Экспедиция в Центральную Азию (Козлов)/1896 (ДО)/4

[1]
ЭКСПЕДИЦІЯ
ВЪ ЦЕНТРАЛЬНУЮ АЗІЮ
(изъ писемъ П. К. Козлова)
(Изъ «Русскаго инвалида» №№ 247, 259 и 268).

Курлыкъ, 7-го апрѣля 1895 года. Устроивъ въ Курлыкѣ складъ экспедиціоннаго багажа, а также оставивъ верблюдовъ и часть лошадей подъ присмотромъ четырехъ человѣкъ изъ состава отряда, экспедиція 1-го декабря, въ числѣ восьми человѣкъ, двинулась въ путь въ Сы-чуань. Караванъ состоялъ изъ 19 вьючныхъ яковъ и 10 верховыхъ лошадей. Задача экспедиціи заключалась въ обозрѣніи мало-извѣстной мѣстности до Да-цзянь-лу. Срокъ возвращенія къ складу былъ опредѣленъ чрезъ 8 мѣсяцевъ, т. е. въ іюлѣ.

Первые дни по Курлыкской долинѣ экспедиція двигалась медленно; новыя караванныя животныя, съ которыми мы никогда раньше не путешествовали, оказались несравненно тяжелѣе въ обращеніи, чѣмъ верблюды. Затѣмъ, впереди лежала пустынная мѣстность до Баинъ-гола, самой богатой и многоводной рѣки въ Цайдамѣ. Необходимо было пройти пустыню въ три перехода, дѣлая ежедневно болѣе 20 верстъ, на что съ яками требовалось отъ 7 до 8 часовъ, или, другими словами, на передвиженіе уходилъ весь короткій зимній день. Вся пройденная мѣстность состояла изъ совершенно голыхъ лёссовыхъ и галечныхъ площадей; мѣстами залегали солончаки, на которыхъ росли кое-гдѣ рѣдкіе корявые кусты саксаула. Кругомъ было тихо; только изрѣдка тишина нарушалась трещаніемъ сойки (Podoces Hendesoni), да у самаго каравана взлетала стайка чернолобыхъ жаворонковъ (Otocyrus nigrifrons).

Погода за это время стояла довольно порядочная. Днемъ на солнцѣ было тепло; ночные же морозы достигали 20 и болѣе градусовъ. Земная поверхность была свободна отъ снѣга; онъ встрѣчался только въ выемкахъ, куда не заглядывали лучи солнца.

Рѣка Баинъ-голъ, на которую мы вышли, вытекаетъ изъ озера Тосо-норъ, лежащаго въ окрайнихъ къ Цайдаму тибетскихъ горахъ. Въ своемъ горномъ теченіи она носитъ названіе Еграй-голъ. По выходѣ изъ горъ, Еграй-голъ скрывается подъ землей и только чрезъ 20—30 вер. выходитъ снова на поверхность, уже подъ именемъ Баинъ-гола. Вступивъ къ равнины южнаго Цайдама, описываемая рѣка течетъ здѣсь около 250 верстъ въ сѣверо-западномъ направленіи и впадаетъ въ мелководное соленое озеро.

Въ томъ мѣстѣ, гдѣ мы вышли на Баинъ-голъ, рѣка эта состоитъ изъ двухъ рукавовъ, лежащихъ въ разстояніи около двухъ верстъ одинъ отъ другаго. Сѣверный рукавъ, второстепенный, имѣлъ по ледяной поверхности 12—15 саженъ ширины, тогда какъ главная водная вѣтвь достигала отъ 100 до 150 саженъ ширины.

Берега Баинъ-гола довольно густо поросли кустарниками, среди которыхъ преобладаютъ хармыкъ (Nitraria Schoberi) и тамарискъ (Tamarix Pallasii); въ меньшемъ гораздо числѣ встрѣчается сугакъ (Lycium ruthenicum, рѣже L. turcomanicum) и кой-гдѣ кендырь (Apocinum venetum). Изъ травъ, кромѣ нѣсколькихъ злаковъ, здѣсь часто попадаются касатикъ (Iris sp.) и Salsola sphaerophyza.

Въ числѣ птицъ на Баинъ-голѣ впервые теперь намъ встрѣтился Цайдамскій фазанъ, найденный Н. М. Пржевальскимъ еще въ 1872 г. и описанный имъ подъ именемъ Phasianus Vlangalii. Кромѣ того, изъ осѣдлыхъ видовъ встрѣчались: саксаульная сойка, Rhopophilus albosuperciliaris, и чернолобый жаворонокъ. Сюда же залетали съ горъ: грифъ-монахъ (Vultur monachus) и бородачъ-ягнятникъ (Gypaëtus barbatus) въ надеждѣ поживиться добычей.

Изъ звѣрей мы нашли на Баинъ-голѣ антилопъ харасультъ, волковъ, издававшихъ по ночамъ громкое завываніе, лисицъ и зайцевъ.

Стойбища монголъ расположены по среднему теченію Баинъ-гола. Эти кочевники, изъ боязни къ тангутамъ, производящимъ разбойничьи набѣги на Цайдамъ, держатся здѣсь сосредоточенно. Вблизи ставки монгольскаго князя Барунъ-засака, на одномъ изъ ключей, экспедиція устроила дневку. Въ день нашего прихода, этотъ мѣстный правитель явился первымъ съ визитомъ. Будучи старыми его знакомыми, мы встрѣтились съ нимъ по-пріятельски. [2]

Пользуясь прекрасной погодой и свободнымъ временемъ, я уѣхалъ съ ночевкой на охоту за фазанами, которые ютились по камышамъ болотъ, отстоящихъ въ 5 верстахъ отъ бивака. Днемъ на солнцѣ было настолько тепло, что ледяной покровъ таялъ. По открытымъ воднымъ площадкамъ плавали утки-кряквы, крахали; вблизи береговъ летали щеврицы и бекасы. Тамъ и сямъ надъ желтымъ фономъ камыша, отливая своей матовой бѣлизной, проносились бѣлые цапли и лебеди. Настрѣлявъ фазановъ, я на другой день къ полудню вернулся на бивакъ.

Дальнѣшій путь экспедиціи шелъ въ томъ же юго-восточномъ направленіи къ хырмѣ (крѣпостцѣ) Шаирди. Рѣка Баинъ-голъ приходилась сѣвернѣе. Покинувъ орошаемую ею полосу, мы вступили въ каменистую равнину и на третій день, по выступленіи отъ ставки Барунъ-засака, прибыли въ Шаирди.

Означенная хырма Шаирди[1] стоитъ на лѣвомъ берегу р. Еграй-гола и представляетъ крѣпостцу съ невысокой глиняной стѣною. Внутри ея рѣзко выдѣляется изъ рядовъ бѣдныхъ, сѣрыхъ сакель высокая кумирня, выкрашенная въ красный цвѣтъ. Здѣсь живутъ два тибетскихъ ламы, изъ которыхъ одинъ управляетъ мѣстными жителями, другой же исключительно состоитъ при кумирнѣ и вѣдаетъ жертвоприношеніями. Будучи подчинены верховному ламѣ Банчинъ-Ирембучи и находясь въ сношеніяхъ съ тибетцами, здѣшніе монголы представляютъ переходный типъ къ тангутамъ. Многіе изъ видѣнныхъ нами мѣстныхъ жителей скорѣе походили на тангутовъ, нежели на своихъ родныхъ собратій. Въ нравахъ и даже въ обычаяхъ шаирдійскихъ обитателей также много общаго съ ихъ сосѣдями. На тибетскомъ языкѣ они говорятъ совершенно свободно. Шаирдійцы далеко не такъ боятся тангутовъ, какъ цайдамскіе монголы; напротивъ, на разбойничьи набѣги своихъ сосѣдей платятъ имъ тѣмъ же.

Кругомъ хырмы расположены поля, обработываемыя мѣстными обитателями. Ихъ же многочисленныя стада скота пасутся въ сосѣднихъ горахъ, главнымъ образомъ, по долинѣ Еграй-гола, гдѣ по боковымъ ущельямъ виднѣлись розбросанныя юрты пастуховъ.

Съ приходомъ экспедиціи въ Шаирди, наши яки заболѣли «хасой». Это обстоятельство задержало выступленіе до конца декабря. Болѣзнь животныхъ выражалась выдѣленіемъ изъ рта вонючей слюны и слабостью ногъ, отчего яки большею часть времени лежали. Таковое состояніе продолжается около недѣли; послѣ чего отпадаютъ копыта. Болѣзнь переходитъ постепенно на всѣхъ животныхъ каравана. По совѣту монголовъ, мы лечили своихъ заболѣвшихъ яковъ заячьимъ супомъ. Это лекарство намъ рекомендовали и цайдамцы во время IV путешествія Н. М. Пржевальскаго, когда той же болѣзни подверглись верблюды[2]. Въ скоромъ времени мы должны были замѣнить тяжело переболѣвшихъ яковъ «хайныками»[3], которые значительно выносливѣе и лучше въ движеніи, но которые и цѣнятся много дороже яковъ.

