Для нашей военной исторіи должна быть драгоцѣнною каждая черта, дополняющая съ той или другой стороны лѣтопись шипкинской обороны, и потому въ настоящемъ сообщеніи предлагается нѣсколько подробностей и отдѣльныхъ эпизодовъ (въ особенности относительно праваго фланга), которые — смѣю думать — надо сохранить для исторіи.
Когда первоначальные защитники Шипкинскаго перевала пришли къ заключенію, что противъ нихъ ведутъ атаку главныя силы арміи Сулеймана-паши, то генералъ Столѣтовъ послалъ 7-го августа телеграмму въ Сельви, прося немедленныхъ подкрѣпленій. Въ этомъ послѣднемъ пунктѣ находился тогда 35-й пѣхотный Брянскій полкъ[1], которому генералъ-маіоръ Дерожинскій немедленно же приказалъ приготовиться къ походу, и 8-го августа утромъ полкъ уже выступилъ на Шипку. Вслѣдъ за нимъ въ самомъ скоромъ времени должны были двинуться туда же м другія подкрѣпленія. Брянцы прибыли на Шипку 9-го августа утромъ. Появленіе ихъ было привѣтствовано громкими «ура» на всемъ протяженіи нашей обширной позиціи, которая оборонялась тогда слишкомъ незначительными силами, и потому-то, въ виду общей готовности скорѣе лечь костьми, чѣмъ покинуть Шипку, оно и встрѣчено общею радостью, какъ первая помощь, поддержавшая нравственный духъ оборонявшихся.
Вотъ въ какомъ видѣ застали два батальона брянцевъ[2] общую картину обороны: позиція наша представляла дугу, изогнутую вдоль по шоссе. На лѣвомъ флангѣ этой позиціи возвышается гора, такъ называемая Сѣверная, которой восточные и южные склоны защищались нѣсколькими рядами ложементовъ. На вершинѣ Сѣверной горы была поставлена наша батарея на восемь орудій. Для устройства этой батареи мы воспользовались прежними турецкими земляными укрѣпленіями, которыя однако же не были вполнѣ приспособлены нами для обороны противъ непріятеля. Вправо отъ Сѣверной горы, шаговъ на двѣсти, идетъ уступъ, на которомъ находятся — бывшій турецкій ложементъ, обшитый плетнемъ, и турецкая же земляная батарея, въ то время еще не занятая нами. Отъ этого уступа перевалъ поворачиваетъ на югъ, и на немъ, шагахъ въ полутораста впереди, находмтся небольшой холмъ, гдѣ расположилась такъ называемая Средняя батарея[3]. Все это пространство носило въ то время названіе нашей главной позиціи. Впереди ея, по направленію къ югу, въ разстояніи одной версты, возвышается гора св. Николая, которую прорѣзываетъ шоссейная дорога почти по самой серединѣ. Эта послѣдняя гора составляла передовой пунктъ нашей оборонительной позиціи. На перевалѣ между св. Николаемъ и Сѣверною горою находятся два домика, гдѣ расположился перевязочный пунктъ, предназначенный для войскъ передоваго отряда и сосѣднихъ ложементовъ, и этотъ перевалъ получилъ у насъ названіе «перешейка». На востокъ отъ него, а также и отъ шоссе, въ глубинѣ между отлогостями св. Николая и Сѣверной горы, залегаетъ обширная долина, на днѣ которой находится изобильный ключъ, обложенный тесаннымъ плитнякомъ, какъ и всѣ фонтаны на Востокѣ, и отъ него внизъ по долинѣ струится рѣзвый ручей. Къ западу отъ «перешейка» перевалъ былъ защищенъ «Среднею батареею» и длиннымъ рядомъ ложементовъ. Впереди послѣднихъ, по дорогѣ, которая уходитъ на западъ въ горы, заложены были фугасы, устройствомъ которыхъ мы обязаны подпоручику 7-го сапернаго батальона Романову, тому самому, который весною нынѣшняго года, въ Браиловѣ, удачнымъ выстрѣломъ способствовалъ взрыву въ Мачинскомъ рукавѣ броненосца «Лютфи-Джелиль». На вершинѣ св. Николая (т.-е. передовой нашей позиціи) поставлены были нами шесть орудій. Но этимъ еще не ограничивалась защита передоваго пункта: лѣвѣе этой батареи, на той же горѣ, стояла другая, осьмиорудійная, въ составъ вооруженія которой входили шесть крупповскихъ стальныхъ пушекъ, взятыхъ нами у турокъ при занятіи Шипкинскаго перевала, вслѣдствіе чего и самая батарея получила у насъ названіе «Стальной»[4]. Понятно, что столь обширная позиція не могла быть успѣшно обороняема такими ничтожными силами, какія имѣлись у насъ въ началѣ атакъ арміи Сулеймана: пять слабосильныхъ дружинъ и одинъ пѣхотный (Орловскій) полкъ, тоже пострадавшій въ предшествовавшихъ дѣлахъ, не имѣли даже возможности занять ее сплошь хотя бы и самыми тонкими линіями, а потому-то нѣкоторыя укрѣпленія по неволѣ оставались у насъ не занятыми. Вотъ почему прибытіе Брянскаго полка и было встрѣчено общимъ восторгомъ. Части этого полка заняли покатости Сѣверной горы и ложементы занадной стороны, оставивъ четыре роты въ резервѣ, на уступѣ за Среднею батареей.
