 | Проект «ЭЛ» |
БАЙРОНЪ, Джоржъ Ноэль Гордонъ Лордъ, (Byron), внукъ предыдущаго, происходилъ отъ древней Норманской фамиліи Бюрунъ (Bürun), которая поселилась въ Англіи при Вильгельмѣ Завоевателѣ, и въ послъдствіи принимала участіе во всѣхъ важныхъ событіяхъ, имѣвшихъ вліяніе на участь ея втораго отечества. Предки знаменитаго поэта сражались при Кресси, Босвортѣ и Мерстонъ-Мурѣ. Отецъ его пріобрелъ не столь завидную славу: онъ былъ извъстенъ по своей красотѣ, любезности съ женщинами и бурной жизни. Промотавъ имѣніе первой супруги своей, Леди Карматенъ, по смерти ея онъ женился на богатой Шотландской наслѣдницѣ, дѣвицъ Гордонъ, родственницъ прежнихъ Шотландскихъ Королей. Отъ этого брака родился (въ Дуврѣ, 22 Января, 1788 года) Джоржъ Байронъ, который сообщилъ своей фамиліи болѣе знаменитости, нежели сколько получилъ въ наслѣдство отъ предковъ.
Капитанъ Байронъ разорилъ свою вторую супругу, и опасаясь преслъдованій заимодавцевъ, уѣхалъ во Францію, гдъ въ 1791 году умеръ. Вдова его поселилась съ сыномъ въ Графствѣ Абердинскомъ. Здѣсь молодой Байронъ получилъ начальное свое воспитаніе, подъ непосредственнымъ надзоромъ матери, женщины страннаго характера, которой необдуманная нѣжность и безразсудная вспыльчивость преждевременно развили въ геніальномъ ребенкѣ зародышъ страстей, имѣвшихъ такое гибельное вліяніе на остальную его жизнь. Онъ учился въ Абердинскомъ городскомъ училищѣ, но частыя болѣзни не позволили ему оказать здѣсь значительные успѣхи. Въ 1790 году здоровье его разстроилось до такой степени, что Мистрессъ Байронъ принуждена была взять его изъ школы и ѣхать, вмѣстѣ съ нимъ, въ горную Шотландію. Впечатлѣніе, которое произвела на него дикая и величественная природа этой страны, осталось навсегда въ его воспоминаніи; даже подъ небомъ Италіи, онъ съ особеннымъ наслажденіемъ переносился мыслію къ этой эпохѣ своего дѣтства. Пребываніе въ Шотландіи было благодѣтельно для него и въ другомъ отношеніи: частыми прогулками и здоровымъ горнымъ воздухомъ укрѣпились его тѣлесныя силы. Чрезъ два года послѣ этого путешествія, умеръ безъ прямыхъ наслѣдниковъ братъ дѣда его, Лордъ Байронъ. Это обстоятельство доставило ему титулъ пера и родовыя имѣнія его фамиліи. Неожиданная перемѣна, происшедшая въ его состояніи, сильно поразила десятилѣтняго лорда: когда учитель назвалъ его въ первый разъ этимъ титуломъ, слезы радости брызнули изъ его глазъ. Съ перемѣною состоянія измѣнились и другія отношенія; изъ-подъ власти матери Байронъ перешелъ подъ опеку своего родственника Графа Карлейля. Онъ пріѣхалъ въ Лондонъ и въ 1801 году поступилъ въ Гарровское училище (Harrow on the Hill), гдѣ получили начальное образованіе многіе знаменитые люди, которыми по справедливости гордится Англія. Въ этомъ заведеніи Байронъ провелъ четыре года. Онъ отличался отъ школьныхъ товарищей страстію къ чтенію, отвращеніемъ отъ постоянныхъ занятій, пламенною преданностію къ немногимъ избраннымъ друзьямъ, и надменнымъ своимъ обхожденіемъ съ наставниками. Директоръ училища, докторъ Дрюри, испыталъ, первый, ѣдкость его насмѣшки: Байронъ осмѣялъ его подъ именемъ Помпозуса (Pomposus). Впрочемъ въ послѣдствіи онъ отзывался объ немъ съ величайшимъ уваженіемъ. Байронъ страстно любилъ гимнастическія упражненія, въ которыхъ пріобрѣлъ необыкновенную ловкость, но это не мѣшало ему предаваться часто глубокой меланхоліи. Любимымъ мѣстомъ его прогулокъ было Гарровское кладбище. Во время вакацій 1803 года, онъ познакомился съ дѣвицею Маріею Чавортъ, родители которой жили въ сосѣдствѣ съ ньюстидскимъ аббатствомъ, помѣстьемъ Байрона. Это знакомство имѣло грустное и рѣшительное вліяніе на судьбу его: оно заронило въ его душу искру ненависти и недовѣрчивости къ людямъ. Его страсти созрѣли необыкновенно рано: на девятомъ году отъ рожденія онъ уже питалъ пламенную и несчастную любовь къ подругѣ дѣтскихъ игръ своихъ, Маріи Дуффъ; нѣсколько времени потомъ двоюродная сестра его, Маргарита Паркеръ, внушила ему новую любовь. Но страсть Байрона къ Миссъ Чавортъ врѣзалась въ его душу несравненно глубже. Она была двумя годами старѣе его, и считая его склонность дѣтскою шалостью, не обращала на нее вниманія, даже смѣялась надъ нею, и съ жестокою неосторожностію растравляла раны сердца, которое понять была не въ состояніи. Вскорѣ она вышла замужъ: бракъ этотъ былъ тяжелымъ ударомъ для Байрона, убилъ его надежды и отравилъ воспоминанія. Онъ передалъ потомству полную повѣсть отверженной любви своей въ превосходной лирической пьесъ: Сонъ (the Dream).
