Авторское право. Доклад комиссии С.-Петербургского литературного общества (1908)/Приложение I/ДО

[71]

Приложеніе 1.
Особое мнѣніе члена Комиссіи Е. П. Семенова.

Я не стану повторять здѣсь того, на что я имѣлъ честь указывать въ своемъ сообщеніи, сдѣланномъ въ публичномъ засѣданіи С.-Петербургскаго Литературнаго Общества.

Для меня вопросъ стоитъ такъ: традиціонное отрицательное отношеніе русскихъ писателей къ литературнымъ конвенціямъ, которое для меня дорого, какъ и всякая высокая традиція,—въ настоящій моментъ сталкивается съ важной этической задачей. Эту задачу ставитъ передъ нами на разрѣшеніе общественное мнѣніе европейскихъ писателей. И разрѣшить ее необходимо.

И прежде всего можно и нужно себя спросить: требуетъ ли вѣрность традиціи отрицательнаго и теперь отношенія къ литературнымъ конвенціямъ, или, вѣрнѣе, къ присоединенію къ международной Бернской конвенціи.

Вѣдь, традиція заключается въ отстаиваніи и защитѣ интересовъ просвѣщенія и культуры русскаго народа. Присоединеніе къ конвенціи, упраздненіе свободы переводовъ было въ прошломъ вредно и опасно для русской культуры и просвѣщенія. Но такъ ли обстоитъ дѣло теперь? Если бы мнѣ доказали, что—такъ, я безъ всякихъ колебаній присоединился бы къ большинству Комиссіи. Но доказать этого положенія не удалось, и я остаюсь при своемъ отдѣльномъ мнѣніи.

Мои противники выставляютъ противъ литературной конвенціи тѣ же аргументы, что и ихъ предшественники 9 лѣтъ тому назадъ.

Но уже и тогда на нѣкоторые изъ этихъ аргументовъ были сдѣланы основательныя возраженія. Такъ, напримѣръ, и тогда уже говорили, что „въ актѣ перевода нѣтъ момента труда самого автора“, а В. В. Водовозовъ говоритъ и сейчасъ другими словами, что переводъ есть самостоятельный трудъ, такъ какъ въ переводѣ нѣтъ момента труда автора: къ подлинному его произведенію, за которое онъ получаетъ при изданіи законное вознагражденіе, прибавляется новый умственный трудъ исключительно постороннихъ автору лицъ: переводчиковъ.

Еще С. Н. Южаковъ на это возражалъ (въ Союзѣ Писателей), что съ такимъ же основаніемъ можно говорить, что въ „актѣ [72]контрафакціи нѣтъ момента труда автора… и т. д.“; „въ актѣ драматизированія повѣсти нѣтъ момента труда автора“ и т. д.; „въ актѣ позаимствованія изъ чужихъ произведеній нѣтъ момента труда автора“ и т. д. и т. д. Такъ можно легко доказать отсутствіе какихъ-либо правъ у самого автора, передавъ ихъ торжественно и благородно всѣмъ обработывающимъ, передѣлывающимъ и поддѣлывающимъ произведенія человѣческаго ума, къ которымъ мы, однако, всѣ относимся съ должнымъ уваженіемъ и осторожностью. Правда, большинство стоящихъ на только что указанной точкѣ зрѣнія прибавляетъ, что переводъ есть не вполнѣ самостоятельный трудъ, а что въ немъ къ труду автора прибавляется еще новый самостоятельный трудъ. Но разъ прибавляется только „новый самостоятельный трудъ“, то, значитъ, старый наличный трудъ имѣется, и его упразднить ни въ смыслѣ идеи, ни въ смыслѣ вознагражденія нельзя.

Разумѣется, о самостоятельномъ творчествѣ въ переводныхъ стихотворныхъ, поэтическихъ произведеніяхъ спорить не стану: въ этомъ пунктѣ въ Комиссіи разногласія не оказалось.

