Kozlovsky pervye pochty t1 1913/Ответ рецензентам/ДО
| Первые почты и первые почтмейстеры в Московском государстве |
| Источникъ: Козловский И. П.. Первые почты и первые почтмейстеры в Московском государстве. — Варшава: Типография Варшавского учебного округа, 1913. — Т. 1. — С. 1—12. |
Автору настоящей статьи въ свое время приходилось касаться вопроса о значеніи XVII вѣка въ русской исторіи и въ своихъ монографіяхъ о Сильвестрѣ Медвѣдевѣ и Ѳ. М. Ртищевѣ[1] и въ своихъ двухъ вступительныхъ лекціяхъ (въ Кіевскомъ Университетѣ и Нѣжинскомъ Институтѣ). Всегда съ большою осторожностью приступая къ выводамъ и заключеніямъ, авторъ тогда болѣе зависѣлъ отъ взгляда С. М. Соловьева на этотъ вопросъ. Но продолжительныя работы въ томъ же направленіи дали автору возможность въ позднѣйшей работѣ „Первыя почты и первые почтмейстеры въ Московскомъ государствѣ” (ниже мы будемъ называть эту книгу первыми двумя словами) сдѣлать нѣкоторый шагъ впередъ въ дѣлѣ разработки вышеупомянутаго вопроса. Въ этой работѣ шагъ за шагомъ проводится та мысль, что не только правительство и верхніе слои общества въ XVII вѣкѣ постепенно все болѣе и болѣе проникались преобразовательнымъ духомъ, но и средніе классы начинали сознательно относиться къ культурному прогрессу. Тотъ же С. М. Соловьевъ въ своихъ „Публичныхъ чтеніяхъ о Петрѣ В." выразился такъ: „Народъ поднялся и собрался въ дорогу; но кого-то ждали; ждали вождя”. Современемъ, можетъ быть, удастся категорически заявить, что въ XVII вѣкѣ все русское общество сверху до низу было охвачено жаждой улучшенія своей политической, общественной и экономической жизни и искало путей къ этому улучшенію, какъ въ установившихся традиціей формахъ, такъ и въ подражаніи иностранцамъ; великій ученый при помощи особаго, присущаго ему историческаго чутья, угадывалъ всеобщность реформаторскаго увлеченія эпохи. Но мы пока не настаиваемъ на столь смѣлыхъ выводахъ; они нуждаются еще въ серьезныхъ доказательствахъ. Цѣлью настоящей статьи является лишь — точно и ясно указать, какой матеріалъ даетъ сочиненіе о „Первыхъ почтахъ” для доказательства той мысли (упомянутой выше), что не только правительство и верхніе слои общества въ XVII вѣкѣ были проникнуты преобразовательнымъ духомъ, но и средніе классы начинали сознательно относиться къ культурному прогрессу. Побудили насъ взяться за перо рецензіи на нашу работу, которыя единодушно упрекаютъ насъ въ отсутствіи въ нашей работѣ „широкой перспективы” и въ недостаточности выводовъ и обобщеній.
Во введеніи къ „Первымъ почтамъ” въ достаточной степени выяснено, какъ введеніе почтоваго сообщенія въ каждой странѣ слѣдовало за ея политическими успѣхами и предшествовало ея экономическому и культурному развитію. Исторія появленія почтовыхъ сношеній въ Россіи какъ разъ свидѣтельствуетъ о томъ, что въ Россіи почты появились при такой же обстановкѣ, при какой онѣ появились и въ другихъ странахъ, и положительныя и отрицательныя стороны этого явленія были вездѣ однѣ и тѣ же; сначала почты обслуживаютъ исключительно государственныя цѣли, затѣмъ они являются орудіемъ экономической эксплуатаціи страны иностранцами и смѣлыми предпринимателями, наконецъ становятся средствомъ для развитія всеобщаго культурнаго и экономическаго подъема страны. Для такого рода аналогій и понадобилось „введеніе” къ нашей работѣ, кажущееся ненужнымъ г. Пичетѣ. Вторая половина „введенія”, излагающая исторію ямскихъ учрежденій (главнымъ образомъ по классическому труду г. Гурлянда), какъ нельзя лучше свидѣтельствуетъ о томъ, что ямскія учрежденія никакимъ образомъ нельзя смѣшивать сь почтовыми въ полномъ смыслѣ этого слова. Г. Пичета, признавая достоинства труда г. Гурлянда, полагаеть, что онъ даетъ матеріалъ для изображенія картины организаціи почты въ XVII в. — и жестоко ошибается. Авторъ „Ямской гоньбы” въ своемъ трудѣ вовсе не касается почты, бывшей въ вѣдѣніи Посольскаго приказа. Да и цѣли работы г. Гурлянда были другія: онъ изучаетъ учрежденіе, независимо отъ культурной его роли.
