Въ сорока̀ съ небольшимъ верстахъ къ юго-западу отъ Кишинева, въ пологой и неглубокой котловинѣ залегаетъ небольшое мѣстечко Гура-Галбина, что̀ по-молдавански значитъ желтая пасть. Мѣстечко это бѣдное и ровно ничѣмъ не отличается отъ множества подобныхъ ему бессарабскихъ селеній. Возвышенности его окружающія совершенно голы, пустынны и словно траншеями изборождены глубокими водомоинами. На одной изъ прилегающихъ горъ, уже внѣ селенія, торчитъ мельница-вѣтрянка, безъ крыльевъ, на другой, противуположной — одиноко бѣлѣетъ церковь съ провалившеюся крышею, построенная нѣкогда изъ глино-соломенныхъ необжигаемыхъ кирпичей въ молдаванскомъ стилѣ, который не отличается ни особымъ изяществомъ, ни особенною характерностію, приближаясь скорѣе всего къ романскому типу самой простѣйшей формы.
Въ настоящее время въ Гура-Галбинѣ помѣщается штабъ сводной казачьей дивизіи, или «гулевыхъ полковъ», по чрезвычайно мѣткому выраженію генералъ-лейтенанта Д. И. Скобелева, ихъ дивизьоннаго начальника. Кромѣ штаба, тутъ же расквартированъ еще и Терско-Горскій конно-иррегулярный полкъ, составленный исключительно изъ кавказскихъ уроженцевъ, ингушей и осетинъ. Этотъ полкъ самъ по себѣ представляетъ весьма оригинальное, ярко-характерное и совсѣмъ новое явленіе въ рядахъ европейской русской арміи, гдѣ кавказскіе полки появляются еще впервые со времени своего существованія. Въ случаѣ войны, это будетъ не безъинтересный фактъ въ русской военной исторіи. Во всякомъ случаѣ, Горскій полкъ заслуживаетъ, чтобы поговорить о немъ подробнѣе. Но предварительно необходимо сообщить нѣсколько данныхъ вообще о назначеніи «гулевыхъ» полковъ и о составѣ сводной казачьей дивизіи.
Уже самое слово «гулево̀й» указываетъ на назначеніе, предстоящее этимъ частямъ войскъ въ случаѣ военныхъ дѣйствій. Онѣ первыя, быть можетъ, вступятъ на территорію противника; имъ же, весьма вѣроятно, предстоитъ и первая съ нимъ встрѣча. Онѣ будутъ нести сторожевую и партизанскую службу, впереди и по сторонамъ своей арміи, а также по флангамъ и въ тылу арміи непріятельской, такъ сказать, гулять по непріятельскому краю. Онѣ не входятъ въ составъ какой-либо крупной тактической единицы, не связаны административно и тактически съ какимъ-либо корпусомъ, какъ дивизіи регулярной кавалеріи, а составляютъ совершенно самостоятельную часть, состоящую при дѣйствующей арміи; поэтому и военныя ихъ дѣйствія будутъ носить преимущественно самостоятельный характеръ. Кромѣ разныхъ спеціально-военныхъ назначеній, которыя могутъ встрѣтиться имъ на томъ или другомъ изъ пунктовъ театра войны, гулевыя сотни, будучи партизанскими по преимуществу, должны будутъ служить для своей арміи зоркимъ, недремлющимъ глазомъ и чуткимъ ухомъ. Онѣ должны на всякій день и часъ быть непрестанною грозою противника, наводить на него смятеніе внезапнымъ появленіемъ тамъ, гдѣ ихъ и не чаютъ, и, лихо исполнивъ свое дѣло, исчезать столь же быстро и, для противника, невѣдомо куда, какъ было быстро и невѣдомо самое ихъ появленіе предъ его глазами. Вся сила гулевыхъ частей должна заключаться преимущественно въ нравственномъ вліяніи на противника, въ томъ, чтобы онъ боялся одного уже имени «гулевыхъ», какъ нѣкогда боялись французы донскихъ казаковъ, не дававшихъ имъ ни минуты покоя. «Гулевые» между прочимъ должны являться грозными мстителями за каждое новое звѣрство надъ христіанами и быть надежною опорою этихъ послѣднихъ. Въ этомъ отношеніи назначеніе ихъ будетъ исполнено блистательнымъ образомъ, если они достигнутъ того, что противникъ—и при томъ не тотъ лишь, что входитъ въ составъ регулярной арміи, а и тотъ, который составляетъ мѣстное мусульманское населеніе—проникнется полнымъ убѣжденіемъ, что ни одно его звѣрство, ни одинъ возмутительный поступокъ надъ безоружною райею[1] не пройдетъ ему впредь безнаказанно.
