Балъ происходитъ въ лучшемъ залѣ обширнаго дома Человѣка. Это — очень высокая, большая, правильно четырехугольная комната, съ совершенно гладкими бѣлыми стѣнами, такимъ же потолкомъ и свѣтлымъ поломъ. Есть какая то неправильность въ соотношеніи частей, въ размѣрахъ ихъ — такъ двери несоразмѣрно малы сравнительно съ окнами — вслѣдствіе которой залъ производитъ впечатлѣніе странное, нѣсколько раздражающее — чего то дисгармоничнаго, чего то не найденнаго, чего то лишняго, пришедшаго извнѣ. Все полно холодной бѣлизной, и однообразіе ея нарушается только рядомъ оконъ, идущихъ по задней стѣнѣ. Очень высокія, почти до потолка, близко стоящія другъ къ другу, они густо темнѣютъ темнотою ночи: ни одного блика, ни одного свѣтлаго пятнышка не видно въ пустыхъ междурамныхъ провалахъ. Въ обиліи позолоты выражается богатство Человѣка. Золоченые стулья и очень широкія золотыя рамы на картинахъ. Это единственная мебель и единственное украшеніе огромнаго высокаго зала. Освѣщается онъ тремя люстрами въ видѣ обручей, съ рѣдкими, широко разставленными электрическими свѣчами. Очень свѣтло къ потолку; внизу свѣта значительно меньше, такъ что стѣны кажутся сѣроватыми.
Балъ у Человѣка въ полномъ разгарѣ. Играетъ оркестръ изъ трехъ человѣкъ, при чемъ музыканты очень похожи на свои инструменты. Тотъ, что со скрипкой, похожъ на скрипку: тонкая шея, маленькая головка съ хохолкомъ, склоненная на бокъ, нѣсколько изогнутое туловище; на плечѣ, подъ скрипкой, аккуратно разложенъ носовой платокъ. Тотъ, что съ флейтой, похожъ на флейту: очень длинный, очень худой, съ вытянутымъ лицомъ и крѣпко составленными худыми ногами. И тотъ, что съ контрабасомъ, похожъ на контрабасъ: невысокій, съ покатыми плечами, книзу очень толстый, въ широкихъ брюкахъ. Играютъ они съ необыкновенной старательностью, бросающейся въ глаза: отбиваютъ тактъ, поматываютъ головой, раскачиваются. Мотивъ во все время бала одинъ и тотъ же. Это — коротенькая, въ двѣ музыкальныхъ фразы полька, съ подпрыгивающими, веселыми и чрезвычайно пустыми звуками. Всѣ три инструмента играютъ немного не въ тонъ другъ другу, и отъ этого между ними и между отдѣльными звуками нѣкоторая странная разобщенность, какія то пустыя пространства.
.GIF)
Мечтательно танцуютъ дѣвушки и молодые люди, всѣ очень красивые, изящные, стройные. Въ противуположность крикливымъ звукамъ музыки, ихъ танецъ очень плавенъ, неслышенъ и легокъ; при первой музыкальной фразѣ они кружатся, при второй — расходятся и сходятся граціозно и нѣсколько манерно.
Вдоль стѣны, на золоченыхъ стульяхъ, сидятъ Гости, застывшіе въ чопорныхъ позахъ. Туго двигаются, едва ворочая головами, также туго говорятъ, не перешептываясь, не смѣясь, почти не глядя другъ на друга и отрывисто произнося, точно обрубая, только тѣ слова, что вписаны въ текстъ. У всѣхъ руки въ кисти точно переломлены и висятъ тупо и надменно. При крайнемъ, рѣзко выраженномъ разнообразіи лицъ, всѣ они охвачены однимъ выраженіемъ: самодовольства, чванности и тупого почтенія передъ богатствомъ Человѣка.
Танцующія только въ бѣлыхъ платьяхъ, мужчины въ черномъ. Среди гостей черный, бѣлый и ярко желтый цвѣта.
