[378]Трольгетта.
Кого же встрѣтили мы на Трольгеттѣ? О, это прямо невѣроятно! Сейчасъ мы разскажемъ все.
Мы сошли съ парохода передъ первыми шлюзами и очутились ни дать-ни взять въ англійскомъ паркѣ: широкія аллеи, убитыя щебнемъ и подымающіяся вверхъ небольшими террасами, по бокамъ же залитый солнцемъ газонъ. Видъ самый привѣтливый, красивый, но ничего поражающаго, величественнаго. Кто ищетъ такого, долженъ взять немного правѣе, въ сторону старыхъ шлюзовъ, прорванныхъ въ скалахъ порохомъ. Зрѣлище величественное! Вода, пѣнясь, клубится по глубокому черному руслу. Отсюда вся долина и рѣка видны, какъ на ладони. Противоположный берегъ рѣки представляетъ зеленую холмистую возвышенность, усѣянную лиственными деревьями и красными деревянными домиками. По шлюзамъ подымаются и корабли и пароходы; роль покорнаго духа играетъ здѣсь сама рѣка, переносящая суда черезъ скалы. Изъ-за лѣса слышится шумъ и ревъ: это грохотъ Трольгетты сливается съ визгомъ лѣсопильныхъ мельницъ и стукотней молотовъ въ кузницахъ.
«Черезъ три часа мы пройдемъ всѣ шлюзы!» сказалъ нашъ капитанъ.
[379]«За это время вы успѣете осмотрѣть водопады. Встрѣтимся у гостиницы наверху!» Мы направились по тропинкѣ въ лѣсъ, и тутъ насъ окружила цѣлая толпа бѣлоголовыхъ мальчишекъ. Всѣ желали быть нашими проводниками и старались перекричать другъ друга, давая самыя разнорѣчивыя указанія относительно того, какъ высоко подымается, не подымается и можетъ подыматься въ шлюзахъ вода. Да, и тутъ между учеными царило разногласіе! Скоро мы остановились на обросшей краснымъ верескомъ площадкѣ скалы, на головокружительной высотѣ. Внизу подъ ними клокотала вода—«Адскій водопадъ», надъ нимъ другой, третій, водопадъ надъ водопадомъ, образуемые все тою же многоводною рѣкою, вытекающею изъ величайшаго озера Швеціи. Что за видъ! Какое клокотанье вверху и внизу! Точно море низвергается сверху, море пѣнящагося шампанскаго, или кипящаго молока! Сначала водяная масса разбивается о двѣ скалы, и мелкая серебристая пыль стоитъ въ воздухѣ густымъ облакомъ, затѣмъ потокъ суживается и мчится дальше, сжатый съ обѣихъ сторонъ каменными стѣнами, затѣмъ опять разбивается, падая внизъ, вырывается на волю, успокоивается, дѣлаетъ круговой поворотъ назадъ и снова тяжело обрушивается внизъ, образуя «Адскій водопадъ». Что за шумъ, что за ревъ, что за клокотанье тамъ въ глубинѣ!.. Языкъ нѣмѣетъ!..
Онѣмѣли и наши крикуны-проводники. Когда же языкъ у нихъ снова развязался, и они опять пустились въ разсказы и объясненія, ихъ скоро прервалъ какой-то старикъ. Никто не замѣчалъ его раньше и не зналъ, какъ онъ здѣсь очутился. Тѣмъ не менѣе онъ былъ тутъ и прервалъ мальчишекъ своимъ удивительно рѣзкимъ, сильнымъ голосомъ. Онъ-то хорошо зналъ здѣшнія мѣста, а о старинѣ разсказывалъ такъ, какъ будто все случилось только вчера.
«Въ такъ называемыя языческія времена здѣсь на скалахъ сходились витязи на единоборство!» разсказывалъ онъ. «Витязь Стэркоддеръ, жившій тутъ по близости, влюбился въ красавицу Огнъ Альфафостеръ, но ей больше былъ по вкусу витязь Хергримеръ. Стэркоддеръ вызвалъ его на поединокъ здѣсь у водопада и убилъ, но Огнъ схватила окровавленный мечъ жениха и пронзила имъ себѣ сердце, чтобы не доставаться Стэркоддеру. Съ тѣхъ поръ прошло сто лѣтъ да еще сто лѣтъ; здѣсь стоялъ тогда густой лѣсъ, въ немъ бродили лѣто и зиму волки да медвѣди, хозяйничали разбойники. Никто не могъ открыть ихъ убѣжища—пещеры, что была близъ водопада, со стороны Норвегіи. Теперь ея ужъ нѣтъ,—обрушилась. Утесъ…»
«Да, утесъ Портного!» закричали мальчишки: «Онъ рухнулъ въ 1855 г.».