Таково-то въ общихъ чертахъ назначеніе нашей сводной казачьей дивизіи, въ составъ которой входятъ слѣдующія части: 1) полкъ Кубанскій (именно 2-й кубанскій) шестисотеннаго состава, собранный изъ кубанскихъ линейныхъ казаковъ; командиръ—подполковникъ Кухаренко; 2) полкъ донской казачій № 30-го, въ шестисотенномъ составѣ; командиръ—полковникъ Орловъ; 3) полкъ Владикавказскій терскаго казачьяго войска; составъ четырехсотенный; командиръ—полковникъ Левизъ-офъ-Менаръ; 4) полкъ Терско-Горскій, конно-иррегулярный, четырехсотеннаго состава: командиръ—полковникъ Панкратовъ; 5) конно-горная донская № 1-го батарея; шесть орудій трехфунтоваго калибра; командиръ—войсковой старшина Костинъ.
Вся дивизія, за исключеніемъ донскихъ частей, одѣта въ однообразныя форменныя черкески чернаго цвѣта. Полкъ отъ полка отличается цвѣтомъ бешметовъ, погонъ, суконныхъ верхушекъ на бараньихъ папахахъ и «газыре́й», т.-е. гарусныхъ патронныхъ затычекъ къ наперснымъ патронникамъ. Такимъ образомъ въ Кубанскомъ полку всѣ эти принадлежности краснаго цвѣта, во Владикавказскомъ—синяго и въ Терско-Горскомъ—бѣлаго, но при свѣтлосинихъ погонахъ. Всѣ эти полки носятъ бурки и башлыки, которые у терско-горцевъ, тоже бѣлые, что̀ чрезвычайно красиво, да и вообще весьма красива, ловка и удобна вся своеобразная форма этихъ трехъ полковъ, богатая серебромъ, съ кавказскою чернью и золотыми насѣчками, которое блеститъ и сверкаетъ на оружіи, на поясахъ, на металлическомъ оружейномъ наборѣ и на галунныхъ позументахъ. Сотенный составъ казачьихъ полковъ достаточно извѣстенъ; въ Терско-Горскомъ же полку сотня состоитъ, кромѣ сотеннаго командира и офицеровъ, изъ 120-ти всадниковъ, двухъ юнкеровъ, четырехъ урядниковъ и одного трубача; въ этотъ же разсчетъ входитъ и одинъ юнкеръ—знаменосецъ. Каждая сотня въ полкахъ сводной казачьей дивизіи имѣетъ свой особый значекъ, служащій для нея какъ бы сотеннымъ знаменемъ и возимый во фронтѣ. Такимъ образомъ, каждый всадникъ, посланный ли съ отдѣльнымъ порученіемъ куда-либо въ сторону, или послѣ аттаки, во время которой иррегулярныя части обыкновенно широко разметываются по полю, можетъ по цвѣту и формѣ сотеннаго значка еще издали отличить легко и удобно свою сотню. Подобные же значки предполагается присвоить также и регулярнымъ частямъ на время похода и боеваго дѣла и возить ихъ за старшими начальниками частей. Условный цвѣтъ и форма значка опредѣляютъ строевую должность начальника. Такіе значки, какъ предполагаютъ, должны представлять въ бою значительное удобство какъ дли сбора самихъ частей, для указанія направленія какому-либо движенію, такъ и въ особенности для ординарцевъ и адъютантовъ.
Полковые штабы сводной казачьей дивизіи расположены въ окрестностяхъ Гура-Галбины, такъ что въ два часа времени всѣ полки могутъ уже быть на сборномъ пунктѣ.
