| БАЙ | — 125 — | БАЙ |
воспоминанія. Онъ передалъ потомству полную повѣсть отверженной любви своей въ превосходной лирической пьесъ: Сонъ (the Dream).
Въ 1805 году онъ перешелъ изъ Гарровскаго училища въ Троицкую коллегію Кембриджскаго университета. — Студентская жизнь не оставила ему пріятныхъ воспоминаній; онъ говорилъ въ послѣдствіи, что alma mater была для него injusta noverca. Желая подавить несчастную страсть свою, онъ предался здѣсь самой буйной и даже развратной жизни. Дни его проходили среди гимнастическихъ упражненій, ночи въ оргіяхъ съ товарищами. Иногда онъ покидалъ нечистыя забавы свои, для успокоенія души, которую уже точилъ червь отрицанія и сомнѣнія. Онъ вопрошалъ людей и книги, небо и землю о таинствахъ жизни. Въ этой борьбѣ сердца, отъ природы довѣрчиваго, съ умомъ насмѣшливымъ и ожесточеннымъ, заключается, быть можетъ, вся тайна его поэзіи. Въ Ныостидскомъ аббатствѣ, куда переселился онъ по выходѣ изъ университета, Байронъ не перемѣнилъ своего образа жизни.
Еще во время пребыванія своего въ Кембриджѣ написалъ онъ нѣсколько стихотвореній, которыя были напечатаны въ маломъ числѣ экземпляровъ, только для друзей его. Въ 1807 году эти стихотворенія вышли вполнѣ, подъ названіемъ «Часы досуга» (Hours of Idleness). Они вовсе не предвѣщали великаго поэта, и Эдинбургское Обозрѣніе привѣтствовало ихъ критикою чрезвычайно строгою, даже грубою. «Стихотворенія молодаго лорда,» говоритъ неизвѣстный рецензентъ, «принадлежатъ къ тому классу произведеній, которыя, по выраженію Горація, не могутъ быть терпимы пи людьми, ни богами. — Всѣ произведенія его лиры такъ пошлы, что походятъ на стоячую воду пруда, и поэтъ, какъ будто для оправданія своего, напоминаетъ намъ при каждой пьесѣ о своей молодости. Можетъ быть, онъ этимъ хочетъ сказать; «Посмотрите, какъ я, недоросль, умѣю писать: вотъ поэма, сочиненная на 19 году; вотъ другая написанная, когда мнѣ было 16 лѣтъ.» Но увы! мы всѣ помнимъ поэтическія произведенія 10-лѣтняго Коулея и 12-лѣтняго Попе; насъ ни мало не удивляютъ эти жалкіе стихи, изданные школьникомъ при выходѣ изъ училища; напротивъ, мы считаемъ это очень обыкновенною вещью, и увѣрены, что изъ десяти недорослей, девять могутъ написать не хуже или еще лучше Лорда Байрона. — Желая оказать услугу благородному поэту, мы скажемъ ему, что риѳма и полное число стопъ, не составляютъ поэзіи. Мы желали бы убѣдить его, что поэту необходимо имѣть немного ума и воображенія — и проч. и проч.» Эта дерзкая критика раздражила Байрона; она пробудила въ немъ силы, ему самому неизвѣстныя. Въ 1809 году онъ блистательно отмстилъ за себя жестокою сатирою: «Англійскіе поэты и Шотландскіе критики» (English bards and Scotch reviewers). Это произведеніе имѣло необыкновенный успѣхъ, хотя оно несравненно ниже всѣхъ позднѣйшихъ твореній Байрона. Въ послѣдствіи онъ даже хотѣлъ уничтожить эту сатиру, тѣмъ болѣе, что въ первомъ пылу своего негодованія, онъ не пощадилъ людей, которые имѣли полное правона его уваженіе и вовсе не заслуживали насмѣшекъ. Многіе изъ нихъ, въ томъ числѣ Вальтеръ Скоттъ, Томасъ Муръ и Лордъ Голландъ, сдѣлались послѣего друзьями.
Между тѣмъ Байронъ собирался путешествовать; дальнѣйшее пребываніе въ Англіи обѣщало ему не много радостей. Дѣла его по имѣнію находились въ чрезвычайномъ безпорядкѣ, и поправить ихъ было почти невозможно. Къ этому присоединились другія столь же непріятныя обстоятельства: дурная слава отца, странный характеръ матери и собственный образъ жизни, удалили отъ него всѣхъ людей того класса, къ которому онъ принадлежалъ по рожденію. Званіе его давало ему право засѣдать въ верхней палатѣ Парламента, но Лордъ Карлейль, бывшій его опекунъ, не хотѣлъ представить его высокому собранію, что всегда дѣлается въ подобныхъ случаяхъ, и Байронъ долженъ былъ явиться одинъ. Первое произведеніе его было осмѣяно, второе навлекло ему много враговъ. Онъ рѣшился оставить на время отечество, гдѣ его встрѣтилъ такой холодный, можно сказать непріязненный пріемъ. Бъ послѣдній разъ созвалъ онъ друзей своихъ въ Ньюстидское аббатство, и тамъ переодѣтые монахами, они толковали о поэзіи и философіи, съ молчаливою важностію стрѣляли въ цѣль, дразнили волка и медвѣдя, и пили бургонское изъ черепа, который служилъ имъ круговою чашею. Повторивъ въ нѣсколько дней
