Kozlovsky pervye pochty t1 1913/Глава 5/IV

Первые почты и первые почтмейстеры в Московском государстве — Глава 5. IV
автор Козловский И. П.

Источник: Козловский И. П.. Первые почты и первые почтмейстеры в Московском государстве. — Варшава: Типография Варшавского учебного округа, 1913. — Т. 1. — С. 345—358.

IV

Дело о соединении обеих заграничных почт на Виленской дороге.

Давая 15 января 1700 г. объяснения по поводу обвинений Томаса Книпера, Матвей Виниус (в лице своего представителя, Гаврилы Петрова) принес многие жалобы на злоупотребления рижского почтмейстера и тогда же предложил коренным образом реформировать сношения с Европою, сосредоточив все заграничные сношения на Виленской дороге и установив постоянный почтовой путь через Литву и Пруссию до Кенигсберга, с ветвью из Тильзита на Мемель и Ригу. Высказанные Виниусом соображения были приняты к сведению. Был составлен обширный доклад по этому поводу. Познакомимся с его содержанием.

Сначала в докладе излагается, по обычаю, вся история почты; указана первая жалоба на рижского почтмейстера Грена (в 1698 г.) в задерживании и распечатывании писем, письма по этому поводу рижскому генералу из Пскова и самому королю от царя, ответ шведского короля, в котором этот последний сообщает, что он приказал рижскому генерал-губернатору сделать расследование по этому поводу и, в случае вины, наказать Грена; далее указана вторая жалоба Матвея Виниуса, в 1699 г., на новые, еще более тяжкие обиды со стороны Грена, новая посылка грамоты к королю, его обещания и полная безнаказанность Грена. В доклад вставлены статьи, в которых перечислены все злоупотребления Грена. Содержание этих статей следующее.

Заключая в августе 1686 года договор, Грен обязался исполнять все его статьи, требующие поступать правдиво и задержки никаким письмам не чинить, а между тем 1) старался обсчитать Виниуса и клеветал на его уполномоченных Гинца и Офкина; 2) утеряв на почте посланную икру, писал, вместо оправдания, грубые ответы; 3) задерживал письма, и иногда не принимал от Гинца и Офкина писем, лживо заявляя, что почта уже отправлена и вынуждал их нанимать нарочных посыльщиков; 4) задержал большой пакет из Амстердама под № 22 и писал, что для него не хватило места, потому что посланы 2 коробочки с семенами и книгами в псковской суме; это оказалось ложью. Очевидно, он хотел удержать у себя пакет, но, опомнившись, побоялся, и 8 дней спустя, с новою почтою прислал его. Когда по этому поводу производился в Риге розыск, то почтовые писари сказали, что среди массы писем и пакетов этот пакет незаметно упал за шкафные двери, — и это неправда: в пакете было 160 золотников! А между тем Виниусу от этого была большая тревога — в пакете были важные посольские письма^[1]. 5) Когда А. А. Виниус писал на Грена жалобу рижскому губернатору Дальбергу (в августе 1697 г.), то последний ответил 21 сентября, а ответ его получен был распечатанным от Томаса Книпера лишь 26 июня; очевидно — Грен 9 месяцев продержал этот пакет в Риге, и распечатал его, и ничего ему за это не было. 6) Еще был случай такой: 1-го января 1699 г. государь приказал послать с нарочною почтою к своему послу на турецком съезде нужные письма. Эти письма были положены в сверток, который, вместе с отдельным письмом самому Грену, был запечатан в сумочку и подписан на его имя; распечатав, он прочел бы письмо, в котором его просят послать этот сверток в Мемель к почтмейстеру Боммелю. Грен, не распечатывая сумки, послал ее в Мемель. Боммель, получив сумку и увидев, что она адресована рижскому почтмейстеру, послал ее обратно в Ригу и тогда только Грен распечатал ее, послал сверток опять Боммелю, а тот направил его, согласно отдельному письму на свое имя, в Вену и до съезда. Таким образом сверток замедлил на 2 недели, а Грен дерзко говорил, что он „то всё покроет королевскою япанчою“.

