БАЙРОН (Byron), Джордж Гордон (1788—1824), лорд, знаменитый англ. поэт, потомок старинного аристократического рода, в к-ром исследователи насчитывают ряд авантюристов, страстных характеров, людей, отмеченных необыкновенными похождениями и эксцентрическими выходками. Отец В., прозванный «шалым Джеком», был блестящим, но беспутным гвардейским офицером, прокутившим свое состояние. Б. унаследовал от предков повышенную эмоциональность и бешеный темперамент. Социальное положение семьи в значительной степени предопределило мрачное миросозерцание поэта. После смерти его отца семья жила в бедности. Поэт рос в обстановке обедневшего аристократа и уже в детстве чувствовал несоответствие между средствами матери и аристократическими замашками семьи, к-рая гордилась древностью своего рода и принуждена была жить, отказывая себе по временам и в самом необходимом. Несомненно, что поэзия Б. является глубочайшим выражением тех настроений, к-рые были свойственны и итал. графу Леопарди, и бретонскому дворянину Шатобриану, и ряду других деклассированных аристократов. Как и они, Б. вырастал в старинном поместьи, и здесь, в Ньюстэдском аббатстве, каждая аллея векового парка дышала легендами и воспоминаниями о жизни предков, каждое ущелье шептало исторические были. Как и они, Б. не мог найти себе места в мире новых отношений, где обаяние родословного дерева начинало уступать место растущему могуществу торгов, и пром. капитала. Личная жизнь Б. сложилась так, что содействовала обострению внутренних противоречий, в к-рых билось его сознание до самой его смерти. Наиболее важными фактами его биографии являются: болезнь в детстве, оставившая его на всю жизнь хромым; борьба с матерью, существом грубым и нервно-неуравновешенным (борьба со «вдовою», как насмешливо говорил сам Б.); несчастная любовь к кузине Мери Чеворт, с удивительной поэтической силой описанная впоследствии Б. в стихотворении «Сон»; Кембриджский ун-т, в к-ром Б. вел разгульную студенческую жизнь; появление в 1807 его первого, довольно бесцветного стихотворного сборника «Часы досуга», вызвавшего язвительную рецензию во влиятельном журнале «Эдинбургское Обозрение», к-рая разбудила в Б. чувство оскорбленной гордости и заставила его ответить страстной полемической поэмой. Эта поэма является в то же время и критическим обозрением: молодой Б. делает смотр англ. литературным деятелям и совершенно неожиданно для рецензентов его первого стихотворного сборника обнаруживает и силу зрелого суждения и дар уничтожающей насмешки. Далее—первое путешествие Б., стремившегося в экзотические страны, где он думал найти забвение от борьбы, злословия и врагов. Он побывал в Испании, в Албании, Греции и Константинополе и привез оттуда две первые песни «Чайльд Гарольда», опубликованные в 1812.