«Рухнулъ!» повторилъ старикъ, словно удивленный тѣмъ, что кто-нибудь, кромѣ него, могъ знать это. «Все когда-нибудь рухнетъ, а портной рухнулъ сразу! Разбойники посадили его на самомъ краю утеса и велѣли ему вмѣсто всякаго выкупа поскорѣе сшить платье. Онъ было принялся за работу
[380]да какъ поглядѣлъ внизъ—голова у него закружилась, и онъ полетѣлъ въ клокочущую бездну. Съ тѣхъ поръ утесъ и носилъ его имя. Однажды разбойники изловили одну молоденькую дѣвушку; плѣнница и выдала ихъ—зажгла костеръ въ пещерѣ, дымъ увидѣли, пещеру нашли, разбойниковъ переловили и перевѣшали!»
Мы пошли дальше вдоль водопада къ островку; опрятная, усыпанная опилками дорожка вела до самыхъ шлюзовъ Польгемса, гдѣ искусство человѣческое, придя на помощь природѣ, создало величественнѣйшій изъ водопадовъ Трольгетты. Стремительный потокъ падаетъ въ черную бездну отвѣсной стѣной. Скала соединена съ островкомъ легкимъ желѣзнымъ мостомъ; такъ и кажется, что онъ переброшенъ надъ настоящей бездной. Переходишь по этому колеблющемуся мосту надъ брызжущей, клокочущей водой на крошечный скалистый островокъ и стоишь тамъ среди сосенъ и елей, пробивающихся изъ трещинъ. Передъ нами низвергается съ размаху огромный водяной потокъ, разбивается о скалистую глыбу, на которой мы стоимъ, осыпаетъ насъ дождемъ мельчайшихъ брызгъ и дѣлится на два рукава; огибая островъ, они несутся съ быстротой пущенныхъ изъ какой-нибудь исполинской пушки и падаютъ по уступамъ скалъ, образуя цѣлый рядъ водопадовъ. Всѣ они передъ нами, какъ на ладони, и мы стоимъ очарованные и самою картиною и гармоничнымъ грохотомъ, раздающимся тутъ съ испоконъ вѣка. «А на тотъ островокъ, небось, никто не взберется?» спросилъ кто-то изъ насъ, указывая на другой островокъ, побольше, возвышающійся надъ самымъ верхнимъ водопадомъ.
«Я-то знаю одного такого!» сказалъ старикъ, какъ-то странно улыбаясь.
«Это мой дѣдушка!» сказалъ старшій изъ мальчугановъ. «Вообще же туда рѣдко кто заберется, развѣ одинъ въ сто лѣтъ! Крестъ, что стоитъ тамъ на вершинѣ, поставилъ мой дѣдушка. Зима стояла такая суровая, что все озеро замерзло; водопады тоже замерзли на нѣсколько часовъ, такъ что можно было перейти на островъ по камнямъ русла. Дѣдушка съ двумя своими товарищами и перешелъ, поставилъ тамъ крестъ и вернулся обратно. Вдругъ точно изъ пушекъ выпалили—такой трескъ пошелъ; ледъ взломало, и рѣка опять понеслась по лугамъ и лѣсамъ. Все это правда, такъ дѣдушка разсказывалъ!»
Одинъ изъ моихъ спутниковъ продекламировалъ стихи Тегнера, въ которыхъ говорилось о силахъ природы, покорившихся нынѣ уму человѣка. «Да, бѣдный горный духъ, бѣдный Тролль!» продолжалъ онъ. «Сила и могущество твои все падаютъ! Умъ человѣческій побѣдилъ ихъ! Тебѣ надо поучиться у насъ!»
Словоохотливый, неизвѣстный никому изъ насъ, старикъ скорчилъ гримасу и что-то пробормоталъ себѣ подъ носъ, но… мы дошли въ это время до моста передъ гостиницей и увидѣли пароходъ, уже миновавшій шлюзы.
[381]Всѣ поспѣшили сѣсть на него, и онъ быстро понесся вверхъ по рѣкѣ, выше водопада, точно того и не существовало.