Терско-Горскій четырехсотенный полкъ дѣлится на два дивизьона; въ первомъ дивизьонѣ служатъ исключительно осетины, а во второмъ—ингуши. Между первыми есть 170 человѣкъ христіанъ, вторые же исключительно магометанскаго вѣроисповѣданія; всѣ они жители Терской области, владикавказскаго и осетинскаго округовъ (бывшій «центръ» нашей военно-кавказской «линіи»). Весь этотъ полкъ составленъ исключительно изъ добровольцевъ, и когда его формировали, то къ завѣдывавшему формированіемъ полковнику Панкратову являлись охотники цѣлыми аулами, цѣлыми волостями, прося принять ихъ на службу. Эти добродушные люди очень огорчались тѣмъ, что зачѣмъ-де формируютъ только одинъ полкъ, зачѣмъ ихъ берутъ такъ мало, когда джигитовъ хватитъ у нихъ на десять такихъ полковъ. И дѣйствительно, случись только въ нихъ надобность, они всѣ явятся на призывъ съ величайшею готовностію. Когда осенью прошлаго года въ одной изъ газетъ появились статьи, обвиняющія ингушей въ какихъ-то измѣнническихъ намѣреніяхъ, то туземцы владикавказскаго округа, возмущенные этимъ обвиненіемъ до глубины души, прислали къ окружному начальнику депутацію изъ пятидесяти старѣйшинъ, которые горячо протестовали передъ нимъ противъ несправедливаго газетнаго извѣта и усердно просили, чтобы имъ позволили на свой счетъ сформировать изъ себя полкъ, дабы не на словахъ, а на дѣлѣ убѣдительно доказать ихъ вѣрность и преданность «Справедливому Царю» и Россіи. Когда формированіе Терско-Горскаго полка было окончено, то особая депутація отъ осетинъ и ингушей обратилась къ командующему войсками Терской области, генералъ-адъютанту Свистунову, съ просьбою исходатайствовать о назначеніи къ нимъ въ полкъ командиромъ ихъ окружнаго начальника полковника Панкратова. Ходатайство это было уважено. Весь полкъ собранъ былъ въ десять дней. 9-го ноября генералъ-адъютантъ Свистуновъ, возвратясь изъ Тифлиса, передалъ приказъ о призывѣ на службу осетинъ и ингушей, а 21-го числа того же мѣсяца было уже донесено, что полкъ сформированъ и вполнѣ готовъ къ выступленію. Каждый всадникъ явился по призыву на собственной лошади, обмундированный и одѣтый на свой счетъ. Теперь они получаютъ отъ казны содержаніе: каждый рядовой—по десяти рублей въ мѣсяцъ жалованья, фуражъ и пищу натурою, при чемъ вмѣсто непривычнаго для нихъ ржанаго хлѣба отпускается пшеничный; кромѣ того, всѣмъ имъ розданы казенныя берданки казачьяго образца, взамѣнъ ихъ собственныхъ кремневыхъ ружей. Между осетинами находятся въ первомъ дивизьонѣ 60 алдаровъ, то-есть мѣстныхъ дворянъ, изъ которыхъ есть люди весьма зажиточные и даже богатые, какъ напр. Ходарцовъ, имѣющій шесть тысячь въ годъ дохода, и большая часть этихъ алдаровъ добровольно служитъ рядовыми всадниками. Вообще, между горскими добровольцами стоятъ въ рядахъ и отцы съ сыновьями, и дяди съ племянниками, и по нѣскольку родныхъ братьевъ. Между офицерами найдется, пожалуй, нѣсколько неграмотныхъ, но за то всѣ они съ практическаго навыка прекрасно знаютъ свое дѣло, всѣ они украшены тремя-четырьмя серебряными и золотыми знаками военнаго ордена и почтенными боевыми шрамами на лицѣ и на тѣлѣ; есть между ними и люди съ отрубленными въ бою пальцами, а все-таки служатъ по доброй охотѣ и снова рвутся въ бой. Всѣ офицеры—превосходные стрѣлки и умоляютъ дать и имъ тоже берданки. На 25 человѣкъ офицеровъ въ Терско-Горскомъ полку, за исключеніемъ полковаго командира, только двое русскихъ, адъютантъ и казначей, на которыхъ и лежатъ всѣ административно-письменныя обязанности. Впрочемъ, въ дивизьонной канцеляріи, которая вся состоитъ только изъ четырехъ писарей (по одному отъ каждаго полка), находится для переписки одинъ молодой осетинъ, окончившій курсъ въ своей аульной школѣ и замѣчательно красиво и правильно пишущій порусски. По его словамъ, между туземцами, и особенно въ средѣ молодежи, въ послѣдніе годы, благодаря школамъ, русская грамота дѣлаетъ большіе успѣхи. Первоначально было назначено въ полкъ только 14 офицеровъ, преимущественно изъ тѣхъ, что помоложе, повыносливѣе и поразвитѣе. Но этимъ серьезно огорчились и даже обидились офицеры-старики, рубаки былаго кавказскаго времени, входившіе въ составъ той депутаціи, которая предлагала сформировать изъ себя полкъ въ доказательство своей вѣрности Русскому Престолу. Хотя между этими стариками есть и шестидесятилѣтніе люди, но они не хотѣли отстать отъ своей молодежи и усерднѣйше просили разрѣшить и имъ тоже стать въ ряды, какъ старымъ, опытнымъ бойцамъ, дабы служить для молодежи добрымъ примѣромъ боевой лихости и походной выносливости. По особому ходатайству генералъ-адъютанта Свистунова, было разрѣшено принять ихъ на службу, и такимъ образомъ въ Терско-Горскомъ полку очутилось 25 человѣкъ офицеровъ, совершенно счастливыхъ своимъ «почетнымъ» назначеніемъ.