Первыя атаки турокъ, около десяти часовъ утра, какъ извѣстно, были направлены по шоссе на передовую нашу позицію, но послѣ взрыва нѣсколькихъ фугасовъ противникъ шарахнулся назадъ и только около полудня успѣлъ изготовиться къ новому штурму, направленіе котораго обнаружено было теперь на лѣвомъ флангѣ св. Николая, противъ Стальной батареи: длинныя и густыя цѣпи непріятеля спускались съ ближайшихъ лѣсистыхъ высотъ въ открытую долину у подошвы св. Николая, быстро перебѣгали ее и съ криками «Алла», подъ звуки барабановъ и рожковъ, игравшихъ «атаку», энергически и настойчиво карабкались на кручу. Эта попытка была отбита залпами пѣхоты (между прочимъ и Брянскаго полка) и удачнымъ огнемъ какъ Стальной, такъ и Круглой батарей, изъ которыхъ послѣдняя (подъ начальствомъ полковника Бенецкаго) брала турецкія цѣпи во флангъ. Такъ продолжалось весь день, до глубокой ночи. Турки въ теченіи всего этого времени безпрерывно возобновляли свои нападенія, и послѣдняя ихъ попытка, какъ извѣстно, была уже сдѣлана позднимъ вечеромъ. Въ теченіи ночи съ 9-го на 10-е августа они успѣли исправить свои прежнія и возвести новыя укрѣпленія, а на утро, въ пять часовъ, открыли повсюду сильный ружейный огонь, и наблюдая ихъ дымки, мы тогда же успѣли убѣдиться, что новыя позиціи противника распространились гораздо сѣвернѣе лѣваго фланга нашей главной позиціи. Это показало, что непріятель намѣревается обойдти насъ съ тыла, дабы окружить кольцомъ нашу позицію. Однако же попытки штурма въ этотъ день были уже не такъ энергичны: артиллерія противника замолчала даже ранѣе наступленія вечера, вынужденная къ тому огнемъ нашихъ батарей: Стальной, Средней и Круглой; однѣ только пули почти до 9-ти часовъ не переставали перекрещивать съ четырехъ сторонъ всю площадь нами занимаемой позиціи и хватали далеко позади боевыхъ линій, такъ что даже на перевязочномъ пунктѣ, т. е. почти на версту въ тылу, нѣсколько людей было ранено. Впрочемъ, надо замѣтить, что убыль наша 10-го числа была значительно менѣе вчерашней, и это потому, что люди успѣли болѣе примѣниться къ ложементамъ и лучше укрыться въ нихъ. Въ восемь часовъ вечера (10-го числа) четыре роты Орловскаго полка на горѣ св. Николая были смѣнены столькими же ротами полка Брянскаго, а командиръ полка, полковникъ Липинскій, по предложенію генерала Дерожинскаго, былъ назначенъ начальникомъ главной позиціи, т. е. на Сѣверной горѣ и на перешейкѣ. Въ то же время флигель-адъютанту полковнику графу Толстому ввѣрена оборона передовой позиціи, или горы св. Николая. Осмотрѣвъ свою позицію, полковникъ Липинскій нашелъ, что силы боковаго отряда на ея правомъ флангѣ, т. е. въ ложементахъ, расположенныхъ противъ фугасовъ, весьма слабы[5], тогда какъ самая мѣстность представляетъ здѣсь для наступающаго гораздо болѣе удобствъ, чѣмъ на остальныхъ пунктахъ; а между тѣмъ прорывъ нашей линіи въ этомъ мѣстѣ совершенно отрѣзалъ бы гору св. Николая отъ главной позиціи. Въ виду этихъ соображеній, число защитниковъ праваго фланга было увеличено[6], и все-таки защита главной позиціи, простиравшейся по линіи своихъ ложементовъ почти на версту, не могла назваться вполнѣ обезпеченною. Но дѣлать было нечего: пока, до времени, приходилось ограничиваться тѣмъ чт́ было подъ рукою.
11-го августа, еще чуть брезжилось на востокѣ, какъ у насъ въ ложементахъ праваго фланга уже поднялась оживленная перестрѣлка, къ которой, минутъ пять спустя, присоединился и звукъ артиллерійскихъ выстрѣловъ. Бѣлые дымы поднимались теперь вдали, верстъ за пять отъ нашей правофланговой позиціи, съ западнаго горнаго кряжа, гдѣ турки въ прошлую ночь возвели особую батарею. Наши орудія не замедлили отвѣтомъ — и оживленная канонада, вмѣстѣ съ частою перестрѣлкою, опять загудѣла по всей линіи. Въ пять часовъ утра обнаружилось намѣреніе противника вести атаку противъ нашего праваго фланга, съ котораго было замѣчено движеніе четырехъ большихъ колоннъ по направленію къ ложементамъ боковаго отряда. Въ половинѣ седьмаго часа непріятель уже перешелъ здѣсь въ положительное наступленіе, такъ что съ нашей стороны пришлось ввести въ дѣло всѣ четыре роты. Полковникъ Липинскій, получивъ донесеніе командующаго боковымъ отрядомъ, маіора Шваба, о положеніи дѣла, которое требуетъ немедленныхъ подкрѣпленій, послалъ ему изъ резерва двѣ роты орловцевъ и вмѣстѣ съ тѣмъ приказалъ держаться на позиціи во что бы то ни стало, такъ какъ еще съ вечера сдѣлалось уже извѣстно, что на Шипку идутъ 4-я стрѣлковая бригада и два полка 14-й пѣхотной дивизіи. Около этого же времени началась атака горы св. Николая, приступы къ которой, смѣняясь одни другнми, длились до самаго вечера.
Въ 7½ часовъ утра (11-го числа) полковнику Липинскому было доставлено донесеніе, что боковой отрядъ на правомъ флангѣ, получивъ въ помощь себѣ двѣ орловскія роты, успѣлъ отбить непріятельскій приступъ, чтО не обошлось однако же безъ самаго упорнаго боя. Преслѣдуемыя правильными залпами, передовыя части противника отступили на вторую высоту Лѣсныхъ или Зеленыхъ горъ, откуда вскорѣ показались новыя колонны турокъ, которыя пропустивъ въ интервалы отступившія толпы, немедленно же повели рѣшительное наступленіе противъ боковаго отряда. Оттуда опять прислали просить подкрѣпленій. Отправивъ изъ резерва еще одну роту, полковникъ Липинскій послалъ къ генералу Столѣтову ординарца съ просьбою пріѣхать лично на правый флангъ, чтобы самому убѣдиться въ важности наступленія, ведущагося противъ этого пункта. Генералъ пріѣхалъ, осмотрѣлъ позицію, но объявилъ Липинскому, что никакихъ подкрѣпленій дать не можетъ, потому что непріятель обнаружилъ сейчасъ намѣреніе