Въ 1805 году онъ перешелъ изъ Гарровскаго училища въ Троицкую коллегію Кембриджскаго университета. — Студентская жизнь не оставила ему пріятныхъ воспоминаній; онъ говорилъ въ послѣдствіи, что alma mater была для него injusta noverca. Желая подавить несчастную страсть свою, онъ предался здѣсь самой буйной и даже развратной жизни. Дни его проходили среди гимнастическихъ упражненій, ночи въ оргіяхъ съ товарищами. Иногда онъ покидалъ нечистыя забавы свои, для успокоенія души, которую уже точилъ червь отрицанія и сомнѣнія. Онъ вопрошалъ людей и книги, небо и землю о таинствахъ жизни. Въ этой борьбѣ сердца, отъ природы довѣрчиваго, съ умомъ насмѣшливымъ и ожесточеннымъ, заключается, быть можетъ, вся тайна его поэзіи. Въ Ныостидскомъ аббатствѣ, куда переселился онъ по выходѣ изъ университета, Байронъ не перемѣнилъ своего образа жизни.
Еще во время пребыванія своего въ Кембриджѣ написалъ онъ нѣсколько стихотвореній, которыя были напечатаны въ маломъ числѣ экземпляровъ, только для друзей его. Въ 1807 году эти стихотворенія вышли вполнѣ, подъ названіемъ «Часы досуга» (Hours of Idleness). Они вовсе не предвѣщали великаго поэта, и Эдинбургское Обозрѣніе привѣтствовало ихъ критикою чрезвычайно строгою, даже грубою. «Стихотворенія молодаго лорда,» говоритъ неизвѣстный рецензентъ, «принадлежатъ къ тому классу произведеній, которыя, по выраженію Горація, не могутъ быть терпимы пи людьми, ни богами. — Всѣ произведенія его лиры такъ пошлы, что походятъ на стоячую воду пруда, и поэтъ, какъ будто для оправданія своего, напоминаетъ намъ при каждой пьесѣ о своей молодости. Можетъ быть, онъ этимъ хочетъ сказать; «Посмотрите, какъ я, недоросль, умѣю писать: вотъ поэма, сочиненная на 19 году; вотъ другая написанная, когда мнѣ было 16 лѣтъ.» Но увы! мы всѣ помнимъ поэтическія произведенія 10-лѣтняго Коулея и 12-лѣтняго Попе; насъ ни мало не удивляютъ эти жалкіе стихи, изданные школьникомъ при выходѣ изъ училища; напротивъ, мы считаемъ это очень обыкновенною вещью, и увѣрены, что изъ десяти недорослей, девять могутъ написать не хуже или еще лучше Лорда Байрона. — Желая оказать услугу благородному поэту, мы скажемъ ему, что риѳма и полное число стопъ, не составляютъ поэзіи. Мы желали бы убѣдить его, что поэту необходимо имѣть немного ума и воображенія — и проч. и проч.» Эта дерзкая критика раздражила Байрона; она пробудила въ немъ силы, ему самому неизвѣстныя. Въ 1809 году онъ блистательно отмстилъ за себя жестокою сатирою: «Англійскіе поэты и Шотландскіе критики» (English bards and Scotch reviewers). Это произведеніе имѣло необыкновенный успѣхъ, хотя оно несравненно ниже всѣхъ позднѣйшихъ твореній Байрона. Въ послѣдствіи онъ даже хотѣлъ уничтожить эту сатиру, тѣмъ болѣе, что въ первомъ пылу своего негодованія, онъ не пощадилъ людей, которые имѣли полное правона его уваженіе и вовсе не заслуживали насмѣшекъ. Многіе изъ нихъ, въ томъ числѣ Вальтеръ Скоттъ, Томасъ Муръ и Лордъ Голландъ, сдѣлались послѣего друзьями.
Между тѣмъ Байронъ собирался путешествовать; дальнѣйшее пребываніе въ Англіи обѣщало ему не много радостей. Дѣла его по имѣнію находились въ чрезвычайномъ безпорядкѣ, и поправить ихъ было почти невозможно. Къ этому присоединились другія столь же непріятныя обстоятельства: дурная слава отца, странный характеръ матери и собственный образъ жизни, удалили отъ него всѣхъ людей того класса, къ которому онъ принадлежалъ по рожденію. Званіе его давало ему право засѣдать въ верхней палатѣ Парламента, но Лордъ Карлейль, бывшій его опекунъ, не хотѣлъ представить его высокому собранію, что всегда дѣлается въ подобныхъ случаяхъ, и Байронъ долженъ былъ явиться одинъ. Первое произведеніе его было осмѣяно, второе навлекло ему много враговъ. Онъ рѣшился оставить на время отечество, гдѣ его встрѣтилъ такой холодный, можно сказать непріязненный пріемъ. Бъ послѣдній разъ созвалъ онъ друзей своихъ въ Ньюстидское аббатство, и тамъ переодѣтые монахами, они толковали о поэзіи и философіи, съ молчаливою важностію стрѣляли въ цѣль, дразнили волка и медвѣдя, и пили бургонское изъ черепа, который служилъ имъ круговою чашею. Повторивъ въ нѣсколько дней буйныя забавы университетской жпзпн, они разстались. 2 Іюля 1809 года Лордъ Байронъ сѣлъ на корабль.
