| «Благодарность и подлая измѣна являются лишь первымъ и послѣднимъ звеномъ въ одной и той же процессіи. Когда мимо васъ прошелъ оркестръ музыки и оффиціальныя лица въ парадныхъ мундирахъ, вы видѣли все, на что вообще стоило глядѣть». |
| Изъ календаря Вильсона Мякинной Головы. |
| Въ этотъ день всѣ мы имѣемъ основаніе быть преисполнены чувства сердечной искренней благодарности или, точнѣе говоря, всѣ, за исключеніемъ индѣекъ. На островахъ Фиджи пользуются въ подобныхъ случаяхъ вмѣсто индѣекъ двуногими существами безъ перьевъ. Намъ съ вами было бы непристойно насмѣхатся надъ обычаями острововъ Фиджи. |
| Изъ того же календаря. |
Въ пятницу, послѣ выборовъ, погода въ Сенъ-Луи стояла дождливая. Цѣлый день шелъ дождь такъ старательно, какъ если бы пытался вымыть до бѣла этотъ почернѣвшій отъ сажи городъ. Само собою разумѣется, что подобная попытка не могла, увѣнчаться успѣхомъ. Около полуночи, Томъ Дрисколль вернулся въ сильнѣйшій ливень изъ театра къ себѣ на квартиру, закрылъ дождевой зонтъ и впустилъ себя самого въ сѣни. Собираясь уже запереть двери, онъ нашелъ, что слѣдомъ за нимъ идетъ еще кто-то, — безъ сомнѣнія, другой жилецъ той же гостинницы для пріѣзжающихъ. Незнакомецъ заперъ двери и поднялся по лѣстницѣ опять таки слѣдомъ за Томомъ. Разыскавъ во мракѣ дверь своей комнаты, Томъ вошелъ туда и отвернулъ кранъ едва мерцавшаго газоваго рожка. Насвистывая только-что слышанную въ театрѣ арію, молодой человѣкъ повернулся къ дверямъ и увидѣлъ передъ собою спину незнакомца, взявшаго на себя трудъ притворить двери и запереть ихъ на ключъ. Онъ пересталъ насвистывать пѣсенку и почувствовалъ себя не въ своей тарелкѣ. Незнакомецъ, одѣтый въ рваное старое пальто и такія же брюки, промокъ, повидимому, до костей и вывалялся въ грязи. Изъ подъ измятой шляпы съ широкими полями выглядывало черное, какъ сажа, лицо. Томъ не на шутку перепугался. Онъ хотѣлъ было приказать, чтобы незнакомецъ удалился, но языкъ отказался ему повиноваться и слова замирали на устахъ. Благодаря этому, незнакомецъ могъ предупредить Тома, объявивъ ему потихоньку:
— Тс… ни гу-гу! Я твоя мать!
Томъ безпомощно опустился въ кресло и пролепеталъ:
— Я знаю, что поступилъ низко и подло, но у меня имѣлись самыя лучшія намѣренія. Право же, самыя лучшія!
Роксана стояла нѣсколько времени, безмолвно глядя на своего сына, несомнѣнно ощущавшаго въ эту минуту потребность провалиться отъ стыда сквозь землю. Онъ безсвязно бормоталъ самообвиненія, къ которымъ примѣшивались жалкія попытки объяснить свои преступленія и пріискать для нихъ смягчающія обстоятельства. Поглядѣвъ на него нѣсколько времени Роксана усѣлась сама въ другое кресло и сняла съ себя шляпу, причемъ великолѣпные ея длинные темнорусые волосы въ безпорядкѣ разсыпались по плечамъ.
— Не твоя вина, если они не посѣдѣли! — грустно сказала она, поглядывая на свои волосы.
— Я это знаю! знаю. Я просто негодяй и мошенникъ! — воскликнулъ Томъ. — Клянусь Богомъ, однако, что намѣренія у меня были при этомъ самыя лучшія. Разумѣется, я ошибся, но вѣдь я думалъ, что вамъ будетъ тамъ хорошо. Я былъ въ этомъ увѣренъ! Рокси принялась потихоньку плакать. Мало-по-малу въ промежуткахъ между всхлипываніями начали слышаться слова, связывавшіяся другъ съ другомъ въ короткія отрывистыя фразы.
Въ нихъ слышались скорѣе жалобы, чѣмъ гнѣвъ и негодованіе.
— Продать родную мать внизъ по теченію рѣки, на хлопковыя плантаціи! Для ея же блага! Я не рѣшилась бы поступить такъ даже и съ собакой. Я теперь до того измучена и утомлена, что не могу, кажется, даже и буянить, какъ дѣлала прежде, когда пыталисъ меня обидѣть и оскорбить. Надѣюсь, что это у меня пройдетъ, но можетъ быть также, что я и навѣкъ останусь такой несчастной мокрой курицей. Во всякомъ случаѣ за послѣднее время я такъ много выстрадала, что грустить и сѣтовать стало для меня теперь сподручнѣе, чѣмъ бушевать и браниться.
