но помѣстившись на скалѣ, я долго-долго любовался этими прекрасными птицами. Удивительно красивы они на свободѣ: нарядные голова и хвостъ, голубое опереніе, гордая походка и нѣжное ухаживаніе другъ за другомъ невольно приковываютъ взоръ наблюдателя и отдаляютъ минуты выстрѣловъ. Наконецъ, охотничья страсть, главнымъ же образомъ желаніе пополнить колекцію, выводятъ изъ нерѣшительности. Въ 2—3 охоты я убилъ 10 отличныхъ экземляровъ, пополнившихъ нашу орнитологическую добычу. Списокъ послѣдней увеличился вообще за время, проведенное въ этомъ оживленномъ ущельи. Тутъ были: два вида красныхъ вьюрковъ; три вида завирушекъ, синицы и дрозды Кесслера. Всѣ эти птички громко и нѣжно лили свои звуки въ чащѣ кустарниковъ. Высоко у скалъ проносились дубоносы и мелодично свистѣли въ воздухѣ. На мѣстѣ старыхъ стойбищъ копались каменные и бѣлоспинные голуби, красноклювыя и желтоклювыя клушицы, горные вьюрки, сойки и др. Съ розсыпей верхняго пояса горъ доносились громкіе голоса улларовъ. Могучіе пернатые — грифы: монахъ, снѣжный, и бородачъ-ягнятникъ заканчиваютъ собою поверхностный списокъ пернатаго царства.
Изъ звѣрей, по словамъ мѣстныхъ тангутовъ, въ ушельи держатся: маралы, кабарга, барсъ, волкъ, рысь, заяцъ и мелкіе грызуны.
Въ боковыхъ ущельяхъ спрятали небольшія молельни и жилища тибетскихъ ламъ. Въ передній путь мы здѣсь никого не встрѣчали; на обратномъ же, и то случайно, экскурсируя въ горахъ, столкнулись съ ламами-пустынниками. Послѣдніе заявили, что здѣсь святыя мѣста и стрѣлять нельзя. Ихъ просьба была въ точности исполнена, тѣмъ болѣе, что къ тому времени мы уже успѣли собрать почти всѣхъ птицъ, представлявшихъ интересъ для колекціи. На верховьи Денбъ-чю стоитъ кумирня въ главномъ ущельи. Служители ея видѣли нашъ проходящій караванъ, но на бивакъ не приходили.
Вблизи перевала Мцын-Гунтукъ — самого отдаленнаго пункта нашей экскурсіи — экспедиція расположилась бивакомъ, въ надеждѣ назавтра слѣдовать дальше. Но рокъ судилъ иначе. Въ ночь на 28-е января, В. И. Роборовскій столь сильно заболѣлъ, что продолжать дальнѣйшія изслѣдованія оказалось невозможнымъ. Нечего говорить, какъ печально подобное обстоятельство вообще, въ путешествіи, въ особенности же въ глубинѣ высокаго нагорья Тибета. Первые дни его болѣзни меня совершенно разстроили; всему отряду было также невесело. Больнаго ежедневно растирали спиртомъ, насыщеннымъ солью. Слабые проблески поправленія явились только на третій, даже на четвертый день, и тогда только можно было что-нибудь рѣшить. Двигаться впередъ нечего было и и думать; обратный же путь, такъ или иначе, ближе къ цѣли; къ тому же надвигалась весна.
Весь проведенный на нагорьѣ январь стояли сильные холода, въ особенности по ночамъ, когда температура спускалась до —33,5° C. Правда, днемъ на солнцѣ было теплѣе, но лишь въ тихую погоду; когда же поднимался вѣтеръ, леденящая стужа становилась невыносимой. Только въ глубокихъ ущельяхъ бассйна Желтой рѣки климатъ оказался значительно мягче; но и здѣсь сосѣдній Амне-Мачинъ нерѣдко даетъ о себѣ знать.
Итакъ, экспедиціи суждено было вернуться, не дойдя 6—7 переходовъ до кумирни Роджа-Гомба, а слѣдовательно и до извилины Желтой рѣки.
5-го февраля, на 9-й день стоянки, караванъ потянулся внизъ по живописному ущелью. В. И. Роборовскій двигался пѣшкомъ по льду рѣки, будучи поддерживаемъ урядникомъ Баиновымъ. Сидѣть на лошади больной не могъ; идти по горамъ, гдѣ ведутъ тропинки, также. Первое время онъ сильно уставалъ, и мы съ большимъ трудомъ въ три перехода пришли на то мѣсто ущелья, гдѣ еще недавно съ такимъ удовольствіемъ провели два дня. Здѣсь устроили снова дневку. Изъ всей зимней экскурсіи ущелье Юнги-чюныкъ было самымъ интереснымъ уголкомъ. Къ сожалѣнію, теперь мы уже не могли охотиться, давши о томъ слово мѣстнымъ богомольцамъ. Погода между тѣмъ стояла превосходная; дни настали продолжительные; воздухъ былъ особенно прозраченъ. Красоты сосѣднихъ ущелій манили къ себѣ. Голоса голубыхъ фазановъ разжигали охотничью страсть.
