[313]
II
Рижская почта в эпоху Виниусов (продолжение). — Оплата заграничных расходов почтмейстеров казною. — Случай освобождения частного лица от почтовой платы. — Почта во время „великого посольства“. — Злоупотребления рижского почтмейстера Герарда Грена. — Расстройство Рижской почты при начале Северной войны.

В 1694—1697 годах по Рижской почте посылались пакеты и письма генерала и адмирала Франца Як. Лефорта о государственных делах и для него получались таковые. За это было уплачено рижскому и мемельскому почтмейстерам 162 рубля. Андрей Кревт, по указу государя, посылал в Амстердам и Англию письма и пакеты с медными приборами и также получал ответные письма из-за границы; на это истрачено за 2 года 45 рублей. Пакеты с грамотами государя к дьяку Кузьме Нефимонову, посланные из Москвы в Вену (через Ригу) и обратно — отписки Нефимонова, обошлись 13 рублей. Всего за этот период на казенную корреспонденцию было затрачено 220 рублей. На эти 220 руб. Матвей Виниус предъявил ходатайство, прося вернуть ему их. Посольский приказ ничего не знал о переписке Лефорта и Кревта; относительно же Нефимонова было известно лишь, что ему были посланы из Москвы через Рижскую почту в Вену 4 грамоты, а от него получено тем же путем 7 связков. [314]Понадобился особый указ об уплате, который и последовал 15 мая 1697 года.

15 ноября 1695 года Матвей Виниус писал подьячему Никифору Агафонову, заведовавшему почтою в Пскове, следующее. Им получено письмо от нового рижского почтмейстера Грена, от 31 окт., что прошлая почта пришла с нашей стороны без сум; но при этом Грен не пишет, все ли письма дошли. По справке с подорожной оказалось, что в Псков запоздала московская почта, посланная 18 октября: вместо того, чтобы придти во Псков 27, она пришла лишь 3 ноября в 1 часу ночи, так что 27-го пришлось отпустить заграницу лишь мешочек с псковскими письмами. Виниус просит Агафонова справиться: „ты пожалуй, выправься и розыщи на Загорье, и во Пскове, и на посаде, для чего так долго мешкала с Загорья, кто ее задержал и почтовые сумы, с Москвы отпущенные октября 12, 18, 25 и ноября в 1 и 8 день, все ль за рубеж пошли и по записке в Печерской которая почта в котором числе за рубеж и с кем отпущена, и есть ли росписка, и кто росписался, потому что из тех почт с одною об нужных делех в. г-рей грамота к курф. Бранденбургскому послана: да о сем крепко попамятуй, чтоб зарубежской почтарь в приеме нашей почты, как примет, росписался и в подорожных бы написано было, кто почту Моск-ую примет. А на Печ. посаде против указу в. г-рей чтоб была тетрадь росписная на Съезжем дворе впредь для всякого спору и, что в том учинится, пожалуй ко мне отпиши“… „И сумы остатние пришли мне назад именно, а, буде прошли в Ригу, о том иноземцу коему по дороге чтоб отписать о присылке тех сум для того, что ныне из Новагорода присланы запасные сумы и их послать назад“[1]. [315]

31 октября 1696 г. Гордон получил из Шотландии письмо, весом в 10 зол., и заплатил за него 2 руб. 7 грив., т. е. до 40 руб. на наш счет. Это заставило его хлопотать об избавлении от громадных расходов, которые он нес при своей обильной переписке. И вот ему удалось добиться разрешения — не платить за письма, получавшиеся для него из Риги[2].

9 марта 1697 года отбыло из Москвы заграницу „великое посольство“, в котором инкогнито находился сам царь Петр Алексеевич. Во время пребывания этого посольства заграницею почта по Рижской дороге особенно напряженно работала. Познакомимся с некоторыми данными из переписки за это время[3].

23 июля 1697 г. Андрей Виниус писал в посольство: „Милости прошу у господ послов, чтоб приказали всем подручным своим, кому писать к Москве позволено, чтоб сносили свои письма к одному человеку и к нам бы посланы были в одном пакете, а то всяк приносит на почтовый двор по малой самой грамотке, а иные и больше, порознь, и у них на мне берут заплату, как с больших, так и с малых, ровную[4] и в том многой мне убыток; а в одном пакете то бы легче было и о том прошу им мое челобитье донести“[5].