Свои убытки за всё время злоупотреблений Грена Виниус считал до 200 ефимков.

Согласно статьям Виниуса, ближний боярин и наместник сибирский Ф. А. Головин в том же 1699 г. говорил со шведскими великими и полномочными послами Иоганном Бергенгельмом и др., а затем подал им даже письменное требование, чтобы они уладили эти дела. Послы словесно отвечали, что у них по этому поводу никакого указа от короля нет, а когда они увидятся с королем, то всё ему доложат. Письменного ответа они не дали.

Далее доклад излагает челобитье Книпера и ответ на него М. Виниуса, а равно и ходатайство последнего о перенесении почты на Кенигсберг через Вильну. Затем приведены выписки из трактата 1686 г. и отмечается, что в этом трактате не говорится о хождении почты через всю Литву до Пруссии. Признавая необходимость вступить по этому поводу в сношения с королем Польским и курфюрстом Бранденбургским, доклад отмечает некоторые затруднения на Виленской дороге: в Смоленске умер переводчик Иван Кулбацкий, который ведал почту, и там не оказывается человека, знающего немецкий и польский язык; послать туда из Москвы также некого, потому что в Москве лишь один польский и немецкий переводчик — Иван Тяжкогорский (Чешкогорский), да и тот стар. Придется доверить почту в Смоленске рейтарам, не знающим немецкого языка, которые теперь заведуют ею попеременно.

В заключение доклада снова говорится о Шведской почте: договоров с королем о ней никаких нет. Бергенгельм ходатайствовал об учреждении новой почты от Новгорода до Ругодива, но ему дали ответ, что в. г-рь даст об этом указ, если найдет нужным.

Немедленно началась у Виниусов усиленная заграничная переписка о перенесении всей заграничной почты на Виленскую дорогу. Об этом А. А. Виниус пишет и сыну своему Матвею, бывшему в то время в Берлине, и многим другим лицам. В январских отметках в его книге черновых писем читаем: „к воеводе Смоленскому послано в. г-ря письмо за рукою о радении в почтовом скором хождении и я о том писал к нему, чтобы выбрать человека добра в Смоленске и на рубеже, которые б писали в Кадин, и Могилев, и Вилню, о добром порядке почты“^[2]. А. А. Матвееву Виниус писал заграницу, чтобы он посылал свои письма на Варшаву или Кенигсберг^[3].

29 января 1700 года состоялся государев указ о перенесении Рижской почты на Виленскую дорогу. В нём говорится об отсылке заграничной почты по дороге Кадин-Могилев-Минск-Вильна-Тильзит-Кенигсберг или Мемель-Рига, с тем, чтобы 1) виленский почтмейстер ставил почту от Кадина до прусской границы в 8 дней, 2) заключить договор с ним о наилучшей постановке передачи писем (те же подробности, что и в наших прежних почтовых наказах); 3) список с этого договора представить в Посольский приказ; 4) почту отпускать из Москвы в Кенигсберг по понедельникам каждую неделю и принимать также еженедельно; 5) платить М. Виниусу заграничным почтмейстерам из своих сборов с торговых людей, а государственную корреспонденцию перевозить даром. Для установления нового почтового тракта указ предписывает: 1) послать смоленскому воеводе грамоту, чтобы он велел выбрать из смоленских служилых начальных людей из иноземцев подходящего человека, знающего польский и немецкий язык, и поручить ему заведование почтою; 2) заграничные сумы, на которых не написано, чтобы их распечатывать в Смоленске, препровождать в Москву не распечатывая; 3) больше 2 час. почты в Смоленске не задерживать; 4) почтмейстеру держать по 2 чел. почтарей с 2 хорошими лошадьми всегда у себя на дворе и дать им обычные наставления о гоньбе; 5) смоленской шляхте и торговым людям сказать указ, чтобы они всю свою корреспонденцию отдавали на почту, а не посылали с посторонними лицами; 6) перечневый список полученной в Смоленске почты каждый раз присылать в Москву, с указанием, в каком состоянии прибыли сумы и пакеты: в случае порчи печатей или сум заявлять в Приказную палату и производить розыск; 7) на самом рубеже, в Мигновичах, ведать почту сыну Фаддея Крыжевского^[4] или кому-нибудь из многопоместных смоленских рейтар и иметь также добрых почтарей с добрыми лошадьми для быстрой передачи почты в Кадин и в Смоленск; 8) обо всяких неприятностях по дороге от Москвы до Смоленска и от Вильны до рубежа должен вести переписку смоленский почтмейстер; 9) обновить личный состав почтарей в Дорогобуже, Вязьме, Можайске и указать почтарям, чтобы они гоняли по 6—7 вер. в час и строго соблюдали обычные правила почтовой гоньбы; 10) прогоны Матвей Виниус должен уплачивать (из своих средств?) по полугодиям и четвертям года; 11) обо всём вышеизложенном сообщить из Посольского приказа в Ямской и в города к воеводам. Затем указом постановляется послать грамоту польскому королю, русскому резиденту в Польше Любиму Судейкину и Бранденбургскому курфюрсту.

