[328]
III
Виленская почта вь эпоху Виниусов — Упадок Виленской почты и доклады Андрея Виниуса по этому поводу правительству. — Не осуществившаяся попытка В. В. Голицына восстановить эту почту помимо Виниуса. — Посольство Зембоцкого. — Договор 1685 г. — Почта «в договоре о Вечном мире 1686 г. — Ссора Виниуса с Виленским почтмейстером Шретером. — Правительственная перлюстрация 1690 г.; сведения о частной перлюстрации. — Варшавская почта.

Когда Андрей Виниус вступал в управление почтами, Рижская почта процветала, а Виленская находилась в упадке. При конце его управления было как раз наоборот. Рижская пришла в расстройство, а Виленская, с трудом призванная к жизни, развилась и окрепла. Причина этого, конечно, прежде всего, кроется во внешней политике: ссора со Швецией и союз с Польшей роковым образом отразились на обеих почтах. Что же касается отдельных событий, то в истории Виленской почты в эпоху Виниусов мы встречаемся с явлениями и фактами, весьма похожими на то же самое в истории Рижской почты.

Обновляя сношения по Рижской дороге, Виниус должен был мириться с упадком Виленской почты. Еще пока велись дипломатические переговоры с Польшей, и приезжали послы (напр. Чарторыйский и Сапега), почта эта действовала исправно, но затем, когда в [329]договоре с Польшей о почте ничего не было условлено, почта Виленская начала сильно упадать. Рейнгольду Бисингу было послано еще раз соболей на 30 рублей, но дело явно прекращалось. Окончательно убили его слухи о моровом поветрии заграницей. На границе были поставлены заставы; письма к торговым иноземцам перестали приходить — от границы возвращались назад и многие пропали совсем[1]. Московские иноземцы также перестали по этой почте посылать письма; что же касается русских торговых людей, то, по уверению Виниуса, ему не приходилось посылать их писем в Польшу до этого времени. Так как официального закрытия почты не последовало, то с отдельными письмами возникало много недоразумений, и иностранцы потерпели немало убытку. Такое неопределенное положение тянулось очень долго. В 1681 году пришлось снова поставить заставу на рубеже. В июне этого года Рейнгольд Бисинг писал Виниусу, упрекая его в том, что он не аккуратно отправляет почту из Москвы (не каждую неделю) и грозил пожаловаться на Виниуса царю. Виниус поспешил представить в Посольский приказ статьи, разъясняющие положение дела. В этих статьях говорится: [330]

1) пока в Польше был резидентом Тяпкин, почтовые пересылки между Москвою и Польшею бывали часты, и почта ходила аккуратно;

2) моровое поветрие прекратило переписку частных лиц по этой дороге, потому что письма задерживались на заставах;

3) упадок торговых промыслов иноземцев в Москве также повлиял на переписку;

4) остаток корреспонденции, шедшей по Виленской почте, был направлен на Ригу, и иноземцы уже привыкли пользоваться одною Рижскою почтою;

5) куранты рижские интереснее кенигсбергских и голландских, потому что в них больше шведских и польских известий, а потому не стоит жалеть о прекращении присылки курантов через Вильну. Наконец, если нужно, то кенигсбергские куранты можно получать и через Ригу.

24 июня 1681 года велено было взять у дьяка Андрея Виниуса сказку, как быть с Виленскою почтою. Сказка была им представлена 7 июля. В ней он заявляет следующее.

Виленская почта, учрежденная во исполнение Андрусовского договора, предназначена была для политических сношений в виду их важности в то время, и для сношений торговых. С того времени она ходила непрерывно до 1679 года, доставляя политические и торговые письма и грамотки. Но с 1679 года, когда поставлены были заставы, торговая переписка прекратилась. Теперь эту почту отпускать не с чем: грамот в. г-ря к королю и обратно — очень мало, резидентов на обеих сторонах нет, а торговые люди перестали посылать грамотки на Вильну. Чтобы теперь из-за маловажных посылок не тратить казны на прогоны ямщикам, следует совсем остановить Виленскую [331]почту; если же будет нужно послать грамоту к королю, то можно отправить ее с нарочною почтою[2].