вести атаку и на лѣвый флангъ, противъ котораго уже собираются колонны и двигаются густыя цѣпи. Такймъ образомъ, охватъ кольцомъ всей нашей позиціи развивался все больше и больше. Вслѣдствіе этого обстоятельства генералу Столѣтову пришлось принять непосредственно на себя оборону тыла. Для этого онъ взялъ у Липинскаго двѣ полуроты съ четырьмя горными орудіями и спѣшно повелъ ихъ на дальній курганъ, лежащій позади Сѣверной горы, въ тылу нашей позиціи. Но пока Столѣтовъ, дойдя наконецъ подъ огнемъ и ужасною жарою до вершины тыльнаго кургана, заботился тамъ о скорѣйшемъ устройствѣ батареи и стрѣлковыхъ закрытій, — турецкіе стрѣлки успѣли незамѣтно пробраться кустами въ тылъ Сѣверной горы. Къ счастію, у насъ успѣли замѣтить это въ то время, когда турки, выйдя изъ кустовъ, перебѣгали къ подошвѣ Сѣверной горы, направляясь на шоссе въ тылъ нашей Круглой батареи. Эта густая цѣпь надвигалась на нашъ тылъ такъ быстро, что полторы роты Брянскаго полка[7], стоявшія въ резервѣ, позади Круглой батареи, едва только успѣли развернуться вдоль шоссе, какъ въ нихъ грянулъ непріятельскій залпъ, затѣмъ другой и третій, съ разстоянія не болѣе какъ во сто шаговъ. Тутъ уже некогда было думать о перестрѣлкѣ; оставалось одно: съ разу броситься впередъ, въ штыки, «на ура», сдѣлать послѣднюю, отчаянную попытку и умереть на мѣстѣ, если она не удастся. Такъ и было сдѣлано. Канчіоловъ и Шней, крикнувъ своимъ людямъ: «Не стрѣлять! въ штыки! на руку! Впередъ!» — стремительно бросились на турокъ, и это движеніе, которое, какъ горная лавина, нежданно обрушивалось сверху внизъ, заставило турокъ тотчасъ же дать тылъ... Но, увлекшись дальнѣйшимъ преслѣдованіемъ, горсть нашихъ людей рисковала бы зарваться, попасть въ руки многочисленнаго непріятеля, быть тамъ внизу окруженною и, если не отдаться въ плѣнъ, то подвергнуться поголовному разстрѣлянію. Поэтому полроты были остановлены во-время и спрятаны за мѣстныя закрытія, откуда онѣ открыли огонь по отступающимъ. Отойдя на противолежащую возвышенность, турки болѣе правильно стали отвѣчать на ружейный огонь, и такимъ образомъ завязалась въ этомъ пунктѣ весьма сильная перестрѣлка, которая длилась, пока не подошли къ туркамъ свѣжія силы. Тогда съ ихъ стороны послѣдовала новая атака, а съ нашей — новый отпоръ, сопровождаемый дружными залпами въ грудь, а затѣмъ въ спину туркамъ, и это повторялось нѣсколько разъ, при каждой новой попыткѣ противника. А попытки были упорныя, отчаянныя… Непріятель хорошо понималъ всю важность атаки именно въ этомъ тыловомъ пунктѣ: удайся она, — судьба Шипки, можно сказать навѣрное, была бы рѣшена не въ нашу пользу. Храбрымъ, самоотверженнымъ защитникамъ ея оставалось бы одно изъ двухъ: положить оружіе, или умереть до послѣдняго человѣка, и хотя не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія, что изъ двухъ исходовъ они предпочли бы второй, тѣмъ не менѣе, стратегическая побѣда была бы на сторонѣ противника. Къ общему прискорбію, маіоръ Молоствовъ, командовавшій 2-мъ батальономъ Брянскаго полка и распоряжавшійся обороною этого пункта, былъ тяжело раненъ. Между тѣмъ бой, съ замѣчательнымъ ожесточеніемъ распространившійся по всей линіи, разгорѣлся съ особенною силою противъ боковаго правофланговаго отряда, какъ разъ противъ того мѣста, гдѣ были заложены фугасы. И вотъ, въ 10 часовъ утра присылаютъ оттуда къ Липинскому настоятельно просить, умолять о подкрѣпленіяхъ. Полковникъ Липинскій отправляетъ изъ резерва послѣднюю, остававшуюся у него роту[8], отдѣливъ отъ нея только полувзводъ для прикрытія знаменъ. Но не проходитъ и нѣсколькихъ минутъ, какъ опять летятъ оттуда новыя прискорбныя извѣстія: подполковникъ Швабъ[9] сильно контуженъ; ротные командиры переранены, перебиты, выбыли изъ строя; командованіе надъ 3-мъ батальономъ Брянскаго полка принялъ штабсъ-капитанъ Пономаренко; люди гибнутъ, но держатся. Тогда полковникъ Липинскій назначаетъ на мѣсто Шваба маіора Базилевича[10] и приказываетъ ему «стараться держать роты, взводы и даже звенья по два въ совокупности». дабы имѣть возможность осаживать непріятельскую цѣпь, не смотря на ея многочисленность, и во что бы ни стало удерживаться на своей позиціи. Въ такомъ положеніи дѣло длится до двухъ часовъ по полудни. Патроновъ уже мало, и особенно на правомъ флангѣ; люди истомлены и нравственными, и физическими усиліями боя; гибнутъ десятками, а подбирать и уносить ихъ некому: здѣсь каждыя лишнія руки теперь нужнѣе всего… Непріятель между тѣмъ напираетъ и напираетъ — все новыя, все свѣжія силы. Солдаты просто понять не могутъ, откуда, наконецъ, это у него берется? Все пространство впереди усѣяно валяющимися тѣлами въ красныхъ фескахъ. «Словно макъ въ огородѣ валѣются», какъ замѣчаютъ солдаты, а между тѣмъ новыя и новыя цѣпи и колонны красныхъ фесокъ лѣзутъ на нихъ отовсюду… Хриплые крики: «Алла!» тамъ и сямъ мѣшаются и сливаются съ нашею русскою «урою». — «Да это, братцы, самъ дьяволъ плодитъ ихъ столько! Откуда быть имъ тутъ этакой силищѣ?» — опуская отъ отчаянія измаянныя руки, чуть не сквозь слезы, восклицаетъ молодой солдатикъ.
— «А ты, молокососъ, дьявола-то не поминай, а имя Христово призови — и одолѣемъ!» наставительно и съ увѣренностію замѣчаетъ старый «унтеръ», видавшій на своемъ вѣку виды, — и одно подобное замѣчаніе вдругъ ободряетъ цѣлый ложементъ, цѣлую роту.
— «Вѣрно, братцы, вѣрно! Это настоящее слово! проносится между кучками: —нут-ка, съ Богомъ!… Во имя Отца и Сына… пли!» — и новый дружный залпъ треснулъ на встрѣчу противнику.
— «Вишь ты! вонъ оно какъ!… Съ разу тылъ и далъ… Вотъ оно что̀ значитъ, съ Божьимъ-то именемъ!»