Слова эти должны бы были растрогать Тома Дрисколля до глубины души, но если они и произвели на него такое дѣйствіе, то оно было существенно измѣнено другимъ, болѣе могущественнымъ впечатлѣніемъ. Угнетавшее Тома тяжкое бремя страха внезапно испарилось, подавленный его духъ радостно воспрянулъ, а мелкая душонка возликовала въ сознаніи, что избавилась отъ грозной опасности. Томъ, однако, благоразумно молчалъ, воздерживаясь отъ всякихъ комментарій. Въ теченіе нѣсколькихъ минутъ его мать тоже молчала, такъ что тишина оживлялась только стукомъ дождя, бившаго наискось въ стекла, — жалобнымъ завываніемъ вѣтра и подавленными восхлипываніями, вырывавшимися отъ времени до времени у Роксаны. Всхлипыванія эти становились все рѣже и подъ конецъ совсѣмъ прекратились. Тогда бѣдняжка принялась опять говорить:
— Убавь-ка свѣту еще, еще немножко! Особѣ, за которой охотятся, свѣтъ вовсе не нуженъ. Ну, вотъ, такъ будетъ довольно! Я могу тебя разглядѣть, а больше мнѣ ничего не нужно.
Я разскажу тебѣ насколько коротко, насколько окажется возможнымъ, что именно со мною случилось, а потомъ объясню тебѣ, какъ ты долженъ будешь поступить. Человѣкъ, который меня купилъ, самъ по себѣ еще былъ не дурнымъ человѣкомъ. Для плантатора его можно было бы назвать даже довольно добродушнымъ. Еслибъ ему удалось поставить на своемъ, я служила бы горничной въ его семьѣ и могла бы жить сравнительно недурно, но жена у него была настоящая янки, и нельзя сказать, чтобы изъ красивыхъ. Увидѣвъ меня, она сейчасъ же поднялась на дыбы и заставила мужа отправить меня въ казармы, къ простымъ полевымъ работницамъ. Она не удовлетворилась еще и этимъ, а напустила на меня надсмотрщика. Дѣло въ томъ, что эта несчастная приревновала меня къ мужу и возненавидѣла не на животъ, а на смерть. Надсмотрщику было велѣно высылать меня на работу утромъ еще до разсвѣта. Мнѣ приходилось работать цѣлый день до тѣхъ поръ, пока совсѣмъ не стемнѣетъ, причемъ меня зачастую стегали кнутомъ, если оказывалось, что я сработала меньше, чѣмъ самыя здоровыя и сильныя негритянки. Этотъ надсмотрщикъ былъ тоже янки изъ Новой Англіи, а на югѣ всѣмъ и каждому извѣстно, что это за люди. Они знаютъ какъ истомить негра работою до смерти, въ буквальномъ смыслѣ этого слова. Они умѣютъ также пускать въ дѣло кнутъ и такъ исполосовать имъ спину, что на ней не останется живого мѣста. Въ первое время хозяину случалось замолвить за меня доброе словечко надсмотрщику, но это не приводило ни къ чему путному. Барыня всегда узнавала объ этомъ и послѣ того моя судьба становилась еще во сто разъ хуже. Никакой пощады для меня тогда уже не было.
Сердце Тома пламенѣло гнѣвомъ и негодованіемъ противъ жены плантатора. Онъ говорилъ себѣ самому: «Еслибъ эта проклятая дура не вмѣшалась въ дѣло, все бы у насъ шло какъ по маслу»! Чтобъ облегчить душу, Томъ разразился трехэтажнымъ проклятіемъ по адресу плантаторши.