«Да, какъ же это!» недоумѣвалъ старикъ. Онъ, повидимому, не только не ѣзжалъ никогда на пароходѣ, но даже и не видалъ ни одного. То-то онъ такъ и шнырялъ по всѣмъ угламъ, взбирался на верхъ, спускался внизъ, всматривался въ устройство машины, точно хотѣлъ пересчитать тамъ всѣ гвоздики, разглядывалъ колеса, перевѣшивался черезъ бортъ, словомъ, совалъ свой носъ всюду. Самый каналъ тоже былъ для него совершенно новою, незнакомою дорогой, карты и путеводители также. Ужъ онъ вертѣлъ, вертѣлъ ихъ въ рукахъ! Читать врядъ ли онъ умѣлъ. Съ мѣстностью онъ былъ, однако, хорошо знакомъ, то-есть съ мѣстностью, какою она была въ старину. Всю ночь, что мы плыли по озеру Веннернъ, онъ не спалъ, изучая этотъ новый для него способъ передвиженія; когда же утромъ мы стали подыматься изъ озера по шлюзамъ, все выше и выше, изъ озера въ озеро, онъ просто себя не помнилъ отъ удивленія и любопытства. Наконецъ, мы достигли Моталы.
Шведскій писатель Тернеросъ разсказываетъ о себѣ, что въ дѣтствѣ онъ спросилъ однажды: «кто это тикаетъ внутри часовъ, и ему отвѣтили: «мастеръ Безкровный!» Такой же страхъ, какой охватилъ при этомъ имени малютку, заставивъ его сердечко забиться, а волосы встать дыбомъ, охватилъ и нашего старика съ Трольгетты въ Моталѣ, когда мы осматривали тамошній заводъ. Мастеръ «Безкровный», который тикалъ внутри часовъ, работалъ здѣсь тяжелыми молотами. Мастеръ «Безкровный», питаясь человѣческими мыслями, пріобрѣлъ здѣсь плоть и члены—стальные, каменные, деревянные; мастеръ «Безкровный» черпалъ изъ человѣческихъ мыслей физическія силы, какими не обладаетъ самъ человѣкъ. Мастеръ «Безкровный» житель Моталы; тутъ онъ раскинулъ свои твердые члены по огромнымъ заводамъ; члены эти—колеса, цѣпи, прутья, да желѣзныя проволоки. Войдите сюда и посмотрите, какъ прессуетъ раскаленныя желѣзныя глыбы въ длинныя полосы и потомъ прядетъ ихъ мастеръ «Безкровный», посмотрите, какъ онъ рѣжетъ ножницами твердыя металлическія доски, рѣжетъ такъ легко и мягко, точно бумагу. Послушайте, какъ онъ ударяетъ молотомъ! Искры такъ и сыплются съ наковальни! Посмотрите, какъ онъ ломаетъ толстые желѣзные брусья, ломаетъ на куски одинаковой опредѣленной величины, ломаетъ, точно палочки сургуча. Глядите, какъ катаютъ и стругаютъ толстое желѣзо, какъ вертятся огромныя колеса, какъ надъ вашими головами бѣгутъ живыя желѣзныя нити, тяжелые крѣпкіе шнурки, слышится стукъ, визгъ, жужжанье!.. Кинешься оттуда во дворъ, гдѣ разбросаны желѣзнодорожные вагоны и паровые котлы для пароходовъ, увидишь, что мастеръ «Безкровный» протягиваетъ свои саженныя руки и сюда. Все живетъ, работаетъ само собою, человѣкъ только направляетъ да
[382]останавливаетъ работу! Въ глазахъ рябитъ, голова идетъ кругомъ отъ одного вида. Смотришь, вертишься, поварачиваешься, останавливаешься, нагибаешься и просто не знаешь, что сказать, чѣмъ и выразить свое благоговѣніе передъ силою человѣческой мысли. Она облеклась тутъ въ плоть и кровь, обрѣла желѣзные члены! Прислушайтесь къ безпрерывному грохоту молотовъ, приглядитесь ко всему, какъ приглядѣлся я! Старикъ съ Трольгетты тоже весь ушелъ въ созерцаніе, нагибался, привставалъ на цыпочки, ползалъ на колѣняхъ, совалъ голову во всѣ уголки между машинами… Ему хотѣлось видѣть все, изучить все, разсмотрѣть каждый винтикъ въ механизмѣ, понять, какъ онъ дѣйствуетъ подъ водой. Потъ лилъ съ него градомъ, въ пылу увлеченія онъ все пятился задомъ и, наконецъ, угодилъ мнѣ прямо въ объятія, а не то бы попалъ подъ колесо! Онъ взглянулъ на меня и пожалъ мнѣ руку.