А солнечный зной между тѣмъ палитъ и угнетаетъ: и лица, и спины, и грудь, и все тѣло обливаются потомъ; солдатскія рубахи мокры, липнутъ къ тѣлу — мѣшаетъ все это работать… Жажда къ тому же смертная, а воды нѣтъ, и чтобы добыть ее, приходится идти на лѣвый флангъ и подъ ужаснымъ огнемъ осторожно спускаться по головоломной тропинкѣ на самое дно глубокой долины, къ фонтану. А тутъ еще одолѣваютъ миріады мухъ, носящихся надъ мертвыми тѣлами. Все притомилось въ горной природѣ подъ этимъ удушливымъ зноемъ, все примолкло, привяло, поникло, — однѣ лишь тучи мухъ жужжатъ внизу, да балканскіе орлы, испуганные непривычнымъ для нихъ грохотомъ и свистомъ, взвиваются все выше и выше, и плаваютъ въ лазоревомъ пространствѣ, едва досягаемомъ для глаза, да еще несмолкаемая перестрѣлка измученныхъ людей трещитъ, не переставая ни на мгновенье — и мертвая знойная тишина всей природы нарушается не стонами раненыхъ, которыхъ почти не слышно, даже не криками команды, а однимъ лишь грохотомъ выстрѣловъ, свистомъ пуль и шипѣніемъ улетающей или прилетающей гранаты. По истинѣ, это были ужасныя минуты… Ужасна была даже самая противоположность между безучастно спокойною природой и этою лихорадочною борьбою — борьбою на смерть людей, изнемогающихъ отъ безсонницы, голода и зноя, и умирающихъ молча, безропотно… Турки дрались геройски; русскіе были непреклонны и не уступали ни на шагъ. Но отдавая полную справедливость воинской доблести нашихъ враговъ, умалять которую было бы недостойно насъ (хотя надо сознаться, что мы не ожидали съ ихъ стороны такой упорной настойчивости въ достиженіи своей цѣли), все же должно сказать, что Шипкинскій проходъ обороняла одна лишь горсть русскихъ и болгаръ противъ цѣлой арміи Сулеймана. Шипка — это въ своемъ родѣ Ѳермопилы[11] новѣйшей военной исторіи, которая — кто бы ни писалъ ее, друзья или недруги — обязана воздать должную справедливость героизму защитниковъ этого горнаго прохода.
Въ два часа по полудни, къ полковнику Липинскому былъ присланъ изъ боковаго отряда офицеръ съ донесеніемъ, что мы обременены тамъ громаднымъ (сравнительно) количествомъ раненыхъ, тогда какъ силы непріятеля все прибываютъ и прибываютъ, и что удерживать позицію долѣе нѣтъ никакой возможности, если не будутъ сейчасъ же даны достаточныя подкрѣпленія.
Но у Липинскаго оставался одинъ лишь полувзводъ со знаменами…
А между тѣмъ въ тылу Сѣверной горы кипитъ сильная перестрѣлка, и вдругъ, въ довершеніе всего, Липинскій замѣчаетъ, что большія партіи черкесовъ стремятся въ атаку на горную батарею, не смотря на то, что двѣ роты[12] встрѣчаютъ ихъ частыми залпами. Положеніе съ минуты на минуту становилось все болѣе и болѣе критическимъ: вся, какъ есть, позиція кругомъ была уже атакована турками. Пришлось обратиться за помощію на передовую позицію (гора св. Николая), которая и сама подверглась въ то же время настойчивымъ приступамъ. Начальникъ этой послѣдней позиціи, флигель-адъютантъ полковиикъ графъ Толстой, какъ ни трудно ему приходилось, все же нашелъ возможность удѣлить изъ своихъ силъ одну роту[13] на помощь полковнику Липинскому, и эта рота, поставленная въ резервѣ, успѣла отразить нѣсколькими своими залпами настойчивую атаку черкесовъ на горную батарею. Боковому же (правофланговому) отряду, вмѣсто подкрѣпленія было послано одно лишь подтвержденіе: держаться во что бы ни стало, потому что скоро прибудутъ подкрѣпленія[14]; если же держаться не хватитъ уже ни малѣйшей возможности, то отступать на «перешеекъ», къ домикамъ перевязочнаго пункта, не заслоняя собою фугасовъ, и при этомъ всѣ, кто не раненъ, должны сейчасъ же занимать новые ложементы — на перешейкѣ. Вмѣстѣ съ этимъ распоряженіемъ, подпоручику Романову приказано быть вполнѣ готовымъ со своею гальваническою батареей, на случай, если придется взрывать фугасы[15].
Вѣсть о скоромъ прибытіи свѣжихъ войскъ, мигомъ облетѣвшая наши ложементы, нѣсколько оживила духъ изнеможенныхъ защитниковъ Шипки. Въ половинѣ пятаго часа по полудни графъ Толстой привелъ съ собою съ горы св. Николая еще одну брянскую роту (2-ю линейную) и это дало возможность не только заполнить ближайшіе ложементы, но и сохранить нѣкоторую сомкнутую часть въ резервѣ. Графъ Толстой прибылъ къ полковнику Липинскому, какъ къ старшему, чтобы узнать распоряженія, потому что добраться до тыльной позиціи, гдѣ находился генералъ Столѣтовъ, не было уже никакой возможности, и тутъ-то эти два офицера порѣшили между собою — не отступать ни въ какомъ случаѣ, ни подъ какимъ видомъ, а умирать всѣмъ до послѣдняго человѣка на мѣстѣ.
И такъ, въ резервѣ, благодаря графу Толстому, очутилась еще одна рота. Тѣмъ не менѣе, положеніе боковаго отряда было отчаянное, невозможное. На передовой перевязочный пунктъ, расположенный на перешейкѣ у бѣлыхъ домиковъ, безпрестанно направлялись большія группы раненыхъ, и уже по одному ихъ числу, сравнительно съ числомъ защитниковъ, можно было судить о тѣхъ грамадныхъ потеряхъ, какія несетъ отдѣльный правофланговый отрядъ. Здѣсь, на перевязочномъ пунктѣ, картина была не менѣе ужасна, чѣмъ и тамъ, на позиціи. Съ каждою минутою прибывали цѣлые десятки раненыхъ и накоплялись цѣлыми сотнями. Врачи не успѣвали накладывать перевязокъ; ползая на колѣняхъ по землѣ, въ пыли и въ крови, подъ палящимъ солнцемъ, они изнемогали. А тутъ еще пули свищутъ вокругъ, то тамъ, то здѣсь падаютъ и рвутся гранаты, обдавая окружающее пространство взметами пыли, комками земли, каменьями и осколками. Но на это уже некогда было обращать вниманіе, надо было торопиться дѣлать свое прямое дѣло. И замѣчательно: стоновъ слышалось очень мало — раненые и умирающіе какъ бы сознавали, что внѣшнее выраженіе ихъ страданій можетъ вліять на упадокъ духа уцѣлѣвшихъ еще товарищей, и молча переносили ужасныя муки. Все пространство около домиковъ было заполнено ранеными, съ изумительнымъ терпѣніемъ ожидавшими своей очереди для перевязки. Легко раненые, послѣ перевязки, просили дозволить имъ возвратиться на свои мѣста, въ ложементы, а многіе дѣлали это даже и самовольно, безъ всякихъ предупрежденій и разрѣшеній. Но тѣ, которые по силѣ и свойству своихъ ранъ не имѣли этой возможности, все-таки должны были оставаться на пунктѣ, такъ какъ днемъ не представлялось никакой возможности отвезти ихъ далѣе — на главный пунктъ (за четыре версты отъ позиціи) и затѣмъ въ Габрово: шоссе, пролегающее въ тылу нашей позиціи, съ двухъ сторонъ обстрѣливалось турками, такъ что нѣкоторые изъ раненыхъ, рискнувшіе отправиться по этой дорогѣ, были на пути или ранены вновь, или въ конецъ перебиты. Понятно, значитъ, каково должно было быть скопленіе раненыхъ подъ непріятельскимъ огнемъ у бѣлыхъ домиковъ!..