1-я глава „Первыхъ почтъ” посвящена между прочимъ, указанію условій, способствовавшихъ учрежденію первой „нѣмецкой” почты. Серьезный рецензентъ „Первыхъ почтъ”, г. Прѣсняковъ, не согласенъ признать основателемъ почты фанъ-Сведена, а признаетъ таковымъ Леонтія Марселиса. Конечно, почты, устроенныя Марселисомъ, имѣли болѣе опредѣленную организацію; но современники видѣли въ Марселисѣ все-таки продолжателя фанъ-Сведена. Во всѣхъ приказныхъ выпискахъ, касающихся возникновенія почтъ, видимъ приблизительно одно и то же начало: „по указу блаженной памяти… царя Алексѣя Михайловича… держалъ почту иноземецъ Иванъ фанъ-Сведенъ”. Въ виду того, что почта фанъ-Сведена, такъ же, какъ и почты Марселиса, одинаково обслуживала и потребности правительства и потребности торговыхъ иноземцевъ, нѣтъ надобности исключать дѣятельность фанъ-Сведена изъ исторіи почтъ, и годомъ начала почты надо считать 1665-й, какъ это дѣлаютъ современные документы, а не 1668, какъ это дѣлаетъ г. Прѣсняковъ. Неправильно также онъ полагаетъ, что „почтовая дѣятельность Сведена, въ смыслѣ перевозки корреспонденціи, была лишь придаткомъ къ предпріятію, организованному для иныхъ цѣлей — разныхъ закупокъ и доставокъ по порученію тайнаго приказа”. Во всѣхъ приказныхъ выпискахъ о порученіи ему почты говорится исключительно о „вѣстовыхъ письмахъ”, которыя онъ обязуется привозить изъ-за границы. Съ этимъ вовсе не находится въ противорѣчіи, какъ это кажется уважаемому рецензенту, наше примѣчаніе на стр. 103 — что по документамъ не видно, чтобы съ этою почтою посылались заграницу государевы грамоты или пересылались отписки воеводъ. Вѣдь о доставленіи закупокъ и поставокъ по этой почтѣ также рѣшительно нигдѣ не говорится; это только можно предполагать.
Въ этой же 1-й главѣ нами указано, что при учрежденіи почты политическіе интересы правительства совпали съ интересами торгово-промышленнаго класса, особенно торговыхъ иноземцевъ. Изъ этого видно, что книга имѣетъ цѣлью выяснить, 1) какъ почта удовлетворяла потребностямъ правивительства, а 2) какъ средніе классы общества отнеслись къ культурному нововведенію и насколько легко оно у насъ привилось. Изъ дальнѣйшаго изложенія явствуетъ, что сначала всѣ экономическія выгоды почты доставались торговымъ иноземцамъ, которые раньше были знакомы съ этимъ учрежденіемъ, а постепенно и русскіе торговцы и промышленники уразумѣли всю важность почтовыхъ сношеній. Уразумѣли они это все-таки довольно скоро, потому что къ концу вѣка, лѣтъ 30 спустя послѣ учрежденія „нѣмецкой” почты, русскіе люди принимаютъ уже оживленное участіе въ почтовыхъ сношеніяхъ не по какому-нибудь принужденію извнѣ, какъ это бывало часто при Петрѣ В., а по личному наблюденію и опыту убѣдившись въ важности нововведенія.