Путешествіе его продолжалось два года. Онъ обозрѣлъ мимоходомъ Португалію и Испанію, былъ въ Сардиніи, Сициліи и Мальтѣ, посѣтилъ въ Албаніи знаменитаго Али-Пашу Янинскаго, который узналъ въ немъ лорда по маленькимъ ушамъ, волосамъ въ кудряхъ и рукамъ, необыкновенной бѣлизны и нѣжности. Наконецъ Байронъ явился у главной цѣли своего странствованія — въ Греціи, въ Аѳинахъ. Здѣсь провелъ оиъ нѣсколько времени, изучая памятники Эллинской древности и народный характеръ нынѣшнихъ Грековъ; въ 1810 году посѣтилъ Смирну, на возвратномъ пути оттуда былъ въ Константинополѣ, переплылъ, подобно Леандру, Дарданельскій Проливъ, осмотрѣлъ еще разъ Морею и Аѳины, ивъ 1811 году возвратился въ Англію съ двумя первыми пѣснями Чайльдъ-Гарольда (Childe Harold) и «подражаніями Горацію,»
Вскорѣ по прибытіи въ отечество онъ получилъ извѣстіе о смерти матери и двухъ лучшихъ друзей его, Меттью (Matthews) и Вингфильда. Эти потери сильно огорчили его. Меттью былъ въ самомъ дѣлѣ человѣкъ необыкновенный. Байронъ питалъ къ нему глубокую привязанность и ставилъ его выше всѣхъ своихъ университетскихъ товарищей, даже выше самого себя. Въ Февралѣ 1813 издалъ онъ «Чайльдъ-Гарольда,» отъ котораго не ожидалъ себѣ ни какой славы. Успѣхъ былъ необыкновенный, но онъ не перемѣнилъ своего мнѣнія, и по прежнему отдавалъ преимущество своимъ слабымъ подражаніямъ и переводамъ изъ древнихъ и новѣйшихъ классиковъ (Imitations and translations from the ancient and modern classics together with original poems). — За три дня до появленія Чайльдъ-Гарольда, онъ произнесъ первую свою рѣчь въ палатѣ лордовъ; она была принята съ величайшими похвалами, не смотря на неловкость, принужденное произношеніе молодаго оратора, и явное желаніе подражать Шеридану и блистать риторическими украшеніями. Вторая рѣчь Байрона не имѣла такого успѣха, какъ первая; послѣ третьей онъ самъ почувствовалъ, что неудачи оратора могутъ повредить славѣ поэта, и потому оставилъ навсегда парламентское поприще.
Появленіе «Странствованій Чайльдъ-Гарольда» совершенно измѣнило отношенія Лорда Байрона къ обществу. Девять тысячъ экземпляровъ распроданы были въ три дня. Издатели Эдинбургскаго Обозрѣнія перемѣнили тонъ, и отозвались о новой поэмѣ слѣдующимъ образомъ: «Вотъ новое оригинальное пропзпеденіе, которое блещетъ талантомъ и искупаетъ прежніе грѣхи Лорда Байрона, а что всего болѣе, обѣщаетъ намъ еще лучшее въ будущемъ. И нпболѣе удивительно въ этой поэмѣ то, что она увлекаетъ и нравится, не заключая въ себѣ ничего такого, что обыкновенно имѣетъ силу увлекать и нравиться; нѣтъ ни происшествій, ни интриги: все состоитъ изъ описаній, размышленій,» и проч. Знаменитѣйшіе люди въ Великобританіи искали дружбы Лорда Байрона. Онъ отвсюду получалъ поздравленія, письма и стихи. Вальтеръ Скоттъ, прочитавъ Чайльдъ-Гарольда, пересталъ писать поэмы; къ этой эпохѣ принадлежитъ и примиреніе его съ Байрономъ. Знаменитый путешественникъ, докторъ Кларкъ, писалъ къ нему: «Я прочелъ вторую пѣснь Чайльдъ-Гарольда, въ тишинѣ моего кабинета, совсѣмъ вниманіемъ, какого заслуживаетъ подобное произведеніе, и признаюсь, что съ самаго дѣтства, не смотря на страсть мою къ поэзіи, ни одинъ поэтъ не производилъ на меня такого впечатлѣнія.» Принцъ Регентъ лично изъявилъ желаніе познакомиться съ великимъ поэтомъ; другія особы королевской фамиліи показывали ему самое лестное вниманіе. Въ эту эпоху своей жизни Байронъ игралъ главную роль въ гостиныхъ Лондонскаго высшаго общества. Его благородная и задумчивая наружность, его слава, самыя странности его характера и судьбы, доставили ему много успѣховъ въ любви. Новыя произведенія его музы поставили его еще выше во мнѣніи публики. Въ 1813 и 1814 годахъ, онъ издалъ превосходнѣйшія поэмы свои. Послѣ Чайльдъ-Гарольда вышелъ «Гьауръ» (the Giaour), созданіе темное и отрывистое, но исполненное красотъ первостепенныхъ. Эта поэма, которую Байронъ написалъ въ пять дней, была принята тѣмъ съ большимъ восторгомъ, что читатели относили описываемое въ ней происшествіе къ самому поэту. За Гьяуромъ, слѣдовали «Абидосская. Невѣста» (the Bride of Abydos), «Корсаръ», (the Corsair) и «Лара» (Lara). Враги Байрона воспользовались мрачнымъ и таинственнымъ содержаніемъ этихъ произведеній для оклеветанія его личнаго характера. Оми утверждали, что поэтъ изобразилъ собственную судьбу въ еудьбъ грозныхъ и преступныхъ героевъ своихъ поэмъ. Впрочемъ эти злобные намЪки не имѣли сначала ни какихъ дурныхъ послѣдствій. Пристрастная и грубая критика журналовъ партіи Тори, которыхъ онъ ожесточилъ противъ себя стихами, написанными имъ къ принцессъ Шарлоттѣ, ни мало не вредила славѣ Байрона. Бѣдствія ожидали его впереди.