Гнѣвъ и негодованіе, явственно выражавшіяся на его лицѣ, дошли до свѣдѣнія Роксаны, благодаря молніи, которая, сверкнувъ какъ разъ кстати, превратила на мигъ тусклый полумракъ комнаты въ ослѣпительно яркое освѣщеніе. Роксана почувствовала себя довольной и обрадованной. Подмѣченное ею у Тома выраженіе лица доказывало вѣдь, что ея сынъ способенъ питать сочувствіе къ страданіямъ своей матери и негодовать на людей, позволившихъ себѣ ее преслѣдовать. Одно время бѣдняжка сомнѣвалась даже и въ этомъ. Впрочемъ, радостное чувство промелькнуло въ ея сердцѣ тоже, какъ молнія, оставивъ послѣ себя прежнее мрачное настроеніе духа. Роксана вынуждена была сказать себѣ самой: «Вѣдь онъ же и продалъ меня на плантацію въ низовья Миссисипи! Если онъ и сочувствуетъ мнѣ теперь, то на прочность его сочувствія всетаки нельзя положиться. Оно пройдетъ у него безслѣдно». Затѣмъ она продолжала свой разсказъ:
— Назадъ тому десять дней я сказала себѣ самой, что не протяну больше такого же числа недѣль, до того я была измучена непосильной тяжелой работой и безпощадными ударами кнута. Сердце у меня замирало и я чувствовала себя совсѣмъ несчастной. Мнѣ сдѣлалось совершенно безразлично жить или умереть. Пожалуй, даже, что такая жизнь, которую я должна была вести, представлялась мнѣ хуже смерти. Понятное, — когда человѣкъ придетъ въ такое расположеніе духа, въ какомъ я находилась, тогда ему все равно, что пьяному: море по колѣно. Вмѣстѣ со мною работала на плантаціи маленькая дѣвчонка-негритянка, примѣрно, такъ лѣтъ десяти. Она, бѣдняжка, все льнула ко мнѣ, потому, значитъ, что у нея не была матери. Я полюбила ее и она полюбила меня. Ей какъ-то случилось принести съ собой на работу ломоть поджаренаго хлѣба. Вотъ она и вздумала передать хлѣбъ потихоньку мнѣ, обкрадывая такимъ образомъ себя самое. Ей было извѣстно, что надсмотрщикъ держитъ меня впроголодь. Онъ изловилъ ее, однако, съ поличнымъ и ударилъ прямо по спинѣ бамбуковой тростью, которая будетъ такой же толщины, какъ палка у половой щетки. Бѣдняжка взвизгнула, упала на земь и начала кататься и биться въ пыли, словно зашибленный паукъ. Я этого не могла вынести. Адскій огонь, которымъ горѣло мое сердце, вспыхнулъ сразу яркимъ пламенемъ. Я выхватила палку изъ рукъ надзирателя и съѣздила его этой палкой такъ, что онъ сейчасъ же растянулся и самъ на землѣ. Ударъ пришелся ему по головѣ, а потому онъ сразу не могъ очухаться, а только стоналъ и ругался. Всѣ наши негры перепугались до смерти и собрались вокругъ него, чтобы ему помочь, а я сейчасъ же вскочила на лошадь надзирателя, бросилась въ кусты и помчалась къ рѣкѣ такъ шибко, какъ только могли нести меня конскія ноги. Я знала, что со мной сдѣлаютъ, если удастся меня изловить. Какъ только надсмотрщикъ поправится, онъ сейчасъ же начнетъ мучить меня на работѣ такъ, чтобы я непремѣнно умерла отъ изнуренія силъ. Если хозяинъ пожалѣетъ затраченныхъ на меня денегъ и не позволитъ меня уморить, то меня продадутъ еще дальше внизъ по теченію рѣки, что окажется еще того не легче. Вотъ я и рѣшилась утопиться, чтобы избавиться такимъ образомъ отъ всѣхъ дальнѣйшихъ непріятностей. Минутки черезъ двѣ я добѣжала до рѣки. Начинало уже смеркаться, но я всетаки увидѣла привязанный къ берегу челнокъ и разсудила, что мнѣ нѣтъ надобности топиться, если удастся въ немъ уплыть. Привязавъ лошадь къ одному изъ бревенъ, лежавшихъ на берегу, я усѣлась въ челнокъ и поплыла внизъ по теченію, стараясь держаться какъ можно ближе къ береговой кручѣ и моля Бога о томъ, чтобы какъ можно скорѣе стемнѣло совсѣмъ. У меня имѣлось большое разстояніе впередъ, сравнительно съ людьми, которыхъ отправятъ за мной въ погоню, потому что хозяйскій домъ находился верстахъ въ пяти отъ рѣки и туда можно было послать съ извѣстіемъ о моемъ побѣгѣ только какого-нибудь негра на одномъ изъ рабочихъ муловъ, ну, а негры, понятное дѣло, торопиться не станутъ и сдѣлаютъ все, что отъ нихъ зависитъ, для того, чтобы я могла убѣжать подальше. Прежде чѣмъ кому-нибудь удастся побывать въ господскомъ домѣ и вернуться оттуда обратно, наступитъ уже темная ночь, когда нельзя будетъ идти по конскому слѣду. До самаго утра не удастся въ точности узнать, куда именно я дѣвалась, да и потомъ негры постараются отвести бѣлыхъ отъ настоящаго слѣда и наврутъ имъ предварительно съ три короба. Наконецъ настала ночь. Я все еще продолжала грести внизъ по