Великолѣпны были и вечера въ этомъ богатомъ ущельи: темныя краски тѣневыхъ сторонъ, особенный блескъ освѣщенныхъ, фантастичныхъ вершинъ гребня, наконецъ монотонный звукъ ночныхъ хищниковъ производили своеобразный и оригинальный эфектъ въ горахъ.
Разставшись съ ущельемъ Юнги-чюныкъ, экспедиція стала подвигаться успѣшнѣе; 11-го февраля уже бивакъ ея стоялъ въ 12-ти верстахъ отъ перевала Мджугди-ла. Еще днемъ, когда только что экспедиція успѣла стать на ночлегъ, какіе-то бродяги сообщили нашимъ проводникамъ, что насъ за переваломъ ждутъ разбойники, собравшись большимъ отрядомъ. Этотъ же отрядъ сторожилъ насъ и за переваломъ Мцый-Гунтукъ, но, узнавъ о возвращеніи, пошелъ на встрѣчу съ другой стороны. Подъ такимъ впечатлѣніемъ, держа себя насторожѣ, отрядъ выскочилъ тотчасъ же, когда ночной часовой вскричалъ: «Нападеніе»! и далъ выстрѣлъ. На бивакъ прокралось нѣсколько тангутовъ, которые успѣли обрѣзать арканы у трехъ лошадей. Своевременный отпоръ заставилъ грабителей скрыться на столько быстро, что, выскочивъ изъ палатокъ, мы уже ихъ не видѣли. А на утро, когда вьючился караванъ, съ ближайшаго холма замѣтили и своихъ лошадей, отбѣжавшихъ въ сторону. Такимъ образомъ разбойники ничѣмъ не поживились.
Теперь, убѣдившись во-очію въ коварныхъ замыслахъ сосѣдей, мы стали держать себя чрезвычайно осторожно. Слѣдующій день прошелъ благополучно. 13-го февраля мы тогда двинулись на перевалъ, держась плотной кучей. Поднялись и спустились безъ всякихъ приключеній. Внизъ по Накъ-чю теперь виднѣлось много тангутскихъ стойбищъ. Стада номадовъ паслись у самыхъ снѣговъ Амне-Мачина. Въ прозрачномъ воздухѣ эта снѣговая группа блестѣла восхитительно! Во время движенія внизъ по р. Накъ-чю насъ догналъ тангутскій разъѣздъ въ 13 человѣкъ, быстро скакавшій вслѣдъ за нами. На извѣстномъ разстояніи двое тангутовъ отдѣлились отъ общей партіи и направились къ намъ; прочіе поѣхали стороной. Подъѣхавъ къ каравану, они объявились «шарва», т. е. купцами, ѣхавшими изъ Сунъ-нань-тина; затѣмъ разсказали, что у нихъ устали вьючныя животныя, и это заставило ихъ обратиться къ впереди шедшимъ тангутамъ для найма яковъ. Отчасти мы и повѣрили разъѣзду, который поскакалъ къ ближайшимъ тангутскимъ стойбищамъ. Тамъ ихъ
но поместившись на скале, я долго-долго любовался этими прекрасными птицами. Удивительно красивы они на свободе: нарядные голова и хвост, голубое оперение, гордая походка и нежное ухаживание друг за другом невольно приковывают взор наблюдателя и отдаляют минуты выстрелов. Наконец, охотничья страсть, главным же образом желание пополнить колекцию, выводят из нерешительности. В две-три охоты я убил десять отличных экземпляров, пополнивших нашу орнитологическую добычу. Список последней увеличился вообще за время, проведенное в этом оживленном ущелье. Тут были: два вида красных вьюрков; три вида завирушек, синицы и дрозды Кесслера. Все эти птички громко и нежно лили свои звуки в чаще кустарников. Высоко у скал проносились дубоносы и мелодично свистели в воздухе. На месте старых стойбищ копались каменные и белоспинные голуби, красноклювые и желтоклювые клушицы, горные вьюрки, сойки и другие. С россыпей верхнего пояса гор доносились громкие голоса уларов. Могучие пернатые — грифы: монах, снежный и бородач-ягнятник заканчивают собою поверхностный список пернатого царства.
Из зверей, по словам местных тангутов, в ушелье держатся: маралы, кабарга, барс, волк, рысь, заяц и мелкие грызуны.