Указ этот повелено вписать в книгу, а М. Виниусу сказать, чтобы почта отпускалась на Вильну и на Ригу „куды по состоянию времени и случаю удобнее и скорее чаять ходить мочно“ (значит — Рижская почта не уничтожалась). Указ скреплен дьяком Никитою Зотовым.

10 февраля того же года была послана грамота соответствующего содержания смоленскому воеводе, бояр. П. Сам. Салтыкову. Воеводе предписано сообщить, кому он поручит почту в Смоленске и в Мигновичах. В то же время послана была память в Ямской приказ об обновлении личного состава почтарей и о том, чтобы они за уплатою прогонов обращались к М. Виниусу (память не датирована). В Можайск послана грамота об установке почтарей 28 февр. 1700 г.; 29 февр. такие же грамоты посланы в Дорогобуж и в Вязьму.

26 февраля от имени М. Виниуса было представлено в Посольский приказ новое заявление. 18 февраля писал псковский почтмейстер Никифор Агафонов, что на той неделе Рижская почта опять не пришла и обмена сумами не пришлось сделать. Получены слухи о том, что ожидался приход польских войск под Ригу и потому многие русские торговые люди, бросив в Риге свои товары, прибежали во Псков. С тех пор уже 3 московских почты на рубеже залежались. Виниус просил послать воеводе И. И. Головину грамоту, чтобы он устроил так: послал из Пскова в Ригу „доброго“ человека, чтобы тот отвез туда все сумы, сколько их на рубеже накопилось, для посылки в Мемель и дальше, а также взял из Риги письма, адресованные в Москву; если же по случаю войны проникнуть в Ригу невозможно, то проехать в Митаву и отдать сумы тамошнему почтмейстеру; если же и этого невозможно, то пусть пришлют все сумы обратно в Москву, а их надо будет послать на Вильну. Впрочем, по словам заявления, неизвестна также судьба писем, посланных с 18 янв. на Вильну; поэтому следует из Смоленска послать надежного человека, чтобы взять у заграничных почтмейстеров письменные обязательства в аккуратности. Еще раз Виниус напоминал о необходимости послать грамоты к королю Польскому и курфюрсту Бранденбургскому. Для заведования почтой в Смоленске М. Виниус рекомендовал Матвея Фливерка, полковника смоленских полков, который знает немецкий и польский языки. М. Виниуса очень беспокоил вопрос, что будет, если Рижская почта остановилась по причине злоупотреблений почтмейстера и по причине войны, а Виленская остановится из-за неаккуратности почтмейстеров?