Въ ближнемъ углу, болѣе темномъ, чѣмъ другіе, неподвижно стоитъ Нѣкто въ сѣромъ, именуемый Онъ. Свѣча въ Его рукѣ убыла на двѣ трети и горитъ сильно желтымъ огнемъ, бросая желтые блики на каменное лице и подбородокъ Его.
— Я должна замѣтить, что это очень большая честь — быть въ гостяхъ на балу у Человѣка.
— Вы можете добавить, что этой чести удостоены весьма немногіе. Весь городъ добивался приглашеній, а попали лишь весьма немногіе. Мой мужъ, мои дѣти и я, мы всѣ весьма гордимся честью, которую оказалъ намъ глубокоуважаемый Человѣкъ.
— Мнѣ даже жаль тѣхъ, кто не попалъ сюда: всю ночь они не будутъ спать отъ зависти, а завтра станутъ клеветать про скуку на балахъ Человѣка.
— Они никогда не видали этого блеска.
— Добавьте: этого изумительнаго богатства и роскоши.
— Я и говорю: этого чарующаго, беззаботнаго веселья. Если это не весело, то я желала бы видѣть, гдѣ бываетъ весело!
— Оставьте: вы не переспорите людей, когда ихъ мучаетъ зависть. Они вамъ скажутъ, что вовсе не на золоченыхъ стульяхъ мы сидѣли. Вовсе не на золоченыхъ.
— Что это были самые простые, дешевые стулья, купленные у торговца старыми вещами!
— Что вовсе не электричество намъ свѣтило, но простыя сальныя свѣчи.
— Скажите: огарки.
— Дрянныя плошки. О, клевета!
— Они будутъ нагло отрицать, что въ домѣ Человѣка золоченые карнизы.
— И что у картинъ такія широкія золотыя рамы. Мнѣ кажется, будто я слышу звонъ золота.
— Вы видите его блескъ, этого достаточно, я думаю.
— Я рѣдко наслаждалась такой музыкой, какъ на балахъ Человѣка. Это божественная гармонія, уносящая душу въ высшія сферы.
— Я надѣюсь, что музыка будетъ достаточно хороша, если за нее платятъ такія деньги. Вы не должны забывать, что это лучшій оркестръ въ городѣ, и играетъ въ самыхъ торжественныхъ случаяхъ.
— Эту музыку долго слышишь потомъ, она положительно покоряетъ слухъ. Мои дѣти, возвращаясь съ баловъ Человѣка, долго еще напѣваютъ мотивъ.
— Мнѣ иногда кажется, что я слышу ее на улицѣ. Оглядываюсь, и нѣтъ ни музыкантовъ, ни музыки.
— А я слышу ее во снѣ.
— Мнѣ особенно нравится то, должна я сказать, что музыканты играютъ такъ старательно. Они понимаютъ, какія деньги имъ платятъ за музыку, и не желаютъ получать ихъ даромъ. Это очень порядочно!
— Похоже даже, будто они сами вошли въ свои инструменты: такъ стараются они!
— Или, скажите, инструменты вошли въ нихъ.
— Какъ богато!
— Какъ пышно!
— Какъ свѣтло!
— Какъ богато!
Нѣкоторое время въ разныхъ концахъ, отрывисто, звукомъ, похожимъ на лай, повторяютъ только два эти выраженія: Какъ богато! Какъ пышно!
— Кромѣ этого зала у Человѣка въ домѣ еще пятнадцать великолѣпныхъ комнатъ, и я видѣла ихъ всѣ. Столовая съ такимъ огромнымъ каминомъ, что въ немъ можно жечь цѣлыя деревья. Великолѣпныя гостинныя и будуаръ. Обширная спальня, и надъ изголовьемъ у кроватей, вы представьте себѣ, — балдахины!
— Да, это изумительно. Балдахины!
— Вы слышали: балдахины!