В декабре 1697 г. Матвей Виниус просил, ввиду большой заграничной переписки, дать ему авансом, [316]в зачёт за присылаемые из-за границы письма — 300 рублей для своевременной уплаты заграничным почтмейстерам. 14 декабря состоялось постановление — дать ему деньги из Новгородского приказу из четвертных доходов[6]. Но 21 декабря глава посольства, Ф. А. Головин, писал в Приказ Большой казны о выдаче Виниусу 300 рублей „на заплату Амстердамской почты“[7]. Приказание это запоздало; но им воспользовались впоследствии.

В самом начале 1698 года возникло интересное дело у Матвея Виниуса с рижским почтмейстером, Герардом Греном. С ним мы знакомимся из документов, среди которых первым является челобитная Матвея Виниуса, 19 января 1698 г.

Рижская почта, по его словам, ходит по прежним договорам и по договору 1686 года. Новый рижский почтмейстер, Герард Грен, несмотря на то, что подтвердил прежние договоры, стал нарушать их. Прежде всего он стал брать лишнюю плату (считая присланные ему деньги „малою ценою“ — низким курсом). Матвей Виниус возражал, но, не желая вредить ходу почты, уплачивал, а для того, чтобы следить за курсом денег и для постоянных сделок с Греном уполномочил рижских жителей Гендрика Гинца (Hintz) и Петра Офкина (Offkingh)[8]. Это Грену не понравилось, и он стал уполномоченным Виниуса делать всякие неприятности: задерживал письма, деньги, не принял одного связка, адресованного Виниусу[9]; [317]приказалъ своим служащим не принимать у Гинца и Офкина писем. Когда не был им принят шведский связок, то Гинц и Офкин вынуждены были послать нарочного рижского фурмана Якова Эка до Пскова и заплатили этому фурману особо 10 ефимков; связок этот принял во Пскове Ефим Фагет, но не мог передать его дальше — потому что почта уже отошла и должен был держать его у себя целую неделю. Матвей Виниус просил обратиться через псковского воеводу Кир. Алексеев. Нарышкина к рижскому губернатору с просьбою: 1) призвать Герарда Грена и допросить его под присягою по поводу жалоб Виниуса; 2) допросить его служащих, правда ли, что Грен, ссылаясь на королевский указ, запретил им принимать письма от Гинца и Офкина; 3) допросить также в случае нужды, в качестве свидетелей, Гинца и Офкина; 4) в случае, если неправота Грена будет доказана, „учинить указ“ ему, и приказать удовлетворить претензии Виниуса.

В тот же день было велено сделать выписку. Выписаны были некоторые статьи Кардисского договора (мы приводили их выше). Не дожидаясь резолюции, Матвей Виниус подал вторую челобитную, в которой подробно изложил дело на основании только что полученного им от Гинца и Офкина письма. Гинц и Офкин писали Виниусу, что Грен не отдает им пакеты, присланные Виниусом и требует, чтобы эти пакеты были при нём распечатаны. Такого распечатывания, по словам Виниуса, не делается с иноземскими пакетами у нас ни в Новгороде, ни в Москве. Деньги Виниус платит аккуратно, и теперь — они заплачены вперед, с января по июль месяц. Грен сердится, что Виниус все уплаты производит через Гинца и Офкина, а непосредственно с ним не желает иметь сношений. Но иначе и быть не может: во-первых, Грен допускает злоупотребления, а во-вторых, всё [318]равно — Виниусу надо иметь каких-нибудь агентов заграницей для дел с рижскою и мемельскою почтою. Теперь особенно опасны выходки Грена, потому что через Мемель и Ригу идут важные пересылки между Москвою и великим посольством. В дополнение к прежним своим просьбам, Матвей Виниус просит еще: 1) написать ген.-губернатору, чтобы он доложил всё это королю; 2) обсылку с губернатором учинить с нарочным подьячим немедленно, ввиду важности пересылки писем в настоящее время; 3) написать также и королю свейскому, чтобы этот последний велел, кому следует, напомнить о соблюдении прежних договоров, удовлетворить претензии Виниуса и назначить нового почтмейстера. Последнюю грамоту Виниус советует послать из Новгорода через Ругодив к губернатору, чтобы тот препроводил ее к королю.