По поводу этого заявления боярин Ф. А. Головин приказал послать грамоты соответствующего содержания во Псков и Смоленск. От Виниуса было послано И. И. Головину частное письмо, набросок которого сохранился: „пожалуй, г-рь, прикажи проведать, что от Саксонов под Ригою делается и буде изволишь нарочно кого послать, вели, г-рь, грамотки взять к почтмайстру. Писано к нему о почтах, отсель посланных, и которые из Мемля ожидаю, где девались и у него б о том спросить, а в той посылке опасности тебе никакой нет, сказать им дело, для чего приехал, меж тем может… дела проведать и усмотреть и о всём полагаюсь на твое, г-ря, премудрое рассуждение, что в том изволишь учинить, смотря по тамочному состоянию“^[5].

Смоленскому воеводе, П. С. Салтыкову, 27 февраля была послана вторая грамота следующего содержания: с 18 янв. отпускается почта с Москвы через Вильну в Кенигсберг, но куда эти письма до сих пор девались, получались ли они где нужно или нет — неизвестно. Поэтому пусть воевода пошлет какого-нибудь надежного человека в Вильну, чтобы разузнать о судьбе этих писем, а равным образом взять у заграничных почтмейстеров „обнадежности за руками“ в правильном ходе почт; посыльному пусть даст на подъем из смоленских неокладных сборов.

На эту грамоту боярин П. С. Салтыков ответил 9 марта, что он послал заграницу смоленского рейтара Никифора Лазовского, чтобы получить от заграничных почтмейстеров письменные обязательства в аккуратности. В другой своей отписке, датированной также 9 марта, Салтыков извещает, что выбрать в Смоленске человека, знающего польский и немецкий языки, нельзя, потому что такого нет, о чём воевода много раз писал уже в Москву раньше; ныне почту в Смоленске ведает подьячий Приказной палаты Макушка Матвеев, не знающий иностранных языков, а в Мигновичах — смолянин Яков Кучин; всё остальное по указу им исполнено.

И. И. Головин еще 18 февраля писал, что уже 2 почты у него залежалось и он намерен их держать, пока приедет зарубежный почтарь. Но еще 22 февраля удалось передать эти 2 залежавшиеся московские сумы прибывшему зарубежному почтарю и получить от него заграничную почту. Эта последняя была получена в Москве 1 марта. На предписание 27 февр. Головин отвечал повторением прежней отписки.

29-м февраля помечены грамоты Польскому королю, Бранденбургскому курфюрсту и Русскому резиденту в Польше, Любиму Судейкину.

Польскому королю Августу II царь писал в грамоте о необходимости „обновить“ почту от Москвы до Вильны и до Кенигсберга. Царь просил повелеть почтмейстерам Виленскому, Минскому, Могилевскому и Кадинскому отправлять почту, привозимую из Москвы через всю Литовскую землю до Пруссии „наскоро, в уреченное время, со всякою целостию“ и „чтоб в государстве вашего кор. в-ства в городех и местах гетманы, и воеводы, и генералы и иные начальные люди в той почтовой гоньбе на обе стороны никакого озлобления, и задержания, и остановки не чинили“, но всячески ей содействовали. Соответственно с этим Любиму Судейкину было предписано, получив царскую грамоту к королю, просить об аудиенции, подать грамоту лично королю и, после приветствия, говорить о почте. После этого резидент также должен был побеседовать об этом с канцлером, подканцлером и иными ближними людьми о содействии установлению новой почтовой передачи, о бесплатной пересылке резиденческой корреспонденции не только в Варшаву, но и во Львов, и в Краков. Что король укажет, о том резиденту предписано сообщить в Посольский приказ; надо постараться, чтобы король дал ответ благоприятный и поскорее.

Бранденбургскому курфюрсту Фридриху III царь Петр писал в грамоте, чтобы он повелел кенигсбергскому почтмейстеру посылать заграничные письма в Москву „через Тильзит и Вильну, и обнадежил его своевременным и достаточным вознаграждением со стороны Московского почтмейстера^[6].