Въ Январѣ 1815 года Лордъ Байронъ вступилъ въ супружество съ Миссъ Изабеллою Анною Мильбанкъ. Молодая супруга его была щедро надѣлена всѣми дарами счастія и природы; все предвѣщало ему прекрасную будущность. Извѣщая друзей о своемъ счастіи, онъ писалъ къ нимъ: «она такъ добра, что я желалъ бы сдѣлаться лучше.» Надежды его были горько обмануты. Строгій и холодный характеръ Леди Байронъ слишкомъ мало соотвѣтствовалъ пламенному и своенравному характеру ея супруга. Несогласія начались въ первый мѣсяцъ супружества; черезъ годъ у Байрона родилась дочь, но ему не суждено было видѣть своей Ады. Въ это время ужъ онъ навсегда разстался съ супругою. О причинахъ ихъ развода,существуетъ много различныхъ мнѣній; неосторожные совѣты матери, собственная ея ревность, и всего болѣе коварныя внушенія одной женщины, къ которой Леди Байронъ имѣла незаслуженную довѣренность, были, кажется, главными причинами ея разлуки съ супругомъ. Впрочемъ настоящая причина развода неизвѣстна, и нѣтъ возможности узнать, кто изъ нихъ былъ болѣе виновенъ. Лондонская публика судила иначе: она сложила всю вину на Байрона. Толпа враговъ и завистниковъ, для которыхъ было недоступно величіе поэта, съ злобнымъ любопытствомъ раскрывала тайны его частной жизни. Его преслѣдовали, клеветали, даже избѣгали знакомства съ нимъ. Превосходная элегія «Прости» (Fare well) не примирила его ни съ супругою, ни съ общимъ мнѣніемъ. Онъ рѣшился во второй разъ оставить Англію. Въ началѣ 1816 года Байронъ издалъ Еврейскія Мелодіи (Hebrew Melodies), Паризину (Parisina) и Осаду Коринѳа (the Siege of Corinth), и въ томъ же году, Апрѣля 12, уѣхалъ изъ отечества навсегда.
Путь его лежалъ черезъ Фландрію. Онъ посѣтилъ поле Ватерлооской битвы, уже воспѣтое двумя великими Англійскими поэтами (Вальтеръ-Скоттомъ и Соути), проѣхалъ по Рейну до Базеля, и провелъ лѣто близъ Женевы, въ виллѣ Діодати. Въ это время онъ осмотрѣлъ мѣста, прославленныя романомъ Ж. Ж. Руссо, и посѣтилъ Ферней и Лозанну, гдѣ жили Вольтеръ и Гиббонъ. По окончаніи этихъ путешествій, Байронъ отправилъ изъ Женевы въ Англію, которая, отвергнувъ поэта, болѣе чѣмъ когда либо, дорожила его произведеніями, — третью часть Чайльдв-Гарольда, Манфреда (Manfred) драматическую поэму, въ родѣ Фауста, но совершенію отличную отъ него характеромъ главнаго лица, и Шильонскаго Узника (the prisoner of Chillon). Во время своего пребыванія въ Швейцаріи, Байронъ часто посѣщалъ замокъ Коппетъ, гдѣ жила Г-жа Сталь, которая безъ успѣха старалась примирить его съ супругою. Тогда познакомился онъ съ Шеллеемъ, совѣты котораго имѣли большое вліяніе на духъ его послѣднихъ произведеній. Шеллей былъ одаренъ могущественнымъ геніемъ, но раннія страданія и ложный, необыкновенно странный образъ мыслей, дали гибельное направленіе его творческой дѣятельности; онъ передалъ Байрону часть своей восторженной любви къ природѣ и мрачной философіи. Въ Сентябрѣ Гобгоузъ, путешествовавшій съ Байрономъ по Греціи, посѣтилъ его въ виллѣ Діодати. Они вмѣстѣ отправились въ Оберландъ. Осматривая живописныя мѣстности этого округа, они случайно зашли въ сосновую рощу, которой всѣ деревья высохли. «Вотъ вѣрное изображеніе меня и моего семейства,» сказалъ поэтъ своему другу.