Во время невольнаго продолжительнаго пребыванія въ Шаирли, мы хорошо познакомились съ своими ламами. Отъ нихъ же узнали, что вверхъ по Еграй-голу пройти въ это время почти невозможно, такъ какъ, во первыхъ, рѣка имѣетъ широкіе ледяные забереги, во вторыхъ, по срединѣ русло открыто[4], и наконецъ, въ третьихъ, вверхъ по долинѣ къ оз. Тосо-нору наметенъ глубокій снѣгъ.

Въ виду этихъ препятствій, экспедиція принуждена была въ передній путь миновать р. Еграй-голъ, слѣдуя сѣвернѣе по ея правымъ притокамъ. Съ этой цѣлью, оставивъ Шаирди, мы переправились черезъ Еграй-голъ по льду и двинулись долиною къ сѣверо-востоку. На второй день, рано утромъ, прибыли въ сосѣдство тангутскихъ стойбищъ, откуда заранѣе у насъ былъ подговоренъ проводникъ до Сунъ-паньтина, или даже Да-цзянь-лу.

Послѣ добродушныхъ и привѣтливыхъ монголовъ, тангуты сразу показались сварливыми и заносчивыми. Кромѣ того, нашъ будущій проводникъ сейчасъ же предупредилъ о своихъ собратьяхъ, намѣревавшахся ограбить караванъ экепедиціи ночью. Пришлось усилить ночныя дежурства и приготовиться ко встрѣчѣ нападенія. Ночь подъ новый, 1895, годъ была вся проведена подъ ружьемъ, такъ какъ конная шайка тангутовъ все время рыскала вокругъ нашего бивака, но, убѣдившись, благодаря ясной лунной ночи, въ нашей полной готовности, они не рѣшились произвести нападенія. Утромъ же экспедиція двинулась въ дальнѣйшій путь, придерживаясь прежняго направленія.

Мѣстность несла горный характеръ; справа тянулся довольно высокій хребетъ, одѣтый въ среднемъ поясѣ древовиднымъ можжевельникомъ и обильно засыпанный снѣгомъ. Слѣва горы мельче. По дну долины лежалъ также снѣгъ и чѣмъ выше, тѣмъ онъ былъ глубже. Всюду кругомъ виднѣлся кормъ и признаки тангутскихъ кочевокъ. Самихъ же тангутовъ, исключая охотничьихъ, да сторожевыхъ разбойничьихъ разъѣздовъ, уже не видѣли. Тѣмъ не менѣе ночные караулы были по прежнему усиленные; въ нихъ только и заключалась гарантія нашей безопасности.

2-го января мы поднялись на указанный хребетъ по перевалу Куку-котэль. Абсолютная высота его достигаетъ 14,000 футовъ. Подъемъ и спускъ довольно круты и каменисты. По обоимъ склонамъ лежалъ обильный снѣгъ. На первомъ изъ нихъ, обращенномъ къ сѣверу, растетъ довольно высокій и мѣстами густой лѣсъ древовиднаго можжевельника, по монгольски — арца. Во время нашего прохожденія въ ближайшихъ заросляхъ мелькнула стайка дубоносовъ (Mycerobas carneipes) и быстро исчезла. По фону ярко-голубаго неба плавно носились грифы. Съ вершины перевала къ востоку и къ югу отъ него открывается лабиринтъ горъ, между коими лежитъ долина, выведшая насъ чрезъ два перехода на слѣдующій перевалъ — Балгатенъ-котэль, открывающій черезъ вторую вѣтвь того главнаго хребта, который составляетъ непосредственное продолженіе цѣпи Бурханъ-Будда.

Описавъ въ своемъ движеніи дугу, идущую вначалѣ къ востоку, а потомъ къ югу, мы поднялись на второй перевалъ. Общій характеръ послѣдняго одинаковъ съ первымъ; абсолютная же высота его равняется 14,200 футамъ. Подъемъ, въ особенности спускъ съ Балгатенъ-котэль довольно трудный. Прилегающая часть горной группы несетъ дикій характеръ. Гребень скалистъ; ущелья узки, извилисты и пересѣкаются [3]частыми обрывами. Мѣстами лежалъ свѣтъ; мѣстами виднѣлись открытыя луговыя площади, по которымъ и ихъ сосѣднимъ скаламъ лѣпилась арца (Juniperus Pseudo-Sabina).

Слѣдуя внизъ съ перевала Балгатенъ-котэль по наплывамъ льда, мы на другой день вышли въ долину рѣки Какты-голъ, праваго притока Еграй-гола. Означенная долина была свободна отъ снѣга, такъ что бѣлый ледяной покровъ рѣки рѣзко выдѣлялся на сѣромъ фонѣ обнаженной земли. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, при дальнѣйшемъ движеніи вверхъ, Какты-голъ оказался открытымъ. Замѣчательно прозрачныя воды его катились то однимъ, то нѣсколькими рукавами по песчано-галечному дну. Берега описываемой рѣки густо поросли тамарискомъ и мирикаріей. Изъ птицъ замѣчены водяныя оляпки (Cinclus sp.), летавшія съ громкимъ крикомъ надъ открытыми водами рѣки. Въ сосѣднихъ кустарникахъ ютились сѣрыя (Perdix cinerea robucta) и сифаньскія куропатки; на ближайшихъ скалахъ слышались голоса кэкэликовъ.

Не смотря на очень богатую кормомъ долину Какты-гола, мы кочевниковъ нигдѣ не встрѣчали. Только вступивъ въ долину рѣки Цаганъ-оботу, лѣваго притока Какты-гола, экспедиція, чрезъ нѣсколько верстъ движенія вверхъ, достигла урочища Тулайту-іоролъ, обитаемаго тангутами. Одинъ изъ нашихъ проводниковъ (ихъ было два) сообщилъ еще раньше о этихъ кочевникахъ, какъ о совершенно мирныхъ людяхъ.

Мѣстные тангуты считаютъ своимъ главою ламу, который въ сущности и распоряжается ими. Съ этимъ ламой намъ удалось познакомиться и пріобрѣсти отъ него нѣсколько хайныковъ, въ помощь караваннымъ животнымъ. Лама, много слышавшій объ европейцахъ вообще, ужасно интересовался нашими вещами и съ большимъ интересомъ ихъ разсматривалъ. Особенное же любопытство проявилъ при видѣ оружія (хотя это и не совсѣмъ подобаетъ духовной особѣ), компаса, бинокля; часовъ же понять не могъ. Просилъ на обратномъ пути уступить ему что-нибудь изъ русскихъ вещей. Получивъ же кое-какіе подарки при первомъ свиданіи, онъ остался нами чрезвычайно доволенъ и охотно исполнилъ нашу просьбу — дать проводника до слѣдующаго стойбища тангутовъ.

Здѣшніе обитатели живутъ также скученно, какъ и тѣ, которыхъ мы встрѣчали раньше. Ихъ многочисленныя стада барановъ, яковъ и лошадей паслись въ сосѣднихъ распадкахъ горъ. Кормъ ближайшей окрестности весь былъ выбитъ.

Долина Цаганъ-оботу, по дну которой катятся воды рѣки того же названія, была сплошь покрыта кустарниками балго-мото. Въ нихъ ютились мелкія птички: пустынная синичка, завирушка, красный вьюрокъ и др. Подъ ледянымъ карнизомъ мы замѣтили водяную оляпку.

9-го января экспедиція слѣдовала къ перевалу Цаганъ-оботу. Направленіе пути было прежнее, юго-восточное. Сосѣднія горы несутъ мягкій характеръ. Луговая растительность взбѣгаетъ почти до гребня. Въ распадкахъ горъ спрятанъ низкорослый тальникъ, который густымъ ковромъ одѣваетъ сѣверные скаты. Снѣгъ лежалъ только въ верхнемъ поясѣ горъ и по глубокимъ оврагамъ. На открытомъ же плато онъ былъ снесенъ вѣтромъ.

Поднявшись на перевалъ, абсолютная высота котораго около 14,200 футовъ, мы встрѣтили, среди животной жизни, тибетскихъ представителей. По сторонамъ паслись стада дикихъ яковъ, которые, большею частью, не смотря на стужу, держались по гребнямъ горъ у снѣговъ. На болѣе низкихъ мѣстахъ бродили хуланы; въ перемѣшку съ ними паслись стройныя антилопы-ада. На всемъ пути луговое плато было изрыто норами пищухъ (Lagomys ladacensis). Вмѣстѣ со звѣрями появились и птицы, свойственныя высокому нагорью: сойка, вьюрки земляные, соколъ Гендерсона и сарычъ; послѣдніе два вида усиленно преслѣдовали пищухъ.

Слѣдующими двумя переходами экспедиція достигла озера Тосо-норъ, лежащаго на томъ же плато на высотѣ 13,300 фут. надъ уровнемъ океана. Пройденная мѣстность представляетъ всхолмленное нагорье, прикрытое луговой растительностью. Къ сѣверу осталась передовая ограда Тибета; къ югу мутнымъ силуэтомъ выдѣлялась слѣдующая цѣпь, высоко вздымающаяся на южномъ берегу Тосо-нора. На юго-востокѣ въ пыльной мглѣ тускло блестѣли снѣга Амне-Мачина.