Вторая резолюция о выписке последовала 25 января. А в этот же день была подана еще одна челобитная, на этот раз уже от торговых иноземцев — англичан, голландцев и гамбургцев, за подписью Томаса фон-Келлермана. Иноземцы заявляли, что они пишут между прочим, заграницу письма о тех товарах, какие требуются в казну, во дворец, на казенный двор и в ряды, и до сих пор таковые их письма ходили без задержки, а теперь Грен, задерживая письма (на это жаловались им их заграничные корреспонденты) или не принимая их, причиняет им большие убытки. Иноземцы также просили написать об этом самому королю, чтобы этот последний велел дать удовлетворение им за убытки, или же отставить того почтмейстера; просили также объявить об этом шведскому резиденту Томасу Книперу и сказать ему, чтобы и он, со своей стороны, писал к королю.

По справке оказалось, что вступить в сношения с королем шведским невозможно; от великих и [319]полномочных послов 6 февраля через Амстердам пришло приказание — не списавшись с посольством (где был царь) ни в какие государства к государям грамот не посылать. Поэтому решено было ограничиться перепиской должностных лиц: псковского воеводы с рижским ген.-губернатором. Нарышкин должен был потребовать, чтобы рижский почтмейстер был допрошен, чтобы ему строго запрещено было распечатывать и задерживать письма и чтобы велено было ему во всём удовлетворить Виниуса; при этом Нарышкин должен был пригрозить в случае надобности — обратиться с жалобой к королю. 11 февраля Нарышкину была послана грамота соответствующего содержания; 17 февраля он ее получил, написал грамоту к рижскому генералу Эрику Дальбергу и послал ее с подьячим Никифором Агафоновым 27 февраля. Подьячий вернулся из Риги с ответом 18 марта. Ответ был подписан рижским губернатором Эриксоном и при нём было приложено объяснение, данное письменно Греном. Псковский переводчик Тобиас Мейснер перевел эти документы, и они были посланы в Москву[10]. В своем ответе рижский губернатор говорит, что, по прочтении воеводской грамоты, он немедленно потребовал к себе Грена и допросил его. Тот дал объяснение и словесное и письменное. Грен заявил ему, что о счете у него с Виниусом дело улажено, что грамоток он никогда не задерживал; виноваты во всём недоразумении Гинц и Офкин: они вовремя не приносят писем на почту. Что касается тарифа, то губернатор не мог доискаться истины, потому что в данное время не было [320]в Риге тех лиц, которые этим делом распоряжаются. Он потребовал только от Грена, чтобы тот не задерживал почт, никаких новостей не заводил и постарался во всём удовлетворить московского почтмейстера[11].

Письменное объяснение Грена, приложенное к грамоте рижского губернатора, написано в довольно раболепном тоне. Относительно платы он заявляет, что Виниус его расчетов не понял, что он давно уже сошелся с Гинцем и Офкиным и для него такая жалоба неожиданна. Ему всё равно, через кого ему приходится вступать в расчеты с Виниусом; но Гинц и Офкин ссорят его с Виниусом. Они не хотят сообразоваться с порядками, установленными в почтовой конторе, хотя он, Грен, старался убедить их при помощи разных должностных лиц в необходимости этого. Их посыльный, „невежливый и безумный малый“, причинил Грену много неприятностей. Письма они нарочно приносят поздно, после урочных часов, на что в свое время он, Грен, уже жаловался начальству и добился даже того, что Гинц и Офкин в присутствии королевских чиновников сознались, что они сами виноваты в происшедших недоразумениях — что они не знали правил. Кроме Гинца и Офкина в Риге не найдется никого, кто был бы недоволен почтою. Для Грена непонятно, что могут иметь против него московские торговые иноземцы? Ни Виниус, ни Гинц, ни Офкин не смогут доказать, чтобы он, Грен, когда-либо повредил или задержал почту; всё это они могут только выдумывать. Он готов даже на суд по этому делу, потому что не знает за собою никакой вины. Он всегда тщательно [321]соблюдал все договоры. На будущее время он будет поступать еще осторожнее, чтобы не давать повода ни к каким ни словесным, ни письменным жалобам[12].

Дело, по-видимому, на некоторое время уладилось. Вслед за этим (8 апр. 1698 г.) встречаемся с челобитной Матвея Виниуса по такому случаю. Ему надо было перевести в Ригу своим комиссионерам Гинцу и Офкину 500 ефимков. Не решаясь послать такую сумму почтою, он поступил так: внес 500 ефимков в Приказ Большой казны и получил оттуда приказ во Псков таможенному голове о выдаче 500 ефимков подьячему Никифору Агафонову. Виниус просит — послать эти ефимки из Пскова в Ригу с добрым подьячим, с провожатыми. Просьба Виниуса была исполнена.

