беззаконный царь возлюбил его и почтил саном сотника^[48]. Но когда тот нечестивый воин, вышедши из царского дворца, хотел сесть на коня своего, то конь внезапно взбесился и, свергнув его с себя, начал топтать несчастного ногами, и до тех пор топтал его, пока тот не испустил дух свой. Такую казнь принял этот неблагодарный отступник.

Сие чудо, вместе с другими, творимыми блаженным Стефаном чудесами, привело царя в сильный гнев и ярость; ибо царь знал, что преподобный, живя в Проконнисе, прославляется чудотворениями и учит всех поклоняться святым иконам. Поэтому он задумал лишить святаго жизни, для чего повелел привести его из заточения. Когда святый был приведен к Копрониму, то беззаконный царь повелел прежде всего оковать его железными цепями, забить ноги его в колодку и заключить в мрачную темницу, известную под названием Фиальской^[49]. По истечении же нескольких дней Копроним, находясь вместе с двумя главнейшими сановниками своими в одном из загородных дворцов, приказал привести к себе блаженного Стефана.

Ведомый к царю, преподобный на пути выпросил у одного боголюбца монету, имевшую на себе царское изображение, и тайно вложил ее в клобук себе.

Лишь только царь увидел святаго, тотчас же начал громко кричать:

— О беда, беда! И что я только терплю? Сей человек поносит мою власть, бесчестит и ни во что вменяет меня!

И говорил много укоризненных и оскорбительных для святаго слов. Но блаженный стоял молча, опустив голову вниз. Тогда царь сказал:

— Что же ты ничего не говоришь мне, нечестивец?

Блаженный Стефан в ответ на это стал громко говорить:

— Если ты, царь, задумал убить меня, то убивай теперь же. А если призвал меня для того, чтобы расспросить о чем-либо, то тебе следует укротить гнев свой и беседовать со мной спокойно.

Слыша такие слова, царь спросил святаго:

— Скажи мне, за что ты называешь нас еретиками? Какое из церковных преданий мы нарушаем?

Преподобный ответил:

— Вы отвергаете почитание святых икон, что предано нам издревле от богоносных Отцев.

Мучитель возразил на это:

— Не называй сие святыми иконами: не иконы святые то, но изображения идолов; а какое общение у святых с идолами?

На это святый муж ответил:

— Тот, кто поклоняется иконе, воздает поклонение не самому веществу; ибо поклонение, воздаваемое образу, переходит на Первообразного, как говорит святый Василий Великий.

Мучитель сказал святому:

— Разве можно изображать вещественными красками то, из чего многое темно и непостижимо для ума? И справедливо ли под чувственным образом поклоняться тем, естество которых никому неизвестно?

Преподобный ответил:

— Кто из имеющих разум скажет, что вещественными красками можно изображать невещественное Божие естество? Существа Божия даже ум описать не может; тем более нельзя изобразить Его красками. Но когда мы изображаем на иконе Христа, то изображаем не Божеское Его естество, но человеческий вид Его, подобный нашему, Который Апостолы видели и осязали, как святый Иоанн Богослов сказал: є҆́же ви́дѣхомъ ѻ҆чи́ма на́шима, є҆́же ᲂу҆зрѣ́хомъ, и҆ рꙋ́ки на́шѧ ѡ҆сѧза́ша^[50]. И если ты мне укажешь на слова Моисея: не сотворѝ себѣ̀ кꙋмі́ра, и҆ всѧ́кагѡ подо́бїѧ, є҆ли̑ка на нб҃сѝ горѣ̀, и҆ є҆ли́ка на земли҆ ни́зꙋ^[51], — то я скажу тебе, что сам Моисей сделал изображения двух златых Херувимов, о чем Божественный Апостол повествует так: херꙋві́ми сла́вы, ѡ҆сѣнѧ́ющїѧ ѻ҆лта́рь^[52]. Но и самый олтарь, и скиния, и Святая Святых изображали собою подобие небесное, как говорит тот же Апостол: ѡ҆́бразꙋ и҆ стѣ́ни слꙋ́жатъ небе́сныхъ^[53]. Что же мы творим беззаконного, когда, видимый людьми, человеческий Образ Христа пишем на иконе и поклоняемся Ему? Или когда мы поклоняемся Кресту, сделанному из какого-либо вещества, то разве мы веществу поклоняемся? Точно так же, когда мы почитаем священные сосуды, то на нашей совести не может лежать никакого греха, так как мы знаем, что сосуды освящаются призыванием Христова Имени. Зачем же вы восстаете против всего этого? После этого вы пожелаете отринуть и святые Тело и Кровь Христовы, таинственно предлагаемые под видом хлеба и вина, кои изображают то Тело Христово, Которое страдало на Кресте, а теперь пребывает на Небе, — и коим мы покланяемся и, причащаясь их, получаем наследие вечных благ. Вы же, не полагая никакого различия между святым и несвятым, почитаете идолами Христову икону, наравне с изображением Аполлона, и икону Богородицы, наряду с изваянием Артемиды^[54], попираете их ногами и сожигаете в огне.

На это царь ответил:

— Неужели ты, неразумный нечестивец, думаешь, что мы, попирая сии иконы, Христа попираем?

Тогда богомудрый Стефан, желая, по обычаю искусных борцов, победить врага его же оружием, извлек из клобука монету, которая имела изображение нечестивого царя Копронима, и которую он выпросил, идя на допрос, у одного благочестивого человека. Показав эту монету, преподобный спросил царя в тех же самых выражениях, в каких Христос вопрошал некогда фарисеев:

— Чі́й ѡ҆́бразъ се́й и҆ написа́нїе?^[55].

Царь ответил, полный удивления:

— Не иной чей, как царский.

Святый снова спросил:

— Что было бы, если бы кто изображение царя поверг на землю, и стал топтать его ногами? Не понес ли бы он наказание за это?

Присутствующее при состязании ответили:

— Да! Великое наказание потерпел бы такой человек, так как он обесчестил бы царский образ.

Тогда преподобный, тяжко вздохнув, сказал:

— Сколь сильна у вас слепота и сколь велико безумие! Если за бесчестие образа царя земного и смертного вы караете ужасною казнию, то какому наказанию подвергаетесь вы, попирая образ Сына Божия и Матери Его и предавая их огню?

Сказав сие, святый плюнул на монету, и бросив ее на землю, начал топтать ногами. Видя это, присутствовавшие с яростию устремились на святаго, намереваясь сбросить его из палаты в море, ибо палата, где происходила беседа с преподобным, возвышалась над морем. Но царь, притворившись кротким, хотя внутри у него закипел страшный гнев, запретил им делать это, но повелел отвести святаго в народную темницу и там заключить.

Входя в эту темницу, святый сказал:

— Сия темница будет пристанищем во время настоящей жизни моей; здесь надлежит мне пребывать до последнего издыхания, и я стану смотреть на сие место обитания моего, как на награду за верность честны́м иконам.