Первая стоянка экспедиціи на озерѣ Тосо-норѣ была на сѣверномъ берегу, неподалеко отъ его восточной окраины. Здѣсь же мы устроили дневку для производства астрономическихъ работъ и другихъ научныхъ изысканій. Затѣмъ, оставивъ озеро Тосо-норъ до обратнаго слѣдованія, когда его удалось прослѣдить на всемъ протяженіи, мы снова повернули къ сѣверо-востоку на сосѣднее озеро — Хара-норъ, или, какъ его называютъ тангуты, Дыгъ-мцо. Послѣднее лежитъ въ двухъ дняхъ пути на разстояніи 35 верстъ. Обставленное горами, подобно Тосо-нору, озеро Хара-норъ въ половину меньше перваго. Изъ его блестящей ледяной поверхности высоко вздымается горный островъ, лежащій ближе къ сѣверо-западному берегу. Абсолютная высота долины, заключающей въ себѣ воды описываемаго озера, та же, что и Тосо-нора, т. е. 13,300 футовъ. Животная жизнь остается прежней.

Далѣе намъ предстоялъ путь въ басейнъ Желтой рѣки, въ который и привелъ насъ слѣдующій переходъ; а вторымъ переходомъ мы уже достигли р. Чурмыни, на которую, немного ниже нашего вступленія, выходилъ путь Н. М. Пржевальскаго.

На р. Чурмыни, и вообще при вступленіи въ басейнъ Хуанъ-хэ, характеръ мѣстности видимо измѣняется. Здѣсь русла рѣкъ спрятаны въ глубокихъ ущельяхъ, бока которыхъ обставлены конгломератовыми отвѣсными стѣнами. Всѣ воды имѣютъ стокъ къ юго-востоку и востоку, такъ какъ общее пониженіе высокаго нагорья направлено въ ту сторону. Всюду кругомъ высятся горы; къ югу отъ Чурмыни стоитъ хребетъ, по словамъ тангутовъ, изобилующій золотомъ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ китайцы многочисленными партіями разрабатывали земныя нѣдра. Налетѣвшіе тангуты разгромили, однако, золотопромышленниковъ, вслѣдствіе чего послѣдніе сюда уже больше не возвращались. Нѣкоторые изъ мѣстныхъ кочевниковъ отлично помнятъ, какъ удирали китайцы, и какъ долго земная поверхность пріиска была покрыта бѣлой пеленой муки, разсыпанной тангутами по вѣтру.

Съ приходомъ въ басейнъ Желтой рѣки мы встрѣтили кочевниковъ тангутовъ, носящихъ общее названіе Ртау и раздѣляющихся на три хошуна: Рту-Сюма, раскидывающіе свои стойбища черныхъ палатокъ по Чурмыни до перевала Мджугди-ла; Ртау-Мецынъ — между указаннымъ переваломъ и переваломъ Мцый-Гунтукъ, и Ртау-Гунма — далѣе Мцынъ-Гунтука. Общая числительномъ ртаускихъ хошуновъ простирается до 500 палатокъ. Номинально эти тангуты подчинены сининскому амбаню (губернатору), фактически же — галыкскому начальнику Гынса-Нгырё, которому подвластны 5,000 [4]палатокъ, раскинутыхъ въ широкомъ раіонѣ вокругъ кумирни Роджа-Гомба.

Первое время здѣшніе кочевники казались мирными обитателями. Нерѣдко они являлись на нашъ бивакъ подъ предлогомъ торговли и просили показать оружіе. Удовлетворивъ любопытство, они уѣзжали во-свояси. Одинъ изъ этихъ туземцевъ былъ взятъ въ качествѣ проводника; но вскорѣ сбѣжалъ. Во всякомъ случаѣ, среди кочевій первыхъ двухъ хошуновъ мы двигались успѣшно.

Вступивъ на р. Чурмынь, долина которой здѣсь лежитъ на высотѣ 12,700 футовъ надъ уровнемъ моря, экспедиція направилась этой рѣкой вверхъ по теченію. На всемъ переходѣ рѣка имѣетъ направленіе съ юго-запада на сѣверо-востокъ; пониже — она постепенно сворачиваетъ къ юго-востоку и, сохраняя послѣднее направленіе, впадаетъ въ Хуанъ-хэ. Ширина долины рѣки колебалась отъ ¼ до ½ версты; справа и слѣва горы носятъ мягкій характеръ и покрыты травянистой растительностью. Въ боковыхъ глубокихъ распадкахъ стелется тальникъ; по каменистому дну долины густо растетъ облепиха. Къ югу же, откуда несутся воды рѣки, стоятъ высокія, дикія горы Амне-Мачинъ, ярко отливающія на солнцѣ бѣлизну своихъ снѣговъ. Въ этихъ горахъ ущелье Чурмыни сдавливается въ узкій коридоръ, который даетъ только мѣсто для ложа рѣки. Въ мѣстѣ расширенія долины Чурмыни, на правомъ берегу рѣки, стоитъ большое «обо» (буддійскій жертвенникъ). Къ нему часто стекаются богомольцы.

Миновавъ это «обо», мы покинули Чурмынь и поднялись на перевалъ Нджугуды-нига, на вершинѣ котораго и разбили свой бивакъ. Означенный перевалъ, весьма удобный, ведетъ чрезъ отрогъ, залегающій между Чурмынью и его правымъ притокомъ — Накъ-чю. Перевалъ поднимается надъ морскимъ уровнемъ на 13,700 футовъ. Его вершина густо поросла травянистой и кустарной растительностью, среди которой порхали стайки большихъ жароворонковъ (Melanocorupha maxima).

На второй день движенія отъ Чурмына мы стояли подъ главнымъ переваломъ — Мджугди-ла — на берегу рѣки Накъ-чю, а третьимъ переходомъ и его оставили за собой. Перевалъ Мджугди-ла находится у восточной окраины той главной цѣпи Амне-Мачина, которая рѣзко выдѣляется изъ всей своей группы высокою бѣлою стѣною, протянувшеюся съ сѣверо-востока на юго-западъ. Средняя изъ сѣдыхъ вершинъ этой цѣпи особенно высоко поднята вверхъ и своей общей конфигураціей напоминаетъ главную вершину Шаголинъ-намдзила въ Нанъ-шанѣ. Какъ тамъ, такъ и здѣсь, могучіе пики выглядятъ стражами, смотрящими по сторонамъ на зарожденные потоки. Отъ восточной окраины высокой стѣны Амне-Мачина спускается ледникъ до самаго перевала. Этотъ ледникъ плоскій, съ легкимъ наклономъ къ востоку и югу; къ сѣверу онъ ниспадаетъ круто. Ледникъ посыпанъ чистымъ, блестящимъ снѣгомъ. У своего основанія онъ имѣетъ линейные шрамы отъ дѣйствія движущихся камней; съ сѣверной же стороны, кромѣ того, замѣтны выдутія. Бѣлое поле ограничивается на востокѣ мореной, которая, въ свою очередь, протянулась грандіознымъ валомъ съ ссв. на ююз. Лѣтомъ у подножія ледника ниспадаютъ каскады. Теперь они замерли, будучи скованы льдомъ. Еще ниже къ югу несется рѣка, обильная водою.

У подошвы ледника красуется «обо»; неподалеку стоитъ пріютъ ламъ-богомольцевъ. Вообще, эта снѣговая группа богата всякаго рода святынями. Многіе богомольцы, даже женщины, предпринимаютъ сюда паломничество, совершая обходъ горъ Амне-Мачннъ. Гдѣ-то во льдахъ таится монастырь вліятельнаго ламы. На этихъ возвышенныхъ ступеняхъ къ небу человѣкъ можетъ отдаться, въ полномъ уединеніи, глубокому созерцанію души. Только въ таковыхъ мѣстахъ — вдали отъ суетъ міра — и можно снискать духовную пищу аскету!

На перевалѣ также имѣется «обо». Абсолютная высота Мджугди-ла простирается до 15,000 футовъ. Къ востоку отдѣльныя вершины поднимаются еще на 1,000 футовъ, хотя вѣчнаго снѣга не имѣютъ; временной же лежалъ кое-гдѣ пятнами. Камней на перевалѣ, сравнительно, мало. Луговая растительность взбѣгаетъ почти на самую вершину. Подъемъ и спускъ — удобные. Снѣгу на обоихъ склонахъ лежало мало, такъ что тропинка была свободна для движенія.

Изъ птицъ мы замѣтили на перевалѣ только однихъ вьюрковъ; спускаясь же съ перевала въ заросляхъ тальника, нашли альпійскую синичку. Далеко внизъ, по луговымъ скатамъ горъ, паслись стада кочевниковъ и вился клубами дымъ ихъ стойбищъ.