Но, слава Богу, къ пяти часамъ по полудни всѣ атаки въ тылу на шоссе были отбиты и даже перестрѣлка тамъ стала нѣсколько рѣже. Тѣмъ не менѣе, положеніе боковаго отряда было невыносимо: тамъ уже оставались не роты, а одна ничтожная горсть людей, дравшихся 12 часовъ безъ перерыва, безъ малѣйшаго отдыха, противъ несравненно сильнѣйшаго по числу непріятеля. Въ пять часовъ дня эта горсть, разстрѣлявъ почти всѣ патроны, стала наконецъ отступать отдѣльными маленькими кучками, успѣвъ однако вынести предварительно своихъ раненыхъ и забирая съ собою тѣхъ, кого хватала не смертнымъ ударомъ пуля на пути, во время отступленія, или которые попадались по дорогѣ. Почти всѣ офицеры этого отряда, находившіеся въ боевой линіи, были переранены и перебиты, а то, что̀ сегодня утромъ еще называлось ротами — представляло изъ себя теперь небольшія, перемѣшанныя по полкамъ кучки. Достаточно сказать, что во многихъ ротахъ мѣста командировъ, замѣняясь послѣдовательно младшими офицерами, фельдфебелями и унтеръ-офицерами, перешли, наконецъ, по прямой линіи начальствованія, къ ефрейторамъ и даже, за убылью послѣднихъ, къ простымъ рядовымъ солдатамъ.
Порѣшивъ съ полковникомъ Липинскимъ не уступать противнику ни пяди, графъ Толстой принялъ на себя повѣрку правофланговыхъ ложементовъ и управленіе ими. Турки между тѣмъ наступали медленно, но упорно. Полковникъ Липинскій приказалъ открыть по нимъ огонь залпами, поставивъ прицѣлы на тысячу шаговъ, а такъ какъ въ ложементахъ находились преимущественно линейныя роты, у которыхъ maximum прицѣла равняется только шестистамъ шагамъ, то имъ велѣно: поставивъ прицѣлъ на эту крайнюю линію дѣленія, цѣлить въ верхушки деревьевъ, чт́ и увеличивало дистанцію полета пуль до тысячи шаговъ. Но кромѣ того и самые залпы наши дѣлались столь дружно, что непріятель, не дойдя до опушки, остановился въ лѣсу на покатости, обращенной къ нашей позиціи.
Время шло, а помощи еще не было видно. Взоры жадно, въ томительномъ, тоскливомъ ожиданіи обращались назадъ, на габровскую дорогу, но тамъ виднѣлась пока только масса раненыхъ, запрудившихъ собою шоссе, не смотря на перекрестный со всѣхъ сторонъ огонь турокъ; эти несчастные тянулись мимо Сѣверной горы, по направленію къ горной батареѣ, и надо сознаться, видъ этой массы окровавленныхъ, изувѣченныхъ страдальцевъ производилъ тяжелое впечатлѣніе на войска, остававшіяся еще на своихъ мѣстахъ и отчаянно дравшіяся весь день подъ градомъ пуль, почти безъ глотка воды и вовсе безъ пищи, тѣмъ болѣе, что всѣ артпллерійскіе снаряды, за исключеніемъ картечи, были у насъ уже разстрѣляны. На всемъ пространствѣ позиціи буквально не было мѣста, которое не поражалось бы пулями и осколками. Обыкновенныя и самыя необходимыя въ каждомъ бою сообщенія линіи съ тыломъ, какъ напримѣръ: привозъ и передача приказаній, подноска патроновъ, посылка за водою и переноска раненыхъ, были не менѣе опасны, чѣмъ нахожденіе въ непосредственно боевыхъ линіяхъ. Санитары, уносившіе съ позиціи какого нибудь одного раненаго, достигали перевязочнаго пункта, имѣя на рукахъ уже двухъ и трехъ, которыхъ они подбирали по дорогѣ, а не рѣдко и сами дѣлались жертвами пули и являлись на пунктъ въ числѣ раненыхъ. Вообще, услуги санитаровъ, при самомъ усердномъ, самоотверженномъ отношеніи ихъ къ своему дѣлу, оказывалпсь недостаточными для удовлетворенія общей потребности, и потому удобствомъ переноски въ носилкахъ могли пользоваться весьма немногіе страдальцы; большую же часть тяжело раненыхъ санитары переносили на плечахъ, на ружьяхъ, на шинеляхъ или же на палаточныхъ холстахъ, а большинство, по необходимости, доползало или допрыгивало само до перевязочныхъ пунктовъ, которыхъ къ 9-ти часамъ 11-го числа образовалось нѣсколько на протяженіи позиціи, а именно, у каждой батареи, у погребовъ и въ резервѣ, около запасныхъ зарядныхъ ящиковъ. На этихъ импровизованныхъ пунктахъ, за недостаткомъ врачей, управлялись фельдшера, а матеріаломъ для перевязки служили палаточныя полотнища и бѣлье, такъ какъ всѣ надлежащіе для этого дѣла припасы были очень скоро израсходованы.
За массою раненыхъ потянулась, наконецъ, съ правофланговой позиціи и горсть отступившаго боковаго отряда. Увидѣвъ это, полковникъ Липинскій бросился на шоссе съ двадцатыо человѣками, остававшимися еще около него въ качествѣ резерва.
— Куда вы, братды? Куда? — раздался здѣсь авторитетный голосъ полковника. — Назадъ! Назадъ въ ложементы, на позицію! Кто вамъ сказалъ отступать? Отступленія нѣтъ, и не будетъ, и быть не можетъ! Сейчасъ придутъ подкрѣпленія, они уже близко… Назадъ!