теченію и подвигалась довольно проворно, стараясь держаться вдоль берега. Потрудившись такимъ образомъ часа два, я рѣшила, что мнѣ не зачѣмъ себя больше мучить, а потому перестала грести и, выплывъ немножко ближе къ серединѣ, гдѣ теченіе было всего сильнѣе, предоставила ему самому вести меня дальше внизъ. Тѣмъ временемъ я старалась придумать, какъ именно надо поступить въ случаѣ, если окажется возможнымъ обойтись безъ того, чтобъ броситься въ воду. По моему разсчету, было уже больше полуночи и я находилась верстахъ въ двадцати или двадцати пяти отъ своей плантаціи, когда я увидѣла огни парохода, причалившаго къ отмели, такъ какъ поблизости не имѣлось ни городской, ни лѣсной пристани. Вскорѣ мнѣ удалось различить вырѣзавшіяся на звѣздномъ небѣ очертанія трубъ и капитанскаго мостика. Узнавъ ихъ, я такъ обрадовалась, что готова была, казалось, выпрыгнуть изъ кожи вонъ и не знала, какъ благодарить Господа Бога. Это былъ какъ разъ «Великій Моголъ», на которомъ я служила восемь лѣтъ старшей горничной, плавая каждый лѣтній сезонъ на участкѣ между Цинцинати и Новымъ Орлеаномъ. Я потихоньку проплыла мимо парохода и вижу, что оттуда меня не замѣтили: по крайней мѣрѣ, никто даже не пошевельнулся. Услышавъ стукъ молотковъ въ машинномъ отдѣленіи, я сейчасъ сообразила, отчего пароходъ остановился. Въ машинѣ произошла какая-нибудь поломка. Немного пониже мѣста, гдѣ причалилъ пароходъ, я сама сошла на берегъ и оттолкнула челнокъ, чтобы онъ поплылъ дальше внизъ по теченію, а сама пошла вверхъ къ пароходу. Съ него была спущена на берегъ сходня… Я преспокойно взошла по ней на бортъ. Погода стояла очень жаркая, а потому матросы лежали, растянувшись на носовой части палубы, и спали крѣпкимъ сномъ. Помощникъ капитана, Джимъ Бангсъ, сидѣлъ на складномъ табуретѣ на канитанскомъ мостикѣ и спалъ, потому что онъ всегда такимъ именно образомъ стоитъ на вахтѣ вмѣсто капитана. Старикъ боцманъ, Билли Гатъ, кивалъ головой ему за компанію. Все это были старые мои друзья и пріятели и, очутившись у нихъ, я сразу же успокоилась и сказала себѣ самой: «Пусть-ка теперь хозяинъ плантаціи явится сюда и попробуетъ меня взять. Ему зададутъ такую трепку, что онъ и своихъ не узнаетъ». Пробираясь между спавшими, я поднялась на мостикъ, прошла въ кормовую часть парохода, въ каюту для дежурныхъ горничныхъ, прислуживающихъ въ дамскомъ отдѣленіи, и усѣлась въ то самое кресло, въ которомъ сидѣла, мнѣ кажется, сотню милліоновъ разъ. Естественно, что я почувствовала себя тамъ совсѣмъ какъ дома.
«Примѣрно черезъ часъ раздался изъ машиннаго отдѣленія звонокъ, сообщавшій, что все готово. Вслѣдъ за тѣмъ поднялась обычная суматоха при отчаливаніи и вскорѣ раздался ударъ въ гонгъ». Понимаю, что значитъ эта музыка! — сказала я себѣ самой. — Это значитъ: «отчаливай внизъ по теченію». Потомъ раздался другой ударъ, означавшій, какъ мнѣ извѣстно: «поворачивай носомъ впередъ». Слѣдующій затѣмъ ударъ означалъ: «довольно поворачивать». Новый и послѣдній ударъ въ гонгъ отдалъ приказаніе идти полнымъ ходомъ вверхъ противъ теченія. Очевидно, что пароходъ идетъ въ Сенъ-Луи, гдѣ я выберусь на немъ изъ лѣсовъ и мнѣ незачѣмъ будетъ топиться. Мнѣ было извѣстно, что «Великій Моголъ» плаваетъ теперь между Сенъ-Луи и Орлеаномъ. Какъ разъ совсѣмъ уже разсвѣло, когда пароходъ проплылъ мимо нашей плантаціи. Я видѣла цѣлую толпу бѣлыхъ и негровъ, сновавшихъ взадъ и впередъ по берегу и очень безпокоившихся изъ-за меня. Я же смотрѣла на нихъ сквозь окошечко въ каютѣ совершенно равнодушно и ни мало не тревожилась. Около этого времени пришла на дежурство въ каюту горничныхъ Салли Джексонъ, которая состояла при мнѣ помощницей, а послѣ меня назначена была въ старшія горничныя. Она несказанно обрадовалась нашей неожиданной встрѣчѣ, да и все пароходное начальство тоже обрадовалось. Я разсказала имъ, что меня насильно захватили и продали на плантацію въ низовьяхъ Миссисипи и что я постаралась оттуда сбѣжать. Сейчасъ же собрали для меня въ складчину двадцать долларовъ и дали ихъ мнѣ, а Салли снабдила меня приличнымъ платьемъ. Прибывъ въ Сенъ-Луи, я прямо зашла сюда, такъ какъ знала, что вы здѣсь останавливаетесь. Мнѣ сказали, что васъ здѣсь нѣтъ, но что со дня на день ждутъ вашего пріѣзда. Я не рѣшилась поэтому отправиться опять внизъ по теченію на Даусонову пристань, опасаясь, что мы такимъ образомъ разъѣдемся другъ съ другомъ.