Будучи заключен в самом отдаленном помещении темницы, святый нашел сидящими в ней триста сорок два инока, которые подвизались в различных странах и монастырях и были ввержены в темницу за почитание святых икон. У одних из них были отрезаны носы, у других отсечены уши, у третьих — руки: последняя жестокость была употреблена по отношению к тем, которые составляли книги в защиту иконопочитания. Некоторые носили на теле язвы от ран, еще не успевших совершенно исцелеть; кое-кто имели лица опаленные и намазанные смолою; у иных головы были острижены для посмеяния. Видя всех претерпевших указанные муки, преподобный прославил терпение и подвиги их и стал сильно скорбеть, что не сподобился сам понести таких мук за святые иконы. Святые же отцы те с любовию приняли к себе блаженного Стефана и избрали его начальником и учителем себе. И стала темница сия как бы монастырем, и в ней совершались обычные пения и молитвы по чину и уставу монастырскому.

Пребывая в темнице, преподобный получал пищу от некоей боголюбивой женщины, которая была супругой одного из стражников. Каждую субботу и воскресенье она приносила в темницу немного хлеба и воды и тайно подавала святому. Сначала блаженный не хотел принимать из ее рук приносимой пищи, так как не знал, благочестива ли она и поклоняется ли иконам; ибо он гнушался еретиков и ничего не желал брать из их рук. Но женщина та, в удостоверение своего благочестия, принесла ему тайно хранимые у нее иконы Пречистой Богородицы и святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла. Поклонившись пред лицем преподобного сим святым иконам, она облобызала их, а потом отдала ему, чтобы блаженный Стефан, храня у себя те честны́е иконы, поминал ее в святых молитвах своих.

В один день святый Стефан беседовал с прочими преподобными отцами о многих и разнообразных мучениях, причиняемых благочестивым со стороны царских наместников, анфипатов и игемонов^[56]. Между прочим, один из заключенных, Антоний кипрянин, вспомнил о мученической кончине кипрского монаха Павла. Епарх Крита Феофан, прозываемый Лардоритом, положил на земле пред ним с одной стороны образ Распятия Христова, с другой же — орудия пытки и сказал ему:

— Избери себе, Павел, одно из двух: или согласись попрать ногами икону Христа, чтобы быть тебе живому, или же ты подвергнешься лютой смерти, истязуемый лежащими пред тобою орудиями, — если только не захочешь исполнить повеленное тебе.

Но мужественный Павел громко возгласил:

— Не пойду я, Господи Иисусе Христе, Единородный Сыне Божий, на то, чтобы попирать ногами святую икону Твою.

Сказав это, Павел преклонил колена и благоговейно лобызал святую икону, показывая этим, что он не боится угроз мучителя и готов умереть за Христову икону. Тогда мучитель пришел в сильный гнев и распалился яростью. Прежде всего, он повелел двумя железными досками крепко-накрепко стягивать тело исповедника, потом, повесив Павла вниз головою, терзать тело его железкой и, наконец, разложить под ним костер и зажечь его. В сем страдании Павел и скончался, сожженный огнем, соделавшись благовонной жертвой Господу.

Когда Антоний рассказывал это, все отцы проливали теплые слезы. После того начал говорить другой узник, именем Феостирикт, муж старый и почтенный пресвитерским саном, у которого за верность иконопочитанию был отрезан нос, а всё лицо опалено кипящею смолою.

— Однажды в монастыре нашем, называемом Пеликита, — говорил он, — совершалось во Святый и Великий Четверг Страстной седмицы бескровное жертвоприношение. Вдруг нападает на монастырь мучитель Лаханодракон со множеством воинов. Дерзновенно войдя в алтарь, он повелел прекратить пение и ниспроверг Святые и Животворящие Христовы Таины на землю. Затем, схватив избранных сорок двух иноков, оковал их железными цепями, — из остальных же некоторым нанес жестокие раны, истерзав тело их, другим опалил бороды и лица, предварительно обмазав их смолою, у иных, в числе которых был и я, отрезал носы. После того он поджег церковь и спалил ее вместе со всем монастырем. Тех же избранных сорок двух иноков, которые были окованы узами, мучитель заточил в Ефесской области, поместив их всех в одной ветхой бане, вход в которую был заколочен. Там все они и были уморены голодом.

Преподобный Стефан, слушая такие рассказы, убеждал братию к подобному же мужеству и терпению. Потом и сам припомнил о некоем Петре, жившем во Влахернах. Приведенный на допрос к царю, сей Петр за верность иконопочитанию беспощадно был бит воловьими жилами, но проявил при этом такое терпение, что совершенно не стонал и не кричал, как будто не испытывал никакой боли. Мало того, — он не побоялся поражать обличительными словами, как каким-либо острием, самого царя, называя его новым Юлианом Отступником^[57]. Припомнил блаженный Стефан и о некоем Иоанне, которого царь не мог принудить к тому, чтобы он попрал ногами иконы Христа и Пресвятой Богородицы. После многих напрасных попыток мучитель повелел зашить его в мех и, привязав к меху камень, бросить его в море и потопить святаго.

Рассказывая друг другу такие повести, все преблаженные отцы и узники за Христа распалялись ревностным желанием пострадать за святые иконы и один другого укрепляли, говоря:

— Потерпите, братия, ради Господа, и постраждите за Него до последнего издыхания. А҆́ще бо съ ни́мъ стра́ждемъ, съ ни́мъ и҆ просла́вимсѧ^[58]. Все блага мира сего ничто пред той славой, которая уготована нам.

Блаженный Стефан пробыл в народной темнице одиннадцать месяцев. Тут Бог открыл ему в видении время смерти его за сорок дней. Когда после откровения пришла к нему жена стражника, приносившая преподобному пищу, он сказал ей:

— Да вознаградит тебя Господь за благодеяние твое, которое ты оказывала мне. Ты достаточно послужила мне. Теперь больше уже не приноси мне той тленной пищи и пития, какие приносила раньше.

Услышав такие слова, жена опечалилась, ибо, думала, что святый гнушается ее приношениями. Видя печаль ее, преподобный сказал ей:

— Приблизилось время кончины моей, ибо, по прошествии сорока дней, я умру. И я желаю в продолжение этих дней приумножить подвиги иноческие и остаться совершенно без пищи и пития, чтобы приготовить себя к смерти.

Затем, отослав жену стражника, преподобный предался молитвенным подвигам и пребывал в молитве день и ночь. Некоторые из граждан, соблюдших благоверие в это время, приходили к нему, чтобы получить от него благословение. Для сего они меняли одежды свои, облекались в худые рубища и, приходя к святому, наслаждались его многополезными и богомудрыми речами.

Когда положенные сорок дней подходили к концу и уже наступил тридцать восьмой день, преподобный снова призвал названную выше жену и при всех святых отцах, находившихся в темнице, сказал ей:

— Да воздаст тебе Бог сторицею за те милости, какие ты оказала мне, и призрит на тебя милосердым оком с высоты Своей, ибо ты явила себя истинной ученицей Того, Который сказал: поне́же сотвори́сте є҆ди́номꙋ си́хъ бра́тїй мои́хъ ме́ньшихъ, мнѣ̀ сотвори́сте^[59], и еще: прїе́млѧй пра́ведника во и҆́мѧ пра́ведниче, мздꙋ̀ пра́ведничꙋ прїи́метъ^[60]; и в третьем месте: и҆́же а҆́ще напои́тъ вы̀ ча́шею воды̀ во и҆́мѧ моѐ, не погꙋби́тъ мзды̀ своеѧ̀^[61]. Все это ты исполнила, послужив мне, и потому не лишишься награды своей.