В боковых ущельях спрятали небольшие молельни и жилища тибетских лам. В передний путь мы здесь никого не встречали; на обратном же, и то случайно, экскурсируя в горах, столкнулись с ламами-пустынниками. Последние заявили, что здесь святые места и стрелять нельзя. Их просьба была в точности исполнена, тем более что к тому времени мы уже успели собрать почти всех птиц, представлявших интерес для коллекции. На верховье Денб-чю стоит кумирня в главном ущелье. Служители ее видели наш проходящий караван, но на бивак не приходили.
Вблизи перевала Мцын-Гунтук — самого отдаленного пункта нашей экскурсии — экспедиция расположилась биваком в надежде назавтра следовать дальше. Но рок судил иначе. В ночь на 28 января В. И. Роборовский столь сильно заболел, что продолжать дальнейшие исследования оказалось невозможным. Нечего говорить, как печально подобное обстоятельство вообще в путешествии, в особенности же в глубине высокого нагорья Тибета. Первые дни его болезни меня совершенно расстроили; всему отряду было также невесело. Больного ежедневно растирали спиртом, насыщенным солью. Слабые проблески поправления явились только на третий, даже на четвертый день, и тогда только можно было что-нибудь решить. Двигаться вперед нечего было и и думать; обратный же путь, так или иначе, ближе к цели; к тому же надвигалась весна.
Весь проведенный на нагорье январь стояли сильные холода, в особенности по ночам, когда температура спускалась до −33,5 °C. Правда, днем на солнце было теплее, но лишь в тихую погоду; когда же поднимался ветер, леденящая стужа становилась невыносимой. Только в глубоких ущельях бассйна Желтой реки климат оказался значительно мягче; но и здесь соседний Амне-Мачин нередко дает о себе знать.
Итак, экспедиции суждено было вернуться, не дойдя шести-семи переходов до кумирни Роджа-Гомба, а, следовательно, и до извилины Желтой реки.
5 февраля, на девятый день стоянки, караван потянулся вниз по живописному ущелью. В. И. Роборовский двигался пешком по льду реки, будучи поддерживаем урядником Баиновым. Сидеть на лошади больной не мог; идти по горам, где ведут тропинки, также. Первое время он сильно уставал, и мы с большим трудом в три перехода пришли на то место ущелья, где еще недавно с таким удовольствием провели два дня. Здесь устроили снова дневку. Из всей зимней экскурсии ущелье Юнги-чюнык было самым интересным уголком. К сожалению, теперь мы уже не могли охотиться, давши о том слово местным богомольцам. Погода между тем стояла превосходная; дни настали продолжительные; воздух был особенно прозрачен. Красоты соседних ущелий манили к себе. Голоса голубых фазанов разжигали охотничью страсть.
Великолепны были и вечера в этом богатом ущелье: темные краски теневых сторон, особенный блеск освещенных, фантастичных вершин гребня, наконец монотонный звук ночных хищников производили своеобразный и оригинальный эффект в горах.
Расставшись с ущельем Юнги-чюнык, экспедиция стала подвигаться успешнее; 11 февраля уже бивак ее стоял в двенадцати верстах от перевала Мджугди-ла. Еще днем, когда только что экспедиция успела стать на ночлег, какие-то бродяги сообщили нашим проводникам, что нас за перевалом ждут разбойники, собравшись большим отрядом. Этот же отряд сторожил нас и за перевалом Мцый-Гунтук, но, узнав о возвращении, пошел навстречу с другой стороны. Под таким впечатлением, держа себя настороже, отряд выскочил тотчас же, когда ночной часовой вскричал: «Нападение»! — и дал выстрел. На бивак прокралось несколько тангутов, которые успели обрезать арканы у трех лошадей. Своевременный отпор заставил грабителей скрыться настолько быстро, что, выскочив из палаток, мы уже их не видели. А наутро, когда вьючился караван, с ближайшего холма заметили и своих лошадей, отбежавших в сторону. Таким образом разбойники ничем не поживились.
Теперь, убедившись воочию в коварных замыслах соседей, мы стали держать себя чрезвычайно осторожно. Следующий день прошел благополучно. 13 февраля мы тогда двинулись на перевал, держась плотной кучей. Поднялись и спустились без всяких приключений. Вниз по Нак-чю теперь виднелось много тангутских стойбищ. Стада номадов паслись у самых снегов Амне-Мачина. В прозрачном воздухе эта снеговая группа блестела восхитительно! Во время движения вниз по р. Нак-чю нас догнал тангутский разъезд в тринадцать человек, быстро скакавший вслед за нами. На известном расстоянии двое тангутов отделились от общей партии и направились к нам; прочие поехали стороной. Подъехав к каравану, они объявились «шарва», то есть купцами, ехавшими из Сун-нань-тина; затем рассказали, что у них устали вьючные животные, и это заставило их обратиться к впереди шедшим тангутам для найма яков. Отчасти мы и поверили разъезду, который поскакал к ближайшим тангутским стойбищам. Там их