Далѣе. Аргументъ, по которому Россія, дескать, не одна не заключаетъ конвенцій, также устарѣлъ. Она, дѣйствительно, не одна, но съ ея исключительной свободой переводовъ компанію ей составляютъ Турція и Египетъ. Что касается другихъ странъ, онѣ всѣ постепенно входятъ въ семью цивилизованныхъ государствъ, признавшихъ конвенціонный режимъ и живущихъ въ немъ.

Вотъ списокъ странъ, признавшихъ Бернскую конвенцію, со дня вступленія ея въ силу[1]: Германія, Бельгія, Испанія съ колоніями, Франція съ Алжиромъ и колоніями, Великобританія съ колоніями и владѣніями, Гаити и Италія. Къ нимъ присоединится Японія (15 іюля 1899 г.), Люксембургъ (20 іюня 1888 г.), Монако (30 мая 1889 г.), Норвегія (13 апрѣля 1896 г.), Данія (1 іюля 1903 г.), Швейцарія (со дня вступленія въ силу конвенціи), Тунисъ (id) и Швеція (1 августа 1904 г. Что касается Австріи, то она отказалась отъ своей прежней политики свободы переводовъ и закономъ 26 февраля 1907 г. признала, если еще не взаимную конвенціонную защиту, то взаимную дипломатическую, сводящуюся къ признанію защиты правъ иностранныхъ авторовъ простымъ распоряженіемъ министра [73]юстиціи для тѣхъ странъ, гдѣ защищены права австрійскихъ авторовъ. Съ Германіею Австрія заключила отдѣльный договоръ еще въ 1899 г. (30-го декабря). Въ Греціи произведенія иностранцевъ защищены въ продолженіе 15 лѣтъ. Но и въ Греціи, и въ Англіи, и въ Румыніи движеніе въ пользу дальнѣйшаго усиленія конвенціоннаго режима продолжается, какъ и въ Сѣверн. Соединен. Штатахъ, гдѣ въ настоящее время идетъ пересмотръ такъ наз. Copyright въ пользу приближенія этой, хотя несовершенной, но все же законной защиты произведеній иностранныхъ авторовъ, къ режиму европейскихъ государствъ. Въ Канадѣ конвенціонный режимъ введенъ простымъ рѣшеніемъ судебной палаты въ Монреалѣ, 28 іюня 1906 г.

То обстоятельство, что конвенціонный режимъ различно и въ разное время вводился и вводится въ разныхъ странахъ, показываетъ только одно, а именно, что несмотря на разнообразіе условій, цивилизацій и т. п., всѣ страны приближаются фатально къ тому же режиму международной солидарности и въ этой области и что постепенно въ понятіе защиты авторскаго права входитъ и конвенціонный международный элементъ.

Я не намѣренъ утруждать вашего вниманія повтореніемъ аргументовъ большинства Совѣщанія 1906 г. (подъ предсѣдательствомъ тогдашняго тов. министра, временно управлявшаго Министерствомъ Торговли и Промышленности, М. М. Федорова, нынѣшняго редактора газеты „Слово“), но я рекомендовалъ бы всѣмъ интересующимся вопросомъ прочитать Журналъ этого Совѣщанія. Въ немъ меньшинство высказало тѣ же аргументы, что и противники конвенціи 10 лѣтъ тому назадъ и что теперь повторяютъ наши противники. Послѣдніе однако прибавляютъ новый аргументъ совершенно оригинальнаго хронологическаго, я бы сказалъ—анахроническаго характера! „Если бы этотъ законъ охраны переводовъ существовалъ,—говорятъ они,—60 лѣтъ тому назадъ, то такого-то автора нельзя было бы пропечатывать, того переводить.“ Вообще эти ссылки на то, что было бы 60 или даже 10, или даже 5 лѣтъ тому назадъ, если бы конвенція существовала при разсмотрѣніи закона, который долженъ быть примѣненъ теперь или въ будущемъ въ вѣчно мѣняющейся, движущейся, быстро развивающейся жизни, въ которой приспособленіе къ новымъ формамъ, къ новымъ потребностямъ идетъ болѣе или менѣе вровень съ ихъ возникновеніемъ, эти ссылки,—говорю я,—непріемлемы, ибо онѣ ничего не доказываютъ въ области не прошлаго, а настоящаго, а особенно будущаго. Такъ же неосновательны и [74]непріемлемы указанія на переводы Маркса на разстояніи четверти вѣка. На разстояній такого періода времени самая, напримѣръ, терминологія должна была и могла только установиться, и была, или не была бы конвенція, а переводы Маркса въ случаѣ свободы отъ цензуры были бы не чаще и не рѣже, чѣмъ того требовала бы потребность въ нихъ.