Затем святый подал ей святые иконы, которые она раньше принесла ему, и сказал ей:

— Прими драгоценное сокровище твое. Оно послужит для тебя защитою от всякого зла и будет свидетельством твоего Православия в нынешнем и грядущем веке.

Произнеся эти слова, святый тяжко вздохнул и проговорил:

— Через день я оставлю земную жизнь и переселюсь в иной мир, где предстану пред Небесным Царем.

При этих словах преподобного женщина та горько заплакала. Потом, взяв иконы и приняв от святаго Стефана благословение, обернула иконы полотенцем и пошла в свой дом, скорбя по поводу разлуки с своим великим отцом и учителем. Преподобный же оставшееся время до дня смерти своей провел вместе с соузниками своими в пении священных песнопений, прославляя Господа Бога.

Когда наступил тридцать девятый день, царь с своею третьею женою, именем Евдоксиею, стал праздновать языческий праздник, называемый врумалиями^[62]; ибо нечестивый еретик, при многих своих богоненавистных злодеяниях, не оставлял и языческих празднований. Во время сего праздника некоторые из зловерных еретиков обвинили пред царем блаженного Стефана в том, что он превратил темницу в монастырь и прельщает своими речами многих приходящих к нему, увлекая их в идолопоклонство (так они называли иконопочитание). Царь, разгневавшись, тотчас же послал спекулятора, чтобы тот вывел Стефана за город и казнил бы его мечом. Но когда Стефан был веден связанным на усечение, царь стал жалеть, что осудил блаженного на такую быструю казнь.

— Что может быть вожделеннее для Стефана, как не окончить поскорее жизнь свою посредством усечения мечом? — говорил он и, желая умертвить преподобного более лютою смертию, повелел снова возвратить в темницу. Сам же устроил у себя в этот день большой пир для своих вельмож и единомышленников, и они ликовали и веселились при игре на музыкальных инструментах и при громком звуке труб. Среди пира царь вспомнил о блаженном Стефане и сказал двум находившимся при нем юношам, которые были красивы лицом, отличались храбростию и были ему единоутробными братьями.

— Идите в народную темницу, и скажите Стефану с Авксентиевой горы следующее. Так говорит царь: видишь ли, какую имеет он заботу о тебе? Вот, он возвратил тебя от самых врат смертных и даровал тебе жизнь. Итак, доколе же ты не будешь повиноваться царской воле? Скажите ему всё это. Я знаю, что он не покорится мне, но еще больше начнет хулить меня, — и вы тогда схватите его и бейте как можно сильнее, пока не убьете до смерти.

Выслушав приказ царя, юноши те пошли в темницу; но увидев лице Стефана, подобное ангельскому зраку, пришли в смущение пред его святостию и, пав к ногам блаженного, просили у него благословения и молитвы. Потом, возвратившись к царю, сказали ему:

— Мы нашли чернеца того непокорным и за это били его без милости и оставили еле живым; не думаем, чтобы он мог дожить до утра, — так сильно мы били его.

Услышав это, царь утешился и весело продолжал пировать с своими единомышленниками.

Между тем, преподобный Стефан всю ночь простоял на молитве, готовясь к смерти. Когда же взошла утренняя звезда, он созвал всех преподобных отцов, заключенных вместе с ним, и обратился к ним с такою речью:

— Последнее пожелание мира и последнее целование даю я вам, отцы и братия: вот уже приблизился час моей кончины, и меня ожидает мученический венец. Вы же до конца пребывайте в Православии и будьте тверды.

Услышав такие слова, преподобные отцы горько плакали, омывая лица свои теплыми слезами. Святый же Стефан стал совлекать с себя одежды. Тогда другие преподобные отцы сказали ему:

— Лучше будет, отче, если ты встретишь смерть в святом иноческом одеянии своем.

Но боговдохновенный Стефан ответствовал:

— Борцу подобает выйти на борьбу нагим. К тому же что хорошего в том, если иноческий чин будет попран ногами людей беззаконных?

Сказав это, блаженный совлек с себя все одежды и, прикрывшись одною только кожаною мантиею, сел, вместе со святыми отцами, в ожидании своего смертного часа.

В ту же ночь, когда царь после пира почивал на одре своем, бес, находившийся всегда при нем, возвестил ему, что посланные его не причинили Стефану никакого зла, но только поклонились ему и взяли у него благословение. Тогда царь, встав от сна, вышел из внутренних покоев дворца своего и, наподобие рыкающего льва, начал восклицать:

— О беда, о великое уничижение, нет у меня помощника, нет верного слуги. Все меня ставят ни во что, и я не знаю, что мне делать с людьми, недостойными и воспоминания о них (так он называл обыкновенно иноков).

Услыхав вопли царя, все бывшие в царском дворце смутились, стали волноваться и поспешно подбегали к нему. Взглянув на подбегающих, царь сказал:

— Куда идете и кого ищете?

Они же со смирением сказали:

— Мы пришли к тебе, благому господину и царю нашему.

Тогда царь громким голосом возгласил:

— Я не господин и не царь ваш. Вы имеете у себя иного царя, иного господина, к ногам которого припадаете, молитв и благословения которого просите. И нет никого, кто бы слушал меня и верно служил бы мне, чтобы я мог истребить врага моего и чтобы утешился дух мой.

Окружавшие Копронима стали расспрашивать, кто сей враг его, которого почитают больше самого царя. Тогда Копроним ответствовал:

— Не я царь, а Стефан с Авксентиевой горы.

Едва он произнес такие слова, тотчас же все с сильным криком быстро устремились в народную темницу и, обращаясь к страже, восклицали:

— Дайте нам Стефана Авксентианина!

Но преподобный Стефан сам вышел к ним из темницы с лицом веселым, с душою радостною.

— Я — тот, кого вы ищете, — говорил он прибежавшим.

Тогда они схватили святаго, как волки овцу, повергли его на землю и, разбив все оковы на нем, немилосердно повлекли его на площадь, попирая ногами и ударяя палками. Когда блаженный был извлечен за ворота темницы и был против церкви святаго великомученика Феодора, то, опершись руками о землю, поднял, насколько мог, свою голову, и сотворил последнее поклонение святому мученику пред его церковию, исполнив, таким образом, среди лютых мук, благочестивое дело. Видя это, один из кровопийц, влекущих святаго, именем Филомматий, схватил большой кусок дерева и, сильно ударив им по голове святаго, разбил ее. И тотчас же преподобный предал дух свой в руце Божии. А на его убийцу на том же месте внезапно напал бес, так что нечестивец, возопив страшным голосом, пал на землю и ужасно кричал, извиваясь всем телом и скрежеща зубами, причем из уст его текла пена. И он, окаянный, до тех пор был мучим бесом, доколе среди тяжких мучений не изверг душу свою.