Большое недоумѣніе почти у всѣхъ рецензентовъ вызываетъ сочетаніе исторіи почтъ съ біографіями почтмейстеровъ, въ большей своей части не имѣющими отношенія къ почтѣ. Но на стр. 49 „Первыхъ почтъ” дается ясный отвѣтъ на это недоумѣніе: работа эта не юридическая, а культурно-историческая. Почты интересовали автора не какъ учрежденіе, а какъ культурное явленіе, нарождающееся и дѣйствующей при извѣстной обстановкѣ. Само заглавіе работы въ полномъ его видѣ достаточно объ этомъ свидѣтельствуетъ. Во второй половинѣ его читаемъ: „опытъ изслѣдованія нѣкоторыхъ вопросовъ изъ исторіи русской культуры во 2-й половинѣ XVII вѣка”. Жизнь почтмейстеровъ была интересна для автора во всей ея полнотѣ, потому что представляла рядъ интереснѣйшихъ эпизодовъ въ исторіи русской культуры. Мы протестуемъ только противъ извращеній истины въ этомъ отношеніи, какъ это допустилъ третій рецензентъ, г. Гнѣвушевъ, утверждающій, что „о заграничной жизни Марселиса-дѣда даются очень подробныя свѣдѣнія”; эти свѣдѣнія занимаютъ ровно 4 строки въ нашей работѣ (стр. 75); если же г. Гнѣвушевъ хотѣлъ сказать это о Марселисѣ-отцѣ, между біографіей котораго во всей ея полнотѣ и учрежденіемъ почтъ общаго, сравнительно, немного, то замѣтимъ, что 1) жизнь Марселиса-отца вся протекла въ Россіи, а не заграницей, и 2) онъ все-таки завѣдывалъ почтою вмѣстѣ со своимъ сыномъ съ 1668 по 1670 и, послѣ его смерти, до 1674 г. и потому нельзя сказать, что между свѣдѣніями о его жизни и учрежденіемъ почтовыхъ сношеній нѣтъ ничего общаго. Кромѣ того, біографія Петра Марселиса-старшаго представляетъ довольно богатый матеріалъ для характеристики дѣятельности иностранцевъ въ русской промышленной средѣ; въ ней мы наблюдаемъ, какъ ловкій иностранецъ, втершійся въ довѣренность правительства, создаетъ обширныя торгово-промышленныя предпріятія и беззастѣнчиво эксплуатируетъ русское общество; какъ эта беззастѣнчивость замѣчается и вызываетъ протестъ и со стороны его братіи (Дюкеръ, Виніусъ) и со стороны русскихъ людей (въ 1646, 1648, 1669 г.г.) и даже духовенства (въ извѣстной „Повѣсти”, нами цитированной). Мы видимъ изъ этой біографіи, какъ русскій торгово-промышленный классъ проходилъ школу своею развитія. Эти обстоятельства даютъ намъ право не раскаиваться въ томъ, что 2-я глава нашей книги, при томъ небольшая по размѣрамъ (21 стр. изъ 528) посвящена біографіи семьи Марселисовъ, представляющей опредѣленный типъ, совершенно иной по сравненію съ другимъ типомъ, каковымъ была семья Виніусовъ.
Третья и пятая главы „Первыхъ почтъ” посвящены уже всецѣло почтовому дѣлу. Изображеніе первыхъ почтъ въ нашей работѣ вызвало также цѣлый рядъ упрековъ и въ общемъ, и въ деталяхъ. Г. Прѣсняковъ полагаетъ, что собранный нами матеріалъ не даетъ возможности въ первыхъ почтахъ видѣть крупное учрежденіе. Онъ видитъ противорѣчіе между приведенною нами высокою оцѣнкою почтъ, какъ культурнаго учрежденія и конечною характеристикою первыхъ почтъ на Руси, какую можно сдѣлать на основаніи собранныхъ нами данныхъ. Но противорѣчія никакого нѣтъ. Начало почтоваго движенія дѣйствительно знаменовало собою вступленіе Россіи въ новый фазисъ развитія и нами разсмотрѣнъ дѣйствительно подготовительный періодъ великаго культурнаго дѣла. Этотъ подготовительный періодъ продолжался 35 лѣтъ и столько же времени продолжалось вступленіе Россіи въ новый фазисъ развитія. Гдѣ же тутъ противорѣчіе? Начало XVIII вѣка — это уже эпоха всестороннихъ реформъ, эпоха использованія подготовленныхъ силъ и матеріаловъ, а уже не вступленіе въ новый фазисъ развитія.