Одиноким порывом врываются в биографию Б. две его речи, к-рыми ознаменовалось его вступление в палату лордов: речь по поводу притеснения католиков в Ирландии и, в особенности, знаменитая речь в защиту рабочих при обсуждении билля о смертной казни за разрушение машин. Хотя Б. никогда впоследствии не возвращался к рабочему вопросу, но речь эта свидетельствует о том, как велик был диапазон его ума, как умел он порою прозревать путь, который указывала история для выхода из противоречий, раздиравших сознание дворянской интеллигенции начала 19 в. Он указывал, что срубить несколько голов не есть средство пресечь «войну многих». Нельзя истребить всех. «А это—все меры, предлагаемые для голодающего и отчаявшегося населения. Когда смерть является единственным избавлением, к-рое вы им даете, неужели вы воображаете, что ваши драгуны сделают их спокойными». После издания первых двух песен «Чайльд Гарольда» Б. пользовался неслыханным успехом. С этого момента начинается влияние Б. на европейскую литературу (в особенности на литературу немецкую, русскую и польскую). В эти годы появились его восточные поэмы: «Гяур», «Абидосская невеста», «Корсар», «Лара», «Осада Коринфа», «Паризина». Б. сделался модным человеком, светским львом, предметом восторженного поклонения, истинным кумиром лондонского общества. Он отдавался упоению своей славы и увлекался поклонением женщин. Но вместе с тем росло число его литературных и светских врагов, к-рые воспользовались первым случаем, чтобы свергнуть его с высоты. Поводом послужила его женитьба на мисс Мильбэнк. До сих пор еще не вполне выяснена причина разлада между супругами. Б. приписывали много связей. Его обвиняли в самом необузданном разврате, и уже много лет спустя после его смерти известная Бичер-Стоу, «благочестивый» автор «Хижины дяди Тома», опубликовала скандальные—и по существу клеветнические — разоблачения, будто бы доставленные ей вдовой поэта, о связи его с своей сестрой Августой Ли, самым близким ему человеком, его преданнейшим другом. Гонимый злословием, Б. в 1816 снова покидает Англию с ненавистью и проклятиями, на этот раз навсегда. Во время этого второго путешествия необходимо отметить его встречу и сближение в Швейцарии с поэтом Шелли, имевшим на него в т. н. швейцарский период творчества сильное влияние. Произведения, написанные после отъезда из Англии, носят на себе следы мрачного настроения. В это время созданы третья песня «Чайльд Гарольда», «Шильонский узник», трагедия «Манфред», «Каин», «Небо и земля», такие мрачные стихотворения, как «Тьма». Путешествие по Италии, в особенности венецианская эпоха его жизни, знакомство и сближение с графиней Терезой Гвиччьоли, а через ее брата—с революционным движением в Италии,—таковы были условия, в к-рых началось преодоление индивидуализма Б. Он ближе подходит к земле, предметом его внимания становится современная реальная жизнь, он чувствует потребность принять участие в разрешении социальных и политических вопросов, занимающих умы передовых людей его времени. Правда, зрелище народа, подавленного и собственными и чужеземными деспотами, продолжает возбуждать в нем ненависть и отчаяние. Но наряду с мотивами «мировой скорби», наряду с таинственной романтикой, с к-рыми Б. не расстается до конца своей жизни, произведения последнего периода уже отмечены новыми настроениями. Чувство реализма и социальный пафос надолго утвердили в сознании потомков за Б. имя великого поборника свободы, друга угнетенного человечества. В этих настроениях возникли такие произведения, как поэма «Беппо» и роман «Дон-Жуан», четвертая песня «Чайльд Гарольда», «Сарданапал», «Пророчество Данте», «Марино Фальеро», «Два Фоскари», «Бронзовый век». Разрушительные и освободительные идеи, заключавшиеся в этих произведениях (из прежних нужно упомянуть о трагедии «Каин»—удивительном гимне в честь человеческого ума, освобождающегося от религиозного гнета), сделали Б. предметом ненависти всех консервативных кругов Европы. В то же время имя Б. становилось все более популярным в либеральных и революционных кругах. Он вступил в сношения с карбонариями, подготовлявшими освобождение Италии, и когда вспыхнуло движение в пользу освобождения Греции от турецкого ига, он отправился в Грецию, в 1823, во главе отряда добровольцев, с намерением принять на себя руководство революционной борьбой греческого народа. Ему удалось сыграть заметную роль в этой борьбе, но спустя год после прибытия, 19 апр. 1824, он умер от лихорадки. Смерть Б. произвела сильнейшее впечатление на поэтов-современников: Гейне посвятил памяти Б. «Последнее путешествие Чайльд-Гарольда», Пушкин назвал Б. (в стихотворении «К морю», написанном в 1824) «гением», «властителем наших дум».