Согласно с такими представлениями Виниуса, 16 июля 1681 г. состоялся указ: посылать почту по Виленской дороге только в случаях особой надобности. Упадок этой почты продолжался, и в 1683 г. она даже вовсе перестала ходить. Новый глава Посольского приказа, знаменитый кн. Вас. Вас. Голицын, был этим очень недоволен. На требование правительства восстановить эту почту, Виниус отвечал в прежнем духе; но с ним, очевидно, не согласились. 16 июля 1683 года Ямскому приказу дан был указ, чтобы снова поставить почту от Москвы до Смоленска и до литовского рубежа и обратно с курантами и со всякими письмами; приемом и отпуском велено почту ведать в Москве в Посольском приказе, а в Смоленске — рейтарскому ротмистру Фаддею Крыжевскому[3]. В грамоте по этому поводу смоленскому воеводе сказано, чтобы Фаддей Крыжевский возобновил сношения с литовским почтмейстером. Это заставило Виниуса представить правительству статьи, оправдывающие приостановку Виленской почты. Повторив в этих статьях уже известные нам его доводы, он сообщает далее, что Рижская почта в достаточной мере доставляет сведения обо всём, что происходит в Европе и Азии, а между тем казне эта почта обходится дешево. Мимоходом он делает упрек правительству — Ивану фан-Сведену платили 1200 руб., а ему не платят ничего, а между тем у него выходит по 600 р. в год на всякие расходы; ставит себе в заслугу, что у него с зарубежными почтмейстерами хорошие [332]отношения. В заключение он просит: „и впредь о Виленской почте и Рижской у меня ль быть по прежнему в отпуске и приеме и впредь зарубежским почтмайстерам деньги посылать ли, и о том чтоб мне учинен был указ“. Ловкий почтмейстер, очевидно, ставил вопрос ребром: если ему верят, почему отнимают одну почту, а если не верят, почему не отнимают обе?

По обыкновению, велено было „выписать“ все распоряжения, касающиеся почты с начала её возникновения[4]. При этой выписке приведены статьи, представленные Виниусом в 1681 г. Голицын уступил: 3 сент. 1683 г. последовало распоряжение — обождать с восстановлением Виленской почты. Смоленскому воеводе была послана новая грамота в отмену прежней (13 сент.). Неделю спустя кн. В. В. Голицыну пришлось снова читать в курантах тревожные слухи о моровом поветрии и снова распоряжаться о заставах на всех границах[5].

Наконец Виленская почта дождалась восстановления. В 1685 году был в Москве по поводу заключения Вечного мира посол польского короля Ян Зембоцкий. Он заявил кн. Голицыну, что король для удобства постоянных сношений хотел бы восстановить почту на прежних условиях. Согласие на это было дано, и в грамоте, которую повез Зембоцкий, было сказано об этом утвердительно[6]. Андрею Виниусу было велено вступить по этому поводу снова в переписку с Рейнгольдом Бисингом. Этот последний не упустил [333]случая снова попросить себе в награду в год по паре соболей „добрых“. 7-го мая Виниус просил по этому поводу инструкций у правительства. Соболей дали, но Виниус был озабочен заключением нового торгового договора с Бисингом, „без которого с ним трудно вести дело“[7].

С 1685 года Виленская почта снова начала ходить. Но уже в ноябре между Бисингом и Виниусом отношения сделались натянутыми. В своей сказке[8] Виниус сообщает об этом следующее. 16 июля он писал Бисингу о возобновлении прежнего договора. Бисинг не пожелал оставить дела по-прежнему, а внес в присланные Виниусом статьи много перемен и (не без умысла прибавляет Виниус) в новом договоре поставил королевское имя раньше царского. Московский почтмейстер, внеся в свою очередь поправки, послал договор Бисингу вторично, 14 сентября. 2 месяца от Бисинга ответа не было, а почта стала останавливаться, что Виниуса напугало, особенно в виду того обстоятельства, что как раз в это время и Рижская почта, вследствие козней Маргариты Гизе, была в критическом положении. Виниус просил, чтобы велено было смоленскому воеводе вступить по вопросу о Виленской почте в переписку с литовскими властями. Желание Виниуса было исполнено: 26 ноября послана была грамота смоленскому воеводе бояр. Б. В. Бутурлину: поручено запросить могилевского коменданта, почему не приходит Виленская почта и почему Бисинг не доканчивает дела; при этом добавлено, что, если Бисинг не даст удовлетворительного ответа, то царское величество будет писать об этом деле самому королю.