Совершенно справедливо замѣчаетъ г. Прѣсняковъ, что юридическая сторона нашей работы слаба; но мы не считаемъ нужнымъ въ этомъ оправдываться: мы ею не интересовались, какъ предметомъ изслѣдованія. Можетъ быть скажутъ, что въ такомъ случаѣ не слѣдовало бы брать темы объ учрежденіяхъ; но обратимъ вниманіе на то, что первыя наши почты еще мало заслуживаютъ это названіе. Это не учрежденія въ полномъ смыслѣ этого слова, а лишь предпріятія. Поставивши имя „почтъ” въ заглавіи нашей работы, мы сочли себя обязанными до крупицъ собрать все то, что касается почтъ, какъ учрежденія; а разработку этого матеріала представляемъ спеціалистамъ. Зато культурная обстановка, окружавшая это предпріятіе, воспроизведена нами во всѣхъ деталяхъ и, по мѣрѣ силъ, всесторонне освѣщена. Не обошлось тутъ и безъ описанія похожденій пьяныхъ ямщиковъ, въ чемъ насъ упрекаетъ г. Гнѣвушевъ; только слѣдуетъ замѣтить, что въ этомъ описаніи найдемъ свѣдѣнія и о случаяхъ утайки посылаемыхъ денегъ доставителями, и о нападеніи разбойниковъ, похищающихъ важные пакеты по порученію враждебной державы и о приказныхъ крючкотворствахъ.
Отрицательная оцѣнка экономическаго значенія первыхъ почтъ распространяется г. Прѣсняковымъ и на эпоху Виніусовъ, потому что уважаемый рецензентъ придаетъ преувеличенное большое значеніе мнѣнію Посошкова. Мы старались отрицательную роль первыхъ почтъ въ экономическомъ отношеніи локализовать на эпохѣ Марселисовъ, хотя опредѣленно на этомъ не настаивали (см. стр. 166—167). Мы полагаемъ, что въ эпоху Виніусовъ, особенно во второй ея половинѣ, почты имѣли уже иное значеніе, чѣмъ сначала. Для 90-хъ годовъ на это есть у насъ уже неопровержимыя доказательства: участіе 64 русскихъ торговцевъ въ коммерческой корреспонденціи рядомъ съ 74 иноземцами наглядно доказываетъ, что иностранцамъ перестала принадлежать монополія на выгоды, приносимыя почтою торговымъ сношеніямъ. Это и есть достаточное опроверженіе мнѣнія Посошкова, если его относить строго къ тому году, когда оно было записано. Но вѣдь мы ничѣмъ не гарантированы, что Посошковъ писалъ по старымъ впечатлѣніямъ или стоялъ здѣсь въ цитируемомъ сочиненіи на чисто теоретической почвѣ.
Отвѣтимъ теперь на нѣкоторые частные упреки, дѣлаемые намъ рецензентами. Нельзя насъ упрекать въ томъ (г. Пичета), что, говоря о почтовыхъ трактахъ, мы не выясняемъ, почему правительство остановилось на томъ или другомъ направленіи. До временъ Виніуса всѣ почтовые тракты были не что иное, какъ древніе ямскіе пути, избранные и устроенные еще въ XV вѣкѣ, въ эпоху завоеваній Іоанна III и Василія III. Что же касается южныхъ правительственныхъ почтъ, то у насъ неоднократно указано, что ихъ пути вызывались стратегическими соображеніями; это опять таки, были старинные военные шляхи. Нельзя также упрекать насъ въ томъ (тотъ же рецензентъ), что мы проходили мимо такихъ вопросовъ: что стоила государству организація почтоваго дѣла, и какъ она отразилась на платежныхъ силахъ населенія. Всѣ, довольно скудные матеріалы по этимъ вопросамъ есть на лицо въ нашей работѣ (стр. 153—155, 313—316, 360—361, 416—418, 429—431, 437—438, 444-445, 456—457). Не надо забывать, что государство именно употребляло всѣ усилія къ тому, чтобы почта ему ничего не стоила (стр. 379), а содержалась исключительно предпринимателями. Но въ практическомъ разрѣшеніи этого вопроса встрѣчались препятствія, вызывавшія