Поэзия Б. принадлежит к числу крупнейших явлений в истории мировой литературы. Байронизм—определенное умонастроение, овладевшее умами европейского общества, господствовавшее, по преимуществу, в первой половине 19 в., проникшее и к нам, в Россию. Как социальное явление, байронизм есть мироощущение деклассированного аристократа, независимо от того, является ли он аристократом по происхождению или аристократом интеллектуальным. Это определение обнимает не только байронизм 19 в., но и байроновские мотивы, господствовавшие в поэзии в разные времена задолго до великого англ. поэта, давшего им свое имя. Объективные условия привели к тому, что в первой половине прошлого столетия эта роль выпала на долю преимущественно отпрысков старинных аристократических родов: именно им пришлось дать наиболее глубокое и четкое выражение этому мироощущению. Почти повсюду поэзия этого направления связана с ликвидацией или потрясением феодально-помещичьего господства и усиливающимся торжеством капитализма. В этом смысле есть известное сходство в социально-психологической обстановке, окружавшей не только Б., Леопарди или Шатобриана, но даже Пушкина, Лермонтова и, позднее, Тургенева. Все они не могли выйти за пределы класса, с к-рым были связаны воспитанием и традициями, а между тем, они же выступали обличителями пустоты и суетности своей среды. Литературный путь Б. есть, в сущности, исполненная драматизма повесть об этом разладе, о личности, раздираемой внутренними противоречиями и не могущей найти выхода из этих противоречий. Герой первого периода, т.-е. эпохи двух первых песен «Чайльд Гарольда» и восточных поэм, живет вне общества. Он ненавидит это общество и борется с ним. Герои Б.—Гяур, Селим и Конрад—разбойники. О Чайльд Гарольде мы знаем мало, знаем, что «был знатен его почтенных предков род», что он «жил, поклонник наслаждений, не зная дела и трудов среди вакхических пиров, среди любовных похождений», что он покинул родину «для неизвестных новых стран». Типичное дитя аристократической культуры, отпрыск старинного рода, Чайльд Гарольд чужд современности, и когда сознание его возмущено при виде насилий и деспотизма, при виде разоренных полей Испании, стонущей под пятой чужеземца, он обращается не к тем средствам борьбы, к-рые указывала история, а к глубокой старине, к эпохе феодализма, к преданиям рыцарства. Он живет воображением в тех временах, когда Эллада была «водительницей» народов, или в тех, когда во владениях испанского короля не заходило солнце. Это одиночество Чайльд Гарольда, этот антисоциальный его индивидуализм разрастается в более мрачное и глубокое одиночество Манфреда. Здесь борьба против общества переходит в проклятие мирозданию, в безысходную скорбь об ограниченности человеческой природы, о беспредельности человеческих запросов, к-рым не может быть ответа в силу этой ограниченности. «Мы,—говорит Манфред,—сочетанье праха с божеством, которым ни парить, ни пресмыкаться не суждено; мы целый век ведем борьбу с своей двойственной природой». «Каин», это—теологическое мышление, представшее перед судом критического разума, это—рационализм 18 в., наносящий беспощадные удары вековому господству католицизма. Каин изобличает бога, бросившего человека в омут противоречий, даровавшего ему жизнь, но и создавшего неизбежность смерти, отнявшего у человека бессмертие и стремившегося отнять самое познание.
Преодоление индивидуализма в Б. сказалось в произведениях последнего периода вспышками жизнерадостных мотивов и реальным подходом к жизни среди беспросветного отчаяния: полна солнца, красоты и радости небольшая поэма «Беппо»; много поэтических гимнов наслаждению, любви и счастью имеется даже в трагедии «Сарданапал»; глубоко реалистичен, исполнен политического и социального пафоса незаконченный роман «Дон-Жуан». Именно этот роман дает огромный материал для понимания социальных предпосылок, из к-рых выросла скорбь и сатира Б. Изображение высшего света в знаменитом рассказе о тридцати трех гостях лорда, «браминах мод и высших сфер царях», по силе сарказма может соперничать с изображением в «Бронзовом веке» земельной аристократии, злой рати, «из года в год пьющей чужую кровь и слезы», людей, «считавших в житницах доход, когда стонал в час брани весь народ». Но и в «Дон-Жуане» Б. остается еще учеником Руссо с его верой в «естественного человека» (глава, описывающая любовь Дон-Жуана и Гайдэ). В «Бронзовом веке» Б. выступает уже зрелым политическим мыслителем, обличителем лживой политической системы, позволяющей монархам обманывать свои народы, держать их в цепях рабства.