10 декабря Бисинг прислал договор подписанным. Договор, датированный 24 августа 1685 года, [334]несколько отличается от прежнего договора 1669 года. Познакомимся с его содержанием.

1-я статья его удостоверяет, что прежние счеты погашены, и никаких уплат ни с чьей стороны за прежнее время не должно быть. 2-я статья заявляет, что Бисинг, получив почту на прусской границе у местечка Ленкен в среду, обязуется доставлять ее в пятницу в Вильну, откуда, после двухчасовой остановки, почта должна следовать дальше и прибывать в Минск в воскресенье, в Могилев во вторник, в Кадин — в среду, и таким образом будет совершать курс от границы до границы в 8 дней. 3-я статья устанавливает размеры платежа. Со всех писем из Москвы и из Кенигсберга должно быть уплачиваемо по 18 грошей с письма; уплата должна производиться по полугодиям по счетам Бисинга. Мешкание почты весною и осенью, в дурную погоду — в вину не ставится. В 4-й статье сказано, что со всеми почтами Бисинг должен присылать по двое адвизов, за что Бисинг просит прислать ему в дар пару соболей в 25 ефимков. 5-я статья посвящена государственной корреспонденции: грамоты и государские письма следует пересылать бесплатно, довольствуясь только „пожалованием“ государей. 6-я статья касается грамот иных государей, кроме московского и польского. С этих грамот Бисинг намерен брать с грамоты по 2 ефимка. С грамот посольских взимать обыкновенный платеж. 7-я статья устанавливает таксу с ящиков и посылок „с мелочью“ — 90 грошей с фунта. 8-я статья гласит, что, если письма, связки или посылки на Литве пропадут, то Бисинг обязуется всеми мерами их отыскивать; такое же обязательство ложится и на Виниуса в московской стране. 9-я статья устанавливает свободное хождение торговых грамоток. В 10-й [335]статье заявлено, что вес на связках должен быть обозначен всегда точно[9].

Сравнивая этот договор с договором 1669 года, замечаем следующую разницу: 1) доставка почты из Вильны на рубеж замедляется: прежде полагалось на нее 4 дня, теперь - 5 дней; 2) во 2-м договоре большое внимание обращено на точное определение таксы и указание той корреспонденции, которая перевозится даром или на льготных условиях. В остальном замечаем или сходство (ручательство почтмейстеров за целость почты) или несущественную разницу (ответственность почтмейстеров смягчается — в 1-м договоре в случае нападения разбойников, а во 2-м — в случае дурной погоды). Остальные подробности разные, но не имеют большого значения. Итак, новый договор понадобился, по-видимому, исключительно по той причине, что нужны были точные и гарантированные условия почтовой оплаты, отсутствие которых раньше причиняло недоразумения. Что заключение таких условий было особенно необходимо, видно из всех последующих отношений московского и виленского почтмейстеров.

Договор 1685 г. был доложен Виниусом Посольскому приказу 10 декабря, причем Виниус прибавил, что купеческих писем с этою почтою отправлять не придется, потому что это будет ослаблять деятельность Рижской почты. В раздумье он задает даже вопрос — может быть Рижскую почту совсем остановить или отправлять только до Новгорода и Пскова? Ответ правительства был краток: „Виленской почте ходить“[10].

Когда в декабре 1685 года смоленский воевода получил из Посольского приказа указ присылать вестовые письма Назария Краевского не с нарочными посыльщиками, а через почту, то он вынужден был [336]запросить Приказ, как ему быть, когда почта не ходит? Тем временем у этого воеводы шла переписка с могилевским наместником по поводу Виленской почты. 18 декабря вернулся его посланный, рейтарского строю ротмистр Василий Кулбацкий, и Бутурлин допросил его о причинах нехождения почты. Кулбацкий сообщил, что по поручению воеводы он ездил в Могилев и отдал наместнику Константину Петуху письмо Бутурлина. Наместник послал это письмо королю, а от себя сказал Кулбацкому, что он этого дела не знает, что, как только придет в Могилев почта, он ее ни часу задерживать не станет. Вместе с тем Кульбацкий предъявил письмо от Петуха. В этом письме Могилевский наместник сообщает, что он писал по настоящему делу Бисингу, и что последний, вероятно, пришлет удовлетворительный ответ.