15 апреля 1698 г. Андрей Виниус снова писал в посольство, но на этот раз уже соблюдая общие интересы: „прошу, чтоб пакеты большие с нумбрами были подписаны, чтоб ведать, все ль в доходе или нет, а по нумбрам Мемельским из Риги одного пакета большого в доходе не обретаю, и о том в Ригу и в Мемель писано, и буде то учинилось не омылкою или опискою какою, то пропал в Риге, однако ж ныне о том сыскивать учну“[13].

Письма Андрея Виниуса доходили до царя Петра так: из Москвы в Амстердам на 27-й день, в Лондон — на 35-й день, в Вену шли почти месяц[14]. Замедление почт каждый раз очень беспокоило Виниуса, так что даже самому царю приходилось его успокаивать[15]. [322]

20 мая 1698 г. Матвей Виниус снова обратился в Посольский приказ с ходатайством. Он заявил, что ему приходится пересылать массу писем казенных и частных в посольство, и из посольства в Москву. Не желая вводить казну в расход, он не требует ничего за пересылку от Москвы до Риги; но заграницей пересылка всё-таки дорого стоит. Рижскому почтмейстеру он платит в год 290 ефимков серебром; сверх того, ему же за пересылку писем до и от Мемеля с 26 марта 1697 г. по 1 апреля 1698 г. вышло 81 руб. 30 алт. 2 деньги. Мемельскому почтмейстеру за этот же срок вышло 305 руб. 27 алт. 4 деньги за пересылку писем до и от Клеве и Эмерика. Итого выходит 387 руб. 24 алт. 4 д. Сюда надо присчитать еще плату, внесенную тем же почтмейстерам за письма Кузьмы Нефимонова в Посольский приказ — 16 руб. Всего — 403 руб. 24 алт. 4 д. Вычитая отсюда выданные ему в зачет (см. выше) 300 рублей и 62 р. 13 алт., полученных им из Иноземского приказу, он считает за казною долгу 41 руб. 11 алт. 4 д. (ефимками — более 75 ефимков). Теперь он вновь просит — дать ему в зачет, сверх следуемых ему денег — 300 ефимков.

На этот раз выдача последовала из Приказа Большой казны.

К этому времени (август 1698 г.) относятся жалобы императорского посла Гвариента на чрезвычайную неаккуратность Виленской почты и дороговизну Рижской. Он просил венское правительство ходатайствовать перед царем (бывшим тогда с посольством в Вене), чтобы ему было разрешено посылать письма через Ригу и бесплатно[16]. [323]

В том же августе 1698 г. великое посольство вернулось из-за границы в Москву.

Злоупотребления Грена возобновились. Было узнано, что он осмелился еще раньше распечатать пакеты, посланные из Москвы в посольство. Жалуясь на это, Матвей Виниус предлагал даже посылать впредь письма в Кенигсберг не через Ригу, а через Литву. На Грена пришлось жаловаться шведскому королю. На грамоту царя Петра король Карл XII ответил 30 окт. 1698 г. Разделяя негодование царя на нарушение договоров и поступки Грена против старого устава, король поручил рижскому ген.-губернатору расследовать дело, и, если Грен окажется виновным, — „учинить ему образцовую казнь“[17].

Не лишено интереса, как образчик деловой переписки между московским почтмейстером и его агентом во Пскове, следующее письмо:

„Во Псков подьячему, которой почту ведает.

Государь мой, Никифор Агафонович, здравствуй. Присем послана нарочная почта, и доложа кравчего и воеводы Кирила Алексеевича, пошли с нарочным подьячим за рубеж на Ригу спешно и вели отдать Рижскому почтмайстеру именно, чтоб при нём же послал на Мемель. А которого числа послано будет, о том бы у себя записал. А письмо послано к кому, о том батюшко писал сам к Кирилу Алексеевичу. А которая посылка из Риги к тебе послана, пожалуй, сее добрым ездаком пришли ко мне, чтоб в [324]целости дошла. Засим челом бью. Матюшка Виниюс. 207, генваря 1"[18].

24 декабря 1699 г. шведский резидент, Томас Книпер подал жалобу царю на московского почтмейстера. Шведский фактор, Филипп Фингаген, писал Книперу из Новгорода, что получает от него для короля не все письма, которые он (т. е. Книпер) посылает. Книпер в своем челобитье заявлял, что он посылал свои письма каждые три почты, отдавая их А. А. Виниусу. Между тем и к Фингагену, и к генералу рижскому письма его не доходят, сумки оказываются распечатанными и печать у сумок — не Андрея Андреевича, а какая-то иная; бывают случаи, что в росписи посылаемых писем его письма значатся, а в сумках, прибывших в Новгород, их не оказывается.