Несмотря на это, сборище разъяренных кровопийц, влекших Стефана, не прекратило издевательства над его телом, и являло над мертвым свою зверскую лютость, влача тело преподобного по улицам и побивая его камнями. Отдельные члены преподобного по пути отрывались от святаго тела и оставались лежать на улицах: так было с перстами преподобного, с руками его, а также и со внутренностями. Между прочим, один из беззаконников, поднял обеими руками огромный камень и ударил им в чрево преподобного, и тотчас чрево его распалось и внутренности его вывалились; так что улицы города обагрились кровью святаго, которая лилась, как вода. И не только мужи, но и жены, а также малые дети, выходя из своих училищ, метали камни на мертвое тело преподобного. Ибо от царя вышло такое повеление: если кто не бросит камень на Стефана Авксентианина, тот — противник царю и подлежит казни. Потому-то вся толпа зловерных еретиков, от мала до велика, побивала убиенного. Когда же тело святаго приволокли к воловьему торгу, то один содержатель корчмы, варивший в это время рыбу, увидев влачимое тело и думая, что святый еще жив, схватил горящую головню и ударил ее в голову святаго, и из нее тотчас же истек мозг.

Следом за мятежным сборищем, творившим разные издевательства над телом преподобного, шел один православный муж, по имени Феодор, который хотел знать, где бросят тело святаго. Увидев истекший из головы его мозг, он сделал вид, как будто бы споткнулся, упал на землю и, тайно собрав мозг преподобного в чистый платок, скрыл его в своей одежде и снова пошел вслед за издевающимися над телом святаго.

В это время еще жива была старшая сестра преподобного Стефана, которая постриглась в иноческий чин в одном из Византийских девичьих монастырей. К этому монастырю и повлекли тело святаго, чтобы и сестра преподобного, согласно царскому повелению, бросила в него камень. Но та, узнав о сем, удалилась из своей келлии и скрылась в одном гробе; ее всюду искали, но не могли найти. Тогда тело преподобного Стефана повлекли оттуда на место, называемое Пелагииным кладбищем. Там находилась прежде церковь святой мученицы Пелагии, от ветхости распавшаяся; злочестивый царь повелел разбросать самое основание ее, а на месте его выкопать глубокую яму, в которую стали бросать трупы убиваемых неверных. К этой яме и приволокли тело преподобного Стефана и ввергли его в нее, вменивши праведного со беззаконными.

Так окончил свое земное поприще преподобный отец наш Стефан, ноября месяца в 28 день, в 53-ем году от своего рождения^[63]. День этот с утра был весьма ясен и солнце лило на землю яркий свет; в третий же час этого дня с восточной стороны, где находилась Авксентиева гора, показалось облако огненное, воздух над городом мгновенно помрачился и день превратился в ночь. Потом поднялась буря, стал падать сильный град, который поразил многих насмерть.

Но все эти видимые знамения гнева Божия, обрушившиеся на Константинополь в наказание нечестивым за причиненные преподобному муки и ругательства над его честным телом, не вразумили злочестивого царя. Так, он повелел предать смертной казни, как ослушников царской воли, — двоих своих братьев, которых посылал раньше убить преподобного Стефана. Потом он погубил насмерть и других святых отцов, которые пребывали в темнице вместе с преподобным Стефаном.

Между тем Феодор, который собрал истекший мозг преподобного Стефана, отправился в монастырь святаго Дия^[64] и, тайно отдав игумену монастыря мозг блаженного, подробно поведал ему о всем, что знал о смерти Стефана. Игумен, выслушав со слезами рассказ Феодора, предал царя, как еретика и отступника, проклятию, мозг же святаго принял как многоценное сокровище, вложил его в чистый сосуд и скрыл в церкви святаго первомученика Стефана. Но сие не утаилось от злобного царя. Произошло это таким образом.

Когда игумен положил честны́й мозг святаго Стефана в сосуд и скрыл его в церкви, то при этом присутствовал один юноша, живший в монастыре святаго Дия. По прошествии некоторого времени юноша сей стал молить игумена, чтобы тот сподобил его диаконского сана. Но игумен, не считая его достойным сего сана, не исполнил его просьбы. Тогда юноша разгневался на игумена и, отправившись к царю, рассказал ему всё, что знал о мозге святаго Стефана. Царь тотчас же повелел принести сосуд, в который положили честный мозг преподобного, и открыть его пред собою.

Когда сосуд открыли, то он оказался совершенно пустым, ибо мозг Стефана божественным смотрением был невидимо взят и сокрыт на месте, никому неизвестном и доныне. Царь разгневался, и юноша тот, как клеветник, был отослан на изгнание.

Здесь необходимо припомнить и чудесную казнь Божию, постигшую ту девицу, которая, будучи рабыней блаженной инокини Анны, солгала на нее и на блаженного Стефана, будто бы они, тайно сходясь по ночам, впадали в беззаконный грех. Она была отдана в замужество одному сановнику, собиравшему подати для царя в Вифинии, и родила двух близнецов. Однажды, когда она почивала ночью на одре вместе с детьми своими, — те внезапно пришли в волнение и, получив некую дивную силу, яростно схватили сосцы своей матери и начали сосать их не как дети, но как львята или медвежата, — так что несчастная женщина не могла оторвать их от своей груди. И так зверски терзая сосцы матери своей, они ее умертвили; затем и сами, как порождения ехидны, умерли вместе с нею. Такая казнь постигла окаянную лжесвидетельницу. Блаженный же преподобномученик Стефан, как неповинный и чистый сердцем, зрит Бога в Троице Единого — Отца, и Сына, и Святаго Духа, Которому слава во веки. Аминь.

---

Тропа́рь прпⷣбномч҃нка, гла́съ д҃:

По́стнически предподвиза́всѧ на горѣ̀, ᲂу҆́мнаѧ врагѡ́въ ѡ҆полчє́нїѧ всеѻрꙋ́жїемъ крⷭ҇та̀ погꙋби́лъ є҆сѝ всебл҃же́нне, па́ки же ко страда́льчествꙋ мꙋ́жески воѡрꙋжи́лсѧ є҆сѝ, ᲂу҆би́въ копрѡнѵ́ма мече́мъ вѣ́ры: и҆ ѻ҆бои́хъ ра́ди вѣнча́лсѧ є҆сѝ ѿ бг҃а, прпⷣбномч҃нче стефа́не приснопа́мѧтне.

Конда́къ, гла́съ и҃:

Трⷪ҇цы рачи́телѧ, и҆ бж҃е́ственнаго стефа́на восхва́лимъ вѣ́рнѡ пѣ́сньми празднолю́бцы ѿ се́рдца, ꙗ҆́кѡ почествова́ша начерта́нїе кра́сное влⷣки, и҆ мт҃ре є҆гѡ̀: и҆ согла́снѡ ны́нѣ ѿ любвѐ возопїи́мъ є҆мꙋ̀, ра́дꙋющесѧ: ра́дꙋйсѧ, ѻ҆́тче присносла́вне.