В договоре о Вечном мире с Польшею (26 апр. 1686 года) снова встречаемся со статьею, касающеюся международной почты (ст. 29-я). Слова договора почти те же, что были и в Андрусовском договоре; только термин „начальнейший над почтою“ заменен термином „почтмейстер“[11]. Почта, согласно этому договору, становилась международною в государственном смысле слова: „через те почты, как от великих государей в окрестные государства к Цесарю Римскому, и к Аглинскому, и к Датскому, и к Свейскому и к Польскому королям, также и от них к вел. г-рям грамоты и всякие государственные надобные вестовые письма и куранты присылаются“[12].

В феврале 1686 года Рейнгольд Бисинг скончался. До 19 мая почтою в Вильне заведовал его брат, Герард. Виниус поддерживал с Герардом Бисингом те же сношения, как с его братом, [337]посылал ему соболей, платил деньги по его приказу в Москве иезуиту Нармолту. Когда 19 мая в Вильне почтмейстером сделался Ян Шретер (Крет, Шхредер)[13], то счеты были уже погашены. Шретер, не заключивши еще с московским почтмейстером никакого условия, написал Виниусу, чтобы он прислал ему соболей на 100 рублей (денег на покупку, разумеется, не прислал). Осторожный Виниус написал Шретеру, что соболи очень до́роги, а он, Виниус, в долгу перед ним не состоит. В июне виленский почтмейстер позволил себе знакомую нам (по Рижской почте) выходку: распечатал связок, шедший из Кенигсберга в Москву. Но до июля открытой ссоры еще не произошло. Уплаты за присылаемые связки Виниус пока не производил. В июле поднята была речь об уплате. 7 июля Виленская почта не пришла вовсе. Виниус увидел в этом дурной признак: „знатно, что в Вильне тот почтмейстер задержал“. 13 июля пришлось Виниусу выступить с жалобой перед Посольским приказом. Он заявил, что Шретер требует с него по 6 алтын с лота со всяких иноземных писем и курантов от прусского рубежа до Кадина. Эта цена была с лишком вдвое более прежней. Сообщил Виниус также и о распечатании связка в июне и о неприходе почты 7 июля. Результатом такого поведения виленского почтмейстера, по мнению Виниуса, будет то, что торговые иноземцы не будут посылать своих писем с этою почтою, и почту отправлять еженедельно не придется; Виниус просит не ставить ему этого в вину. Что же касается курантов, то Виниус успокаивал правительство, что они будут аккуратно приходить с Рижскою почтою. [338]

Решено было писать об этом деле самому королю. 24 июля Виниус произвел расплату с Шретером, уплатив ему за время с 20 мая по 15 июля червонными золотыми по старой таксе. Но такая расплата была не по душе виленскому почтмейстеру, и он написал князю В. В. Голицыну письмо (в начале августа), в котором жалуется, что Виниус оскорбляет его и не платит следуемых денег, причем прибегает к обману: пользуясь неведением нового почтмейстера, Виниус будто заявил, что платил всегда по 15 грошей от лота (тогда как платил на самом деле по 18 коп.), на что пришлось ему, Шретеру, согласиться. К своему письму виленский почтмейстер приложил счет на почтовые связки, пересланные с 3 мая (не забудем, что до 19 мая почтмейстером был его предшественник, рассчитавшийся с Виниусом). Из счета видно, что за 3 месяца почт из Кенигсберга в Москву было 14, из Москвы в Кенигсберг — 9; переслано в первом направлении — 154½ лота, во втором — 217½ л.[14]

14 августа Андрей Виниус давал объяснения по поводу письма виленского почтмейстера. Перечислив все факты со времени восстановления Виленской почты, Виниус приступил к перечислению всех злоупотреблений виленского почтмейстера: 1) за провоз грамоток он требует плату вдвое более прежней; 2) распечатал один связок с письмами; 3) почта его запаздывает; 4) когда он, Виниус, написал ему обо всём этом, Шретер обиделся и стал угрожать, что будет задерживать все купеческие письма и стал требовать уплаты даже за те связки, за которые уже было заплачено Герарду Бисингу. Виниус сообщил об уплате, произведенной им 24 июня, обещал и впредь, [339]в случае надобности — платить, но купеческих грамоток по этой почте посылать уже не придется: прослышав о поведении виленского почтмейстера, торговые иноземцы уже не хотят посылать своих грамоток с этою почтою[15]. Виниус просил написать обо всём этом ближним людям короля польского. В заключение Виниус заявлял, что государственная корреспонденция будет им посылаться по-прежнему.