Ущелье, по которому мы прошли, круто ниспадаетъ къ юго-востоку. Чрезъ 25 верстъ мы уже спустились на 12,000 футовъ абсолютной высоты, въ ущелье Юнги-чюныкъ. Направленіе послѣдняго простирается къ юго-западу, вглубь Амне-Мачина, куда мы и направили свои дальнѣйшіе шаги. Пройдя нѣсколько верстъ по глубокому, живописному ущелью, экспедиція, поднявшись на одну изъ луговыхъ терасъ, расположилась бивакомъ. Въ такомъ прекрасномъ мѣстѣ, богатомъ животной жизнью и красотой картинъ природы, рѣшено было пробыть два дня.

Ущелье Юнги-чюныкъ, по каменистому дну котораго шумно бѣжатъ воды рѣки Дейбъ-чю, беретъ свое начало въ 20 верстахъ на перевалѣ Мцый-Гунтукъ. На всемъ означенномъ протяженіи описываемое ущелье глубокое, дикое, извилистое. По сторонамъ высятся гигантскія горы, густо прикрытыя высокимъ можжевельникомъ и сплошными зарослями тальника и др. кустарниковъ. Изъ сосѣднихъ распадковъ круто ниспадали ледяные ручьи. Среди лѣсовъ ущелья пролегаетъ тропинка, которая, какъ змѣя, вьется по крутымъ откосамъ горъ; порою она высоко поднимается вверхъ, и лѣпится тамъ по карнизамъ и висячимъ мостамъ; затѣмъ, отлого или круто сбѣгаетъ снова на дно ущелья. Сколько чудныхъ картинъ путешественникъ видитъ по сторонамъ, пробираясь въ этихъ мѣстахъ. Внизу блеститъ рѣка; по бокамъ вздымаются скалы, убранныя зеленымъ лѣсомъ, на фонѣ котораго блестятъ серебристые каскады; тамъ выше — розсыпи и дикій гребень, на которомъ нанизано нѣсколько снѣговыхъ шапокъ. Подъ сѣнью растительности, или на открытыхъ лужайкахъ, вблизи шумящихъ водъ, таятся или свободно разгуливаютъ пернатые обитатели. Изъ нихъ первое мѣсто занимаетъ, конечно, ушастый фазанъ, который былъ замѣченъ при самомъ входѣ въ ущелье и который здѣсь такъ распространенъ.

Въ первый же день прихода въ ущелье, я отправился на охоту за голубыми фазанами. Здѣсь они, никогда и ни кѣмъ не преслѣдуемые, были довольно смѣлы и не боялись охотника. Тѣмъ не менѣе, высмотрѣвъ первое стадо и [5]удобно помѣстившись на скалѣ, я долго-долго любовался этими прекрасными птицами. Удивительно красивы они на свободѣ: нарядные голова и хвостъ, голубое опереніе, гордая походка и нѣжное ухаживаніе другъ за другомъ невольно приковываютъ взоръ наблюдателя и отдаляютъ минуты выстрѣловъ. Наконецъ, охотничья страсть, главнымъ же образомъ желаніе пополнить колекцію, выводятъ изъ нерѣшительности. Въ 2—3 охоты я убилъ 10 отличныхъ экземпляровъ, пополнившихъ нашу орнитологическую добычу. Списокъ послѣдней увеличился вообще за время, проведенное въ этомъ оживленномъ ущельи. Тутъ были: два вида красныхъ вьюрковъ; три вида завирушекъ, синицы и дрозды Кесслера. Всѣ эти птички громко и нѣжно лили свои звуки въ чащѣ кустарниковъ. Высоко у скалъ проносились дубоносы и мелодично свистѣли въ воздухѣ. На мѣстѣ старыхъ стойбищъ копались каменные и бѣлоспинные голуби, красноклювыя и желтоклювыя клушицы, горные вьюрки, сойки и др. Съ розсыпей верхняго пояса горъ доносились громкіе голоса улларовъ. Могучіе пернатые — грифы: монахъ, снѣжный, и бородачъ-ягнятникъ заканчиваютъ собою поверхностный списокъ пернатаго царства.

Изъ звѣрей, по словамъ мѣстныхъ тангутовъ, въ ушельи держатся: маралы, кабарга, барсъ, волкъ, рысь, заяцъ и мелкіе грызуны.

Въ боковыхъ ущельяхъ спрятали небольшія молельни и жилища тибетскихъ ламъ. Въ передній путь мы здѣсь никого не встрѣчали; на обратномъ же, и то случайно, экскурсируя въ горахъ, столкнулись съ ламами-пустынниками. Послѣдніе заявили, что здѣсь святыя мѣста и стрѣлять нельзя. Ихъ просьба была въ точности исполнена, тѣмъ болѣе, что къ тому времени мы уже успѣли собрать почти всѣхъ птицъ, представлявшихъ интересъ для колекціи. На верховьи Денбъ-чю стоитъ кумирня въ главномъ ущельи. Служители ея видѣли нашъ проходящій караванъ, но на бивакъ не приходили.

Вблизи перевала Мцын-Гунтукъ — самого отдаленнаго пункта нашей экскурсіи — экспедиція расположилась бивакомъ, въ надеждѣ назавтра слѣдовать дальше. Но рокъ судилъ иначе. Въ ночь на 28-е января, В. И. Роборовскій столь сильно заболѣлъ, что продолжать дальнѣйшія изслѣдованія оказалось невозможнымъ. Нечего говорить, какъ печально подобное обстоятельство вообще, въ путешествіи, въ особенности же въ глубинѣ высокаго нагорья Тибета. Первые дни его болѣзни меня совершенно разстроили; всему отряду было также невесело. Больнаго ежедневно растирали спиртомъ, насыщеннымъ солью. Слабые проблески поправленія явились только на третій, даже на четвертый день, и тогда только можно было что-нибудь рѣшить. Двигаться впередъ нечего было и и думать; обратный же путь, такъ или иначе, ближе къ цѣли; къ тому же надвигалась весна.

Весь проведенный на нагорьѣ январь стояли сильные холода, въ особенности по ночамъ, когда температура спускалась до —33,5° C. Правда, днемъ на солнцѣ было теплѣе, но лишь въ тихую погоду; когда же поднимался вѣтеръ, леденящая стужа становилась невыносимой. Только въ глубокихъ ущельяхъ бассйна Желтой рѣки климатъ оказался значительно мягче; но и здѣсь сосѣдній Амне-Мачинъ нерѣдко даетъ о себѣ знать.

Итакъ, экспедиціи суждено было вернуться, не дойдя 6—7 переходовъ до кумирни Роджа-Гомба, а слѣдовательно и до извилины Желтой рѣки.

5-го февраля, на 9-й день стоянки, караванъ потянулся внизъ по живописному ущелью. В. И. Роборовскій двигался пѣшкомъ по льду рѣки, будучи поддерживаемъ урядникомъ Баиновымъ. Сидѣть на лошади больной не могъ; идти по горамъ, гдѣ ведутъ тропинки, также. Первое время онъ сильно уставалъ, и мы съ большимъ трудомъ въ три перехода пришли на то мѣсто ущелья, гдѣ еще недавно съ такимъ удовольствіемъ провели два дня. Здѣсь устроили снова дневку. Изъ всей зимней экскурсіи ущелье Юнги-чюныкъ было самымъ интереснымъ уголкомъ. Къ сожалѣнію, теперь мы уже не могли охотиться, давши о томъ слово мѣстнымъ богомольцамъ. Погода между тѣмъ стояла превосходная; дни настали продолжительные; воздухъ былъ особенно прозраченъ. Красоты сосѣднихъ ущелій манили къ себѣ. Голоса голубыхъ фазановъ разжигали охотничью страсть.

Великолѣпны были и вечера въ этомъ богатомъ ущельи: темныя краски тѣневыхъ сторонъ, особенный блескъ освѣщенныхъ, фантастичныхъ вершинъ гребня, наконецъ монотонный звукъ ночныхъ хищниковъ производили своеобразный и оригинальный эфектъ въ горахъ.

Разставшись съ ущельемъ Юнги-чюныкъ, экспедиція стала подвигаться успѣшнѣе; 11-го февраля уже бивакъ ея стоялъ въ 12-ти верстахъ отъ перевала Мджугди-ла. Еще днемъ, когда только что экспедиція успѣла стать на ночлегъ, какіе-то бродяги сообщили нашимъ проводникамъ, что насъ за переваломъ ждутъ разбойники, собравшись большимъ отрядомъ. Этотъ же отрядъ сторожилъ насъ и за переваломъ Мцый-Гунтукъ, но, узнавъ о возвращеніи, пошелъ на встрѣчу съ другой стороны. Подъ такимъ впечатлѣніемъ, держа себя насторожѣ, отрядъ выскочилъ тотчасъ же, когда ночной часовой вскричалъ: «Нападеніе»! и далъ выстрѣлъ. На бивакъ прокралось нѣсколько тангутовъ, которые успѣли обрѣзать арканы у трехъ лошадей. Своевременный отпоръ заставилъ грабителей скрыться на столько быстро, что, выскочивъ изъ палатокъ, мы уже ихъ не видѣли. А на утро, когда вьючился караванъ, съ ближайшаго холма замѣтили и своихъ лошадей, отбѣжавшихъ въ сторону. Такимъ образомъ разбойники ничѣмъ не поживились.