— Позвольте мнѣ продолжать. Для сына, маленькаго мальчика, прекрасная свѣтлая комната изъ золотистаго желтаго дерева. Кажется, что въ ней всегда свѣтитъ солнце…
— Это такой прелестный мальчикъ. У него кудри, какъ солнечные лучи.
— Это правда. Когда посмотришь на него, то невольно думаешь: ахъ, неужели взошло солнце!
— А когда посмотришь въ его глаза, то думаешь: ахъ, вотъ уже кончилась осень, и опять показалось голубое небо.
— Человѣкъ такъ безумно любитъ своего сына. Для верховой ѣзды онъ купилъ ему пони, хорошенькаго, снѣжно бѣлаго пони. Мои дѣти…
— Позвольте мнѣ продолжать, я прошу васъ. Я уже говорила про ванну?
— Нѣтъ! Нѣтъ!
— Такъ вотъ: ванна!
— Ахъ, ванна!
— Да. Горячая вода постоянно. Дальше кабинетъ самого Человѣка, и тамъ все книги, книги. Говорятъ, что онъ очень умный, и это видно по книгамъ.
— А я видѣла садъ!
— Сада я не видала.
— А я видѣла садъ, и онъ очаровалъ меня, я должна въ этомъ сознаться. Представьте себѣ: изумрудно зеленые газоны, подстриженные съ изумительной правильностью. По серединѣ проходятъ двѣ дорожки, усыпанныя мелкимъ краснымъ пескомъ. Цвѣты — даже пальмы!
— Даже пальмы!
— Да, даже пальмы. И всѣ деревья подстрижены такъ же: одни какъ пирамиды, другія, какъ зеленыя колонны. Фонтанъ. Зеркальные шары. А въ травѣ, среди ея зелени, стоятъ маленькіе гипсовые гномы и серны!
— Какъ богато!
— Какъ роскошно!
— Какъ свѣтло!
— Господинъ Человѣкъ удостоилъ меня чести показать свои конюшни и сараи, и я высказалъ полное одобреніе содержащимся тамъ лошадямъ и экипажамъ. Особенно глубокое впечатлѣніе произвелъ на меня автомобиль.
— Вы подумайте: у него только семь человѣкъ одной прислуги: поваръ, кухарка, двѣ горничныя, садовники…
— Вы пропустили кучера!
— Да, конечно, и кучеръ.
— Да, сами они ничего уже не дѣлаютъ. Такіе важные.
— Нужно согласиться, что это большая честь — быть въ гостяхъ у Человѣка.
— Вы не находите, что музыка нѣсколько однообразна?
— Нѣтъ, я этого не нахожу и удивляюсь, что вы это находите. Развѣ вы не видите, какіе это музыканты?
— А я скажу, что всю жизнь желала бы слушать эту музыку. Въ ней есть что то, что волнуетъ меня.
— И меня.
— И меня.
— Такъ хорошо подъ нее отдаваться сладкимъ мечтамъ о блаженствѣ…
— Уноситься мыслью въ подзвѣздныя сферы!
— Какъ хорошо!
— Какъ богато!
— Какъ пышно!
— Я вижу у тѣхъ дверей движеніе. Сейчасъ пройдетъ черезъ залъ Человѣкъ съ своей женой.
— Музыканты совершенно выбиваются изъ силъ!
— Вотъ они!
— Идутъ! Смотрите, идутъ.
Въ невысокія двери съ правой стороны показывается Человѣкъ, его Жена, его Друзья и Враги, и наискось пересѣкаютъ залъ, направляясь къ дверямъ на лѣвой сторонѣ. Танцующіе, продолжая танцовать, разступаются и даютъ дорогу. Музыканты играютъ отчаянно громко и разноголосо.