Жизнь въ Швейцаріи скоро ему наскучила. Въ Октябрѣ 1815 года онъ оставилъ Женеву, и поѣхалъ въ Италію, гдѣ избралъ мѣстомъ своего пребыванія Венецію. Здѣсь онъ съ жаромъ приступилъ къ изученію Армянскаго языка, и въ то же время велъ жизнь самую разсѣянную и безпорядочную. Попріѣздѣ своемъ онъ взялъ къ себѣ въ домъ Италіянку, Маріанну, красавицу, величавую по наружности, дѣтски простую по уму. Но онъ скоро охладѣлъ къ ней, и мѣсто ея заступила Маргарита Коньи, настоящая Медея, мстительная и ревнивая до крайности. Она подчинила его самому строгому присмотру, и грозила смертью за измѣну. Не находя ни какихъ средствъ избавиться отъ ея любви, Байронъ былъ принужденъ выгнать ее силою. Въ 1817 году онъ ѣздилъ въ Римъ: четвертая пѣснь Чайльда-Гарольда, которую онъ кончалъ въ этомъ году, очевидно написана подъ вліяніемъ глубокаго впечатлѣнія, которое оставилъ въ немъ великій городъ. Проѣзжая чрезъ Феррару, онъ въ самой темницѣ, гдѣ страдалъ творецъ Освобожденнаго Іерусалима, написалъ «Сѣтованія Тасса.» Возвратившись въ Венецію, онъ снова принялся за Армянскія книги, и за сочиненія Попе, котораго изучалъ и хвалилъ съ величайшимъ восторгомъ. Въ это время написаны имъ Венеціянскал повѣсть Беппо (Верро а Venetian story), произведеніе насмѣшливое и веселое, которое обличаетъ новое направленіе его таланта, и служитъ переходомъ къ Донъ Жуану (Don Juan). Къ той же эпохѣ относятся планъ трагедіи Марино Фальери, Венеціанскій Дожъ (Marino Falieri, Doge of Ѵепісе) и начало Донъ-Жуана.
Глубокая и искренняя страсть извлекла Байрона изъ хаоса буйной и недостойной его жизни, которую онъ велъ въ Венеціи. Виновницею этого возрожденія была Графиня Тереза Гвиччіоли, молодая супруга шестидесятилѣтняго старика. Она вполнѣ раздѣляла любовь великаго поэта, и когда обстоятельства заставили ее ѣхать съ мужемъ изъ Венеціи въ Равенну, горесть разлуки повергла ее въ тяжкую болѣзнь. Байронъ отправился вслѣдъ за нею въ Равенну, и истощилъ все свое краснорѣчіе, убѣждая графиню согласиться на побѣгъ съ нимъ. Она ужаснулась при этой мысли, и ея пылкое Италіянское воображеніе нашло другое средство : она рѣшилась прослыть мертвою, подобно Юліи Капулетти Шекспира. Послѣ долгихъ колебаній и внутренней борьбы, она наконецъ пожертвовала собою Байрону, и онъ снова явился съ нею на берегахъ Бренты. Но счастіе ихъ было непродолжительно. Голосъ молвы, осуждавшій поступокъ графини, и негодованіе родственниковъ заставили ее примириться съ супругомъ. Въ томъ же 1819 году она опять опасно заболѣла, и на этотъ разъ самъ Графъ Гвиччіоли и отецъ Терезы, Графъ Гамба, просили Байрона переѣхать къ нимъ въ Равенну. Онъ согласился. Здѣсь, увлеченный пылкостію характера и жаждою сильныхъ потрясеній и опасностей, онъ принялъ участіе въ дѣлѣ, которое никакъ не заслуживало чести имѣть его въ числѣ своихъ защитниковъ. Братъ графини уговорилъ его вступить въ общество карбонаровъ, которое составилось въ папскихъ владѣніяхъ. Предпріятіе заговорщиковъ не имѣло успѣха, и Графы Гамба, которые ему явно содѣйствовали, были изгнаны правительствомъ изъ Равенны. Тереза, въ это время уже разведенная съ мужемъ, которому наконецъ наскучила его смѣшная и странная роль, послѣдовала за нимъ въ Пизу, куда въ Октябрѣ 1821 года отправился самъ Байронъ съ огромнымъ обозомъ, состоявшимъ изъ нѣсколькихъ каретъ, лошадей, собакъ, обезьянъ и разныхъ другихъ животныхъ. До отъѣзда своего изъ Равенны онъ кончилъ и отправилъ въ Англію драмы: Марино Фальсро, Два Фоскари (Foscari’s), Сарданапалъ (Sardanapalus), мистерію Каинъ (Cain) и поэму Пророчество Данта. Первая была представлена противъ его воли на Дрюриленскомъ театрѣ, и не удовлетворила ожиданіямъ публики. Ложное извѣстіе, что Марино былъ освистанъ, сильно поразило Байрона. Когда этотъ слухъ оказался неосновательнымъ, онъ написалъ къ директору Дрюриленскаго театра рѣзкое письмо, въ которомъ укорялъ его за самовольный поступокъ; въ заключеніи находились слова: «Чѣмъ вознаградите вы меня за тѣ восемь дней, которые провелъ я въ полной увѣренности, что вашъ партеръ освисталъ мою трагедію!» О драмахъ Байрона можно сдѣлать одно общее замѣчаніе: онѣ исполнены высокихъ лирическихъ красотъ, но не могутъ быть на сценѣ, потому что въ нихъ слишкомъ мало дѣйствія. Самыя понятія его объ этомъ предметѣ были странны и ошибочны: онъ не уважалъ Шекспира, м предпочиталъ Французскую драму Англійской и Нѣмецкой. Мистерія Каинъ, посвященная Байрономъ Вальтеръ Скотту, навлекла на него новыя гоненія. Враги и даже многіе изъ друзей великаго поэта находили, что идея этого созданія слишкомъ смѣла. Въ самомъ дѣлѣ, оно носитъ на себѣ яркій отпечатокъ вліянія Шеллея: это символическое выраженіе гордости человѣка, униженнаго и раздраженнаго сознаніемъ собственнаго ничтожества, предъ всемогуществомъ Творца. Блистательный успѣхъ Сарданапала вознаградилъ Байрона за прочія неудачи, и напомнилъ ему лучшіе дни его славы. Кромѣ этихъ произведеній, онъ напечаталъ въ Англіи нѣсколько статей, въ которыхъ съ жаромъ доказывалъ превосходство Попа предъ другими Англійскими поэтами, и писалъ пародіи на сочиненія врага своего, Соути.