Тогда смѣшанная толпа брянцевъ, орловцевъ и болгарскихъ дружинниковъ, всего человѣкъ полтораста, повернула назадъ и бросилась къ оставленнымъ ложементамъ. Къ этой горсти примкнули и легко раненые, добровольно прибѣжавшіе съ перевязочнаго пункта. Но тутъ уже въ нѣкоторыхъ ложементахъ, какъ говорятъ, дѣло доходило до того, что наши солдаты, за недостаткомъ патроновъ, швыряли въ наступающихъ турокъ сломанными ружьями, пустыми подсумками, комками земли, камнями и чѣмъ ни попало, а въ это же время другіе ложементы, гдѣ случайно оставалось еще кое-какое количество патроновъ, встрѣчали непріятеля дружными залпами. Люди при этомъ дѣлились патронами между собою, вынимая остатки ихъ изъ подсумковъ убитыхъ и раненыхъ. Между прочимъ здѣсь можно отмѣтить и слѣдующій частный эпизодъ: когда полковнику Липинскому удалось вернуть отступавшихъ людей, онъ оставилъ ихъ на шоссе, по пути къ покинутымъ ложементамъ, подъ командою фельдфебеля, а самъ бросился на Круглую батарею, которая тоже была покинута артиллеристами. Здѣсь онъ встрѣтилъ возвращавшуюся къ орудіямъ прислугу. Оказалось, что командиръ Круглой батареи, подполковникъ Беницкій, увидя отступающихъ съ праваго фланга людей и предположивъ поэтому, будто началось общее отступленіе, счелъ нужнымъ вынуть изъ орудій замки и очистить батарею, такъ какъ у него не оставалось больше снарядовъ. Но замѣтивъ свою ошибку, Беницкій поворотилъ вмѣстѣ съ прислугою назадъ, бѣгомъ бросился на батарею, распорядился тотчасъ же вставить замки и тутъ же былъ убитъ наповалъ пулею въ голову. «Я не считаю себя въ правѣ умолчать объ этомъ фактѣ — доносилъ, между прочимъ, Главнокомандующему полковникъ Липинскій — хотя глубоко убѣжденъ, что это произошло по недоразумѣнію и никогда не можетъ лечь пятномъ на память такого храбраго и распорядительнаго офицера, какимъ былъ подполковникъ Беницкій, съ полнымъ пренебреженіемъ къ опасности державшійся въ продолженіи трехъ дней при своихъ орудіяхъ».
Возвратившись съ Круглой батареи въ ложементы, для того чтобы успокоить и ободрить людей, полковникъ Липинскій приказалъ имъ прекратить залпы, такъ какъ турки, отступивъ еще разъ, болѣе не лѣзли на наши позиціи, и онъ вторично объявилъ напрямикъ, что отступленія ни въ какомъ случаѣ быть не можетъ.
И что же! — Эта горсть измученныхъ героевъ, окончательно рѣшась на смерть, вдругъ отвѣтила ему громкимъ одобреніемъ и русскимъ «ура».
Но въ эту самую мннуту блеснулъ лучъ надежды: видятъ они, что по направленію къ ихъ позиціи отъ горной батареи бѣлѣютъ сквозь пыль какія-то рубахи и движется толпа солдатъ человѣкъ въ двѣсти. Слава Богу, это свѣжіе люди, это оно — давно обѣщанное и давно желанное, томительно жданное подкрѣпленіе!
— «Ура!… Наша не пропала!… Наши идутъ! Братцы! Спасители!.. Скорѣе!.. Выручайте!» Такими криками встрѣтили измученные «шипкинцы» охотниковъ 4-й стрѣлковой бригады, оиередившихъ свои части и привезенныхъ сюда казаками на стременахъ или на крупахъ лошадей.
«Ура», восторженно раздавшееся при встрѣчѣ подкрѣпленія, первоначально въ одной части, и затѣмъ сейчасъ же подхваченное по сосѣдству другимъ, третьимъ, четвертымъ ложементомъ, перешло послѣдовательно и на всѣ остальные, и вотъ, вся рѵсская оборонительная линія дружно огласилась этимъ радостнымъ, долгимъ крикомъ. Турки услышали и видимо озадачились: они поняли, что значитъ этотъ крикъ, поняли, что къ намъ пришли, наконецъ, новыя силы.
Въ это же время прибылъ на Шипку и командиръ 8-го корпуса, генералъ-лейтенантъ Радецкій. Остановясь пока верстахъ въ двухъ позади, онъ сейчасъ же направилъ по ущелью къ горѣ, на звукъ выстрѣловъ, подоспѣвшія къ мѣсту дѣйствія три роты 16-го стрѣлковаго батальона. Замѣтивъ это, полковникъ Липинскій приказалъ возобновить огонь залпами по всей линіи и предоставилъ первымъ двумъ сотнямъ охотниковъ изъ стрѣлковой бригады занять свободные ложементы, т. е. тѣ, гдѣ всѣ люди были окончательно уже перебиты. Вновь открытые нами залпы, благодаря доставленнымъ патронамъ, продолжались около получаса, пока три роты стрѣлковъ, направленныя Радецкимъ, успѣли добраться по ущелью до лѣсной опушки, занятой турками, и тамъ, открывъ сильный огонь, двинулись вдругъ въ обхватъ непріятельскаго лѣваго фланга. Движеніе этихъ ротъ заставило вскорѣ совсѣмъ прекратить огонь изъ нашихъ правофланговыхъ ложементовъ, такъ какъ иначе мы рисковали попадать въ своихъ, вмѣсто турокъ. Надо было сейчасъ же поддержать отважный натискъ этихъ ротъ, и потому полковникъ Липинскій приказалъ 11-й ротѣ Брянскаго полка, защищавшей передовой ложементъ, немедленно двинуться впередъ въ атаку. — «Да только смотри, ребята, лихо! молодцами!.. Съ пѣснями! Пой всѣ, кто можетъ!»
И вотъ, высокій фальцетъ ротнаго запѣвалы взвился надъ колонною, подъ акомпаниментъ выстрѣловъ:
«Что подъ дождичкомъ трава,
То солдатска голова».
И вся рота, до послѣдняго человѣка, дружно и быстро идя впередъ, подхватила припѣвъ этой старой солдатской пѣсни.
Турки, пораженные такимъ страннымъ, отнюдь не ожиданнымъ ими оборотомъ дѣла, начали быстро очищать Лѣсную гору, или по̀-просту, говоря солдатскимъ языкомъ, «задавать драла».