Человѣкъ сильно постарѣлъ: въ длинныхъ волосахъ его и бородѣ замѣтная просѣдь. Но лицо мужественно и красиво, и идетъ онъ съ покойнымъ достоинствомъ и нѣкоторой холодностью: смотритъ прямо передъ собою, точно не замѣчая окружающихъ. Такъ же постарѣла, но еще красива его жена, опирающаяся на его руку. И она точно не замѣчаетъ окружающаго и нѣсколько страннымъ, почти остановившимся взглядомъ, смотритъ прямо передъ собой. Одѣты они богато.
Первыми за Человѣкомъ идутъ его Друзья. Всѣ они очень похожи другъ на друга: благородныя лица, открытые высокіе лбы, честные глаза. Выступаютъ они гордо, выпячивая грудь, ставя ноги увѣренно и твердо, и по сторонамъ смотрятъ снисходительно, съ легкой насмѣшливостью. У всѣхъ у нихъ въ петлицахъ бѣлыя розы.
Слѣдующими, за небольшимъ интерваломъ, идутъ Враги Человѣка, очень похожіе другъ на друга. У всѣхъ у нихъ коварныя подлыя лица, низкіе, придавленные лбы, длинныя обезьяньи руки. Идутъ они безпокойно, толкаясь, горбясь, прячась другъ за друга, и изъ подлобья бросаютъ по сторонамъ острые, коварные, завистливые взгляды. Въ петлицахъ — желтыя розы.
Такъ медленно и совершенно молча проходятъ они черезъ залъ. Топотъ шаговъ, музыка, восклицанія гостей, создаютъ очень нестройный, рѣзко дисгармоничный шумъ.
— Вотъ они! Вотъ они! Какая честь!
— Какъ онъ красивъ!
— Какое мужественное лицо!
— Смотрите! Смотрите!
— Онъ не глядитъ на насъ!
— Онъ насъ не видитъ!
— Мы его гости!
— Какая честь! Какая честь!
— А она? Смотрите, смотрите!
— Какъ она прекрасна!
— Какъ горда!
— Нѣтъ, нѣтъ, вы на брилліанты посмотрите!
— Брилліанты! Брилліанты!
— Жемчугъ! Жемчугъ!
— Рубины!
— Какъ богато! Какая честь!
— Честь! Честь! Честь!
— А вотъ Друзья Человѣка!
— Смотрите, смотрите, вотъ Друзья Человѣка!
— Благородныя лица!
— Гордая поступь!
— На нихъ сіяніе его славы!
— Какъ они любятъ его!
— Какъ вѣрны ему!
— Какая честь быть другомъ Человѣка!
— Они смотрятъ на все, какъ на свое!
— Они тутъ дома!
— Какая честь!
— Честь! Честь! Честь!
— А вотъ Враги Человѣка.
— Смотрите, смотрите, Враги Человѣка!
— Они идутъ, какъ побитыя собаки.
— Человѣкъ укротилъ ихъ.
— Онъ надѣлъ на нихъ намордники!
— Они виляютъ хвостомъ.
— Крадутся!
— Толкаются!
— Ха-ха! Ха-ха!
— Какія подлыя лица!
— Жадные взгляды!
— Трусливые!
— Завистливые!
— Они боятся на насъ смотрѣть.
— Чувствуютъ, что мы дома!
— Ихъ нужно еще попугать!
— Человѣкъ будетъ благодаренъ!
— Пугайте ихъ, пугайте!
— Го-го!
Кричатъ на Враговъ Человѣка, смѣшивая крикъ го-го! съ хохотомъ. Враги жмутся другъ къ другу, боязливо и остро поглядывая по сторонамъ.
— Уходятъ! Уходятъ!
— Какая честь!
— Уходятъ!
— Го-го! Ха-ха!
— Ушли! Ушли! Ушли!
Шествіе скрывается въ двери съ лѣвой стороны. Наступаетъ нѣкоторое затишье. Музыка играетъ не такъ громко, и танцующіе постепенно заполняютъ залъ.
— Куда они прошли?