Посылая эту грамоту, А. А. Виниус писал смоленскому подьячему, заведовавшему почтовым делом:

„При сем по именному в. г-ря указу послано к тебе в. г-ря нашего, блгч-еш. монарха грамота к королевскому вел-ству Полскому, и ты пожалуй учини по должности своей, чтоб та ево в. г. грамота до короля вскоре дошла, и указы в Вилню и к иным почтмейстрам послать указать, и я прошу от себя постаратись, чтоб крепкие повеления паче ж к Вилен. почм-ру посланы были, дабы добрых почтарей и лошадей по всем переменам имели и гоняли наскоро, чтоб почта от Мигнович или Кадина до Кролевца в 8 д. могла поспевать; а то истинно возможно, пот. что из Кролевца чрез Ригу почта ходила до Москвы в 2 недели, и тот путь дале многим, нежели чрез Вилню. И что вам учинится, прошу свое старание для почты в посылке ево, в. г., дел и иноземских писем была учинена ((sic)). А к курфистру Бранденбургскому о том же ево, в. г., грамота послана и ко мне аще возможно о сем отписати“^[7].

Новая почта — новые опаздывания почтарей. Уже в марте М. Виниус стал получать от виленского и кадинского почтмейстеров жалобы, что московская почта на рубеж к размену не поспевает, а из Смоленска — жалобы на медлительность можайских, вяземских и дорогобужских ямщиков. Это заставило его просить поручить надзор за почтою в Дорогобуже подьячему Фед. Вас. Гандошке с правом наказывать неаккуратных почтарей батогами. Указ об этом был послан 22 марта 1700 г.

5 апреля вернулся в Смоленск Никифор Лазовский и привез новому воеводе, Вл. П. Шереметеву, лист виленского почтмейстера и подал сказку о своих переговорах с другими почтмейстерами. Могилевский почтмейстер и кадинский урядник сказали ему, что уже получили от виленского почтмейстера известие о новом устройстве почтового хождения и обещали приготовить „добрых“ почтарей с хорошими лошадьми и не задерживать почт „ни часу“. Лист, присланный виленским почтмейстером, В. П. Шереметев со своею отпискою препроводил в Москву.

В своем „листе“ Шретер (Shretter) пишет следующее. Никифор Лазовский, присланный П. С. Салтыковым, чтобы навести справки о хождении почт, просит его дать письменное уведомление. Теперь он, почтмейстер, заявляет, что от варшавского резидента часто бывали письма в Москву, реже бывали письма из Москвы к резиденту; все эти письма отсылались немедленно. Когда установлено было хождение почты через Инфлянты, то первая почта из Москвы была получена в Вильне из Кадина 13 февраля по новому стилю; в ней был один пакет до Кенигсберга. Второй пакет прибыл 20, третий 27. 6 марта, хотя почта из Кадина прибыла, но московских писем в ней не было; то же повторилось и 12, и 20 марта, и лишь 27 марта снова получен был пакет из Москвы. Что касается заграничной почты, то в первый раз она была получена и направлена в Москву 26 февраля (был пакет с письмами из Кенигсберга); то же повторилось 5, 12, 19 марта. 26 марта в Кадин уже не было послано кенигсбергских писем, „dla złych przepraw poczty w Prusiech doczekać nie mogli“ (была распутица?). Почта теперь устроена так, что из Вильны она выходит в пятницу, в 9 ч. вечера, в Могилев приходит во вторник, в Кадин — в среду вечером; из Кадина выходит в Вильну в понедельник, в надлежащее время, в Могилев приходит во вторник, в Вильну — в субботу вечером (если не помешает весенняя и осенняя распутица). Из Вильны в субботу вечером почта отправляется и в Кенигсберг, и в Варшаву. „Лист“ датирован 29 марта 1700 г.