постоянныя колебанія правительства: оно въ своихъ приказныхъ резолюціяхъ говорило то такъ, то этакъ. Напрасно также г. Прѣсняковъ упрекаетъ насъ, что мы не отвѣчаемъ положительно на вопросъ: какъ именно оплачивалась доставка почты. У насъ приведенъ рядъ данныхъ, показывающихъ, что 1) иногда выборные почтовые ямщики гоняли безъ прогоновъ (стр. 123, 136, особ. 428, 430), 2) иногда имъ платилъ предприниматель (особ. стр. 418, а также 428, 429, 434) и 3) иногда уплата производилась изъ приказа и не всегда изъ одного и того-же, а изъ разныхъ (стр. 149, 154, 160, 416, особ. 417). На стр. 417 у насъ прямо сказано, что число документовъ объ уплатѣ прогоновъ ямщикамъ чрезвычайно велико, но правительственныя резолюціи на нихъ неодинаковы. Очевидно, практика въ то время еще не выработала опредѣленнаго рѣшенія вопроса. Стоимость же правительственныхъ почтъ, устроенныхъ для военныхъ цѣлей и часто на время, подсчитать невозможно, хотя кое-какія указанія и на это у насъ есть (стр. 518—519). Относительно привлеченія къ почтовой гоньбѣ посадскихъ людей вмѣсто ямщиковъ обширной практики не было; у насъ приведены лишь исключительные случаи, такъ какъ почтовая гоньба возлагалась на посадскихъ людей лишь въ тѣхъ случаяхъ, когда ямщики разбѣгались изъ слободъ по разнымъ причинамъ. Вопреки желанію г. Прѣснякова, анализировать подобные факты намъ нѣтъ надобности: надо же было, чтобы письма были доставлены, а разъ присяжныхъ почтарей не было, то брались за посадскихъ людей. Правительственный характеръ предпріятія выступаетъ въ почтахъ Архангелогородской и Сибирской не въ чемъ-нибудь другомъ, какъ въ томъ, что правительство дало денежную гарантію предпріятію потому, что у него не хватило духу возложить цѣликомъ протори по содержанію этихъ мало доходныхъ дорогъ на предпринимателей, а для правительства онѣ были крайне нужны: юридическая сторона дѣла, такое или иное устройство почтъ тутъ не при чемъ и г. Прѣсняковъ напрасно думаетъ, что въ организаціи разныхъ почтъ была какая-либо разница.
Вопреки мнѣнію г. Гнѣвушева, г Прѣсняковъ лучшими главами нашей книги считаетъ 2-ю и 4-ю. По мнѣнію уважаемаго рецензента, дѣятельность иностранцевъ въ нашей работѣ изображена гораздо лучше, чѣмъ исторія почты. На этой дѣятельности, утверждаетъ г Прѣсняковъ, намъ слѣдовало сосредоточить все наше вниманіе. Но мы не видимъ причины, почему почтовое дѣло, бывшее въ рукахъ этихъ дѣятелей, не могло послужить предметомъ особаго изложенія въ нашей работѣ одновременно съ изображеніемъ дѣятельности иностранцевъ вообще. Прибавимъ къ этому, что дѣятельность иностранцевъ въ Москвѣ въ XVII в., какъ-никакъ, все-таки неоднократно была предметомъ изложенія въ нашей исторической литературѣ и вызвала появленіе нѣсколькихъ почтенныхъ трудовъ (Брикнера, Цвѣтаева и др.; а исторія первыхъ почтъ, за исключеніемъ неудачной и весьма малой по объему монографіи Хрущова, не вызвала никакой болѣе или менѣе обстоятельной работы. Изложеніе исторіи первыхъ почтъ въ нашей работѣ — въ значительной долѣ новинка въ русской исторической литературѣ и если даже слѣдуетъ упрекать насъ за недостаточность освѣщенія этой важной страницы изъ исторіи русскихъ учрежденій, то нельзя отрицать того, что собравъ довольно обильный архивный матеріалъ, мы предоставили въ распоряженіе историковъ-юристовъ рядъ новыхъ данныхъ. Это открыто признаетъ г. Прѣсняковъ, а, судя по нѣкоторымъ намекамъ, даже г.