Конда́къ, гла́съ г҃:

И҆з̾ непло́дна прпⷣбне ко́рене возрастѐ вѣ́твь: первострада́льцꙋ тезоимени́те, мона́хѡвъ наста́вникъ вели́къ ѻ҆́тче ꙗ҆ви́лсѧ є҆сѝ, и҆ ꙗ҆́рости не ᲂу҆боѧ́всѧ царѧ̀, не хотѧ́ща хрⷭ҇то́въ чествова́ти ѡ҆́бразъ. сегѡ̀ ра́ди сконча́всѧ, мч҃нческїй вѣне́цъ прїѧ́лъ є҆сѝ стефа́не.

Житие

святаго отца нашего

Феодора,

архиепископа Ростовского^[65]

‎вятый Феодор, первый архиепископ Ростовский, происходил из того знаменитого своим благочестием рода, к которому принадлежал великий подвижник и молитвенник земли русской преподобный Сергий Радонежский. Святитель Ростовский Феодор был родной племянник преподобного Сергия, сын его старшего брата Стефана. Сей Стефан, выселившись, как и преподобный Сергий, вместе с отцом своим, боярином Кириллом, из Ростовской области в подмосковную область Радонежскую, первую половину жизни своей провел на службе у Радонежского князя Андрея Ивановича, сына московского князя Ивана Даниловича Калиты. Он был в числе главных вельмож Радонежского князя, славился воинскими заслугами, но особенно отличался своим благочестием. Он был женат и от супруги своей Анны имел двух детей, Климента и Иоанна. Благочестивая жена Стефана вскоре скончалась, и Стефан тогда решил отречься от мира и принять иночество. Он постригся в монастыре Покрова Пресвятой Богородицы в Хотькове и предался усердно иноческим подвигам, посту и молитве. Оставив вскоре Хотьковский монастырь, он ушел в Москву, поселился в монастыре святаго Богоявления в особой келлии и проводил строгий и суровый образ жизни в посте и молитве, воздерживаясь от вина и пива и одеваясь в ветхие одежды. В то время находились в том монастыре и другие знаменитые подвижники — как святый Алексий, впоследствии митрополит, старец Геронтий и другие. Их любил преосвященный Феогност, тогдашний Митрополит всея России^[66], часто к себе призывал и оказывал им почет.

Узнав о благочестивой подвижнической жизни Стефана, Великий князь Симеон Иванович^[67], сын Ивана Даниловича, повелел митрополиту Феогносту посвятить его в священнический сан, а потом поставить и в игумены Богоявленского монастыря, и избрал его в духовники себе. Духовными детьми Стефана пожелали стать и многие бояре и вельможи. Великий князь Симеон любил Стефана, почитал и часто с ним беседовал.

Таков был отец святаго Феодора, называвшегося в миру Иоанном. По достижении семилетнего возраста Иоанн отдан был благочестивыми родителями в научение грамоте и вскоре изучил всё, что было ему преподано.

По смерти матери юный Иоанн находился при своем отце, принявшем иночество. Слыша о жизни своего дяди, великого Радонежского подвижника Сергия, устроявшего тогда свою новую обитель, в которую отовсюду собирались разного чина и звания люди для духовных подвигов, Иоанн горел желанием видеть Сергия и последовать ему. По Божию смотрению, отец Иоанна, Стефан, отправился из Москвы в Радонежскую область в монастырь Живоначальныя Троицы и привел с собою и сына своего Иоанна. Он провел сына прямо в церковь и, взяв за правую руку, сам передал его в руки игумена Сергия, своего родного брата.

Несмотря на юные годы Иоанна, которому было всего двенадцать лет, преподобный Сергий, провидя в нем истинного подвижника, тогда же постриг его в иноческий чин, 20-го апреля, на память преподобного Феодора Трихины, в честь которого Иоанн переименован был в Феодора: тогда был обычай давать при пострижении имя того святаго, память которого совершалась в день пострижения.

Новопостриженный инок Феодор и остался на иноческое жительство в Троицком монастыре под руководством великого его основателя. Он стал вести воздержную, целомудренную и чистую жизнь, усердно посещал церковные службы, внимательно слушал Божественное Писание и сам часто читал Божественные книги. Наставника же своего, преподобного Сергия, во всем слушался со смирением, кротостию и молчанием. Усердие к церковной и келейной молитве, пост и бдение, усердное пение Псалтири и слезы умиления молодого инока вызывали удивление у окружавших. Особенно замечательно было то, что он ничего не скрывал от преподобного Сергия, и днем и ночью открывая ему все свои помыслы.

По достижении надлежащего возраста Феодор был посвящен в иерейский сан и продолжал совершенствоваться в иноческих подвигах и духовной жизни. Когда он служил Литургию вместе с преподобным Сергием и своим отцом Стефаном, некоторые иноки, удостоенные особой благодати Божией, видели, как с сими святыми служителями у Престола служил Ангел Божий.

В это время стала посещать Феодора мысль об основании нового, своего монастыря, об отыскании удобного места и учреждении иноческого общежития. Мысль эту он поведал своему учителю, преподобному Сергию, и повторял это не раз. Преподобный, видя, что мысль эта решительно овладела Феодором, усмотрел в сем действие промысла Божия.

Феодор непрестанно предавался по обычаю ночной молитве. И вот однажды, стоя на молитве, он слышит голос: «Феодор, иди в пустыню; ты устроишь обитель, соберешь в ней многих подвижников, мужей желаний духовных, и получишь великую награду на Небесах». Приняв сии слова за откровение свыше, блаженный никому не открыл о происшедшем. Но спустя значительное время великий прозорливец Сергий сказал своему племяннику:

— Я, чадо, надеялся, что ты предашь кости мои гробу и станешь после меня игуменом на сем месте; но если хочешь теперь начать задуманное тобою дело, то да поможет тебе Бог и Пресвятая Богородица.

Благословив своего племянника и ученика, он отпустил его вместе с теми из братий, которые пожелали с ним отправиться.

Преподобный Феодор вышел со своими спутниками из монастыря и отправился искать нужного ему, удобного для обители, места. И нашел он прекрасное для построения монастыря место, называвшееся Симоново, недалеко от города Москвы, на левом берегу Москвы-реки.

Получив известие, преподобный Сергий сам пришел видеть это место, нашел его удобным для построения монастыря и благословил Феодора приступить к исполнению задуманного предприятия.

Получив надлежащее архиерейское разрешение, преподобный Феодор создал на избранном месте церковь во имя Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, честна́го Ея Рождества, возвел нужные для монастыря изрядные строения, собрал отовсюду многочисленную монастырскую братию и составил монастырь по строгому чину монастырей общежительных.

Сам основатель монастыря подавал пример строгой подвижнической жизни и сиял как внутренними добродетелями, так и внешним благолепием и телесной красотой, отличаясь вместе с тем мудростью и разумом. Все эти качества возбуждали у всех уважение и почтение к нему, и слава его возрастала более и более, так что дядя его, преподобный Сергий, опасался, чтобы племянник его не прельстился этой честью и славой, и непрестанно молился, чтобы Господь Бог помог Феодору совершить течение жизни без преткновения.