Тутъ уже неудержимо сказалось общее увлеченіе доблестныхъ «шипкинцевъ». Всѣ, кто былъ въ передовыхъ ложементахъ. повыскакивали впередъ, бѣгомъ, на «ура», въ догонку за 11-ю брянскою ротой и охотниками стрѣлковой бригады. «Ура» восторженно шумѣло и орлинымъ кличемъ неслось надъ всею бѣгущею впередъ линіею… Тутъ не было ни ротъ, ни взводовъ, ни отдѣленій: были просто люди, русскіе люди, которые неслись гурьбою все дальше и далыпе, съ беззавѣтною жаждою «доканать турка» или умереть, гдѣ Богъ укажетъ.г Но «доканать турка» было мудрено съ такими силами, и командиры хорошо это видѣли и сознавали: люди могли бы только «зарваться» безъ пользы и погибнуть подъ ударами свѣжихъ силъ далеко не равной арміи Сулеймана. Достаточно было и того, что врагъ остается на сегодня безъ всякаго выигрыша и отступаетъ, что успѣхъ этого дня пока за нами, а сейчасъ прибудутъ къ намъ новыя значительныя силы, и тогда дальнѣйшее положеніе наше, какъ обороняющихся, до поры до времени обезпечено. Да и кромѣ того, раскаленное солнце уже садилось: сейчасъ наступитъ темнота, а среди потемокъ какъ вести атаку по̀ лѣсу, гдѣ на каждомъ шагу могутъ представиться неожиданныя засады?… Нельзя было рисковать успѣхомъ обороны, тѣмъ болѣе, что вся стратегическая задача нашего отряда ограничивалась только удержаніемъ за собою во что бы то ни стало Шипкинскаго перевала. Въ силу всѣхъ этихъ соображеній, надо было удержать прекрасный, беззавѣтный порывъ нашихъ людей, и должно сказать, что начальники едва успѣли достичь этого, остановивъ солдатъ уже въ лѣсной опушкѣ. Быстрыя сумерки совсѣмъ спустились на землю, непріятель совершенно отступилъ, и отступилъ далеко, на вторую гору. Дальнѣйшее наступленіе было бы безполезно и крайне рискованно. Поэтому люди были возвращены въ свои ложементы.
Но что̀ за масса турецкихъ труповъ чернѣлась по всему склону горы!… Эта масса покинутыхъ противникомъ тѣлъ краснорѣчивѣе всего свидѣтельствовала о томъ, какой жестокій бой свирѣпствовалъ здѣсь непрерывно въ теченіи полусутокъ.
Только къ восьми часамъ вечера, когда вполнѣ уже стемнѣло и масса искристыхъ звѣздъ усѣяла синее южное небо, стихло все на обѣихъ позиціяхъ — и выстрѣлы, и крики. Одни лишь слабые, глухіе стоны, если прислушаться, доносились порою съ горныхъ скатовъ и изъ глубины темныхъ овраговъ.
Генералъ Радецкій, съ момента своего прибытія на Шипку отдавшій все время осмотру позицій и основательному ознакомленію съ ними, приказалъ занять гору, гдѣ находилась наша боковая правофланговая позиція, 11-ю ротою Брянскаго полка и тремя ротами 16-го стрѣлковаго батальона. Этимъ распоряженіемъ закончилось славное дѣло трехсуточнаго боя за отстояніе Шипки. И какія же силы самоотверженно обороняли этотъ проходъ, эти — повторяемъ — новыя Ѳермопилы военной исторіи? — Всего лишь два некомплектные полка, съ остатками[16] пяти болгарскихъ дружинъ, при 20-ти орудіяхъ[17] и при существенной помощи, въ послѣднія минуты, со стороны 16-го стрѣлковаго батальона, обороняли противъ цѣлой арміи Сулеймана-паши, этого—по отзыву всѣхъ его знающихъ — «суроваго, непреклоннаго волею, начитаннаго и талантливаго полководца». 2,000 выбывшихъ изъ строя убитыми и ранеными представляютъ, сравнительно съ общими силани защитниковъ, громадную убыль: у насъ оставались не полки, не батальоны, а горсти, и эти горсти геройски исполнили свое тяжкое дѣло до конца, не уступивъ противнику почти ни няди. Всѣ лошади тоже были перебиты или изранены. Предвидя, что на сегодня предстоитъ отчаянное дѣло, начальство еще ранѣе семи часовъ утра, вслѣдствіе значительныхъ потерь въ лошадяхъ, распорядилось отправить ихъ въ безопасное мѣсто, за восемь верстъ назадъ, и сюда направлены были не только обозныя, но даже всѣ лошади изъ-подъ зарядныхъ ящиковъ и отъ лазаретныхъ линеекъ; орудійныя же и вообще артиллерійскія запряжки были отправлены еще наканунѣ (10-го августа) вечеромъ. Благодаря лишь этой мѣрѣ, мы успѣли спасти отъ напрасной потери нѣкоторую часть нашей конской перевозочной силы.
Но если наши потери были велики, зато и непріятель разбилъ свою голову объ шипкинскія скалы. Чтобы получить приблизительное понятіе о числѣ лишь оставленныхъ турками труповъ (а извѣстно, что мусульмане, даже въ силу религіознаго закона и исконнаго обычая, обязаны уносить съ собою, по возможности, всѣ тѣла своихъ убитыхъ), генералъ Радецкій, по предложенію полковника Липинскаго, приказалъ пересчитать турецкіе трупы на небольшомъ пространствѣ — только противъ района дѣйствій 5-й и 6-й ротъ Брянскаго полка, т.-е. противъ восточнаго склона хребта за Сѣверною горою, въ тылу нашей позидіи, — и тутъ оказалось болѣе 500 непріятельскихъ труповъ. А сколько было раненыхъ, которыхъ успѣли заблаговременно убрать съ мѣста, или которые сами кое-какъ выбрались изъ-подъ выстрѣловъ!…
Наибольшее количество турецкихъ труповъ валялось въ этотъ день въ пространствѣ мѣстности, лежащей противъ нашего праваго фланга, гдѣ дѣйствовалъ боковой отрядъ. Намъ, во избѣжаніе заразы, пришлось очищать отъ нихъ не только склоны правофланговыхъ горъ, но и самый лѣсъ, и зарывать ихъ въ могилы въ теченіи нѣсколькихъ дней, до 19-го августа, на что́ ежедневно наряжаемы были по двѣ роты, въ помощь которымъ каждый разъ приходило до четырехсотъ болгаръ изъ окрестностей Габрова. Въ особенности много труповъ валялось по лощинамъ и оврагамъ, гдѣ зловоніе ихъ страшно заражало воздухъ. А вокругъ горы св. Николая, гдѣ мѣстность непосредственно подвергалась обстрѣлу со стороны противника и гдѣ поэтому намъ невозможно было заниматься уборкою мертвыхъ, турки складывали ихъ рядами, одинъ на другаго, затѣмъ засыпали ихъ съ поверхности слоемъ земли, и изъ такого-то матеріала устраивали для себя ложементы. Чтобы убрать непріятельскіе трупы въ опушкѣ и на склонѣ горы противъ правофланговыхъ траншей, потребовался двухсуточный усиленный трудъ цѣлаго батальона, не говоря уже о помощи болгарскихъ жителей. И все это дѣлалось подъ выстрѣлами; турки, очевидно, препятствовали намъ заниматься уборкою ихъ же тѣлъ, для того чтобы въ эти ужасные знойные дни вымаривать насъ на Шипкѣ заразою. Однимъ словомъ, похоронено нами было въ это время болѣе 7,000 турецкихъ труповъ, а если считать раненыхъ, то убыль непріятеля слѣдуетъ опредѣлить, по меньшей мѣрѣ, въ 15,000 человѣкъ.