Прежде, чем от имени Матвея Виниуса дано было по этому поводу объяснение, на Рижской дороге произошел весьма неприятный случай. В начале 1700 года пропала почта, пришедшая из-за рубежа (об обстоятельствах, при которых это произошло, будет рассказано нами в другом месте). Царь Петр написал псковскому воеводе, И. И. Головину, чтобы тот принял всевозможные меры к её разысканию[19], и было основание думать, что она была похищена. Почта была найдена, 3 месяца спустя после пропажи, при следующих обстоятельствах. „Человек“ псковитина И. Кокошкина увидал на дороге запечатанные сумы и сказал об этом своему хозяину. Тот сейчас же поехал на указанное ему место, но сум там уже не нашел. Они оказались у крестьянина, который узнал [325]об этой находке. Место, где лежали эти сумы, было в 3 верстах от почтовой дороги, в лесу. Лежали они, очевидно, под снегом, потому что заплесневели, и письма в них оказались мокрыми, хотя печати на письмах были целы[20]. Одна из сум была распечатана, и по росписи в ней не хватало писем Андрея Бутенанта[21]. Очевидно, эти письма понадобились шведскому правительству, и их сумели похитить; в это время Дания готовилась к войне со Швецией, а Бутенант был датским резидентом в Москве. Этот случай очень напоминает собою похожий случай, но только с применением насилия, о котором рассказывает Нейгебауер в своем сочинении, враждебном Петру. По его словам, Кенигсек, бывший впоследствии польским послом при русском дворе, когда еще был простым саксонским капитаном, получил приказание напасть на русскую почту на лифляндской границе. С несколькими замаскированными слугами он это и сделал. Предполагалось отнять некоторые письма известного (gewissen) двора. Поступок этот приписали шведам, чем еще более русские были раздражены на этих последних[22]. Рассказ этот, по-видимому, сплетня, сложившаяся по поводу вышеупомянутого факта.

В первой половине января Виниус получил из Риги пакет с „порозжею бумагою“ и посылал запрос по этому поводу к одному из своих корреспондентов[23].

15 января Матвей Виниус (в лице Гаврилы Петрова) давал объяснения по поводу жалобы Книпера. Он заявил, что все письма получаются, записываются [326]и раздаются в особой избе, Андрей Андреевич писем не принимает, а принимают, записывают и отпускают „почтовый писарь“ Томас Фадемрехт да Гаврило Петров. Томас Книпер присылает свои письма с кем попало. Писем Книпера к шведскому королю у них нигде не записано, а письма его в Новгород и Ригу у них записаны[24]. Об их пропаже или перемене печати на сумах из Новгорода никогда не приходило известий. Почтовые сумы при отпуске всегда запечатываются государевою почтовою обыкновенною печатью, а не печатью А. А. Виниуса.

Покончив с возражением на предъявленные обвинения, почтмейстер, в лице Гаврила Петрова, принес горькие жалобы. 13 декабря из Риги был послан в Москву на имя А. А. Виниуса пакет (как он полагает — от генер. Карловича); из этого пакета письма были вынуты, а на место их вложен чистый лист, и пакет запечатан новою печатью. Затем почтмейстер полагает, что и пропажа сум, случившаяся близ границы в начале настоящего месяца, также дело, учиненное „вымыслом нарядным каких зарубежских людей“ или рижского почтмейстера, который уже несколько лет причиняет русской почте множество неприятностей. Такого нападения на почту больше 20 лет не бывало, да и отнимать русским людям почтовых сум не для чего: в них, кроме иноземских писем, ничего нет. Такие нападения на почту бывают лишь в военное время; теперь же это неприятно для торговых людей, которые от этого потерпят большие убытки.

Далее, почтмейстер просит спросить Книпера, когда именно он посылал письма своему королю и с кем послал их на почту, кто их на почте принял, [327]и писал ли он об их пропаже к другим факторам в Новгород, Псков или к генералам в Ригу и Ругодив?

Наконец Виниус выступил с проектом перенесения всех почтовых сношений на Виленскую дорогу. Это было крупной реформой; с нею мы знакомимся на основании весьма достаточного количества материалов, и потому удобнее будет посвятить этому вопросу особое место, что мы ниже и сделаем.