Командныя слова въ Терско-Горскомъ полку произносятся порусски; но всадники на привѣтствіе начальника: «здорово ребята» отвѣчаютъ: «береке́тъ-берсе́нъ»! Это, въ сущности, исковерканныя въ произношеніи турецкія слова, которыя выражаютъ собою благодарность старшему лицу за его привѣтъ. Сигналы у терско-горцевъ обще-кавалерійскіе. Полкъ охотно учится въ строю, и теперь уже съѣзженъ на столько, что различныя ломки фронта, построенія и эволюціи сомкнутыми частями продѣлываетъ весьма порядочно.
Каждый дивизьонъ имѣетъ свое особое знамя, вывозимое въ строй со всѣми почестями, присвоенными знаменамъ и штандартамъ по уставу. У осетинъ знамя небесно-голубаго цвѣта, а у ингушей—алое; оба на чрезвычайно высокихъ древкахъ, аршинъ до пяти, и очень тяжелыя. Хотя, по уставу, конному полку присвоивается нынѣ только одинъ штандартъ, но дѣло въ томъ, что и осетины и ингуши еще ранѣе имѣли свои собственныя знамена, пожалованныя имъ за вѣрную службу покойнымъ Государемъ Императоромъ Николаемъ Павловичемъ. Оба племени настолько гордятся каждое своимъ знаменемъ, что ни то, ни другое ни за что не хотѣли уступить въ этомъ отношеніи первенства другъ другу. Составили депутацію и послали ее просить, чтобы обоимъ племенамъ было позволено служить каждому подъ своимъ знаменемъ. Прошеніе это разрѣшено въ благопріятномъ для нихъ смыслѣ, и такимъ образомъ каждый дивизьонъ Терско-Горскаго полка выѣзжаетъ въ строй съ особымъ знаменемъ. По поводу этихъ знаменъ въ Гура-Галбинѣ разсказываютъ одинъ случай, который какъ нельзя лучше характеризуетъ духъ и воинскія убѣжденія горцевъ. На одномъ изъ первыхъ строевыхъ ученій, въ присутствіи генералъ-лейтенанта Скобелева, оба дивизьона были пущены карьеромъ въ примѣрную аттаку. По уставу, во время аттаки штандарты съ ассистентами не мчатся наряду съ фронтомъ, а остаются позади его и слѣдуютъ за нимъ отдѣльно, умѣреннымъ аллюромъ, которымъ, по окончаніи аттаки, и входятъ въ свое мѣсто. Это уставное постановленіе было, конечно, примѣнено и въ данномъ случаѣ. Горцы, для которыхъ оно оказалось совершенною новостію, крайне были озадачены и удивлены, не видя во время аттаки своихъ знаменъ предъ собою. Но еще болѣе смутились этимъ сами знаменосцы и ихъ ассистенты. По окончаніи ученія они рѣшились подойти къ своему командиру за разъясненіемъ, всегда ли это такъ будетъ, что они станутъ оставаться позади прочихъ? На отвѣтъ полковника—что непремѣнно всегда, потому что такъ положено по уставу — эти добряки съ глубокимъ внутреннимъ убѣжденіемъ возразили, что «нѣтъ, бачка-полковникъ, такъ нельзя. Мы такіе же джигиты, какъ и другіе, мы тоже хотимъ быть впереди, чтобы всѣ остальные насъ видѣли; на то мы и знаменщики! И повѣрь ты намъ, мы не отдадимъ нашихъ знаменъ, пока хоть одинъ изъ насъ останется въ живыхъ. Ну, а перебьютъ всѣхъ до одного, тогда Божья воля; пусть у мертвыхъ и знамена берутъ».