Когда новооснованный монастырь стал привлекать многих приходящих, Феодор, избегая шумной жизни, решил найти для себя более глухое и уединенное место. Таковое он усмотрел вблизи монастыря, на расстоянии двух выстрелов из лука, в густом лесу, близ самой реки-Москвы, в пяти верстах от Московского Кремля. Здесь он построил для себя уединенную келлию и стал подвизаться с новым усердием и в новых трудах.

Но и здесь стали собираться к нему ученики, желавшие подвизаться вместе с ним. И здесь посетил его преподобный Сергий и признал новое место удобным для подвигов и для построения монастыря. Митрополит Алексий^[68] дал благословение на основание церкви в новом Симонове, а за церковью Рождества Пресвятой Богородицы осталось наименование: «На Старом Симонове».

Основание великолепной и обширной каменной церкви во имя Успения Пресвятой Богородицы преподобным Феодором положено было в 1379 году, а закончена постройка была только через 26 лет, в 1405 году, уже по смерти основателя; освящение новопостроенного храма совершено было уже митрополитом Киприаном.

Одновременно с церковью воздвигнуты были и другие новые обширные монастырские здания, трапеза, келлии. Много нашлось благотворителей новооснованному монастырю: князья и бояре, и сам Великий князь Димитрий Иоаннович^[69], а потом сын его и преемник, Великий князь Василий Димитриевич^[70], щедро давали казной и разными вкладами на монастырское строение.

Так устроился Новый Симонов монастырь, а Старый Симонов остался усыпальницею иноков.

Еще при митрополите Алексии Феодор был поставлен в игумена Симонова монастыря; преподобный Сергий был против этого: он желал, чтобы Феодор проводил уединенную жизнь, к которой стремился; но он должен был уступить настояниям Великого князя Димитрия Иоанновича и митрополита Алексия.

Великий князь Димитрий Иоаннович избрал игумена Феодора в духовные отцы себе; духовными детьми Феодора пожелали стать и многие бояре и вельможи.

Как духовник Великого князя и многих бояр, как племянник знаменитого подвижника Сергия, хорошо известный и властям духовным, Симоновский игумен Феодор должен был принимать живое участие в делах церковных.

По смерти митрополита Алексия настали замешательства в Русской митрополии. В Киеве находился Киприан, поставленный в Киевские митрополиты еще при жизни святаго Алексия и стремившийся распространить свою власть и на церковь Московскую, а в Константинополе в 1380 году, без ведома и согласия Московского великого князя, был поставлен в митрополиты Киевские и всея России Пимен. Великий князь пожелал иметь митрополитом Киприана и отправил звать его в Москву духовника своего, Симоновского игумена Феодора, который и выполнил данное поручение с успехом. Впоследствии несколько раз Феодор исполнял подобные же поручения. Так, в 1384 году он, по воле Великого князя, вместе с Суздальским архиепископом Дионисием, путешествовал в Константинополь по делам русской митрополии, так как смута еще продолжалась: в Москве занимали митрополичью кафедру то Киприан, то Пимен.

В эту поездку свою в Константинополь игумен Феодор получил от патриарха Нила^[71] сан архимандрита, а Симонов монастырь сделан был патриаршим ставропигиальным. В 1387 году архимандрит Феодор снова путешествовал в Константинополь по делам митрополии, когда туда же ездили и оба митрополита — Пимен и Киприан. Из этой поездки Феодор возвратился в сане архиепископа Ростовского вместе с митрополитом Пименом.

И после своего назначения на архиепископскую Ростовскую кафедру, остававшуюся праздною после удаления святаго Иакова^[72], Феодор продолжал принимать деятельное участие в церковных делах. Так, в 1389 году он вместе с другими епископами провожал из Москвы до Рязани Пимена в третью, последнюю, поездку его в Константинополь.

19-го мая 1389 года скончался Великий князь Димитрий Иоаннович. Сын и преемник его, Великий князь Василий Димитриевич, оказывал такое же уважение и внимание архиепископу Феодору, как и его отец, и пользовался его услугами в делах церковных.

Новым Патриархом Антонием^[73] Пимен был низложен окончательно и вскоре умер^[74]. Великий князь Василий Димитриевич решил принять в Москву митрополита Киприана, находившегося в Константинополе, и для приглашения его отправил не раз уже бывшего там опытного Ростовского архиепископа Феодора.

1-го октября 1389 года митрополит Киприан, вместе с приехавшим за ним Феодором, отправился из Константинополя через Киев, где они оставались до февраля 1390 года, а на средокрестной неделе Великого Поста этого года выехали в Москву.

Так кончились замешательства в Русской митрополии, а вместе с ними и странствования архиепископа Феодора. Много трудов, опасностей на суше и на море, огорчений и неприятностей пришлось ему перенести за это время, но он с юных лет приучил себя к трудам и подвигам и не думал о покое. Господь Бог укреплял дух его и тело.

Будучи игуменом и архимандритом Симонова монастыря, Феодор, хотя и был отвлекаем общецерковными делами, однако постоянно и неослабно руководил монастырскою жизнью и в своих учениках воспитал многих великих и славных подвижников. К нему приведен был блаженным Стефаном Махрищским^[75] благородного происхождения юноша, по имени Косма, воспитывавшийся в Москве в доме боярина Вельяминова, и был пострижен в Симоновом монастыре под именем Кирилла. Это был знаменитый впоследствии основатель Кирилло-Белозерского монастыря. Первыми подвигами монашеского послушания он обратил на себя общее внимание в Симоновом монастыре, трудясь в пекарне, поварне и других послушаниях. Здесь заметил его нередко посещавший обитель преподобный Сергий и любил с ним беседовать. Когда архимандрит Феодор был возведен в сан архиепископа Ростовского, братия Симонова монастыря избрала Кирилла настоятелем. Но, жаждавший уединенных подвигов, Кирилл тяготился этим положением, отказался от настоятельства и затворился в своей келлии. Однако слава его подвигов и сюда привлекла почитателей и посетителей, и он решил удалиться на север, где и основал свой, славный впоследствии, монастырь^[76].

Здесь же, в Симоновом монастыре, при архимандрите Феодоре, принял пострижение молодой волоколамский дворянин Феодор Поскочин, названный в иночестве Ферапонтом. Подобно Кириллу, он прославился своим подвижничеством и был известен Сергию Радонежскому. Вместе с своим другом Кириллом он удалился в Белозерский край и основал там монастырь, который стал известен под именем Ферапонтова. Призванный князем Андреем Димитриевичем Можайским, которому принадлежало и Белоозеро, Ферапонт основал в Можайске новый монастырь Лужецкий, в котором и скончался архимандритом своей обители^[77].

Много и других лиц подвизались в Симоновом монастыре под руководством архимандрита Феодора. Строгое общежитие, установленное в Симоновом монастыре, служило образцом для других общежительных монастырей, основатели которых прежде жили в монастыре или посещали его.