Но, повторяю, я не стану останавливаться на всѣхъ старыхъ и извѣстныхъ аргументахъ за и противъ свободы переводовъ. Всѣ они сводится къ двумъ категоріямъ: этической и матеріальной.

Въ этической сторонники конвенціи и большинство противниковъ согласны: пользоваться произведеніями авторовъ иностранныхъ государствъ, не платя за нихъ, не защищая ихъ, особенно послѣ того, какъ наши авторы нашли способъ защищать свои права и практикуютъ его, — этого, разумѣется, допустить, какъ нормальное явленіе, нельзя. Но, прибавляютъ тутъ же противники наши: 1) насъ сравнительно мало читаютъ за границею, и этическая сторона вопроса уже не такъ страшна; 2) конвенція приведетъ къ монополіи издателей, а, стало быть, принесетъ ущербъ классу переводчиковъ, вызоветъ вздорожаніе книги, а, стало быть, и уменьшеніе ея распространенія и окажется вредной для культуры и просвѣщенія народа.

Первый пунктъ опять-таки является анахронизмомъ. Теперь русскихъ писателей читаютъ не менѣе, если не болѣе другихъ. Толстой, Достоевскій, Горькій, Андреевъ читаются вездѣ. И если такой демократическій писатель, какъ авторъ Sousoff, la Colonne, Oiseaux de Passage и др., Люсьенъ Декавъ, разразился нѣсколько лѣтъ тому назадъ статьей въ Echo de Paris противъ наводненія французскаго рынка иностранными, а главнымъ образомъ русскими писателями, то можно ли удивляться слѣдующей жалобѣ Мюнхенскаго еженедѣльника Blätter für Bücherfreunde въ его обзорѣ переводамъ изъ русской литературы, появившимся въ Германіи и Австріи въ 1907 г. отдѣльными изданіями или въ періодической печати.

Оказывается, что ни одинъ изъ нашихъ болѣе или менѣе талантливыхъ писателей и поэтовъ не обойденъ нѣмецкой литературой, а многіе изъ нихъ переведены за прошлый годъ по нѣсколько разъ. Начиная съ гр. Льва Толстого и кончая Александромъ Блокомъ, русская современная литература почти in corpore фигурируетъ передъ нѣмецкой публикой въ болѣе или менѣе удачныхъ переводахъ, вызывая большой интересъ со стороны читателей и многочисленныя статьи со стороны критики. „Ничего [75]подобнаго, — кончаетъ названный еженедѣльникъ, — не замѣчается въ Россіи по отношенію къ нашей нѣмецкой литературѣ. Тамъ изъ нашихъ современныхъ художниковъ слова извѣстны всего трое-четверо: остальныя славныя имена для русскаго читателя — пустой звукъ“ („Изв. книжн. маг. М. О. Вольфъ“, № 3, 1908).

Такое новое положеніе русской литературы на міровомъ рынкѣ устраняетъ всѣ старые аргументы идейнаго и матеріальнаго свойства, которые наши оппоненты извлекали всегда изъ слабости распространенія произведеній русскихъ авторовъ въ сравненіи съ распространеніемъ иностранныхъ произведеній у насъ въ Россіи.