Въ Пизѣ, подъ вліяніемъ Графини Гвнччіоли, Байронъ провелъ нѣсколько счастливыхъ мѣсяцевъ. Кромѣ семейства граФнни, онъ здѣсь нашелъ еще другихъ друзей, въ томъ числѣ Шеллея, Лей-Гонта и капитана Медвина. Въ это время онъ очень много занимался литературою, и по совѣту Лей-Гонта, рѣшился даже издавать журналъ «Либералъ.» Названіе даетъ понятіе о политическомъ направленіи издателей. Впрочемъ это предпріятіе не имѣло успѣха; вышли только три первыя книжки, въ которыхъ помѣщены: мистерія Небо и Земля (Heaven and Earth), одно изъ самыхъ чистыхъ и возвышенныхъ произведеній Байроновой музы, и его же политическая сатира Видѣніе послѣдняго суда, жалкій пасквиль, недостойный имени великаго поэта. Этотъ журналъ былъ причиною ссоры Байрона съ Лей-Гонтомъ, которому досадно было видѣть равнодушіе своего знаменитаго сотрудника къ дѣлу, которое обѣщало ему много выгодъ. Нѣсколько лѣтъ спустя послѣ смерти Байрона, онъ опозорилъ себя изданіемъ записокъ, въ которыхъ гнуснымъ образомъ оклеветалъ память своего бывшаго благодѣтеля и друга. Въ Пизѣ Байронъ написалъ Вернера, слабую трагедію, которую онъ посвятилъ Гете, и другое драматическое произведеніе Превращеніе горбуна (the deformed transformed); послѣднее не окончено. Строгія мѣры, принятыя Тосканскимъ правительствомъ противъ Графовъ Гамба, и несчастіе, которое постигло самого Байрона, сдѣлали наконецъ пребываніе въ Пизѣ для него несноснымъ. Лучшій другъ его, Шеллей, утонулъ, захваченный бурею во время морской прогулки. Тѣло его было выброшено на берегъ и сожжено Байрономъ. Этотъ полуязыческій обрядъ оставилъ въ сердцѣ его самое тягостное впечатлѣніе. Въ 1822 году онъ переѣхалъ въ Генуу. Здѣсь провелъ онъ осень въ загородной виллѣ, и часто бывалъ у Графини Блесеннгтонъ, которая въ послѣдствіи издала чрезвычайно любопытныя записки о своемъ знакомствѣ съ авторомъ Найльдъ-Гарольда. Въ это время онъ писалъ послѣднія пѣсни Донъ Жуана. Но мирная, однообразная жизнь, которую онъ велъ тогда, ие удовлетворяла требованіямъ его души. Для него недостаточно было славы поэта: онъ жаждалъ дѣятельности другаго рода. Въ началѣ слѣдующаго года онъ вошелъ въ сношенія съ Греческимъ комитетомъ въ Лондонѣ, и рѣшился посвятить остальную жизнь сною великому дѣлу возрожденія Греціи. Напрасно упрашивала его Графиня Гвиччюли: не смотря на ея сильное сопротивленіе и глубокую меланхолію, въ которую она впала, Байронъ, нанялъ Англійскій бригъ, и въ сопровожденіи молодаго Графа Гамба, бывшаго пирата Трелавнея, доктора Бруно и нѣсколькихъ слугъ, съ запасомъ оружія и денегъ, онъ отплылъ въ Грецію 13 іюля 1823 года. Буря снова загнала ихъ бригъ въ Генуэзскую гавань Лордъ Байронъ поспѣшилъ въ загородный домъ Графини Гвиччіоли, но ея уже не было тамъ: она выѣхала въ то самое утро. Въ задумчивости осматривалъ онъ эту виллу и, обратясь наконецъ къ Графу Гамба, спросилъ: «Гдѣ мы будемъ черезъ годъ?» По странному и горестному стеченію обстоятельствъ, тѣло его было предано землѣ ровно черезъ годъ, въ самый этотъ день. Когда поврежденія брига были исправлены, Байронъ пустился далѣе; на пути онъ зашелъ въ Ливорно, гдѣ получилъ письмо отъ Гёте. Великій старецъ Германіи въ трогательныхъ стихахъ благодарилъ его за посвященіе Вернера. 