Теперь, убѣдившись во-очію въ коварныхъ замыслахъ сосѣдей, мы стали держать себя чрезвычайно осторожно. Слѣдующій день прошелъ благополучно. 13-го февраля мы тогда двинулись на перевалъ, держась плотной кучей. Поднялись и спустились безъ всякихъ приключеній. Внизъ по Накъ-чю теперь виднѣлось много тангутскихъ стойбищъ. Стада номадовъ паслись у самыхъ снѣговъ Амне-Мачина. Въ прозрачномъ воздухѣ эта снѣговая группа блестѣла восхитительно! Во время движенія внизъ по р. Накъ-чю насъ догналъ тангутскій разъѣздъ въ 13 человѣкъ, быстро скакавшій вслѣдъ за нами. На извѣстномъ разстояніи двое тангутовъ отдѣлились отъ общей партіи и направились къ намъ; прочіе поѣхали стороной. Подъѣхавъ къ каравану, они объявились «шарва», т. е. купцами, ѣхавшими изъ Сунъ-нань-тина; затѣмъ разсказали, что у нихъ устали вьючныя животныя, и это заставило ихъ обратиться къ впереди шедшимъ тангутамъ для найма яковъ. Отчасти мы и повѣрили разъѣзду, который поскакалъ къ ближайшимъ тангутскимъ стойбищамъ. Тамъ ихъ [6]встрѣтило много народа. Между тѣмъ, сдѣлавъ большой переходъ, мы остановились также неподалеко отъ кочевій.

Отовсюду кругомъ съѣзжались тангуты къ чернымъ палаткамъ; туда же подъѣхала «предательская шарва». Затѣмъ прибылъ лама, и началось молебствіе. Казалось, что такъ и слѣдуетъ! Позже стихли звуки барабановъ и морскихъ раковинъ.

Въ 4 часа пополудни, когда люди отряда готовились къ обѣду, унтеръ-офицеръ Смирновъ, прислуживающій въ нашей палаткѣ, замѣтилъ подозрительныхъ тангутовъ, скрывшихся за ближайшій къ биваку увалъ. Не успѣлъ онъ опомниться, какъ оттуда послѣдовалъ выстрѣлъ, затѣмъ изъ разныхъ мѣстъ засады дождемъ посыпались на нашъ бивакъ тангутскія пули. Въ минуту мы были подъ ружьемъ, надѣвъ сумки съ патронами. В. И. Роборовскій, будучи еще слишкомъ слабымъ, чтобы быстро подвигаться, остался съ урядникомъ Жаркимъ для прикрытія бивака. Я же, съ В. Ѳ. Ладыгинымъ и прочими людьми отряда, горстью въ 6 человѣкъ, двинулся на встрѣчу разбойниковъ, которые разсыпались по увалу и открыли оттуда стрѣльбу. Двѣ партіи скоро были выбиты: въ то время, когда первая убѣгала, вторая поддерживала огонь. Нѣсколько человѣкъ на нашихъ глазахъ поплатились жизнью. Но какъ всегда, тангуты подхватывали павшихъ товарищей и съ ними скрывались изъ вида.

Покончивъ съ большею частью разбойниковъ, мы направились къ правому флангу ихъ, откуда на насъ особенно много сыпалось пуль. Но, къ своему удивленію, мы здѣсь никого не застали. Вѣроятно, эта партія, увидѣвъ бѣгство товарищей, во̀-время послѣдовала ихъ примѣру. Къ тому же оставшіеся на бивакѣ, отъ времени до времени, посылали туда свои пули. Лишь одна конная партія, какъ выяснилось послѣ, въ ожиданіи успѣха товарищей, ждала благопріятнаго момента, чтобы угнать нашихъ караванныхъ животныхъ. Получивъ же привѣтственный залпъ, и она быстро исчезла.

Какъ видно, маленькая кучка, смѣло бросившаяся подъ огнемъ на укрытыхъ разбойниковъ, произвела на нихъ такое впечатлѣніе, что они отказалось отъ задуманнаго грабежа и обратились въ бѣгство.

Вернувшись на свой бивакъ, мы посылали, отъ времени до времени, залпы на 1,000—1,500 шаговъ по тѣмъ разбойникамъ, которые уже на лошадяхъ выѣзжали изъ оврага и направлялись къ сосѣднему стойбищу. Тѣмъ временемъ наступила темнота и стрѣльба стала безцѣльной. Отрядъ экспедиціи выпустилъ 600 патроновъ. Послѣ отраженія разбойниковъ мы прочистили свои винтовки и выпили чаю. Тутъ же замѣтили, что наша палатка оказалась прострѣленной въ двухъ мѣстахъ. Нельзя не удивляться счастію, что мы всѣ уцѣлѣли. Казалось, что всѣ шансы успѣха были на сторонѣ тангутовъ. Вѣдь они заблаговременно собрались въ значительномъ числѣ изъ двухъ хошуновъ: Ртау-Мецынъ и Ртау-Гунма. Кромѣ того, предательски днемъ прокрались къ ближайшему увалу и первые, превосходя насъ во много разъ числомъ, открыли огонь. Но что всего курьезнѣе, такъ это молебствіе ламы, который благословилъ ихъ на бой и предсказалъ успѣхъ[5].

Позднимъ вечеромъ, на ближайшихъ тангутскихъ стойбищахъ людей не было. Только одни стада номадовъ, безъ присмотра, бродили вдали отъ палатокъ. Тихая, ясная ночь была вся нами проведена подъ ружьемъ. По временамъ раздавался лай псовъ и доносились крики разбойниковъ. Быть можетъ намъ готовилось мщеніе. Но все минуло благополучно.

На утро, 14-го февраля, въ 9 час., мы уже двинулись въ путь. Высланный разъѣздъ слѣдовалъ впереди, ближайшимъ гребнемъ горъ. Когда караванъ миновалъ стойбища тангутовъ, послѣдніе стали показываться изъ боковыхъ ущелій горъ и направляться къ покинутымъ жилищамъ.

Когда мы поднялось на перевалъ Нджугуды-нига, намъ открылся видъ на водораздѣлъ басейна Желтой рѣки и водъ Цайдама. Туда, на сѣверо-западъ, и лежалъ обратный нашъ путь — къ озеру Тосо-нору. Переправившись чрезъ Чурмынъ и одинъ изъ его притоковъ, мы остановились бивакомъ въ долинѣ главной рѣки.

Въ верстѣ отъ нашего бивака, на противоположномъ берегу, стоитъ «обо», о которомъ упоминалось выше. На нашихъ глазахъ къ нему начали съѣзжаться тангуты и служить молебствія. Мы уже думали, что на экспедицію готовятся новое нападеніе. Между тѣмъ, по окончаніи моленій, къ намъ пріѣхалъ лама-галыкъ, знавшій о нападеніи ртаускихъ тангутовъ, съ заявленіемъ: «что непремѣнно попроситъ своего отца Гыпса-Нгырё наказать нападавшихъ на насъ». Вообще, этотъ лама намъ очень понравился. Въ эти мѣста онъ попалъ за сборомъ подаяній на кумирню Роджа-Гомба, гдѣ постоянно живетъ; кромѣ того, онъ очень часто и по-долгу живетъ въ монастырѣ Лабранѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ считался ламой у того начальника галыковъ, который кочуетъ на извилинѣ Желтой рѣки при урочищѣ Кансыръ или Гансыръ.

Днемъ погода стояла ясная, теплая. Ночью же она совершенно испортилась: съ сѣверо-запада пришла густая пыль и понизила температуру, а на утро, когда мы двигались по всхолмленной долинѣ, начался сильный буранъ, поднявшій въ воздухѣ тучи пыли. Временные порывы останавливали вьючныхъ животныхъ; лично намъ вѣтеръ спиралъ дыханіе, обдавая невыносимой стужей. Тончайшая пыль слѣпляла глаза, налетавшіе вихри не давали возможности двигаться впередъ. Сдѣлавъ 7 верстъ, караванъ остановился въ одной изъ многочисленныхъ балокъ, спускавшихся съ сосѣднихъ горъ. Наши палатки, поставленныя съ большимъ трудомъ, сильно трещали подъ напоромъ бурана; деревянные устои скрипѣли, точно снасти на суднѣ. Можно себѣ представить, какъ было холодно подъ нашимъ бѣлымъ покровомъ. Особенно тяжела была въ это время служба людей. Ночныя дежурства, по-прежнему, держались усиленныя. Вслѣдствіе малочисленности конвоя, приходилось стоять каждому человѣку въ теченіе ночи отъ 6 до 7 часовъ. Но къ чести и славѣ чиновъ отряда, они все время держали себя по истинѣ молодцами.