Совершенно подъ стать этому случаю, есть и еще одинъ эпизодъ не менѣе характерный. На смотру начальника дивизіи одинъ взводъ Терско-Горскаго полка оставленъ былъ позади фронта, въ прикрытіе полковаго обоза, который, къ слову сказать, весь состоитъ у нихъ изъ кавказскихъ двухколесныхъ арбъ. Вдругъ этотъ взводъ цѣликомъ прискакалъ къ полковнику Панкратову.
— Вы зачѣмъ? Кто васъ требовалъ? изумился полковникъ.
— Виноваты, бачка! Мы затѣмъ, что намъ очень уже обидно, и мы хотимъ знать, всегда ли насъ будутъ въ обозъ ссылать? Потому что если всегда, и только насъ однихъ, то это намъ такая обида, что хуже всякаго позора!.. Развѣ мы хуже другихъ джигитовъ?.. И за что же всѣ прочіе надъ нами смѣяться будутъ?!..
Успокоились только тогда, когда получили увѣреніе, что караулъ къ обозу каждый разъ будетъ назначаться по новой очереди.
Сколько можно судить въ настоящее время, воинскій духъ у этихъ людей прекрасный. По свидѣтельству офицеровъ, они «рвутся къ бою». Какъ сказано было выше, оба племени цѣлыми волостями являлись къ полковнику Панкратову, прося ихъ всѣхъ принять на службу. Когда же имъ было разъяснено, что такая жертва пока еще не вызывается необходимостію, то выборные отъ обоихъ племенъ отправились къ представителю высшей власти и заявили ему приблизительно слѣдующее: «богачи наши всѣ на коняхъ и всѣ почти пошли теперь на призывъ доброю охотою. Мы — люди бѣдные и простые, не можемъ жертвовать деньгами, и, если нельзя насъ всѣхъ поголовно принять на службу, то мы все-таки не желаемъ отставать отъ другихъ, хотимъ жертвовать чѣмъ можемъ, и потому предлагаемъ для нуждъ арміи столько подводъ, сколько силъ и средствъ нашихъ хватитъ».
На походѣ, во время слѣдованія къ Кишиневу, было получено предписаніе сдать въ бендерскій арсеналъ старыя кремневыя ружья, взамѣнъ которыхъ горцамъ имѣютъ быть розданы берданки. Горецъ обыкновенно не любитъ разставаться со своимъ оружіемъ, но тутъ это было исполнено охотно, потому что еще у себя дома они наслышались о «дивныхъ свойствахъ» скорострѣлокъ. Однако присылка оружія въ Гура-Галбину послѣдовала не такъ скоро, какъ того хотѣлось бы нетерпѣливымъ горцамъ и они пріуныли; но наконецъ предъ великимъ постомъ прибылъ столь жадно ожидаемый транспортъ. И надо было видѣть эту живую, дѣтски-наивную радость горцевъ, когда приступили къ раздачѣ имъ берданокъ. Они по этому поводу устроили у себя цѣлый праздникъ, танцовали свой особенный танецъ «кипена́», гдѣ плясуны смыкаются, обнявшись, въ плотный кругъ, другіе становятся къ нимъ на плечи, а къ этимъ, въ свою очередь, взбираются третьи и строятъ такимъ образомъ плавно кружащуюся въ тактъ пирамиду. Старики чуть не съ благоговѣніемъ принимали берданки изъ рукъ командировъ, какъ бы нѣчто священное и завѣтное; они любовались на свое новое оружіе и даже цѣловали его. Одни пѣшкомъ, другіе на коняхъ намѣчали себѣ извѣстное разстояніе и пробовали, сколько разъ на бѣгу или на карьерѣ успѣютъ примѣрно зарядить, прицѣлиться и спустить курокъ, пока достигнутъ до намѣченнаго пункта. Это былъ общій праздникъ, общая радость.