Перехожу къ второму пункту: монополіи, вздорожанію книгъ и т. д.

Этотъ аргументъ былъ бы наиболѣе серьезенъ и убѣдителенъ, если бы онъ былъ правиленъ. Но дѣло въ томъ, что онъ теоретически полонъ натяжекъ и фактически невѣренъ. Монополія уже потому не можетъ явиться результатомъ конвенціи, что то, что называютъ монополіей, существуетъ и теперь и все болѣе и болѣе развивается безъ и помимо конвенціи: Мирбо, Горькій, Андреевъ, Зудерманъ и др. устраиваются, благодаря способу, на который я уже указывалъ, такъ, что помимо и безъ конвенцій, они продаютъ исключительное право перевода тому или иному переводчику и издателю. И это чисто анархически хищническое явленіе безъ конвенціи будетъ все болѣе и болѣе развиваться, пока не вызоветъ полное, глубокое отвращеніе даже у самыхъ ярыхъ противниковъ конвенціи—этого во всякомъ случаѣ законно организованнаго регулятора международныхъ литературныхъ отношеній. Въ это анархическое движеніе внѣ конвенціонныхъ закрѣпощеній войдутъ и журналы, какъ вошли альманахи, дающіе „переводы съ рукописи“. Издатели книгъ и издатели журналовъ имѣютъ уже и будутъ имѣть своихъ собственныхъ переводчиковъ. И въ этой области произойдетъ, какъ уже происходятъ сейчасъ, разныя перемѣны и перемѣщенія силъ, какъ и они происходятъ во всѣхъ областяхъ человѣческой дѣятельности при новыхъ условіяхъ—юридическихъ и иныхъ—осуществленія и овеществленія человѣческаго труда. Цѣлесообразнѣе, разумнѣе, вообще говоря, ввести конвенціонный режимъ, т. е. порядокъ и законъ въ эту область, гдѣ нынѣ царитъ полная анархія.

Въ первый моментъ послѣ заключенія конвенціи произойдутъ, можетъ быть, нѣкоторыя пертурбаціи въ отношеніи переводчиковъ [76]къ авторамъ и издателямъ. Но и онѣ будутъ менѣе значительны, чѣмъ это можно ждать, ибо эти „будущія“ отношенія уже устанавливаются. И въ этой области жизнь опережаетъ писанный законъ.

Самый важный аргументъ противниковъ конвенціи—это указаніе на то, что конвенція вызоветъ вздорожаніе книги и окажется вредной для культуры страны. Если бы этотъ аргументъ былъ вѣренъ, то его однако достаточно было бы, чтобы отказаться отъ всякой конвенціи.

Но этотъ аргументъ не выдерживаетъ серьезной критики.