На третій день движенія отъ Чурмына мы уже поднялись на перевалъ-водораздѣлъ Шиму-лабдынъ, абсолютная высота котораго простирается до 13,700 фут. Собственно водораздѣлъ представляетъ узелъ отроговъ сѣверныхъ и южныхъ горъ. Вершина его носитъ мягкій, луговой характеръ. Съ высшей точки Шиму-лабдынъ открывается видъ не только на долину, но и на самое озеро Тосо-норъ. Къ сожалѣнію, въ воздухѣ висѣла пыльная дымка. [7]

Какъ на вершинѣ, такъ и по обоимъ склонамъ водораздѣла, кочевало много тангутовъ. Вездѣ по распадкамъ горъ темнѣли ихъ черныя палатки, а по роскошнымъ травянистымъ площадямъ паслись огромныя стада.

За переваломъ, вблизи стадъ номадовъ, рѣзвились табуны чулановъ и небольшія стада стройныхъ антилопъ-ада. Изъ птицъ чаще другихъ попадались на глаза соколъ Гендерсона и земляные вьюрки.

Слѣдующій переходъ привелъ насъ въ урочище Джамкыръ, на восточномъ побережьи оз. Тосо-нора. Означенное урочище изобилуетъ ключами, озерками, вообще представляетъ болотистую мѣстность. Въ данное время большая часть влаги была скована льдомъ, блестящая поверхность котораго сверкала подъ лучами заходившаго солнца. Все урочище богато травянистой растительностью; на желтомъ ея фонѣ выдѣлялись стада дикихъ яковъ.

Теперь намъ предстояло совершить движеніе по Тосо-нору, что и было исполнено въ три перехода. Для этой цѣли былъ избранъ сѣверный берегъ озера. Вообще, на берегахъ его экспедиція провела четверо сутокъ. Въ это пребываніе Тосо-норъ представился намъ болѣе наряднымъ, нежели въ передній путь, когда ледяной покровъ былъ занесенъ густою пылью и поверхность его нельзя было отличить отъ окружающей мѣстности. Интересно то обстоятельство въ Центральной Азіи, что зимою во время бурановъ ледяная поверхность обильно покрывается пылью; съ первыми же теплыми днями согрѣтый песокъ уходитъ въ ледъ, вслѣдствіе чего ледяной покровъ снова играетъ при лучахъ солнца своимъ прежнимъ блескомъ. Такъ случилось и на описываемомъ озерѣ.

Тосо-норъ покоитъ свои прозрачныя и прѣсныя воды въ долинѣ, обставленной съ сѣвера и юга высокими горами. Простираясь въ долину съ юго-востока на сѣверо-западъ, озеро тянется въ этомъ направленіи 35 верстъ. Наибольшая ширина его около 12 верстъ; наименьшая — 5 верстъ. Общая же длина его окружности не превышаетъ 80 верстъ. Глубина озера, по всей вѣроятности, изрядная. На скалахъ, омываемыхъ волнами Тосо-нора, отлично былъ видѣнъ прежній болѣе высокій уровень воды; разница же между зимнимъ и лѣтнимъ уровнями простирается до двухъ футовъ. Толщина льда около 1½ аршина. Почти въ средней части изъ водъ Тосо-нора поднимаются два небольшихъ острова. Берега изрѣзаны заливами. Дно — песчано-галечное. По берегу найдены водоросли и молюски. Озеро вскрывается, вѣроятно, въ мартѣ — не раньше. Тогда настаетъ періодъ весеннихъ бурь. Онѣ разбиваютъ толстый ледяной покровъ, причемъ волны выбрасываютъ льдины на низкіе берега.

Питается озеро, во-первыхъ, ключевыми родниками урочища Джамкыра, во-вторыхъ, впадающей съ сѣвера довольно многоводной рѣкой, и въ-третьихъ, по всей вѣроятности, немало влаги доставляютъ горы, лежащія къ югу[6]. Въ сѣверо-восточномъ углу озера, у подножія известковыхъ скалъ, бьютъ горячіе ключи. Температура ихъ при выходѣ изъ земли была въ 1 часъ дня 20-го февраля +27,8° C. По сосѣдству съ ключами виднѣлись открытыя полыньи, пріютившія стайку крахалей и чирковъ. Здѣсь же пойманъ пискарь.

Южные берега озера во многихъ мѣстахъ скалисты. На сѣверной же сторонѣ взамѣнъ ихъ раскидываются широкія луговыя терасы; горы здѣсь нѣсколько отодвинуты. На болѣе низкихъ площадяхъ желтѣли густые ширики (тибетская осока).

Жителей на сѣверномъ берегу озера не было, тогда какъ на противоположной сторонѣ, по ночамъ, блестѣли огни, словно маяки, а днемъ на сосѣднихъ горахъ виднѣлись черныя палатки тангутовъ.

У западной окраины Тосо-нора, тамъ гдѣ съ сѣвера впадаетъ въ р. Еграй-голъ сухое широкое русло, кочевалъ не такъ давно одинъ тангутскій хошунъ, который то и дѣло производилъ набѣги на своихъ сосѣдей-монголъ, не пропуская ни одной охотничьей партіи. Словомъ, эти тангуты нападали на всѣхъ и каждаго, слывя за лихихъ разбойниковъ. Такъ продолжалось нѣсколько лѣтъ. Наконецъ, монголы Цайдама и Куку-нора порѣшили наказать разбойниковъ: соединившись вмѣстѣ, подъ предводительствомъ лихихъ батырей[7], они двинулись на грабителей. Разбойничій уголъ былъ разгромленъ. Пять тангутовъ было убито; еще больше ранено; остальные переловлены, связаны и препровождены китайскимъ властямъ въ Сининъ. Послѣ этого событія западное побережье Тосо-нора сдѣлалось доступнымъ для монголовъ. Разбойники перекочевали далеко на востокъ, а вскорѣ и совсѣмъ исчезли.

Успѣхъ монголовъ быстро облетѣлъ сосѣднюю окрестность. Спустя нѣкоторое время, Курлыкскій бэйсе (князь) такимъ же путемъ освободилъ себя отъ непрошеннаго сосѣдства Кукунорскихъ тангутовъ. Эти послѣдніе незамѣтнымъ образомъ придвинули западную границу своихъ кочевокъ въ Южно-Кукунорскомъ хребтѣ до ущелья Дзуха, т. е. меридіана Курлыкскихъ озеръ. Другими словами, стали вытѣснять горныхъ монголовъ въ равнины. Тогда бойсе, поджигаемый успѣхомъ собратій на Тосо-норѣ, собралъ всѣхъ своихъ подданныхъ, владѣвшихъ оружіемъ, и съ успѣхомъ прогналъ тангутовъ.

Рѣка Еграй-голъ, по которой намъ предстоялъ дальнѣйшій путь къ Шаирди, имѣетъ протяженіе[8] около 120 верстъ. Въ верхней своей части, до сліянія[9] съ р. Алакъ-норомъ, долина Еграй-гола носитъ бѣдный характеръ. Простираясь въ ширину отъ ½ до 1 версты и болѣе, она обставлена горами, скаты которыхъ круты и, по большей части, стоятъ оголенными. Каменистое русло рѣки пролегаетъ въ балкѣ съ высокими берегами. Въ ширину балка имѣетъ 30—50 саженъ. Боковыя русла горныхъ потоковъ въ это время стояли сухими. Дно ихъ было устлано облепихой; болѣе возвышенныя площади были покрыты реомюріей: изрѣдка появлялся дырисунъ.

Въ своемъ верхнемъ теченіи р. Еграй-голъ имѣетъ направленіе къ западу; съ этой же стороны течетъ ему навстрѣчу Алакъ-норъ, такъ что долины этихъ двухъ рѣкъ представляютъ какъ бы одну долину, растянутую на большое разстояніе. Мѣсто сліянія рѣкъ возвышается на 12,000 футовъ надъ уровнемъ моря.

Въ среднемъ и нижнемъ теченіи Еграй-голъ несетъ свои прозрачныя воды большой рѣкой, заключенной въ глубокое, узкое и извилистое ущелье. Соединившись съ Алакъ-норомъ, она вначалѣ направляется къ сѣверу; затѣмъ, вскорѣ [8]уклоняется на сѣверо-западъ, чтобы вступить въ равнины Цайдама. На всемъ послѣднемъ протяженіи долина Еграй-гола представляетъ болѣе отрадную картину. Боковыя ущелья покрыты травянистой растительностью; дно — кустарной. Въ мѣстѣ расширенія долины залегають отличныя луговыя площади, среди которыхъ съ шумомъ бѣгутъ серебристые ручьи. На болѣе крутыхъ участкахъ рѣка осталась незамерзшей и неслась то однимъ, то нѣсколькими рукавами. Въ нижнемъ теченіи описываемая рѣка принимаетъ справа Какты-голъ.

Отсюда до выхода изъ горъ, на протяженіи 30 верстъ, намъ попадались монгольскія стойбища. Послѣ столкновеній съ тангутами, монголовъ мы встрѣтили съ большой радостью.