«Въ прошлый понедѣльникъ, проходя по Четвертой улицѣ, мимо одного изъ тѣхъ мѣстъ, гдѣ вывѣшиваютъ объявленія о бѣглыхъ неграхъ, съ обѣщаніемъ награды тому, кто ихъ изловитъ, я вдругъ увидѣла какъ разъ моего хозяина и такъ испугалась, что чуть не упала на мѣстѣ отъ страха.
«Онъ стоялъ ко мнѣ спиной, бесѣдуя съ конторщикомъ, которому передалъ для расклейки нѣсколько объявленій о сбѣжавшей негритянкѣ, то есть именно обо мнѣ. Понятное дѣло, что онъ предлагаетъ за мою поимку денежную награду. Какъ ты думаешь, правильно я разсудила?
Томъ постепенно дошелъ опять до состоянія величайшаго ужаса. Онъ разсуждалъ съ самимъ собою:
«Что бы теперь ни случилось, я все равно пропащій человѣкъ! Плантаторъ объявилъ, что у него возникли кое-какія подозрѣнія насчетъ законности, учиненной мною сдѣлки. Онъ получилъ письмо отъ одного изъ пассажировъ «Великаго Могола», гдѣ сообщалось, что Роксана пріѣхала на этомъ пароходѣ въ Сенъ-Луи. Всѣмъ и каждому на «Великомъ Моголѣ» извѣстна ея исторія. Плантаторъ сказалъ на прямикъ, что если она вернулась сюда не дѣлая даже и попытки бѣжать въ свободные штаты, то этотъ фактъ уже самъ по себѣ бросаетъ на меня сильное подозрѣніе. Онъ требуетъ, чтобы я безотлагательно разыскалъ Рокси, угрожая въ противномъ случаѣ подать на меня жалобу въ судъ. Все это казалось мнѣ невѣроятнымъ. Я не могъ вообразить себѣ, чтобъ материнскія чувства у нея совсѣмъ уже утратились и чтобъ она рѣшилась явиться сюда, зная, въ какое безвыходное положеніе этимъ меня поставитъ. Между тѣмъ она всетаки это сдѣлала. Кстати же, я имѣлъ глупость клятвенно обѣщать плантатору, что помогу ему ее розыскать. Не подозрѣвая, что она сюда явится, я былъ увѣренъ, что такое обѣщаніе ровнехонько ни къ чему меня не обяжетъ. Еслибъ я попытался теперь ее выдать, она… она… Но вѣдь для меня нѣтъ никакого другого выхода! И обязался вернуть плантатору или ее самое, или же полученныя за нее деньги. Откуда же я ихъ возьму, чортъ возьми? Все это, разумѣется, очень непріятно, но между тѣмъ, если онъ поклянется, что будетъ съ ней хорошо обращаться, а вѣдь по собственнымъ ея словамъ, онъ человѣкъ хорошій, и если онъ обязается кромѣ того, что никогда впредь не позволитъ слишкомъ обременять ее работой, плохо кормить и…»
Сверкнувшая вновь молнія освѣтила опять на мгновеніе блѣдное лицо Тома, котораго обуревали эти мучительныя думы. Лицо это произвело на Роксану такое впечатлѣніе, что она рѣзкимъ повелительнымъ топомъ, въ которомъ чувствовалось недовѣріе, вскричала:
— Сдѣлай-ка освѣщеніе поярче, мнѣ надо хорошенько всматриваться въ твое лицо. Вотъ такъ, ладно! Теперь я на тебя погляжу. — Чемберсъ, ты побѣлѣлъ, какъ твоя рубашка! Ты значитъ видѣлся уже съ плантаторомъ? Заходилъ онъ къ тебѣ?
— Да… д… да!
— Когда?
— Въ понедѣльникъ пополудни!
— Въ понедѣльникъ пополудни! Развѣ онъ напалъ уже на мой слѣдъ?