Люди наши до послѣдней крайности были утомлены 16-ти часовымъ боемъ, и чуть ли не сорока-градусною жарою, но и наступившая теплая ночь не принесла имъ съ собою отдыха: въ воздухѣ все еще стояла духота, а тутъ надо было, прежде всего, заняться теперь переноскою съ позицій на перевязочный пунктъ массы тяжело раненыхъ; затѣмъ нужно было собрать убитыхъ товарищей, вырыть имъ братскія могилы и похоронить по-христіански; потомъ разобраться и разсчитаться людьми по остаткамъ полковъ, батальоновъ, ротъ и взводовъ, привести все это въ надлежащій порядокъ, для новаго боя; и въ то же время являлась крайняя необходимость возобновить, какъ можно скорѣе, запасъ патроновъ въ своихъ подсумкахъ, и пополнить разстрѣлянное количество снарядовъ на батареяхъ; доставлены же они были на позицію только въ часъ по полуночи; наконецъ, необходимо было исправить поврежденія батарей и возвести новыя закрытія, и медлить всѣми этими работами не представлялось возможности, такъ какъ съ разсвѣтомъ ожидалось повтореніе столь же рѣшительныхъ приступовъ. На все это требовались рабочія руки, а ихъ неоткуда было взять, какъ только изъ рядовъ тѣхъ же сражавшихся людей. Физическое утомленіе и нервное возбужденіе впечатлѣніями ужаснаго боя были столь велики, что когда, въ одиннадцать часовъ вечера, въ изобильномъ количествѣ привезли, наконецъ, на позицію простывшую пищу, то люди почти и не дотронулись до котловъ: пропалъ весь аппетитъ, и когда ихъ понуждали разбирать ее въ свои котелки, они исполняли это медленно, апатически. Едва лишь послѣ двухъ часовъ ночи успѣли кое-какъ управиться со всѣми дѣлами и работами; но и затѣмъ люди все-таки не успокоились: большинство не спало и занималось въ отдѣльныхъ кучкахъ оживленными разсказами и передачею своихъ личныхъ впечатлѣній пережитаго дня, не обращая никакого вниманія на тѣ рѣдкія, одиночныя турецкія пули, которыя и теперь время отъ времени, т. е. ежеминутно, пролетали между ихъ группами, напоминая о себѣ своимъ слабымъ болѣзненно-ноющимъ звукомъ. Говоръ между солдатами не прекращался до самаго утра.
Примѣчанія править
- ↑ 2-й бригады 9-й пѣхотной дивизіи, генералъ-маіора Дерожинскаго.
- ↑ Первые батальоны этого полка (1-й м 3-й) прибыли на мѣсто въ половинѣ двѣнадцатаго часа утра, а 2-й батальонъ, по приказанію генерала Дерожинскаго, былъ задержанъ въ пунктѣ развѣтвленія дороги, гдѣ одна вѣтвь ея ведетъ къ горѣ св. Николая, а другая, правѣе, на деревню Зелено-Древо. 2-й батальонъ прибылъ на позицію уже въ часъ по полудни; остальные же два, по прибытіи, немедленно заняли мѣста на передовой и главной позиціи у Сѣверной горы, частью въ ложементахъ, частью въ резервѣ.
- ↑ Четыре 4-хъ-фунтовыхъ орудія.
- ↑ Кромѣ того, въ резервѣ оставались у насъ еще четыре орудія горной батареи.
- ↑ Двѣ линейныя роты и взводъ стрѣлковъ.
- ↑ А именно: прибавлены еще полувзводъ стрѣлковъ и 9-я линейная рота Брянскаго полка.
- ↑ 5-я линейная, подъ начальствомъ штабсъ-капитана Шнея, и полурота 9-й роты, подъ начальствомъ капитана Канчіолова.
- ↑ 5-ю роту Орловскаго полка.
- ↑ Начальникъ боковаго правофланговаго отряда.
- ↑ Орловскаго полка.
- ↑ Хотя по условіямъ мѣстности Шипкинскій перевалъ вовсе не походитъ на Ѳермопилы, такъ какъ это не тѣснина, не ущелье; напротивъ, онъ потому-то и былъ предпочтенъ Митхадомъ-пашею для проложенія чрезъ него шоссейной дороги, что онъ гораздо ниже, просторнѣе и удобнѣе прочихъ переваловъ.
- ↑ 2-я стрѣлковая Орловскаго полка, подъ начальствомъ поручика Нкифорова, и 6-я линейная Брянскаго полка.
- ↑ 1-ю линейную Брянскаго полка.
- ↑ О скоромъ прибытіи стрѣлковой бригады было уже получено извѣщеніе генералъ-маіора Цвѣцинскаго.
- ↑ Этотъ достойный офицеръ помимо его спеціальнаго дѣла и ежесуточныхъ (въ теченіи цѣлыхъ ночей) работъ по исправленію нашихъ укрѣпленій, поврежденныхъ противникомъ, будучи контуженъ 11-го августа осколкомъ гранаты, не только оставался при гальваническомъ приборѣ, но даже управлялъ обороною того ложемента, при которомъ находился.
- ↑ Послѣ забалканской экспедиціи генерала Гурко и сраженія при Эски-Загрѣ.
- ↑ Изъ ннхъ — одна батарея горныхъ, которыя далеко не могла состязаться съ дальнобойными крупповскими батареями Сулеймана, а оказывали намъ помощь лишь при отраженіи ближайшихъ натисковъ.