Тѣмъ временемъ февраль пришелъ къ концу. Этотъ мѣсяцъ, проведенный большею частью на высокомъ нагорье, былъ такъ же холоденъ, какъ и предъидущій. Вѣтры дули почти ежедневно. Когдаг же днемъ случались затишья, и небо прояснялось, солнце грѣло ощутительно. Жаворонки тогда уже пѣли по-весеннему. Такіе проблески весны случались въ послѣдней трети мѣсяца въ долинѣ Еграй-гола. Тамъ выдавались нерѣдко и отличные вечера, въ особенности при урочищѣ Цаганъ-сайгикъ, гдѣ экспедиція дневала. Какъ сейчасъ помню ту дивную ночь, когда глубокое ущелье Еграй-гола было освѣщено луной, стоявшей въ зенитѣ. Свѣтло было такъ, что я свободно читалъ. Сосѣднія горы казались приближенными. Освѣщенныя стороны ущелій рѣзко граничили съ поглощенными мракомъ, какъ день и ночь. Кругомъ все спало; абсолютную тишину нарушалъ лишь шумъ рѣки; да и эти монотонные звуки скорѣе увеличивали нежели ослабляли прелесть весенней ночи въ горахъ.

Бѣдный весенній пролетъ птицъ мы стали наблюдать со второй трети февраля. 18-го февраля первыми были замѣчены утки-шилохвосты. Большое стадо этихъ птицъ быстро пронеслось на сѣверъ чрезъ долину Тосо-нора. Маленькая же стайка ихъ пріютилась на открытыхъ водахъ близъ урочища Джамкыръ. Тутъ же держались и утки-чирки.

20-го февраля на озерѣ Тосо-норѣ показались нырки-бѣлоглазые; 21-го мы увидѣли сѣрыхъ гусей, 24-го на рѣкѣ Алакъ-норъ обнаружены турпаны; тамъ же на слѣдующій день (25-го) мы вспугнули стадо утокъ-кряквъ и, наконецъ, 26-го появились гоголи. Съ 1-го марта на устьѣ Какты-голъ мы замѣтили перелетъ сѣрыхъ журавлей. Стая (по 100—300 головъ) за стаей неслись эти сильные пернатые странники, потрясая воздухъ своими громкими криками. Красивый остроугольный строй этихъ стай съ теченіемъ времени мѣнялъ свою форму. Тогда же были наблюдены серпоклювы (Ibidorhycha Struthersii), державшіеся на Еграй-голѣ; въ сосѣдствѣ съ ними вспугнута была пара бекасовъ. Въ ночь съ 1-го на 2-е особенно много летѣло гусей и турпановъ. Тѣ и другіе выдавали себя крикомъ. 2-го пронеслось стадо нырковъ-красноносыхъ.

3-го марта экспедиція вернулась въ хырму Шаирди. Съ этого времени насталъ холодный періодъ. Вѣтры дули ежедневно сверху изъ ущелья Еграй-гола. Въ воздухѣ висѣла густая пыльная мгла, сквозь которую солнце свѣтило въ видѣ блѣднаго диска. Вся Цайдамская котловина пряталась въ пыли. Только около 3—5 час. вечера состояніе погоды улучшалось: вѣтеръ стихалъ, стужа замѣнялась тепломъ. Въ общемъ, въ этихъ мѣстахъ, весна далеко не привлекательна. Рѣка стояла въ оцѣпененіи, лишь днемъ открывались боковые ручейки и тихо несли свою воду. Ликующихъ, радостныхъ голосовъ птицъ совсѣмъ не было слышно. Словомъ, природа хранила еще мрачный характеръ.

Подлѣ нашего бивака держались по прежнему каменные голуби; вблизи съ крикомъ проносились тибетскіе бульдуруки, на которыхъ, отъ времени до времени, налеталъ соколъ Гендерсона. Изъ мелкихъ же птицъ чаще другихъ показывались: красные и земляные вьюрки, каменные воробьи и чернолобые жаворонки.

Въ Шаирди экспедиція простояла три дня. Въ оба пребыванія около палатокъ тѣснилась масса туземцевъ. Со своими знакомыми, мѣстными властями, мы видѣлись нѣсколько разъ. Чрезъ ихъ посредство наняли пять новыхъ вьючныхъ животныхъ, тогда какъ число нашихъ караванныхъ яковъ съ каждымъ днемъ сокращалось.

Изъ Шаирди мы направились въ горы Бурханъ-Будда, гдѣ проживалъ теперь Барунъ-засакъ, правитель мѣстныхъ монголовъ. Его ставка находилась на р. Ихэ-голъ, въ глубокомъ, кормномъ ущельѣ, въ виду главнаго хребта, который въ это время былъ засыпанъ снѣгомъ. Означенной ставки мы достигли въ четыре перехода, слѣдуя на юго-юго-западъ. На всемъ пути пересѣкали горные отроги, уходящіе къ пустынѣ Цайдама. Въ нижнемъ поясѣ горъ изобилуетъ травянистая растительность; въ среднемъ, кромѣ того, довольно часто попадается древовидный можжевельникъ и тальникъ. Воды было мало, русла рѣчекъ по большей части стояли сухими. Погода въ горахъ была отличная: ясная и днемъ очень теплая; по временамъ набѣгавшій вѣтерокъ навѣвалъ прохладу. Несмотря на это обстоятельство, въ природѣ еще было мало жизни. Лишь изрѣдка въ голубой выси описывалъ свои красивые круги могучій грифъ; дозоромъ вдоль скалъ пролеталъ бородачъ-ягнятникъ, да внизу у тропинокъ испуганно вспархивало стадо кэкликовъ или на кустахъ бударганы металлически звенѣлъ Accentor fulvescens.

Придя р. на Ихэ-голъ, экспедиція расположилась по сосѣдству съ Барунъ-засакомъ. Съ этимъ стариннымъ знакомымъ мы встрѣтились снова по-дружески. Мы отдали ему всѣхъ своихъ вьючныхъ яковъ и хайныковъ, чтобы онъ доставилъ экспедицію на верблюдахъ въ Курлыкъ.

Пользуясь хорошей погодой и прежде чѣмъ покинуть горы, я съѣздилъ на охоту вверхъ по ущелью. Вся долина Ихэ-гола была заполнена стойбищами монголовъ; среди ихъ войлочныхъ юртъ странно было видѣть три черныхъ тибетскихъ палатки. Оказывается, въ прошломъ году двѣ коренныхъ тибетскихъ семьи, покинувъ родныя мѣста (окрестности горы Бумза), прибыли въ сосѣдство здѣшняго владѣтеля, объявивъ, что они здѣсь сложатъ свои кости, точно также какъ остригли длинные, ниспадавшіе до плечъ, волосы. Засакъ ихъ принялъ и разрѣшилъ остаться навсегда. По отзывамъ монголовъ, новые переселенцы ведутъ себя отлично.

Миновавъ стойбища, разъѣздъ, черезъ 5 верстъ слѣдованія по рѣкѣ Ихэ-голу, свернулъ къ юго-западу ущельемъ Улькюнъ-бамбурчиту[10]. Означенное ущелье глубоко, дико, съ страшнымъ паденіемъ внизъ; этимъ объясняется его безводіе. Красота боковыхъ распадковъ столь оригинальна, что невольно приковывала наше вниманіе. Дно ихъ устлано травянистой и кустарной растительностью. По гребнямъ горъ и [9]ихъ утесамъ лѣпится арца то сплошнымъ лѣсомъ, то одиночными деревьями. Чрезъ два часа мы уже было на перевалѣ Бамбурчитынъ-котэль. Съ вершины его открывается лабиринтъ горъ того же характера. Внизъ убѣгаетъ глубокое извилистое ущелье Ару-бамбурчиту. На всемъ своемъ пути звѣрей мы не встрѣчали, вслѣдствіе многолюдства. Только когда монголы покидаютъ горы, спускаясь въ Цайдамскую равнину, сюда приходятъ маралы, кабарга и медвѣди. Изъ птицъ были замѣчены тибетскіе уллары, красные вьюрки, альпійскія синицы и дрозды Кеслера. На этихъ наблюденіяхъ и закончилась охотничья поѣздка.

Утромъ, 16-го марта, нашъ караванъ потянулся внизъ по Ихэ-голу. Верблюды двигались несравненно быстрѣе, нежели яки и хайныки. Въ два перехода экспедиція перенеслась къ хырмѣ Барунъ-засака, а 20-го числа бивакъ ея стоялъ уже въ долинѣ Байнъ-гола. Въ это время рѣка быстро катила свои грязныя воды. Въ мѣстѣ переправы, Гянджуръ-гатама, плесъ Баинъ-гола имѣетъ отъ 30—50 саженъ ширины. Вода при насъ вскрылась только въ главномъ руслѣ, а по сторонамъ остались ледяные забереги. Глубина брода простиралась до 2—3 футовъ.