г. Пичета и Гнѣвушевъ. Что касается нашего отношенія къ различнымъ главамъ „Первыхъ почтъ”, то мы склонны 5-ю главу ставить выше не только 2-й, но и 4-й. Какъ бы ни старались мы обстоятельно разработать и всесторонне освѣтить дѣятельность любопытной личности А. А. Виніуса[2], все-таки добрая половина данныхъ нами о немъ свѣдѣній не представляетъ новинки въ исторической литературѣ; а 5 я глава почти вся сплошь основана на архивномъ матеріалѣ и, по объему, она составляетъ едва не половину всей книги. Изученіе иностраннаго предпринимательства въ ту эпоху во всемъ его объемѣ и на фонѣ общеевропейской экономической политики было для насъ непосильной задачей, и г. Прѣсняковъ не вправѣ упрекать насъ, что мы не взяли этой точки зрѣнія. Для изображенія эпохи съ точки зрѣнія этой „широкой перспективы” необходимо солидное, самостоятельное изученіе экономической исторіи Европы въ XVII ст., которой мы въ такомъ широкомъ объемѣ не занимались. Еслиже мы прибѣгли бы для такой постановки дѣла къ пособіямъ, мы обезцѣнили бы съ научной стороны нашу работу. Да притомъ это свело бы насъ съ обще-культурной точки зрѣнія на спеціально-экономическую, а мы этого не хотѣли. Всему у насъ отведено свое мѣсто, никакое изъ культурныхъ явленій, въ томъ числѣ и торговля, и промышленность, — ничто не оставлено нами въ пренебреженіи, но лишь постольку, поскольку это намъ намъ надо было для изображенія общей культурной эволюціи Московскаго государства въ то время.
Между тѣмъ именно 5-я глава нашей книги и вызвала наибольшее количество нападокъ со всѣхъ сторонъ. Г. Прѣсняковъ упрекнулъ насъ и за отсутствіе „широкой перспективы”, и за недостаточную разработку юридической стороны дѣла. Ему мы уже отвѣтили. Г.г. Пичета и Гнѣвушевъ идутъ дальше. Они обвиняютъ насъ вообще въ отсутствіи выводовъ и обобщеній. Противъ этого заявленія мы протестуемъ самымъ энергичнымъ образомъ. Каждая глава и многіе параграфы нашей работы заканчиваются рядомъ выводовъ изъ обильнаго, весьма часто совершенно новаго матеріала (см. стр. 57, 70—71, 95, 165—167, 292—297, 391—393, 499—503, 522—525). Правда, эти выводы весьма осторожны, но эта осторожность — не что иное, какъ плодъ крайней добросовѣстности въ отношеніи къ матеріалу: мы ни въ какомъ случаѣ не хотѣли сказать болѣе того, чѣмъ матеріалы позволяютъ. Мы отлично понимаемъ, что для всякихъ гипотезъ одной работы еще недостаточно; только послѣ появленія цѣлаго ряда работъ, разрабатывающихъ матеріалъ съ различныхъ точекъ зрѣнія, возможно прибѣгнуть къ построенію гипотезъ. Г. Пичета полагаетъ, что всего, нами собраннаго, было бы достаточно для хорошей исторической работы, если бы матеріалъ находился въ опытныхъ изслѣдовательскихъ рукахъ. Мы не сомнѣваемся, что какой-нибудь опытный изслѣдователь написалъ бы хорошую работу на основаніи собраннаго нами матеріала, но сомнѣваемся, чтобы онъ безъ риска могъ бы сказать больше, чѣмъ мы сказали. Рецензентъ сравниваетъ автора „Первыхъ почтъ” съ „плохимъ ученикомъ”; смѣемъ увѣрить г. Пичету, что плохой ученикъ именно тотъ, который, не прочитавъ хорошо урока, фантазируетъ въ своемъ отвѣтѣ по своему усмотрѣнію; напротивъ, хорошій ученикъ всегда будетъ держаться въ предѣлахъ неопровержимыхъ истинъ, ясныхъ и точныхъ выводовъ. Этому учились мы у нашихъ учителей, этому учимъ мы и нашихъ учениковъ.