17 августа состоялась резолюция по делу о Виленской почте: 1) написать к литовскому канцлеру Марциану Огинскому, чтобы он принудил виленского почтмейстера поступать во всём по заключенным раньше договорам; 2) написать литовскому почтмейстеру, чтобы он не задерживал почты и пригрозить ему жалобой королю; 3) потребовать от этого почтмейстера, чтобы он всё исполнял по заключенным раньше договорам, а в случае, если у него нет текста этих договоров, — 4) послать ему этот текст на польском и немецком языке[16].

В следующем, 1687 году, когда боярин Б. П. Шереметев был в Польше, по почте посылалось много государственных пакетов и она действовала беспрерывно. Посылались грамоты императору, королю польскому, Венецианской республике и русским послам в Польше и в Вене.

В 1690 году впервые по официальным документам можно установить существование перлюстрации в почтовом деле (о чём раньше нам приходилось [340]говорить на основании частного письма 1687 г.). Неожиданно была возвращена с дороги назад из Кадина в Смоленск посланная заграницу почта. Это было сделано с таким усердием, что возвращены были даже письма польского резидента. В этом распоряжении А. Г. Брикнер видит проявление реакционной политики патриарха и других лиц, захвативших временно власть в свои руки после свержения царевны Софии[17]. По нашему мнению, поводом к этому распоряжению послужил более определенный факт: события 1689 года в переписке иностранцев могли получить нежелательное для правительства освещение. Странно только, что раньше не спохватились этого сделать; вероятно, получено было чье-нибудь указание на определенный факт в этом роде. 28 апреля, согласно царскому указу, думный дьяк Ем. Игн. Украинцов велел послать в Смоленск воеводе окольн. кн. Ф. И. Шаховскому грамоту следующего содержания.

Если смоленские жители, шляхта, или мещане, и иных чинов люди, будут писать письма за рубеж, и будут приносить эти письма переводчику Ивану Кулбацкому, который заведует приемом и отпуском почты, то этот последний, прежде отсылки их по назначению, должен предъявить их воеводе. Письма должны быть не запечатаны, чтобы, без ведома воеводы, никто ни о чём заграницу не осмеливался писать. Если же кто о каких-нибудь делах своих, или о каких-нибудь вестях будет писать заграницу без ведома воеводы с какими-нибудь ездоками или с почтою, то и корреспонденты, и переводчик будут в ответе и, смотря по содержанию письма, — могут даже подвергнуться жестокому наказанию. Вместе с тем было велено прислать в Москву, в Посольский приказ, [341]возвращенную из Кадина в Смоленск почту, за исключением писем польского резидента, которые предписано было немедленно послать заграницу, по назначению. По этому последнему вопросу велено было даже узнать, по чьей неосмотрительности вместе с частными письмами были возвращены письма резидента[18].

Помимо этой грамоты, доказательством нашего предположения о влиянии событий 1689 г. на введение перлюстрации являются некоторые данные из биографии известного медика Карбонари, приехавшего в феврале 1689 г. в Москву. Обнаружилось, что он завел обстоятельную переписку с иезуитами в Вене, которых подозревали в сочувствии царевне Софии[19]; по этому поводу его несколько раз водили к допросу в Посольский приказ и, наконец, формально запретили ему заграничную переписку с Веною.

Есть, к сожалению, сведения, что не только правительство, но иногда чиновники — по собственному почину, иногда даже частные лица, были не прочь просматривать проходящие по почте письма и никакие печати не в состоянии были удержать их от этого. В конце 90-х годов императорский посол Гвариент и австрийский агент Плейер в своих письмах неоднократно жалуются на это обстоятельство, порицают „известное любопытство этой подозрительной нации“, которое вынуждает прибегать к мерам осторожности, между прочим — к шифровке[20]; Плейер, преувеличивая и [342]сгущая краски, писал, что у русских считается обыкновенным делом задерживать письма, вскрывать их, прочитывать, бросать; причиной этого он считает тоже „ihren vor alter her ihnen angebohrnen, und schon eigewurzleten argwohn nach aller menschen gedanken“; они не придают значения тому обстоятельству, что это гибельно отражается на их же торговле и лишает их доверия всех прочих народов[21]. Польский резидент жаловался, что некоторые, адресованные ему письма, не были получены им, другие — получены распечатанными. Патрик Гордон писал в Шотландию своему сыну Джемсу о необходимых мерах предосторожности при посылании писем в Москву. Мы не разделяем чересчур пессимистических взглядов современников и полагаем, что у нас охотников читать чужие письма, особенно писанные на иностранном языке, было всё-таки меньше, чем заграницей[22].