По окончании трудов по делам Русской митрополии, архиепископ Феодор прибыл в Ростов и, поклонившись иконе Богоматери и мощам святителя Леонтия, занялся усердно новым пастырским служением. В мире и любви пребывал он с ростовским княжеским семейством и руководил его по пути благочестия. У сына тогдашнего Ростовского князя Александра Константиновича Иоанна заболели глаза, и он потерял зрение. Отец обратился к святителю Феодору и просил помолиться за больного. Феодор направил князей к мощам святаго Леонтия в ростовскую соборную церковь, и, по совершении молебствия, больной князь исцелился и прозрел. Впоследствии, уже после кончины святителя Феодора, наученный сим пастырем, князь Иоанн, когда снова впал в очную болезнь, опять обратился с горячею молитвою к чудотворцу Леонтию и опять получил исцеление^[78].

Архиепископ Феодор оставил также по себе память основанием в Ростове Рождественского девичьего монастыря, существующего и в настоящее время.

О святителе Феодоре известно также, что он, будучи настоятелем Симонова монастыря, занимался иконописью и украсил своего письма иконами различные московские церкви^[79].

Из всех Ростовских святителей Феодор первый поставлен был в сан архиепископа, каковой сан на Руси дотоле принадлежал только владыке древнего Новгорода Великого. Недолго святитель Феодор управлял Ростовскою паствою. Блаженная кончина его последовала 28 ноября 1395 года. Мощи его почивают под спудом в Ростовском Успенском соборе в юго-западном углу. Над ним устроена богато украшенная гробница под золотою сению^[80].

Память святаго мученика

Иринарха

‎вятый Иринарх происходил из города Севастии^[81]. В юном возрасте он был палачом при мучениях святых мучеников. Во время истязания правителем Максимианом, при Диоклетиане, святых семи жен, Иринарх был просвещен благодатию Божиею: видя жен, мучимых ради Христа и посрамляющих мучителя, он дерзновенно исповедал Христа и назвал себя христианином. Тогда, по повелению правителя, он был ввержен в болото, откуда вышел невредимым, и затем в огненную печь, но и она не причинила ему никакого вреда. После этого его усекли мечом, в 303 году.

Память святых мучеников,

со святым Стефаном Новым за святые иконы пострадавших

‎ри Константине Копрониме^[82] многие православные воины, оставив воинское звание, приняли монашество. Многих из них беззаконный царь после мучений приказал лишить жизни. Одного, по имени Василия, он сначала ослепил. Когда же святый Василий и после ослепления стал воздавать поклонение святым иконам, мучитель вонзил меч в чрево Василия, так что обнаружились все его внутренности. В это же время приял мученический венец за святые иконы и святый Стефан в Константинополе. Кроме этих были сосланы в заточение два Григория с некоторыми другими, где и скончались. Наконец святый Иоанн был изгнан в Дафну^[83], где, по приказанию царя, его часто подвергали биению, от чего он и скончался.