Все это свидетельствует, что, оторвавшись от пути, к-рый указывала унаследованная традиция, Б. обладал всеми данными, чтобы вступить на новый путь, продиктованный логикой истории.
Б. имел огромное влияние во всех странах Европы в течение всего периода ликвидации феодальных отношений и победы отношений буржуазных: он отражал в эту эпоху миронастроение той части интеллигенции, к-рая сумела отречься от старых форм,—но не сумела найти применения своим силам в области конкретных задач, выдвинутых новыми социальными условиями.
Целая пропасть отделяет мятежного Б. от «величавого олимпийца» Гёте, однако в эпоху расцвета гения немецкого поэта, в конце 18 и в начале 19 вв., в другой плоскости Германия представляла сочетание условий, благоприятствовавших тому, чтобы взыскательный ум не находил себе приложения в жизни, получая в то же время беспредельный простор для абстрактной работы.
Вот почему сходны мотивы тоски Гётевского Фауста и Байроновского Манфреда (драма эта посвящена Б-ом Гёте), вот почему в лице Эвфориона во второй части «Фауста» Гёте выводит англ. поэта с его влечением вдаль и неукротимым презрением к «обычаю» и «закону». Вот почему байроновские мотивы отразились в поэзии Гейне, самого влиятельного поэта Германии в эпоху 30-х и 40-х гг., эпоху переходную от романтических феодально-католических настроений к реализму и буржуазному либерализму. Вот почему мы встречаем эти же мотивы в поэзии и Ламартина, и Жорж Занд, и Мюссе, с ужасом смотревшего в прошлое и не находившего «души родной» в грядущем, и Николая Ленау. Вот почему через сто лет байроновские мотивы возрождаются с новой силой в наши дни, в эпоху начинающегося торжества нового социалистического сознания,—в поэзии Пшибышевского, у Л. Андреева («Анатема») и др. Все носители «мировой скорби»—порождение одного и того же общественно-психологического конфликта: с одной стороны—скованный традиционными формами, насыщенный старой культурой аристократический ум, с другой—новая действительность, творимая новыми, чуждыми ему классами, чуждая и неясная.
Лучшее англ. издание сочинений В.: «Works, a new and revised edition», London, 1898—1904. Лучшее рус. издание—Брокгауз и Эфрон, под ред. С. Венгерова, в «Библ. великих писателей», в 3 т., СПБ, 1904—1905. На рус. яз. произведения Б. переводились уже поэтами современниками. Назовем нек-рых переводчиков: Жуковский («Шильонский узник»), Лермонтов (отрывок из «Чайльд-Гарольда», известный под именем «Умирающий гладиатор», «Еврейская мелодия»), Тургенев («Тьма»). Из новых переводчиков: П. Козлов («Чайльд-Гарольд», «Дон-Жуан»—последняя песня переведена О. Чюминой), И. Бунин («Каин», «Манфред»), Н. Минский («Сон») и другие.
Из лит. на рус. языке: Веселовский, Л., Байрон, М., 1902; Жирмунский, В., Байрон и Пушкин, Л., 1924; Сборник «Байрон, 1824—1924», изд. «Светоч», М.—Л., 1924 (статьи П. С. Когана, M. Н. Розанова, Л. П. Гроссмана, Е. Д. Гримма); Стороженко, Н. И., Влияние Байрона на европейские литературы, в книге «Из области литературы», М., 1902, изд. учеников и почитателей; соответствующие главы в общих трудах по истории литературы Тэна, Брандеса, Когана, Фриче, де ла Барта.