Воротимся к нашему рассказу.

В 1690 году (вероятно, под влиянием распоряжений прусского правительства об оплате каждого письма отдельно), пришлось за каждое письмо из [343]Кенигсберга в Москву, независимо от веса, платить еще 2 талера (т. е. 15 руб. на наши деньги[23], хотя с кенигсбергским почтмейстером Штурмом у Виниуса недоразумений никаких не возникло.

Когда „великое посольство“ было заграницею, то Виленская почта работала также усиленно, хотя и слабее Рижской. Она, в свою очередь, имела ветвь на запад — в Варшаву. Дошло до нас одно сообщение о Варшавской почте (она была учреждена в конце сороковых годов XVII века). В октябре 1697 года Андрей Виниус жаловался в „великое посольство“ на неаккуратность Варшавской почты, доходящей до Москвы через 4 недели, а иногда и больше. „Хотя многажды о исправлении прошено, но у них того не чинится“: письма, посланные из Варшавы 28 августа, а из Амстердама 3 сентября, пришли в один день — 26 сентября[24]. Виниус винил в этом нераспорядительность русского резидента Алексея Васильева, который, по-видимому, и жил в Варшаве как раз с целью посредничества между „великим посольством“ и Москвою. В черновых письмах Виниуса сохранились письма к Васильеву. В одном из них (1 янв. 1699 г.), когда царь Петр уже вернулся из заграницы, Виниус, поговорив с Васильевым о мастерах, пишет: „а о перемене твоей истинно стараюсь, и есть указ, только ищем человека, к тому способна. При сем по именному в. г-ря… указу послано к Прокофью Возницыну письмо; пожалуй, скоро, скоро, как можешь и известно пошли, чтоб дошло до его рук. А в Вене живет для того приему Михайла Волков. И ко мне о той посылке, коего числа и с кем, и как послал, прошу отписать“[25]. Стало быть и в Варшаве, [344]и в Вене в это время были агенты для передачи корреспонденции русским послам.

Только что приведенное письмо Васильеву было послано также с предосторожностями. Виниус отметил в своей книге: „в Смоленск, к бояр. и воев. к Петру Сам. Салтыкову того ж числа писал, чтоб послал нарочного рейтара, или два, или кого пристойно, чтоб то письмо довезть наскоро до Алексея Васильева в Варшаву, или где живет, чтоб как скоро мочно до него дошло, потому что в том письме по именному в. г. указу послано нужное письмо к думн. дьяку к Прокофью Возницыну“.

В июле того же года Виниус снова пишет Васильеву, сначала о мастерах рудных („постарайся о том деле, понеже государево“), а затем: „при сем послан великой связок к цесарскому посланнику де-Ралу (это — Гвариент), что к нему с Москвы отпущон и в нем в. г-ря грамота к цесарю. Пожалуй, ему при приезде его в Варшаву, отдай. А буде он Варшаву проехал мимо или до сей грамотки уже уехал, прошу нарочну цесарскому в Варшаве будучему посланнику, или послу, или резиденту отдать, чтоб чрез почту наскоро послали к господину де-Ралу или к самому цесарю и о том изволь ко мне известие учинить за сей связок“ (30 июля)[26].

С января 1700 года началась у Виниуса усиленная заграничная переписка о соединении обеих заграничных почт на Виленской дороге.