Издатель, получившій исключительное право на изданіе перевода книги на срокъ (какъ это обыкновенно дѣлается: на 2, 3 года) имѣетъ возможность, зная свой (русскій) рынокъ и не боясь конкуренціи, издать лучше и въ большемъ количествѣ экземпляровъ, чтобы сохранить по возможности за собою рынокъ и по истеченіи конвенціоннаго срока. Это соображеніе подтверждается жизнью и практикой странъ, присоединившихся къ конвенціи. Дорогія изданія имѣются и въ конвенціонныхъ и не конвенціонныхъ странахъ и не отъ конвенціи это зависитъ, а отъ состоянія и условій книжнаго рынка въ данный моментъ, въ данной странѣ. Я просмотрѣлъ массу каталоговъ (разныхъ странъ), присланныхъ мнѣ изъ Франціи и обязательно представленныхъ мнѣ въ издательскомъ домѣ Тов. Вольфъ въ Петербургѣ, и я убѣдился, что во всѣхъ странахъ переводы не только не дороже книгъ оригинальныхъ данной страны, но издаются, какъ и книги данной страны, и по обычнымъ, и по среднимъ и по удешевленнымъ цѣнамъ, существующимъ и на оригинальныя, и на переводныя изданія данной страны. Намъ указали на разницу въ цѣнахъ въ нѣкоторыхъ издательскихъ фирмахъ, въ Германіи, но это обстоятельство съ вопросомъ о конвенціи не связано: не касаясь вопроса, кто изъ упомянутыхъ писателей выше, или талантливѣе, можно только сказать, что одинъ оказался болѣе моднымъ, а потому при отсутствіи одной какой-нибудь цѣны (какъ, напримѣръ, во Франціи, въ 3 фр. 50 сант. за обыкновенное произведеніе извѣстнаго формата) болѣе моднаго писателя продаютъ дороже (какъ въ данномъ случаѣ Горькаго), чѣмъ менѣе нашумѣвшаго. Въ общемъ же на всѣ вопросы и анкеты въ конвенціонныхъ странахъ получается одинъ отвѣтъ: конвенціи на вздорожаніе книгъ не повліяли.

Подтвержденіе этому факту мы видимъ въ томъ, что переводы иностранныхъ авторовъ, повторяю, имѣются во всѣхъ [77]видахъ изданій, напримѣръ, во Франціи, начиная съ изданія въ 3 фр. 50 сант., проходя черезъ изданія въ 2 фр., 1 фр., 60 сант. и кончая даже изданіями въ 10 сантимовъ. Это обстоятельство видно и извѣстно всѣмъ и безъ спеціальной статистики, которой пока еще нѣтъ. Но о необходимости послѣдней я поднялъ вопросъ передъ Бернскимъ Бюро. Тамъ мнѣ указали на единственную имѣющуюся по этому вопросу статистику, именно въ Швеціи, благодаря трудамъ Шведскаго Общества Писателей. Это Общество въ своемъ адресѣ королю отъ 12 декабря 1894 г., настаивало на необходимости заключенія Литературной конвенціи. Логика развитія общаго права, справедливость по отношенію къ своимъ писателямъ,—говорилось въ адресѣ,—нужды шведской литературы, здоровое воспитаніе публики, доброе имя страны[2], необходимость дать толчокъ общему чувству справедливости—все это требуетъ продолженія практики конвенцій и присоединенія къ Бернской конвенціи. „Да и вообще,—прибавляли писатели,—какая непослѣдовательность вводить въ законы принципъ, что обкрадывать иностранца преступно, за исключеніемъ случаевъ, когда этотъ иностранецъ писатель или художникъ“. Писатели подкрѣпляли свои этическія и юридическія соображенія цыфрами о движеніи своего книжнаго рынка; они доказывали что частичныя конвенціи (съ Франціей и Италіей) не привели вовсе къ вздорожанію переводныхъ произведеній французскихъ и итальянскихъ авторовъ. Они взяли нѣсколько самыхъ популярныхъ писателей этихъ странъ (де-Амичисъ, Бурже, Доде, Фейлье, Гревиль, Лоти, Мопассанъ, Зола) и сравнили цѣны на ихъ произведенія до и послѣ заключенія конвенціи (въ 1884 г.), и оказалось, что въ громадномъ большинствѣ случаевъ (6 и 8) переводы произведеній этихъ писателей продавались дешевле послѣ конвенціи, чѣмъ до конвенціи. Этотъ случай, вѣроятно, и имѣли въ виду гг. Пиленко и Пергаментъ (первый своимъ заявленіемъ на Совѣщаніи 1906 г., второй въ своей рѣчи у насъ въ Обществѣ), когда они ссылались на Швецію, какъ на страну, гдѣ конвенція вызвала удешевленіе книгъ и переводовъ. Мнѣ кажется, что одинъ случай статистики (только Швеція), и при томъ столь неполный,—не даетъ еще [78]намъ права утверждать, что конвенція ведетъ къ удешевленію переводовъ. Но онъ даетъ намъ право лишній разъ повторить, что онъ только подтверждаетъ ту общую картину[3], то общее положеніе, что конвенція не ведетъ къ вздорожанію книги, а стало быть не можетъ оказаться вредной ни для культуры, ни для просвѣщенія данной страны. А разъ это такъ, разъ литературная конвенція, или вѣрнѣе, принятіе международнаго закона, присоединеніе къ Бернской конвенціи не нарушаетъ интересовъ культуры и просвѣщенія народа и стало быть не идетъ въ разрѣзъ съ идейными традиціями нашей среды, нашего общества, то во всей своей силѣ остается императивный категорическій нашъ аргументъ этическаго характера.