— Онъ… Да онъ думаетъ, что напалъ… то есть ему, по крайней мѣрѣ такъ показалось. Вотъ то самое объявленіе, которое вы видѣли.
Съ этими словами онъ вынулъ объявленіе изъ кармана.
— Прочти его мнѣ, — сказала Роксана.
Она была до такой степени возбуждена, что грудь ея тяжело дышала, а въ глазахъ горѣлъ мрачный огонь. Томъ не зналъ, какимъ именно образомъ слѣдуетъ въ точности истолковывать подобный огонекъ, но ему казалось, что это во всякомъ случаѣ угроза чего-то недобраго. Объявленіе было украшено обычнымъ, вырѣзаннымъ на деревѣ, грубымъ изображеніемъ негритянки, съ головою, повязанной тюрбаномъ. Негритянка эта какъ всегда, улепетывала съ узелкомъ на палкѣ, перекинутой черезъ плечо. Въ заголовкѣ объявленія красовалось крупнымъ шрифтомъ: «сто долларовъ награды». Томъ прочелъ вслухъ это объявленіе, по крайней мѣрѣ, ту его часть, въ которой описывались примѣты Роксаны, а также фамилію ея хозяина, мѣсто жительства его въ Сенъ-Луи и адресъ конторы, но умышленно пропустилъ строки, гдѣ сообщалось, что, по задержаніи бѣглянки, лица, желающія получить награду, должны предъявить бѣглянку г-ну Томасу Дрисколлю, для удостовѣренія ея личности.
— Давай сюда это объявленіе! — сказала Роксана.
Сложивъ объявленіе, Томъ собирался уже спрятать его опять въ карманъ. Онъ почувствовалъ какъ по спинѣ у него пробѣжали мурашки, но возразилъ настолько спокойнымъ и безпечнымъ тономъ, на сколько это было для него возможно.
— Объявленіе? На что оно вамъ? Читать вы не умѣете, а потому оно вамъ вовсе ненужно!
— Подай мнѣ его сюда!
Томъ подалъ матери объявленіе, по сдѣлалъ это неохотно, чего ему не удалось внолпѣ скрыть.
— Прочелъ ты мнѣ все это объявленіе отъ слова до слова, безъ всякой утайки? — спросила у него мать.
— Разумѣется безъ вской утайки.
— Подыми руку и поклянись!
Томъ поднялъ руку и поклялся. Роксана тщательно спрятала объявленіе въ свой собственный карманъ, все время не спуская глазъ съ Тома, и затѣмъ сказала ему:
— Ты лжешь!
— Съ какой же стати стану я лгать въ такихъ пустякахъ?
— Это ужь твое дѣло, но только ты лжешь. Я въ этомъ по крайней мѣрѣ, убѣждена. Теперь, впрочемъ не стану, распространяться на счетъ этого. Я должна тебѣ разсказать, что, увидѣвъ хозяина, до-нельзя перепугалась и съ трудомъ лишь дотащилась до дому. Тамъ я купила у одного негра за долларъ это платье и съ тѣхъ поръ ни днемъ ни ночью не смѣла до сегодняшняго дня искать пріюта подъ крышей. Зачернивъ себѣ лицо сажей, я пряталась днемъ въ погребѣ стараго дома, сгорѣвшаго до самаго фундамента, а по ночамъ ходила на пристань и воровала тамъ изъ бочекъ сахарный песокъ, чтобы чѣмъ-нибудь питаться. Я никогда не рѣшалась подойти близко къ здѣшнему дому до сегодняшняго вечера, но теперь думала, что, по случаю сильнаго дождя, сыщики—добровольцы наврядъ ли захотятъ выйти на охоту. На этотъ разъ, какъ съ тѣхь поръ стемнѣло, я все время стояла въ темной аллеѣ, поджидая, пока ты пройдешь мимо, и теперь я здѣсь.
Она глубоко задумалась, а за тѣмъ спросила:
— Ты говоришь, что видѣлъ этого человѣка въ прошлый понедѣльникъ въ полдень?
— Да.
— А ея видѣла его нѣсколькими часами позже полудня. Онъ самъ вѣдь тебя разыскалъ?
— Да.
— Тогда же онъ далъ тебѣ и свое объявленіе?
— Нѣтъ, оно было еше не напечатано.
Роксана устремила на сына взглядъ, полный подозрѣнія, и спросила:
— Ты, значитъ, помогалъ ему составить объявленіе?
Томъ мысленно послалъ себя ко всѣмъ чертямъ за свой дурацкій отвѣтъ и пытался исправить сдѣланный промахъ, объявивъ, что онъ все перепуталъ и что плантаторъ далъ ему объявленіе въ понедѣльникъ въ полдень. Роксана возразила на это:
— Ты, я вижу, опять врешь.