_____________

  1. В современных юридических сочинениях Хёрнигка (1649) и Романуса (1664 г.) признается, что во время эпидемий на почте лучше всего соблюдать Венецианское постановление — допускать письма из-за границы только в том случае, если они написаны на тонкой бумаге и обернуты проволокой, а не льняной ниткой (Почт.-Тел. Журнал, 1899, июль, 803). О мерах, которые применялись у нас против занесения эпидемий см. Материалы по ист. медицины, изд. Новомбергским, т. II и IV. В конце XVII века у нас входит в обычай, в случае прихода корреспонденции из заразной местности, посылать в Москву восьмую копию писем (Ibid., II, XLVII). Распоряжения о заставах 1680—1681 гг. были вызваны сообщениями, полученными Виниусом от Кенигсбергского почтмейстера Вернера Штурма в дек. 1680 г. (Ibid., II, 260).
  2. Т. II, № 50.
  3. Ibidem, стр. 71—72. О временно учрежденной скорой гоньбе по этому пути см. в последней главе этой части, где идет речь о правительственных почтах.
  4. Выписка эта, по началу тождественная с П. С. 3., № 1402, интересна своей второй половиной, которую см. в Т. II, № 51, стр. 70—72.
  5. Т. II, № 66. Сохранились и ответные отписки воевод, получивших такое распоряжение: из Киева просто уведомляют об исполнении предписаний, а из Новгорода — посылают успокоительные вести (ibidem, № 59).
  6. Т. II, стр. 81.
  7. Ibidem, стр. 100
  8. Ibidem, № 63.
  9. П. С. 3., III, № 1402.
  10. Т. II, стр. 109.
  11. П. С. 3., II, № 1186.
  12. П. С. 3., III, № 1402.
  13. По-польски он подписывался Shretter, в немецкой передаче его называли Schröter.
  14. Т. II, № 56, стр. 82—83.
  15. Интересно, что около этого времени (1687 г.) Дрезденский сейм высказался так о почте: „известно, что корреспонденция считается душою коммерции и благоустроенной торговли и что без неё торговые обороты упали бы, а самая торговля прекратилась; напротив, посредством её торговля распространяется по всем направлениям, растет изо дня в день и со временем может сделаться всемирною“ (Почт.-Тел. Журн., 1899, июль, 804).
  16. Т. II, № 56, стр. 86—87.
  17. Russ. Postwesen, стр. 897.
  18. Т. II, № 79.
  19. Рихтер, „История медицины в России“, ч. 2-я, М. 1815. Стр. 382 и сл.
  20. Guarient an den Grafen Sedlnitzkij (juni 1698): „...deroselben unter 15 undt 22 Maji abgelassene schreiben habe erhalten... Worauss der belieben zu fürohin Unterhaltenter correspondentz, undt sonst bezeügenter particulare propension mit mehrerem vergnüglichst Erlesen, alldieweilen aber, der discretion, und bekandter curiosität dieser argwohnerischen nation unterworffen bin, Jezuweilen doch nachdenklishe undt Ziffren requirirente particularitäten gern beysetzen mögte, habe ich einige buchstaben von denen mitgegebenen reichss — Zifre zu dem Ende beyschlossen“ (Dukmeyer, I, 101).
  21. Устрялов, История Петра В., IV, 2, стр. 655. Следует, впрочем, сделать оговорку, что цитируемое донесение Плейера относится к тому времени, когда Виниусы были уже в опале и потеряли заведование почтами.
  22. Brückner, Russ. Postwes., 897. Тайна, которую должно представлять содержание письма для лица передающего, с незапамятных времен считалась необходимым условием письменных сношений (вспомним письмо Давида Иоаву, переданное через Урию). Способы свертывания писем у древних в значительной степени известны нам; а сохранившееся большое количество всевозможных печатей египетских, греческих и римских служат свидетелями существовавших способов запечатывания писем. В средние века посыльных заставляли присягать в соблюдении тайны письма, а Лютер прямо заявлял, что kein grösserer Brieffälscher ist auf Erden, denn wer einen fremden Brief zu eigen macht. У нас, как мы видели, также практиковалось и запечатывание писем и сумок, и присяга почтарей; а распечатывание практиковалось и заграницей. Официальных жалоб на такого рода злоупотребления московской почты до 1701 г. мы в почтовых делах Посольского приказа не встречали.
  23. Brückner, Russ. Postw., 901.
  24. Письма и бумаги Петра В., т. I, стр. 333.
  25. Моск. Архив М. Ин. Дел, Почт. Дела, карт. 6, л. 161 об.
  26. Ibidem, л. 189.