Благополучно переправившись на правый берегъ рѣки, караванъ направился внизъ по ея теченію. Чрезъ 23 версты мы достигли того мѣста на сѣверномъ рукавѣ, куда впервые вступили, идя въ передній путь. Здѣсь, при урочищѣ Хананъ-цаганъ, въ виду предстоящей пустыни, устроили дневку. Кстати намъ удалось произвести астрономическое наблюденіе. Погода выдалась рѣдко хорошая. Днемъ на солнцѣ грѣло по лѣтнему; въ глинистой почвѣ въ 1 ч. дня термометръ показалъ +40,3° C. Воздухъ былъ настельно прозраченъ, что хребетъ Бурханъ-Будда — эта гигантская стѣна, огораживающая Тибетское нагорье, былъ видѣнъ совсѣмъ отчетливо. Главныя вершины, засыпанныя снѣгомъ, ярко блестѣли на солнцѣ.

По долинѣ рѣки Баинъ-гола держалось много пролетныхъ птицъ; но по большей части это были тѣ же виды, которые наблюдались нами въ горахъ. Въ числѣ незамѣченныхъ раньше можно упомянуть: индійскаго гуся, черноухаго коршуна, черногорлаго дрозда и чеккана.

Покинувъ растительную полосу Баинъ-гола, мы вступили въ солончаковую равнину, раскинувшуюся въ ширину на 20 верстъ. Границей между той и другой служатъ пески, протянувшіеся грядой съ запада на востокъ. Однообразна и утомительна картина солончаковой равнины; ее не оживляетъ и р. Булунгиръ, протекающая въ сѣверной части солончаковъ. Мутныя и соленыя воды Булунгира несутся широкимъ русломъ, однимъ и нѣсколькими рукавами. Глубина въ мѣстѣ брода около двухъ футовъ.

Тотчасъ за Булунгиромъ поднимается каменистая возвышенность, отдѣляющая Цайдамъ отъ Курлыка. У южнаго ската этой возвышенной площади экспедиція сдѣлала временный привалъ; затѣмъ мы поднялись вновь, чтобы въ два дня пересѣчь пустыню, ширина которой на нашемъ пути слѣдованія простиралась до 77 верстъ. Въ 5 часовъ вечера мы остановились бивакомъ въ солончаковой впадинѣ, гдѣ былъ разбросанъ жалкій камышъ и рѣдкіе кусты тамариска. У туземцевъ это урочище носитъ подходящее названіе — Му-шакшикъ, т. е. худой кормъ.

Днемъ на солнцѣ было очень тепло и тихо; къ вечеру же поднялся сильный буранъ съ ю[?][11] воздухѣ тучи пыли и песка. Небо было [?] буранъ только ночью. На утро погода стала [?] прояснѣло.

Впереди лежалъ мелкосопочникъ, состоящій изъ пес[чани]ковъ и красныхъ глинъ. Выдающаяся, по величинѣ и х[а]рактеру, гора носитъ названіе Абдыринте-ула. Караванъ перевалилъ мелкосопочникъ восточнѣе этой горы. Подъемъ и спускъ ничтожные. По обоимъ скатамъ поверхностный слой почвы усыпанъ пескомъ и галькой.

Изъ растительности характернымъ деревомъ явился саксаулъ. Изъ животной же жизни замѣчены антилопа хара-сульта и заяцъ. Пернатыхъ представителей казалось больше: стайками проносились степные бульдуруки; по кустамъ саксаула трещали сойки; на землѣ сидѣли жаворонки. Изрѣдка къ сѣверу летѣли вереницы сѣрыхъ и индѣйскихъ гусей. Но нагрѣтой песчано-каменистой почвѣ ползали жуки, между тѣмъ какъ ящерицы еще не показывались. Въ этотъ день, какъ и въ предыдущій, пройдя 20 верстъ, мы сдѣлали привалъ и вторымъ пріемомъ, наконецъ, осилили пустыню. Въ воздухѣ висѣла пыльная дымка, значительно сокращавшая горизонтъ. Даже высокая гора на сѣверномъ берегу Тосо-нора, отстоявшая не болѣе 5 верстъ отъ нашего пути, была слабо замѣтна. Мутно-голубой отблескъ водъ самаго озера казался чѣмъ-то непонятымъ.

Поднявшись на вершину послѣдняго кряжа общей возвышенности, открывается видъ на долину р. Баннъ-гола (Курлыкскаго). Камыши на своемъ желтомъ фонѣ рѣзко выдѣляли какъ рѣки, такъ и безчисленное количество водныхъ площадокъ, красиво блестѣвшихъ подъ лучами низко опустившагося солнца. У границы болотной растительности ютились номады, подлѣ юртъ которыхъ паслись ихъ многочисленныя стада. Вскорѣ, затѣмъ, и мы вступили на лѣвый берегъ Баинъ-гола. Всю ночь — тихую и ясную — раздавались голоса черношейныхъ журавлей, большихъ и малыхъ утокъ и гусей.

25-го марта, переправившись черезъ Баинъ-голъ, экспедиція по распустившимся болотамъ направилась къ хырмѣ Курлыкъ-бэйсе — своему главному складу. Птицъ было такъ много, какъ мы еще нынче нигдѣ не видѣли. Не смотря на обиліе ихъ, на всемъ сонмищѣ лежала печать заботы. Для большинства изъ нихъ Курлыкъ только временная станція отдыха; впереди еще предстоялъ тяжелый и далекій путь, прежде нежели достигнуть полярныхъ странъ. Вотъ почему нѣтъ ни игривости, ни тѣхъ ликующихъ звуковъ, которые свойственны птицамъ, достигшимъ мѣстъ своего гнѣзденія.

Въ наблюденіяхъ за пернатымъ царствомъ, мы незамѣтно подошли къ хырмѣ. Здѣсь мы радушно встрѣтились съ людьми, охранявшими складъ. У нихъ оказалось все благополучнымъ. Бивакъ свой мы теперь расположили вблизи хырмы, при одномъ изъ многочисленныхъ болотъ.

На второй день отправились съ визитомъ къ бойсе, съ которымъ встрѣтились самымъ дружескимъ образомъ. Остававшіеся при складѣ люди съумѣли расположить въ свою пользу не только правителя, но и всѣхъ подвластныхъ ему монголовъ. Одинъ изъ туркестанскихъ стрѣлковъ, Замураевъ, сопровождалъ даже курлыкскаго бэйсе въ Дуланъ-китъ, когда тотъ, въ наше отсутствіе, ѣздилъ въ гости къ Кукунорскому вану. Старшій на складѣ предложилъ было управителю — бурята-забайкальца, какъ знавшаго мѣстный языкъ, но байсе [10][?][12] «У насъ такихъ — и своихъ много. Мнѣ [?] однихъ русскихъ боятся тангуты».

[?] со склада къ биваку, вся экспедиція [?]ась, за исключеніемъ двухъ казаковъ, находившихся [на] пастбѣ верблюдовъ. Эти послѣдніе держались у подножія горъ Южно-Кукунорскаго хребта. По сосѣдству кочевали монголы со своимъ управителемъ.

Вблизи хырмы мы прожили цѣлую недѣлю. Тамъ же провели и праздникъ Св. Пасхи. Христосовались гусиными яйцами, собранными наканунѣ въ камышахъ сосѣднихъ болотъ. У людей отряда нашлись красныя чернила, чѣмъ и привели яйца въ праздничный видъ. По вечерамъ я уходилъ на охотничьи стойки стрѣлять гусей и утокъ. Погода въ это время стояла хорошая. Невольно вспоминалась вечера на родинѣ, когда бывало стоишь на тягѣ вальдшнеповъ. И мысль далеко уносилась по пространству и по времени.... Здѣшняя природа грустна и монотонна. По сторонамъ тихо, не льются тѣ звонкіе голоса пѣвчихъ пташекъ, къ которымъ мы привычны у себя въ Россіи. 4-го апрѣля экспедиція покинула стоянку и перешла въ сосѣдство Курлыкскаго бэйсе.

Въ серединѣ текущаго мѣсяца я направляюсь въ разъѣздъ, съ цѣлью обслѣдовать Южно-Кукунорскій хребетъ. В. И. Роборовскому необходимъ отдыхъ, для возстановленія силъ, на одолѣніе предстоящаго длиннаго пути къ роднымъ предѣламъ. Остальные люди отряда здоровы и бодры духомъ.


Примѣчанія править

  1. Она лежитъ на высотѣ 9,900 фут. надъ морскимъ уровнемъ.
  2. По словамъ монголовъ, на лошадѣй эта болѣзнь не распространяется.
  3. Помѣсь яка съ коровой.
  4. Горную рѣку приходится обыкновенно переправляться безчисленное число разъ.
  5. Какъ намъ потомъ передавали настоящіе купцы «шарва», встрѣченные по дорогѣ, да и проводники-тангуты, знавшіе обычаи своихъ собратій.
  6. Излишекъ водъ стекаетъ по Еграй-голу въ Цайдамскія болота.
  7. Богатырей.
  8. До скрытія своихъ водъ подъ землю.
  9. Что происходитъ чрезъ 35 верстъ.
  10. Медвѣжье ущелье; бамбурчикъ — по монгольски медвѣдь.
  11. Угол страницы заклеен. Пострадал весь этот абзац и первая строка следующего. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
  12. Угол страницы повреждён. Затронуты два абзаца. — Примѣчаніе редактора Викитеки.