У магометанъ въ Терско-Горскомъ полку есть свой мулла, который однако выѣзжаетъ въ строй и вообще несетъ всю службу наряду со всѣми всадниками. Онъ же служитъ имъ и за медика, вмѣстѣ съ другимъ всадникомъ, его помощникомъ. Горцы, отправляясь въ походъ, нарочно захватили съ собою этихъ двухъ своихъ собственныхъ медиковъ, искусство которыхъ уже неоднократно было испытано ими на дѣлѣ. Хотя въ Терско-Горскомъ полку и имѣется ординарный медицинскій персоналъ, полагаемый по штатамъ, но горцамъ не препятствуютъ лечиться и у своихъ собственныхъ докторовъ, въ тѣхъ случаяхъ, когда характеръ болѣзни не требуетъ спеціальнаго участія дѣйствительнаго врача, и тѣмъ болѣе, что эти азіатскіе медики оказываются весьма искусными въ леченіи нѣкоторыхъ болѣзней. Такъ напримѣръ, они замѣчательно хорошо вылечиваютъ переломы, ушибы, холодныя и огнестрѣльныя раны, никогда не прибѣгая при этомъ къ ампутаціи, потому что умѣютъ отлично предупреждать гангрену. Лечатъ они своими спеціальными способами и средствами, при чемъ весь секретъ счастливаго исхода болѣзни заключается главнѣйшимъ образомъ въ чистомъ, опрятномъ уходѣ за раною и въ умѣньи сдѣлать перевязку. Въ составъ ихъ медицинскихъ средствъ входятъ преимущественно бараній жиръ и припарки изъ бараньихъ внутренностей; но и кромѣ того существуютъ у нихъ всякіе разноцвѣтные пластыри, мази, травы и вообще свои спеціальные секреты. Весь способъ леченія ранъ ограничивается наружными средствами, при чемъ въ смыслѣ необходимѣйшаго условія является то, чтобы больному отнюдь не давать спать. Для этого къ раненому собираются поочередно его друзья, пріятели и знакомцы и принимаются развлекать его безъ перерыва пѣснями и плясками; а чуть станетъ долить его сонъ, они начинаютъ усердно барабанить во что̀ попало и изо всей силы колотить въ мѣдные котелки и тазы. Азіатскіе медики запрещаютъ раненому спать, во избѣжаніе приливовъ крови къ головѣ, и только впослѣдствіи, когда счастливый исходъ болѣзни уже не подлежитъ сомнѣнію, разрѣшаютъ они паціенту пользоваться сномъ, сначала на короткое время, а потомъ постепенно все болѣе и болѣе, строго сообразуясь однако съ ходомъ выздоровленія. Каждый зажиточный горецъ, узнавъ, что такой-то «кунакъ» его раненъ, спѣшитъ послать ему въ даръ цѣлаго барана на вырѣзку припарокъ и на угощеніе пѣвцовъ и плясуновъ. Таковъ ужь обычай.
Выше было сказано, что горцы получаютъ пшеничный хлѣбъ вмѣсто ржанаго. Въ Одессѣ, въ особой пекарнѣ, на случай похода приготовляются для нихъ изъ пшеничной муки очень пріятныя на видъ и на вкусъ галетты, которыя, въ сушеномъ состояніи, по отзыву самихъ потребителей, несравненно вкуснѣе ихъ кавказскаго чурека. Наиболѣе любимую и лакомую пищу горцевъ составляютъ три блюда: чихиртма, похлебка изъ курицы, подбиваемая яичными желтками съ приправою изъ лимона; шашлыкъ, на который употребляется молодой барашекъ цѣликомъ и жарится на вертелѣ, и наконецъ рисовый пловъ изъ жирной курицы, приправленный кишмишемъ и курагой (сушеный абрикосъ) или черносливомъ. Вообще, ѣдятъ ни отлично и—надо отдать справедливость—очень вкусно. Нѣкоторые изъ болѣе достаточныхъ христіанъ захватили съ собою на чужбину и запасъ кахетинскаго въ бурдючкахъ, очень удобныхъ для похода.