Что касается г. Гнѣвушева, то онъ, повидимому, совсѣмъ не считалъ нужнымъ быть правдивымъ въ своей рецензіи. Сперва отвѣтимъ на одно коварное обвиненіе его: онъ упрекаетъ насъ за то, что мы отказались отъ изученія писемъ Виніуса къ заграничнымъ почтмейстерамъ, которыя, по его словамъ, представляютъ собою „наиболѣе интересную часть архивнаго матеріала”. Прежде чѣмъ сказать такую вещь, надо заглянуть въ матеріалы. Авторъ „Первыхъ почтъ” не одинъ часъ и не одинъ день просматривалъ вышеупомянутыя письма и очень хорошо ознакомился съ ихъ содержаніемъ, которое кажется столь интереснымъ рецензенту, никогда ихъ не видавшему (намѣренной лжи со стороны рецензента мы не допускаемъ). Мы отказались не отъ ихъ изученія, а отъ ихъ изданія потому что это — черновые наброски, съ массой поправокъ и перечеркнутыхъ мѣстъ, писанные крайне неразборчиво. Содержаніе многихъ изъ этихъ писемъ извѣстно изъ памятной книги Виніуса (см. у насъ на стр. 271—277 и въ разныхъ мѣстахъ 5-й главы). Изученіе ихъ текста (насколько это было возможно) привело насъ къ твердому убѣжденію, что ни для исторіи почтъ, ни для характеристики Виніуса они не даютъ ничего такого, чего бы не было въ нашей работѣ: въ нихъ Виніусъ пишетъ исключительно о своихъ финансовыхъ и хозяйственныхъ порученіяхъ своимъ заграничнымъ контрагентамъ; о такихъ порученіяхъ въ нашей работѣ свѣдѣній болѣе, чѣмъ достаточно.
Читаемъ дальше „рецензію” г. Гнѣвушева. Авторъ „Первыхъ почтъ”, говоритъ онъ — „не потрудился разбить печатаемый матеріалъ на части и дать имъ соотвѣтственные заголовки”. Отвѣчаемъ: печатаемый матеріалъ разбитъ на 3 части; 1-я и 3-я часть разбиты на 108 параграфовъ; заголовки имѣются, кромѣ начала, на стр. 207 и 433. Матеріалы, по словамъ рецензента „какъ лежали, такъ изданы”; предлагаемъ ему прочесть 3-ю страницу введенія ко II тому, гдѣ перечислены всѣ измѣненія, сдѣланныя нами въ группировкѣ матеріала. „Нѣтъ ни указателя, ни оглавленія” заявляетъ рецензентъ и считаетъ это непростительнымъ. Отвѣчаемъ: оглавленіе помѣщено вслѣдъ за заглавнымъ листомъ; указателей четыре, общимъ размѣромъ на 69 страницахъ.
Нѣсколько труднѣе покончить съ рецензіей г. Пичеты.
Онъ недоумѣваетъ: какое значеніе имѣютъ для работы голые списки русскихъ торговыхъ людей, иностранцевъ, пользовавшихся услугами той или другой почты? и прибавляетъ, что такими выписками заполнена вся работа. Отмѣтивъ по поводу послѣдняго замѣчанія, что списки корреспондентовъ занимаютъ въ разныхъ мѣстахъ общимъ счетомъ 7 страницъ, мы считаемъ нужнымъ еще разъ заявить, что фактическое участіе русскихъ людей въ почтовыхъ сношеніяхъ — дѣло слишкомъ важное, чтобы оно не нуждалось въ точномъ указаніи примѣровъ и притомъ возможно болѣе обильнаго числа такихъ примѣровъ. Общая фраза — „русскіе люди интересовались тѣмъ-то” и „принимали участіе въ томъ-то" была бы слишкомъ слаба. Приведенные же нами списки прямо и точно указываютъ, кто именно изъ русскихъ людей принималъ дѣйствительное участіе въ почтовыхъ сношеніяхъ: здѣсь встрѣчаемъ — посланника, вельможу, архіепископа, пастора, майора, учителя, торговца, двороваго человѣка, „мірского челобитчика”, нѣсколькихъ женщинъ и пр. и пр. Можетъ быть для г. Пичеты этотъ матеріалъ не интересенъ; но не вѣрится, чтобы онъ ни для кого не былъ интересенъ.