24 іюля Байронъ вторично пустился въ путь, и послѣ десятидневнаго плаванія прибылъ въ Кефалонію. Онъ прожилъ шесть недѣль на своемъ бригѣ, наблюдая волненіе партій и собирая свѣдѣнія о настоящемъ ходѣ дѣлъ. Онъ не хотѣлъ появленіемъ своимъ упрочить перевѣсъ которой иибудь изъ враждебныхъ сторонъ. Могущественное воображеніе поэта не подавило въ немъ холодной расчетливости государственнаго человѣка: онъ ясно видѣлъ, что прежде всего надобно найти способы къ прекращенію внутреннихъ раздоровъ и къ смягченію жестокости, съ какою обѣ стороны вели войну. Желая служить одной Греціи, онъ отвергалъ убѣжденія начальниковъ партій, которые желали пріобрѣсти его содѣйствіе. Къ концу этого года онъ былъ утѣшенъ благопріятнымъ оборотомъ обстоятельствъ: вражда Колокотрони и Маврокордато уступила необходимости защищатъ отечество. Коринѳъ былъ обратно взятъ Греками; Акарнанія очищена отъ Турецкихъ войскъ, и правительство отправило Маврокордато въ Мпссолунги. Тогда Байронъ ръшился покинуть свое бездѣйствіе и поселиться въ этой крѣпости, славной своимъ паденіемъ, его смертію. Принявъ твердое намѣреніе не уступать Туркамъ Миссолунги, онъ писалъ въ Англію о высылкѣ ему годоваго дохода и денегъ, вырученныхъ за продажу одного изъ его помѣстій. Трелавней, который, по его порученію, ѣздилъ во внутренность Греціи, описывая ему ходъ войны, прибавилъ: «надобны деньги; я бы вычеканилъ имъ денегъ изъ собственнаго сердца.» Въ Январѣ 1824 г. Байронъ отправился къ мѣсту, гдѣ онъ хотѣлъ начать свое военное поприще, и на дорогѣ едва не попался въ руки Туркамъ, которые однако захватили принадлежавшее ему судно съ лошадьми и деньгами. Въ Миссолунги народъ принялъ его съ восторгомъ. Всѣ Греческіе корабли и крѣпостныя баттареи привѣтствовали его залпомъ изъ своихъ орудій; на берегу ожидали его Князь Маврокордато, чины города, гарнизонъ подъ ружьемъ и многочисленное стеченіе народа. Тотчасъ по пріѣздѣ онъ принялъ на свое жалованье пятьсотъ Суліотовъ, возвратилъ свободу многимъ плѣннымъ Туркамъ, и началъ дѣлать приготовленія къ экспедиціи въ Лепантъ, которой начальникомъ хотѣлъ быть самъ. Но намѣренія его не исполнились. Его бурное, непокорное войско возмущалось при каждомъ удобномъ случаѣ. Самые друзья его ссорились между собою: Трелавней держалъ сторону Одиссея, Стангопъ защищалъ Маврокордато. Среди этихъ душевныхъ потрясеній и тревожной дѣятельности, здоровье Байрона слабѣло болѣе и болѣе. Изнуренный трудами и странною діетою, которую соблюдалъ изъ опасенія потучнѣть, онъ почувствовалъ первый апоплексическій ударъ 15 Января 1824 года. За нимъ послѣдовали судороги, которыя однако были прекращены скорымъ медицинскимъ пособіемъ, и здоровье его нѣсколько поправилось. 9 Апрѣля онъ ѣздилъ верхомъ; дождь засталъ его среди этой прогулки. Байронъ возвратился домой съ зародышемъ разрушенія въ груди. Скоро оказались всѣ признаки простуды: боль въ головѣ и лихорадка; болѣзнь быстро усиливалась; сильное кровопусканіе лишило его послѣднихъ силъ. 18 Апрѣля онъ былъ въ безпамятствѣ, бредилъ, звалъ къ себѣ дочь свою Аду, и заочно прощался съ сестрою и Леди Байронъ. 19 Апрѣля, въ шесть часовъ вечера, онъ открылъ глаза безъ малѣйшаго признака жизни, потомъ снова закрылъ ихъ — навѣки. Лордъ Байронъ умеръ на 37 году отъ рожденія. Греческое правительство повелѣло прекратить торжество пасхи, закрыть судилища, лавки, мѣста народныхъ увеселеній, и наложило всеобщій трауръ на три недѣли. Гробъ его стоялъ двѣнадцать дней въ церкви Святаго Николая, между саркофагами генерала Норманна и Марко Боццари; потомъ сердце его было вынуто и погребено въ Греціи. Полковникъ Стангопъ, другъ великаго поэта, отвезъ его тѣло въ Англію, гдѣ его положили рядомъ съ матерью, въ мѣстечкѣ Гокнель, (Hucknell), въ двухъ миляхъ отъ Ньюстида.