---

1. Мать пророка Самуила долго была бесплодной. Неплодие считалось у евреев знаком немилости Божией и было позорным. Поэтому Анна со слезами молила Бога даровать ей детище, причем дала обет, — если у нее родится дитя, — посвятить его на служение Богу. Молитва ее была услышана; у нее родился младенец мужеского пола, который, как дар Божией милости, был посвящен родителями Богу и воспитывался при храме Иерусалимском.
2. Знаменитый Влахернский храм находился во Влахернах, местности Константинополя, почти на самом берегу Мраморного моря. Здесь была чудотворная икона Пресв. Богородицы и риза Ея, хранимая в особом ковчеге, которая была привезена в Византию в V веке.
3. Император Византийский Зенон царствовал в 474—491 гг. После него вступил на престол Анастасий I, царствовавший в 491—518 гг.
4. Здесь разумеется император Анастасий II (713—715 гг.)
5. Патриарх Герман I, управлял Византийскою Церковию в 715—730 гг.
6. Это было в 715 г.
7. Разумеется Феодосий III Адрамитен, царствовавший с 715 по 716 г.
8. Император Лев III Исаврянин царствовал с 716 по 741 г. Исаврянином он назывался потому, что был родом из Исаврии — провинции, расположенной на юге Малой Азии.
9. Лаодикия Финикийская была расположена на самом берегу Средиземного моря, несколько южнее Антиохии Сирийской.
10. Аравия — довольно большой полуостров на юге Азии, между Красным, или Чермным, морем и Персидским заливом. Население Аравии — семитического происхождения и ведет преимущественно кочевой образ жизни. При этом Аравия делится на множество мелких княжеств, в главе которых стоят шейхи. Христианство в Аравию проникло очень рано (как можно заключать из Кн. Деян. Ап., гл. 2, ст. 11; Посл. к Галат., гл. 1, ст. 17), и предание говорит, что там проповедывали христианство Апостолы Варфоломей, Фаддей, Андрей, Фома и даже Иоанн.
11. Титул патрициев принадлежали первоначально лишь детям сенаторов, которые назывались по-латыни patres. Потом это название стало прилагаться ко всем лицам благородного римского происхождения. Но император Константин сделал титул патриция личным достоинством, которое даровалось высшим чиновниками, но не переходило по наследству.
12. Спафарий — оруженосец, телохранитель царский. Впоследствии наименование спафарий сделалось одним лишь почетным титулом, даваемым лицам военным, — с которым не соединялись обязанности охранения царя.
13. Константинопольский Патриарх Анастасий управлял Церковию с 730 по 753 г.
14. Выражение мерзость запустения взято из книги Пр. Даниила (гл. 9, ст. 27, ср.: Еванг. от Матф., гл. 24, ст. 15); к Анастасию оно приложено для указания его недостоинства быть заместителем святителя Германа.
15. О Вифинии см. на стр. 54 пр. 1. Авксентиева гора находилась против Константинополя, у Никомидийского залива.
16. Посл. к Ефес., гл. 5, ст. 15.
17. Еванг. от Матф., гл. 24, ст. 13.
18. Еванг. от Матф., гл. 6, ст. 33.
19. Это было в 756 г. от Р. Хр.
20. Император Константин V Копроним царствовал с 741 по 775 г.
21. Разумеется Константинопольский Патриарх Константин II, который управлял Византийскою Церковию с 754 по 766 г.
22. Псалом 78, ст. 1 и 2.
23. Разумеется Константина VI Порфирородный, царствовавший в 780—797 г. Царица Ирина, мать его и подруга Льва VI, ревностная защитница иконопочитания, в продолжение 10 лет управляла государством вместо сына и после него царствовала по 802 г.
24. Псалом 108, ст. 28.
25. Арий, Несторий, Евтихий и Диоскор — были ересиархами. Арий учил о том, что Сын Божий есть тварное существо, не одинакового достоинства с Богом Отцом. Несторий учил о том, что Иисус Христос не есть Истинный Бог, но человек, удостоенный за святость жизни особенной благодати Божией. Евтихий и Диоскор были представителями монофизитской ереси, учившей об одной природе божеской в Иисусе Христе, которая поглотила в нем человеческое естество. Первый эту мысль высказал Евтихий — архимандрит одного из Константинопольских монастырей. Диоскор же (бывший Александрийским Патриархом в 444—451 гг.), явился ревностным защитником этой мысли.
26. Кн. Прор. Даниила, гл. 13, ст. 5.
27. Кн. Прор. Иеремии, гл. 12, ст. 10.
28. Финики — плоды пальмовых деревьев, имеющие ягодообразный вид; величина их разнообразна: у одних пальм плоды бывают в горошину, у других — больше человеческой головы. Когда плоды пальмовых деревьев созревают, то их или срывают рукою, или же трясут дерево, так что плоды падают на разостланные циновки. Употребляются в пищу финики одинаково и в свежем виде и в сухом. Смоквы — плоды смоковницы, дерево хорошо известного из книги Священного Писания. В естественном виде эти плоды походят на грушу. Мигдалы — миндальные орехи, плоды миндального дерева (по славянски «амигдал»).
29. В 763 году.
30. Здесь имеются в виду следующие слова пророка Исаии: гор́е глаго́лющымъ лꙋка́вое до́брое, и҆ до́брое лꙋка́вое: полага́ющымъ тьмꙋ̀ свѣ́тъ, и҆ свѣ́тъ тьмꙋ̀, полага́ющымъ го́рькое сла́дкое, и҆ сла́дкое го́рькое (гл. 5, ст. 20).
31. Псалом 140, ст. 5.
32. Стихира на праздник перенесения Нерукотворенного Образа Христа Спасителя.
33. Скифы — дикий народ, обитавший на севере от Черного моря, в пределах нынешней Южной России, и в низовьях Дуная.
34. Псалом 139, ст. 3.
35. Кувикуларий — царский постельничий, по большей части одно из самых приближенных лиц к царю.
36. Еванг. от Иоан., гл. 19, ст. 9; ср. Еванг. от Матф., гл. 26, ст. 63; гл. 27, ст. 12—14. Еванг. от Марка, гл. 14, ст. 61; гл. 15, ст. 5; Еванг. от Луки, гл. 23, ст. 9.
37. Выражение взято из книги Пророка Исаии, где оно приложено к Мессии-Избавителю (гл. 53, ст. 7).
38. Новоначалие — подготовительный искус, без которого не постригают в иночество; лица, находящиеся в этом положении, известны под названием послушников.
39. Иппоком — царский конюшенный; одна из придворных должностей.
40. Хризополь — предместье Константинополя, на противоположного берегу Босфора, в Вифинии; ныне Скутари.
41. 3 Кн. Царств, гл. 18, ст. 18.
42. Псалом 2, ст. 2.
43. Посл. к Филип., гл. 1, ст. 21.
44. Это было в то время, когда Господь стоял на суде Пилата (Еванг. от Иоанна, гл. 19, ст. 15).
45. Проконнис — остров на Мраморном море, ныне Мармара. Геллеспонтские страны — земли, расположенные посредине Мраморного моря, которое в древности называлось Геллеспонтом.
46. 2 Посл. к Тимоф., гл. 1, ст. 15; гл. 4, ст. 10.
47. О Фракии см. стр. 56, примеч. 2.
48. Сотник — начальник военного отряда из 100 человек.
49. Темница эта находилась в самом городе.
50. 1 Посл. Иоанна, гл. 1, ст. 1.
51. Книга Исход, гл. 20, ст. 4.
52. Посл. к Евр., гл. 9, ст. 5.
53. Посл. к Евр., гл. 8, ст. 5.
54. Об Аполлоне см. стр. 669, пр. 4; об Артемиде см стр. 675, пр. 1.
55. Еванг. от Матф., гл. 22, ст. 20.
56. Анфипат — начальник области, в состав которой входило несколько провинций; игемон — начальник провинции.
57. Юлиан Отступник — Римский император, царствовавший с 361 по 363 г. Рожденный и воспитанный в христианстве, он отвергся Христа и сделался ревностным язычником.
58. Посл. к Рим., гл. 8, ст. 17.
59. Еванг. от Матф., гл. 25, ст. 40.
60. Еванг. от Матф., гл. 10, ст. 41.
61. Еванг. от Марка, гл. 9, ст. 41.
62. Врумалии, или брумалии, — языческое празднество, которое происходило в день зимнего солнцестояния (по-латыни брума). Празднество это начиналось в древнему Риме жертвоприношением пред храмом Сатурна (римского бога земледелия и посевов), отчего называлось также сатурналиями, затем устраивалось пиршество, в котором принимали участие сенаторы и все сановники.
63. Это было в 768 г. от Р. Х.
64. Дий — один цареградский подвижник, живший в V в. и основавший в окрестностях Константинополя монастырь. Память его 19-го июля.
65. Житие святителя Феодора имел намерение составить знаменитый Епифаний Премудрый, написавший жития преподобного Сергия Радонежского и святаго Стефана, епископа Пермского: но сие намерение Епифания не было осуществлено. Древнего жития святаго Феодора не отыскано. Существует в рукописи пространное житие Феодора, составленное по разнообразным источникам в XVII столетии (по указанной синодальной рукописи это житие издано в 1877 г. в Ярославле отдельной книжкой под заглавием: «Житие иже во святых отца нашего Феодора, архиепископа Ростовского, чудотворца и основателя Симонова монастыря»). Сие житие и положено в основание настоящего изложения с проверкой по летописям и документам.
66. Святый Феогност занимал митрополию с 1328 г. по 1353 г.
67. Симеон Иванович Гордый княжил с 1340 г. по 1353 г.
68. Святый Алексий был митрополитом с 1354 г. по 1378 г.
69. Димитрий Иоаннович Донской княжил с 1363 г. по 1389 г.
70. Василий Димитриевич княжил с 1389 г. по 1425 г.
71. Нил был патриархом с 1378 г. по 1388 г.
72. Память святаго Иакова празднуется 27 ноября.
73. Антоний патриаршествовал с 1388 г. по 1395.
74. Митрополит Пимен скончался 11 сентября 1389 года в Малоазийском городе Халкидоне, лежащем почти против Константинополя, и там погребен.
75. Память его празднуется 14 июля.
76. См. житие преподобного Кирилла Белозерского июня 9.
77. Преподобный Ферапонт скончался в глубокой старости в 1420 г. мая 27; под сим числом см. его житие.
78. О сем повествуется в житии святаго Леонтия, Ростовского Чудотворца.
79. О занятиях святаго Феодора иконописанием говорится в «Сказании о святых иконописцах» (Буслаев. Истор. Очерки II, 379).
80. В лике святых Феодор встречается в агиографических памятниках с XV столетия. В рукописях встречаются написанные в честь его тропарь и кондак.
81. Здесь разумеется Севастия в Армении, называемая Севастией Армянской, — в отличие от Севастии Каппадокийской.
82. Константин Копроним царствовал с 741 по 775 г. Это был один из жестоких императоров-иконоборцев. Так как во время гонений на святые иконы главными защитниками их являлись иноки, то Константин Копроним приказал жечь монастыри, а православным инокам разбивать головы теми самыми иконами, на защиту коих они выступали, или же предавал их иным жестоким казням. Воины, исполнявшие волю нечестивого царя, видя твердость православных и многие знамения от поругаемых икон, часто из гонителей обращались в православных и становились ревностными чтителями святых икон. За это ярость мучителя обращалась на них, и им приходилось претерпевать жестокие казни, мучения и самую смерть.
83. Дафна — предместье в Константинополе.