Ряд документов дела о соединении заграничных почт на Виленской дороге заканчивается мемориалом, подписанным за „генерального почтмейстера Матвея Виниуса“ Томасом Фадемрехтом. Содержание этого мемориала следующее:

Вначале мемориал излагает причины перенесения хода заграничной почты на Виленскую дорогу. „Aus unterschiedlichen Ursachen“, а главным образом вследствие злоупотреблений рижского почтмейстера Грена, который в течение нескольких лет позволял себе задерживать и даже распечатывать государственную корреспонденцию, нарушая этим даже jus gentium, и оставался безнаказанным, несмотря на жалобы шведскому правительству, решено приостановить движение почты по Рижской дороге и перенести на дорогу через Польшу. На основании прежних договоров, теперь заключается условие с виленским генеральным почтмейстером Яном Шретером (Johann von Schröter) и его заместителем г. Готфридом Шульцем, что они обязуются доставлять почту от прусской до русской границы в 8 дней (если не будет препятствий от распутицы). Между тем замечается, что ныне из Кенигсберга до Москвы почта доходит в 14—15 дней, а обратная почта в Литве идет очень медленно, доходя до Кенигсберга на 23, 24 и даже 25-й день. В пределах Московского государства, до Кадина, почта идет 5 дней (в чём можно убедиться из почтовых расписок), значит в медленности виноваты литовские почтмейстеры. Этим доставляется большая неприятность и государям, и резидентам, и торговцам. Мемориал находит, что необходимо обратиться к королю, чтобы воздействовать на почтмейстеров, о чём и делает представление „его превосходительству“ (Ihro Excellentz; Любиму Судейкину? или Польскому резиденту в Москве?), прося его воспользоваться посредничеством генерала-майора фон-Лангена. Мемориал датирован 26 авг. 1700 г. На обороте его сделана приписка, из которой видно, что виленскому почтмейстеру об этом сделано было представление 8 окт. того же года.

Тогда же Виниус писал и смоленскому воеводе, Петру Сам. Салтыкову, прося внимания к делу.

Кроме того, так как Рижская дорога могла, вследствие войны, потерять свою конечную часть и стала бы заканчиваться Псковом, признано было весьма желательным соединить этот конечный пункт с Виленскою дорогою. По поручению царя, Ф. А. Головин писал Андрею Виниусу из Ругодива, чтобы перевести Виленскую почту из Смоленска или из Вильны на Псков. По этому вопросу Виниус вступил в переписку с виленским почтмейстером и его товарищем^[8]. Те признавали проект такого перенесения невозможным. Пришлось правительству самому устроить отдельное почтовое сообщение Смоленск—Псков, о котором речь будет в другом месте.

В договоре, заключенном Петром В. и Августом II в начале войны, 26 февр. 1701 г. в Биржах, есть также статья (VIII-я), в которой упоминается о почте: „Еще до отъезду нашего главная воинская дума о действе будущего воинского походу отправлена; и что во оной постановлено будет, то в сем договоре от слова до слова положено последовати, и по том прилежную и верную пересылку иметь, и ради вящшей удобности почта даже до пограничного места с обоих стран уставлена будет. Но егда в пребывающем походе, по прилучающимся обстоятельствам, воинскую думу отправить надлежит; и та на стороне его кор. вел-ства с призывом нашего генеральства, а на стороне нашего цар. вел-ства с призывом при нашем дворе обретающегося королевского польск. министра чиниться имеет, и тако основательная ведомость о всём намеренном учинена да будет“^[9].

_____________

1. См. выше, стр. 321.
2. М. Арх. М. И. Д., Почт. д., карт. 6, л. 231 об.
3. Ibidem, л. 235.
4. В рук. И. Публ. Библ. Т. IV. 648, л. 122 он почему-то назван Иваном.
5. М. Арх. М. И. Д., Дела Почтовые, карт. 6.
6. Эта грамота есть также в „Пис. и бум. Петра В.“, т. I, стр. 333.
7. М. Архив М. И. Д., Почт. д., карт. 6, л. 243.
8. С товарищем Шретера, Шульцем, встречаемся в почтовых записных книгах за 1700 год. 1 октября 1700 года ему было послано по почте 41 зол. золота стоимостью в 50 дукатов; 5 ноября — 40 зол. в 49 дукатов; 9 декабря — 8½ зол в 10 дук.
9. Рук. Имп. Публ. Библ. F. IV. 648, л. 139.