Далѣе. Г. Пичета полагаетъ, что мы имѣли намѣреніе въ нашей работѣ развивать ту точку зрѣнія, что развитіе почтоваго дѣла при Петрѣ объясняется экономической политикой Петра и пр. Неужели г. Пичета не замѣтилъ, что заниматься почтою эпохи петровскихъ реформъ вовсе не входило въ нашу задачу? Вѣдь изложеніе исторіи почтъ у насъ доведено какъ разъ до 1701 года и дѣятельность Петра В., какъ реформатора, вовсе не подлежала нашему изученію. Поэтому то исторія почтоваго дѣла у насъ оказалась не связанной съ эпохой Петра В.; но только изъ этого нисколько не слѣдуетъ, что авторъ „Первыхъ почтъ” обезцѣнилъ свою работу и свелъ ея значеніе на нѣтъ. Можетъ быть рецензентъ смягчитъ свой строгій приговоръ, если мы скажемъ ему, что написанная нами исторія первыхъ почтъ связана съ эпохой предшественниковъ Петра, касается экономической политики второй половины XVII вѣка, торговыхъ и политическихъ сношеній допетровской эпохи?
Если г. Пичета не разглядѣлъ, что г. Гурляндъ въ своей работѣ „Ямская гоньба” ровно ничего не говоритъ о почтахъ, если онъ не разглядѣлъ, что наша работа ровно ничего не говоритъ о почтахъ въ эпоху реформъ Петра В., то, конечно, пустою „опечаткой” представляется тотъ фактъ, что годъ изданія нашей книги, 1913, замѣненъ у него 1914-мъ, а цѣна выставлена вмѣсто 5 р. — 6 рублей. Но эти „опечатки” прекрасно гармонируютъ съ общимъ отношеніемъ г. Пичеты къ рецензируемой книгѣ.
Мы бы считали ниже своего достоинства отвѣчать на такія рецензіи, какъ „рецензіи” г. г. Пичеты и Гнѣвушева, если бы они не появились на страницахъ такихъ почтенныхъ журналовъ, какъ „Голосъ Минувшаго” и „Русская Мысль”. Что же касается рецензіи г. Прѣснякова, то не соглашаясь съ громаднымъ большинствомъ ея замѣчаній, считаемъ своимъ нравственнымъ долгомъ принести уважаемому рецензенту нашу глубокую благодарность за обстоятельность и академически выдержанный тонъ его рецензіи. Она именно принадлежитъ къ типу такихъ рецензій, которыя только способствуютъ уясненію вопроса и пробуждаютъ въ авторѣ не негодованіе, а лишь горячее желаніе еще и еще поработать надъ вопросами, можетъ быть — дѣйствительно ведостаточно еще выясненными.
- ↑ „Предыдущія его (т.-е автора настоящей статьи) работы были плохи“, говоритъ въ своей рецензіи г. Пичета. Отвѣтимъ, что за первую работу присуждена золотая медаль Кіевскимъ университетомъ, а за вторую авторъ получилъ магистерскую степень отъ Харьковскаго университета, и на основаніи этихъ работъ авторъ былъ избранъ профессоромъ Варшавскаго университета.
- ↑ 4-я глава „Первыхъ почтъ“ появилась въ печати еще въ 1911 году въ „Русской Старинѣ“ и отдѣльно. Хотя тогда авторъ имѣлъ въ виду только составить компилятивный очеркъ жизни и дѣятельности А. А. Виніуса, тѣмъ не менѣе и въ такомъ видѣ эта работа обратила на себя вниманіе рецензентовъ (отзывъ г. Кизеветтера въ „Русской Мысли“ 1911 г., окт. и неизвѣстнаго въ „Русскомъ Богатствѣ“ за тотъ же годъ, дек). (В оригинале здесь — значок примечания, но самого примечания нет. Оно размещено, видимо по ошибке, на следующей странице. — Прим. ред. Викитеки.)