— Я думаю, что они прошли въ столовую, тамъ сервированъ ужинъ.
— Вѣроятно, скоро пригласятъ и насъ. Вы не видите никого, кто бы искалъ насъ?
— Да, уже пора. Если сѣсть за ужинъ позже, то плохо будешь спать ночь.
— Должна замѣтить, что и я ужинаю весьма рано.
— Поздній ужинъ тяжело ложится на желудокъ.
— А музыка все играетъ!
— А они все танцуютъ. Я удивляюсь, какъ не устанутъ они.
— Какъ богато!
— Какъ пышно!
— Вы не знаете, на сколькихъ особъ сервированъ ужинъ?
— Я не успѣла сосчитать. Вошелъ метръ д’отель, и мнѣ пришлось удалиться.
— Не можетъ быть, чтобы насъ забыли!
— Но вѣдь Человѣкъ такъ гордъ! Мы же такъ ничтожны.
— Оставьте! Мой мужъ говоритъ, что мы сами оказываемъ ему честь, бывая у него. Мы сами достаточно богаты.
— Если принять въ разсчетъ репутацію его жены…
— Вы не видите никого, кто бы искалъ насъ? Быть можетъ онъ ищетъ насъ въ другихъ комнатахъ?
— Какъ богато!..
— Если не совсѣмъ осторожно обращаться съ чужими деньгами, то, я думаю, можно стать богатымъ.
— Перестаньте, это говорятъ только его враги…
— Однако среди нихъ есть люди весьма почтенные. Должна сознаться, что мой мужъ…
— Однако, какъ уже поздно!
— Здѣсь очевидно произошло недоразумѣніе. Я не могу допустить, чтобы насъ просто забыли.
— Повидимому, вы плохо знаете жизнь и людей, если вы думаете такъ.
— Удивляюсь. Мы сами достаточно богаты…
— Кажется, кто то звалъ насъ?
— Это вамъ послышалось! Насъ никто не звалъ. И я не понимаю, должна сознаться откровенно, зачѣмъ мы пришли въ домъ съ такой репутаціей. Знакомства нужно выбирать осторожно.
Господинъ Человѣкъ и его супруга просятъ почтенныхъ господъ пожаловать къ столу.
— Какая ливрея!
— Онъ насъ позвалъ!
— Я говорила, что здѣсь недоразумѣніе!
— Человѣкъ такъ милъ! Они, навѣрное, еще сами не успѣли сѣсть за столъ.
— Я говорила, нѣтъ ли кого-нибудь, кто искалъ бы насъ.
— Какая ливрея!
— Говорятъ, что ужинъ великолѣпенъ.
— У Человѣка ничего не можетъ быть плохо.
— Какая музыка! Какая честь быть на балу у Человѣка.
— Пусть намъ позавидуютъ тѣ…
— Какъ богато!
— Какъ пышно!
— Какая честь!
Повторяя, одинъ за другимъ удаляются, и залъ пустѣетъ. Пара за парой оставляютъ танцы танцующіе и молча уходятъ вслѣдъ за гостями. Нѣкоторое время кружится еще одна пара, но и она вскорѣ уходитъ за другими. Но все съ тою же отчаянной старательностью играютъ музыканты.
Лакей тушитъ люстры, оставляя лишь одну свѣчу въ дальней люстрѣ, и уходитъ. Въ наступившемъ полумракѣ смутно колеблются фигуры музыкантовъ, раскачивающихся со своими инструментами, и рѣзко выдѣляется Нѣкто въ сѣромъ. Пламя свѣчи колеблется и яркимъ желтоватымъ свѣтомъ озаряетъ Его каменное лицо и подбородокъ.
Не поднимая головы, Онъ поворачивается и медленно, черезъ весь залъ, спокойными и тихими шагами, озаренный пламенемъ свѣчи, идетъ къ тѣмъ дверямъ, куда ушелъ Человѣкъ, и скрывается въ нихъ.