Затѣмъ, выпрямившись и поднявъ указательный палецъ кверху, она сказала:
— Я задамъ тебѣ сейчасъ вопросъ и посмотрю, что ты мнѣ на него отвѣтишь. — Ты зналъ вѣдь, что онъ меня разыскиваетъ и остался здѣсь, вмѣсто того, чтобы бѣжать, такъ какъ тебѣ было извѣстно, что въ противномъ случаѣ онъ убѣдится въ твоемъ нежеланіи помочь. Сразу сообразивъ, что дѣло тутъ не чисто, онъ принялся бы наводить тогда о тебѣ справки и разыскалъ бы твоего дядю. Прочитавъ это объявленіе, старикъ-судья сейчасъ же бы увидѣлъ, что ты продалъ вольную негритянку на плантацію въ низовье рѣки. Надѣюсь, что ты его знаешь? Онъ за такую продѣлку разорвалъ бы свое завѣщаніе и выпроводилъ бы тебя пинками изъ дому. Потрудись же теперь отвѣтить мнѣ на слѣдующій вопросъ: не говорилъ ли ты моему хозяину, что я, по всѣмъ вѣроятіямъ, зайду сюда къ тебѣ и что ты поможешь ему устроить для меня ловушку, въ которую я навѣрное и попадусь.
Томъ убѣдился, что ему теперь болѣе уже не отвертѣться. Никакіе хитросплетенные софизмы не могли бы выручить. Онъ оказывался словно въ тискахъ, которыми его сдавливали все туже, послѣдовательно поворачивая винтъ. Высвободиться изъ этихъ тисковъ не было ни малѣйшей возможности. Лицо молодого человѣка показалось мерзостной гадкой усмѣшкой и онъ проговорилъ оскаливъ зубы:
— Что же мнѣ было дѣлать? Вы, мамаша, сами видите, что я былъ въ его рукахъ и никакъ не могъ изъ нихъ вырваться.
Роксана нѣсколько времени терзала его своимъ презрительнымъ взглядомъ, а затѣмъ проговорила:
— Что тебѣ слѣдовало сдѣлать? Понятно тебѣ слѣдовало предать родную твою мать, какъ Іуда предалъ Христа, для того, чтобы спасти твою собственную негодную шкуру! Не знаю, повѣритъ ли кто-нибудь въ возможность такого низкаго и подлаго поступка? Никакая собака не въ состояніи была бы дойти до подобной низости. Ты самый мерзкій и подлый песъ, которому удалось когда-либо щениться на свѣтъ Божій — и отвѣтственность за появленіе твое на свѣтъ лежитъ на мнѣ.
Съ этими словами она плюнула ему прямо въ лицо. Томъ не сдѣлалъ никакой попытки вознегодовать на это. Рокси, подумавъ съ минутку, объявила:
— Теперь я сама скажу, что ты долженъ будешь сдѣлать: — Сейчасъ же отдай плантатору оставшіяся еще у тебя деньги и предложи ему обождать, пока ты съѣздишь къ судьѣ и получишь отъ него остальную сумму, потребную для выкупа меня опять на свободу.
— Разрази меня громъ небесный, если я понимаю, къ чему сводятся ваши соображенія, мамаша! Вы предлагаете мнѣ съѣздить къ дядюшкѣ и выпросить у него съ чѣмъ-то триста долларовъ… Какъ же прикажете вы мнѣ объяснить, на чго именно понадобились мнѣ эти деньги?
Рокси отвѣчала совершенно спокойнымъ, безмятежнымъ тономъ:
— Разскажи ему, что ты продалъ меня дня уплаты своихъ карточныхъ долговъ, причемъ обманулъ меня, какъ послѣдній негодяй. Объясни, что я разсердилась на это и требую чтобы ты выкупилъ меня обратно.
— Вы, мамаша, должно быть, совсѣмъ съ ума сошли. Въ такомъ случаѣ онъ сейчасъ же разорветъ завѣщаніе въ клочки. Или вы этого не понимаете?
— Понимаю.
— Неужели вы считаете меня идіотомъ, способнымъ лѣзть прямо въ петлю?
— Мнѣ нѣтъ никакой надобности вдаваться въ какіе бы то ни было разсчеты и предположенія. Ты, голубчикъ сдѣлаешь то что я тебѣ прикажу. Тебѣ извѣстно вѣдь, чго если ты не достанешь у судьи денегъ, то я отправлюсь къ нему сама, и тогда онъ продастъ тебя куда-нибудь на плантацію въ низовья Миссисипи. Ты узнаешь тогда самъ, насколько хорошо живется тамъ нашему брату.