Русскіе литераторы не имѣютъ больше высшихъ уважительныхъ причинъ отстаивать свободу переводовъ, они не могутъ отстаивать дальше такого положенія при которомъ самые модные ихъ собраты,—остающіеся, что бы тамъ ни говорили, русскими писателями,—защищаютъ за границею свои авторскія права на переводы въ то время, какъ иностранные писатели этой защиты въ Россіи не имѣютъ.

Господа, мы не имѣемъ больше оправданія въ томъ, что, какъ говорятъ въ Европѣ, мы продолжаемъ быть „литературными ворами“, „пиратами“… Эта репутація, это положеніе должны, наконецъ, прекратиться.

Мы должны присоединиться къ европейской семьѣ литературныхъ обществъ и высказаться категорически за присоединеніе къ Бернской конвенціи. Послѣднее предпочтительнѣе отдѣльныхъ конвенцій съ отдѣльными государствами, такъ какъ вводитъ въ эту сферу больше правопорядка и гарантируетъ защиту авторскаго права отъ временныхъ политическихъ, торговыхъ и иныхъ настроеній правительства и вводитъ режимъ, который правильно въ опредѣленные сроки (каждыя 10 лѣтъ) подвергается международному пересмотру. Въ послѣдній разъ конференція Бернскаго Литературнаго Союза должна была собраться въ Берлинѣ въ 1906 году, но съѣздъ былъ отложенъ и соберется въ октябрѣ нынѣшняго года.

Интересно, чтобы отношеніе къ поднятому вопросу опредѣлилось до съѣзда въ Берлинѣ.

Россія уже во всякомъ случаѣ оффиціально на немъ [79]присутствовать не сможетъ, ибо всѣ правительства уже назначали своихъ делегатовъ на октябрьскій съѣздъ. Но благопріятное рѣшеніе вопроса въ пользу присоединенія къ Бернской конвенціи могло бы дать намъ право имѣть неоффиціальныхъ представителей, которые защищали бы на съѣздѣ интересы литературы и съ точки зрѣнія нашихъ спеціальныхъ интересовъ (уменьшеніе сроковъ авторскаго права и т. п.).

Говорю объ этомъ съѣздѣ съ точки зрѣнія, впрочемъ, чисто справочной. Главный принципіальный вопросъ важнѣе и не терпитъ отлагательства.

Мы должны перестать быть „литературными пиратами“, хотя бы и поневолѣ и bona fide!

Апрѣль 1908 г.


Примѣчанія

править
  1. Подписана она въ Бернѣ 9-го сентября 1886 г., вступила въ силу 5-го декабря 1887 г. Добавочный актъ подписанъ 4-го мая 1896 г. въ Парижѣ, а вступилъ въ силу 9-го декабря 1897 г.
  2. Шведскіе писатели требовали присоединенія къ Бернскому Союзу, не желая, чтобы Швецію называли полуварварской страной, націей пиратовъ, литературныхъ воровъ и т. д.
  3. Я имѣю всѣ вышеупомянутые каталоги, и они къ услугамъ желающихъ ихъ просмотрѣть.


Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.