привилось. Изъ дальнѣйшаго изложенія явствуетъ, что сначала всѣ экономическія выгоды почты доставались торговымъ иноземцамъ, которые раньше были знакомы съ этимъ учрежденіемъ, а постепенно и русскіе торговцы и промышленники уразумѣли всю важность почтовыхъ сношеній. Уразумѣли они это все-таки довольно скоро, потому что къ концу вѣка, лѣтъ 30 спустя послѣ учрежденія „нѣмецкой” почты, русскіе люди принимаютъ уже оживленное участіе въ почтовыхъ сношеніяхъ не по какому-нибудь принужденію извнѣ, какъ это бывало часто при Петрѣ В., а по личному наблюденію и опыту убѣдившись въ важности нововведенія.
Большое недоумѣніе почти у всѣхъ рецензентовъ вызываетъ сочетаніе исторіи почтъ съ біографіями почтмейстеровъ, въ большей своей части не имѣющими отношенія къ почтѣ. Но на стр. 49 „Первыхъ почтъ” дается ясный отвѣтъ на это недоумѣніе: работа эта не юридическая, а культурно-историческая. Почты интересовали автора не какъ учрежденіе, а какъ культурное явленіе, нарождающееся и дѣйствующей при извѣстной обстановкѣ. Само заглавіе работы въ полномъ его видѣ достаточно объ этомъ свидѣтельствуетъ. Во второй половинѣ его читаемъ: „опытъ изслѣдованія нѣкоторыхъ вопросовъ изъ исторіи русской культуры во 2-й половинѣ XVII вѣка”. Жизнь почтмейстеровъ была интересна для автора во всей ея полнотѣ, потому что представляла рядъ интереснѣйшихъ эпизодовъ въ исторіи русской культуры. Мы протестуемъ только противъ извращеній истины въ этомъ отношеніи, какъ это допустилъ третій рецензентъ, г. Гнѣвушевъ, утверждающій, что „о заграничной жизни Марселиса-дѣда даются очень подробныя свѣдѣнія”; эти свѣдѣнія занимаютъ ровно 4 строки въ нашей работѣ (стр. 75); если же г. Гнѣвушевъ хотѣлъ сказать это о Марселисѣ-отцѣ, между біографіей котораго во всей ея полнотѣ и учрежденіемъ почтъ общаго, сравнительно, немного, то замѣтимъ, что 1) жизнь Марселиса-отца вся протекла въ Россіи, а не заграницей, и 2) онъ все-таки завѣдывалъ почтою вмѣстѣ со своимъ сыномъ съ 1668 по 1670 и, послѣ его смерти, до 1674 г. и потому нельзя сказать, что между свѣдѣніями о его жизни и учрежденіемъ почтовыхъ сношеній нѣтъ ничего общаго. Кромѣ того, біографія Петра Марселиса-старшаго представляетъ довольно богатый матеріалъ для характеристики дѣятельности иностранцевъ въ русской промышленной средѣ; въ ней мы наблюдаемъ, какъ ловкій иностранецъ,
привилось. Из дальнейшего изложения явствует, что сначала все экономические выгоды почты доставались торговым иноземцам, которые раньше были знакомы с этим учреждением, а постепенно и русские торговцы и промышленники уразумели всю важность почтовых сношений. Уразумели они это всё-таки довольно скоро, потому что к концу века, лет 30 спустя после учреждения „немецкой” почты, русские люди принимают уже оживленное участие в почтовых сношениях не по какому-нибудь принуждению извне, как это бывало часто при Петре В., а по личному наблюдению и опыту убедившись в важности нововведения.
Большое недоумение почти у всех рецензентов вызывает сочетание истории почт с биографиями почтмейстеров, в большей своей части не имеющими отношения к почте. Но на стр. 49 „Первых почт” дается ясный ответ на это недоумение: работа эта не юридическая, а культурно-историческая. Почты интересовали автора не как учреждение, а как культурное явление, нарождающееся и действующее при известной обстановке. Само заглавие работы в полном его виде достаточно об этом свидетельствует. Во второй половине его читаем: „опыт исследования некоторых вопросов из истории русской культуры во 2-й половине XVII века”. Жизнь почтмейстеров была интересна для автора во всей её полноте, потому что представляла ряд интереснейших эпизодов в истории русской культуры. Мы протестуем только против извращений истины в этом отношении, как это допустил третий рецензент, г. Гневушев, утверждающий, что „о заграничной жизни Марселиса-деда даются очень подробные сведения”; эти сведения занимают ровно 4 строки в нашей работе (стр. 75); если же г. Гневушев хотел сказать это о Марселисе-отце, между биографией которого во всей её полноте и учреждением почт общего, сравнительно, немного, то заметим, что 1) жизнь Марселиса-отца вся протекла в России, а не заграницей, и 2) он всё-таки заведовал почтою вместе со своим сыном с 1668 по 1670 и, после его смерти, до 1674 г. и потому нельзя сказать, что между сведениями о его жизни и учреждением почтовых сношений нет ничего общего. Кроме того, биография Петра Марселиса-старшего представляет довольно богатый материал для характеристики деятельности иностранцев в русской промышленной среде; в ней мы наблюдаем, как ловкий иностранец,