В том же 1700 году, начиная Великую Северную войну, царь Петр был озабочен развитием почтовых сношений. М. Виниусу был дан указ о приведении в лучший порядок заграничной почты. 18 января Андрей Андреевич писал ему по этому поводу „пространно“, имея в виду то обстоятельство, что тогда же Петром был намечен новый почтовый трактат, целью которого было перенесение почтовых сношений с Кенигсбергом[25] окончательно на Виленскую дорогу.

Тогда же писал Виниус Гинцу и Офкину „о почтах проведав, отписали б, куда удобнее, на Псков или чрез Вильню“[26], а к А. А. Матвееву писал, чтоб он „на Ригу не посылал до времени“[27].

Рижская почта переживала кризис. Впрочем, и управление Виниусов почтами в это время также переживало кризис. Первая, после многих перипетий, восстановилась; второе — прекратилось с 1701 г. навсегда.


____________

  1. М. Арх. М. Ин. Дел, Почт. дела, карт. 6, л. 1.
  2. Попытка установить бесплатное доставление рижских писем в Москву была при Марселисах; но в данную эпоху это единственный случай, когда известное лицо имело право получать частные письма бесплатно.
  3. Здесь разумеется переписка только по почтовому делу; обильная переписка А. Виниуса с царем по другим вопросам рассмотрена нами в биографии Андрея Андреевича.
  4. Здесь отзываются, конечно, мемельские порядки. 30 июля Виниус писал одному приятелю в Амстердам, нельзя ли попросить почтмейстера собирать все русские письма в один пакетик (Моск. Архив Мин. Ин. Дел, Почтовые Дела, карт. 6, л. 86 об.).
  5. Письма и бумаги Петра В., т. I, 633.
  6. Т. II, стр. 172.
  7. Памятники Диплом. Сношений, т. VIII, 1152.
  8. Эти два лица сделались контрагентами Виниуса не позже 1696 года. В 1697 г. Виниус посылал им коробок и просил: купить одну или две книжки на голландском или немецком языке „добрые исторические или какие новые в лавках Рижских обретающие для забавы“, прислать в этом коробке и написать, что они стоят (Моск. Архив М. Ин. Дел, Почт. Дела, картон 6, л. 91 об.).
  9. Как видно из другого документа — не принял, ссылаясь на то, что почта будто бы уже отошла.
  10. При этом воевода и переводчик очень смущены были, что в царском титуле, упомянутом в ответе рижского губернатора, были пропущены некоторые слова, а титул свейского короля был написан также не по обычному.
  11. В заключение губернатор несколько обидчиво отзывается о поведении подьячего — явился к губернатору без предуведомления, не захотел остановиться в отведенном ему доме.
  12. Всё это дело — см. Т. II, № 94 (стр. 177—196).
  13. Письма и бумаги Петра В., т. I, 708.
  14. Ibidem, I, 234, 237, 253. Содержание этих писем рассказано нами в биографии Виниуса.
  15. См. выше, стр. 256.
  16. Guarient an den Grafen Kinsky vom 3 Aug. 1698: „… wie ungewiss langsamb, und unsicher die Polnische Post von hier abgehe, wie thewer hirentgegen selbige per Riga seye, allwo jede bagag mit 1 dugh. bezahlen muess. Ess were aber diesem werckh noch wohl abzuhelfen wofern Ew. hochgrfl. Excellentz… bey dermahlens zu Wien anwesenter grossdesandschaft oder aber Ihro Tzaar. Maysl. selbsten dahin zu incamminiren geruhen wollten, dass meine Künfftige brieffe in der post per Riga von allem portogeld dergestalt frey seyn mögte (Dukmeyer, I, 101).
  17. Т. II, стр. 459.
  18. М. Арх. М. И. Д., Почт. Дела, карт. 6, л. 161 об.
  19. „Во Псков о розыску пограбленой почты изволил в. г. сам писать своею рукою к Ивану Ивановичу Головину, чтоб всяко и гараздо постарался о сыску пограбленой почты“ записал А. Виниус в книге своих черновиков (М. Архив М. И. Д., Почт. Дела, карт. б, л. 231 об.).
  20. Письма и бумаги Петра В., I, 788.
  21. Ibidem, 813.
  22. Dukmeyer, 425.
  23. М. Арх. М. И. Д., Почт. Дела, карт. 6, л. 225 об.
  24. Срв. выше, стр. 306.
  25. Кенигсбергским почтмейстером в это время был Heysius.
  26. Моск. Архивь М. И. Д., Почт. дела, карт. 6, л. 243.
  27. Ibidem, л. 260 об.