Томъ въ страшномъ возбужденіи всталъ, дрожа всѣмъ тѣломъ. Глаза его свѣтились зловѣщимъ огонькомъ. Онъ подошелъ къ двери и сказалъ, что долженъ на минутку выйти изъ комнаты такъ какъ ему душно. Прежде чѣмъ принять какое-нибудь рѣшеніе, онъ долженъ освѣжить свои мозги, подышавъ чистымъ воздухомъ. Дверь, однако, не отворялась. На устахъ Рокси мелькнула безжалостная улыбка.
— Садись на мѣсто, голубчикъ! — сказала она. — Ключъ у меня въ карманѣ. Тебѣ не зачѣмъ освѣжать отсутствующіе мозги, чтобы обдумывать, какимъ именно образомъ будешь ты поступать. Я приняла уже необходимое рѣшеніе и тебѣ остается его только выполнить.
Томъ угрюмо опустился на стулъ и принялся въ самомъ безпомощномъ отчаяніи ерошить руками свои волосы. Роксана спросила у него:
— Мой хозяинъ остановился тутъ же, въ этомъ домѣ?
Томъ съ изумленіемъ взглянулъ на свою мать и спросилъ:
— Кто именно навелъ васъ на эту мысль, мамаша?
— Ты, голубчикъ, собственной твоей персоной. Тебѣ вдругъ приспичило выйти изъ комнаты, чтобъ освѣжить свои мозги. Во-первыхъ, у тебя нѣтъ ничего такого, что стоило бы освѣжать, а во-вторыхъ, подлые твои глаза сразу же выдали тебя съ головою. Ты презрѣннѣйшій и самый гадкій песъ, который когда либо… Впрочемъ, я разсказала тебѣ все это раньше и не хочу повторять. Такъ видишь ли, у насъ сегодня пятница. Ты можешь немедленно войти съ соглашеніе съ плантаторомъ, объяснивъ ему, что поѣдешь за остальными деньгами, и вернешься сюда въ будущій вторникъ или не позже, какъ въ среду. Понимаешь ты меня?
Томъ угрюмо отвѣтилъ:
— Понимаю.
— И когда ты получишь новую купчую, гдѣ будетъ значиться, что я продана себѣ самой, отправь ее сейчасъ же по почтѣ, къ Мякинноголовому Вильсону съ припиской, что онъ долженъ хранить ее у себя до моего пріѣзда. Понимаешь?
— Понимаю.
— Вотъ тебѣ и весь сказъ! Бери теперь свой дождевой зонтъ и надѣнь шляпу.
— Зачѣмъ же это?
— Затѣмъ, что ты проводишь меня сейчасъ до пристани. Видишь-ли этотъ ножъ? Я ношу его съ собой съ того самаго дня, какъ встрѣтила здѣсь моего хозяина и купила у негра вотъ это платье. Я рѣшилась убить себя этимъ ножомъ, еслибъ хозяину удалось меня изловить. Иди потихоньку впередъ и знай, что если вздумаешь подать кому-нибудь въ домѣ сигналъ, или же если подзовешь кого-нибудь къ себѣ на улицѣ, то этотъ ножъ вонзится въ тебя по самую рукоятку. Надѣюсь, Чемберсъ, ты вѣришь тому, что я тебѣ говорю?
— Не зачѣмъ и задавать такихъ вопросовъ! Я и безъ того знаю, что вы держите свое слово!
— Да, въ этомъ отношеніи у насъ съ тобой привычки разныя. Погаси огонь и ступай впередъ. Вотъ тебѣ ключъ.
Они вышли такъ тихо изъ дому, что никто не обратилъ на нихъ вниманія и не пошелъ за ними слѣдомъ. Томъ вздрагивалъ каждый разъ, когда какой-либо запоздавшій гуляка проходилъ слишкомъ близко отъ нихъ по улицѣ. Ему казалось при этомъ, будто онъ чувствуетъ, какъ холодная сталь вонзается въ его спину. Рокси шла за нимъ по пятамъ, такъ, чтобы имѣть возможность въ любую минуту выполнить свою угрозу. Пройдя версты съ полторы, они вышли, наконецъ, на обширный пустырь, за которымъ тянулась пристань. Тамъ не было въ эту минуту ни единой живой души. Мать и сынъ разстались другъ съ другомъ на пристани въ ночномъ мракѣ, подъ проливнымъ дождемъ.
Шлепая по грязи, на обратномъ пути домой, Томъ все время томился грустными мыслями и проектами самаго дикаго свойства. Измучившись этимъ, онъ сказалъ подъ конецъ самому себѣ: «Для меня нѣтъ никакого другого выхода. Я долженъ выполнить ея предписаніе, но съ однимъ лишь маленькимъ измѣненіемъ. Я не стану просить у стараго скряги денегъ и такимъ образомъ губить самого себя. Я просто-на-просто украду у него сколько мнѣ нужно».