Какъ ингуши, такъ и осетины—народъ чрезвычайно добродушный, даже во многомъ дѣтски наивный, честный и веселый. Тѣ и другіе очень любятъ пѣніе и пляску, которыя у нихъ весьма своеобразны. Поютъ обыкновенно хоромъ, но такъ, что хоръ служитъ чѣмъ-то въ родѣ акомпанимента. Теноры, баритоны и бассы обыкновенно тянутъ въ унисонъ нѣсколько тактовъ какую-нибудь ноту, за тѣмъ мѣняютъ ее на другую, на третью и къ окончанію строфы возвращаются къ нотѣ первоначальной. Звукъ, издаваемый ими при этомъ, есть просто А, произносимое протяжно. И вотъ, на этомъ-то хоральномъ фонѣ одинъ наиболѣе искусный пѣвецъ выводитъ голосомъ, часто переходящимъ въ высокій фальцетъ, разные азіатскіе завитки, узоры и арабески, сопровождая все это, конечно, словами стиховъ и очень выразительными мимикою и жестикуляціею. Въ общемъ такое пѣніе, при всей своей оригинальности, быть можетъ и странной для европейскаго уха, выходитъ очень не дурно.
Пляски у нихъ довольно разнообразны, но всѣ происходятъ хороводнымъ порядкомъ, т. е. въ кругу, въ которомъ танцуетъ одинъ или пара, либо же сообща весь кругъ принимается за пляску. Къ первымъ относятся лезгинка и кавка, а ко вторымъ вульки, кипена̀ и симѝтъ-симге́. Въ лезгинкѣ и кавкѣ весь хороводъ, за исключеніемъ пляшущей пары, все время остается неподвижно въ кругѣ и мѣрно бьетъ въ ладоши, то учащая, то замедляя темпъ, сообразно ходу пляски. Въ серединѣ круга иногда помѣщается барабанъ, сдѣланный изъ простаго лукошка, на которомъ выколачиваетъ тактъ одинъ изъ музыкантовъ, въ то время какъ другой, внѣ круга, наигрываетъ однообразную и весьма небогатую мелодію на осетинской берестяной дудкѣ.
Гура-галбинскіе обыватели очень довольны пока своими постояльцами. Они относятся[2] о горцахъ съ похвалою, свидѣтельствуя, что это народъ смирный, весьма трезвый и честный: ни воровства, ни буйства, ни обидъ или притѣсненій хозяевамъ за ними не водится. Но горцы жалуются на конокрадовъ — вѣроятнѣе всего цыганъ, — которые успѣли уже увести у нихъ нѣсколько лошадей, что впрочемъ и не мудрено въ здѣшнія темныя ночи, нерѣдко сопровождаемыя бурными мятелями, и тѣмъ болѣе, что эти превосходныя по своимъ боевымъ качествамъ горскія лошади всю зиму проводятъ безъ конюшень, которыхъ здѣсь вовсе не имѣется, и даже безъ навѣсовъ, а просто-себѣ стоятъ приткнувшись къ стогу соломы или камыша, на дворахъ, часто ровно ничѣмъ не огороженныхъ. Вообще гура-галбинскую стоянку далеко нельзя назвать завидною.
Между всѣми полками сводной дивизіи какъ-то съ перваго же разу установился братскій духъ военнаго товарищества, или, какъ они называютъ, куначества. Тутъ нѣтъ и въ поминѣ ни зависти, ни бахвальства одной части передъ другою; полкъ на полкъ смотритъ какъ на своего вѣрнаго кунака, надежную поддержку и братскую помощь въ боевомъ дѣлѣ. Донской № 30-го полкъ нѣсколько позже другихъ назначенъ былъ въ составъ «гулевой» дивизіи и пришелъ къ мѣсту своего новаго назначенія предъ самою масляницею. На послѣднемъ своемъ переходѣ донцы сдѣлали привалъ въ селеніи Чимишли, гдѣ стоятъ кубанцы. Эти послѣдніе тотчасъ же сами, безъ всякихъ внушеній съ чьей бы то ни было стороны, «покуначились» съ донцами, разобрали ихъ по своимъ квартирамъ и, въ силу кавказскаго обычая, отдали имъ весь свой обѣдъ и винную порцію, — однимъ словомъ, угостили на славу, за что донцы, проголодавшіеся въ сухомятку, остались имъ очень благодарны и на второй недѣлѣ поста, пригласивъ къ себѣ въ гости кубанцевъ послѣ бригаднаго ученья, отблагодарили ихъ подобнымъ же угощеніемъ. Духъ такого добраго согласія и военнаго братства, безъ сомнѣнія, служитъ залогомъ доблестной боевой дѣятельности нашихъ «гулевыхъ» полковъ и сотенъ.