Жизнь Байрона отразилась въ его созданіяхъ: они представляютъ такое же странное вліяніе стихій самыхъ разнородныхъ. Поэтъ безпрерывно переходитъ отъ выраженій отчаяннаго страданія, глубокой ненависти къ жизни и людямъ и совершенной безнадежности, къ звукамъ нѣжной любви, къ воспоминаніямъ утраченнаго счастія, къ надменному сознанію неистощенныхъ силъ человѣка. Его Фантазія съ безконечнымъ разнообразіемъ рисуетъ картины внѣшней природы; она уноситъ читателя на ледяныя вершины Альповъ, въ сады Востока, на поля сраженій, на развалины городовъ древней Эллады. Но знаменитый Англійскій поэтъ и другъ Байрона, Томасъ Муръ, справедливо замѣтилъ, что его муза чаще всего посѣщаетъ развалины сердецъ, сокрушенныхъ неукротимыми страстями, сожженныхъ пламенемъ собственныхъ чувствъ. Характеры, изображенные пѣвцами Чайльдъ-Гарольда, вообще слабы и односторонни. Всѣ герои его поэмъ созданы по одному первообразу; они отличаются одинъ отъ другаго только внѣшними обстоятельствами, мѣстомъ дѣйствія, лѣтами и отношеніями къ обществу. Любимое его прилагательное «gloomy» равно приличествуетъ Гьяуру, Корсару, Ларѣ, Альпу и Манфреду. Это однообразіе происходитъ отъ того, что поэтъ влагаетъ въ ихъ уста свои чувства и образъ мыслей; они слишкомъ много говорятъ и мало дѣйствуютъ. Героини Байрона еще безцвѣтнѣе и безхарактернѣе его героевъ. Онъ посвящаетъ имъ длинныя, цвѣтущія описанія, которыя часто дышатъ какою-то сладострастною прелестью, новообщеэтн описанія представляютъ одинъ и тотъ же неясно обрисованный образъ слабой и нѣжной красавицы: она всегда любитъ, всегда погибаетъ жертвою своей любви, и отчаянный любовникъ оплакиваетъ ея кончину. Поэтическій языкъ лорда, блистателенъ; онъ ослѣпляетъ роскошью украшеній, исполненъ самыхъ яркихъ противоположностей, но не всегда равенъ: поэтъ какъ будто истощаетъ всѣ свои краски для нѣкоторыхъ любимыхъ мѣстъ своихъ созданій, и наскоро , скупою кистію рисуетъ другія. Лордъ Байронъ превосходенъ въ описаніяхъ внѣшней природы, отдѣльныхъ явленій жизни, сильныхъ порывовъ страстей. Его муза орлиными очами обозрѣваетъ Востокъ и Западъ, собирая повсюду образы и краски; но взоры ея никогда не обращаются къ Англіи; они преимущественно устремлены на Востокъ, гдѣ природа является въ видѣ ангела, а человѣъ въ видѣ демона. Она задумчиво останавлирается предъ развалинами былаго величія и славы, безъ надежды смотритъ на настоящее и будущее, и черпаетъ горькія, безплодныя наставленія изъ минувшаго. Не смотря на его недостатки, Байронъ принадлежитъ къ числу величайшихъ поэтовъ міра. Повторимъ слова написанныя Вальтеръ Скоттомъ по полученіи извѣстія о кончинѣ его безсмертнаго друга: «Подобно Шекспиру разнообразный въ своихъ созданіяхъ, оиъ обозрѣлъ всѣ явленія человѣческой жизни, и истощилъ всѣ звуки божественной арфы, отъ самыхъ нѣжныхъ до самыхъ сильныхъ и потрясающихъ душу. Едва ли есть страсть или положеніе, которыя бы ускользнули отъ его пера; его можно изобразить, какъ Гаррика, между музою слезъ и музою смѣха, хотя могущественнѣйшія усилія его таланта были посвящены Мельпоменѣ.»
Кромѣ исчисленныхъ нами сочиненій, Байронъ написалъ еще одну поэму: «Островъ или Христіанъ и его товарищи» и множество мелкихъ стихотвореній. Его опыты въ прозѣ не заслуживаютъ вниманія. Онъ велъ записки о своей жизни, и оставилъ ихъ Томасу Муру. Муръ продалъ рукопись за 4000 ф. стерл., но сестра Лорда Байрона, находя въ ней многія мѣста оскорбительными для лицъ еще живыхъ, сожгла ее. Въ послѣдствіи Муръ издалъ Записки о Байронѣ, составленныя частію изъ сожженной рукописи, частію изъ его собственныхъ воспоминаній. Подробныя извѣстія о жизни великаго Англійскаго поэта можно найти въ слѣдующихъ сочиненіяхъ: Conversations of Lord Byron, соч. Кан. Мелвина (переведены на Русскій языкъ); Lord Byron en Italie et en Grèce, Соч. Маркиза Сальво; Private correspondance of Lord Byron, etc. Часть сочиненій Байрона переведена на Русскій языкъ: въ 1821 году Каченовскій издалъ въ Москвѣ, «Выборъ изъ сочиненій Лорда Байрона», гдѣ находятся Гьяуръ, Абидосская Невѣста и нѣсколько другихъ поэмъ; кромѣ того, мы имѣемъ превосходные переводы Шильонскаго Узника, Абидосской Невѣсты и Манфреда, которыми обязаны Жуковскому, Козлову и Вронченку. Въ 1822 году, въ Москвѣ вышелъ переводъ Гьяура, сдѣланный неизвѣстнымъ. Паризина переведена два раза, Вердеревскимъ и Карцовымъ; множество другихъ переводовъ въ прозѣ и стихахъ разсѣяно по разнымъ періодическимъ изданіямъ.