«И подумать, что все это совершается естественными силами природы, просто и понятно!? Корабли идутъ противъ вѣтра и противъ теченія, переплываютъ черезъ лѣса и горы, вода сама ихъ подымаетъ, паръ двигаетъ!?» сказалъ онъ.
«Да!» отвѣтилъ я. «Да!» повторилъ онъ еще и еще разъ и глубоко вздохнулъ. Тогда я не понялъ этого вздоха, но нѣсколько мѣсяцевъ спустя понялъ, и къ этому-то времени я сейчасъ и перескочу. Осенью на обратномъ пути я опять заглянулъ на Трольгетту и провелъ нѣсколько дней среди этой мощной природы, гдѣ все больше и больше начинаетъ хозяйничать неугомонный человѣкъ, превращая прекрасное въ полезное. Заставили приносить пользу и самую Трольгетту: пилить бревна, двигать мельницы, ковать и рубить. Зданіе выростаетъ здѣсь за зданіемъ, лѣтъ черезъ пятьдесятъ выростетъ цѣлый городъ. Но я отклонился отъ своего повѣствованія! Какъ сказано, я вернулся сюда осенью. Тотъ же шумъ, и грохотъ, то же прохожденіе парохода по шлюзамъ, тѣ же болтливые мальчишки, провожающіе пріѣзжихъ къ Адскому водопаду, къ желѣзному мосту и къ гостиницѣ. Я долго сидѣлъ здѣсь, перелистывая накопленныя годами книги для записей туристовъ. Почти всѣ туристы выражали чувства удивленія и восторга, вызванныя въ нихъ зрѣлищемъ водопада, выражали на разныхъ языкахъ, но большею частью на латинскомъ, словами: «veni, vidi, obstupui!» Одинъ написалъ: «Я видѣлъ шедевръ природы, прошедшій черезъ горнило искусства!» Другой писалъ, что «не можетъ выразить того, что́ онъ и видѣлъ, и что́ онъ видѣлъ, того не можетъ выразить». Какой-то дѣлецъ остался при дѣловой точкѣ зрѣнія и написалъ: «Съ величайшимъ удовольствіемъ увидѣлъ полезную для насъ Вермландцевъ работу Трольгетты». Одна пасторша изъ Сконіи,—какъ она подписалась,—и на Трольгеттѣ не вышла изъ круга семейныхъ интересовъ и написала: «Пошли Богъ моему зятю счастья, умъ у него есть!» Много попадалось тутъ и плоскихъ остротъ, зато
[383]стихотвореніе Тегнера, написанное имъ здѣсь 28 іюня 1804 г., блеснуло настоящей жемчужиной среди кучи сора.
Уставъ читать, я поднялъ голову отъ книги и кого же увидѣлъ передъ собою? Старика съ Трольгетты! Въ то время, какъ я странствовалъ, онъ все ѣздилъ взадъ и впередъ по каналу, осматривая шлюзы и заводы, изучая силу пара и его полезную дѣятельность. Онъ заговорилъ со мною о проэктируемыхъ новыхъ желѣзныхъ дорогахъ; оказалось, что онъ еще не видалъ ни одной, и я описалъ ему, какъ тянется желѣзнодорожное полотно то по насыпямъ, то по высокимъ мостамъ, то по тунелямъ, прорваннымъ порохомъ въ скалахъ.—Завтракаешь въ Лондонѣ, а вечерній чай пріѣдешь пить въ Эдинбургъ!—сказалъ я ему.
— Я это могу!—сказалъ онъ такимъ тономъ, какъ будто никто другой не могъ.
— Я тоже!—отвѣтилъ я.—Я уже и дѣлалъ это!
— Такъ кто же вы тогда?—спросилъ онъ.
— Обыкновенный туристъ!—сказалъ я.—Путешествующій на свой счетъ! А вы кто?
Онъ вздохнулъ.—Вы не знаете меня. Мое время прошло, мастеръ «Безкровный» оказывается сильнѣе меня!—И онъ исчезъ.
Тогда-то я понялъ, кто онъ! Да, можно себѣ представить, что́ долженъ былъ теперь почувствовать старый горный духъ, Тролль, выходящій на землю разъ въ сто лѣтъ посмотрѣть, какъ далеко ушло за это время человѣчество! Это и былъ никто иной, какъ самъ Тролль,—всякій человѣкъ въ наше время просвѣщеннѣе! И я съ нѣкоторою гордостью созналъ себя сыномъ своего вѣка, вѣка движущихся колесъ, тяжелыхъ молотовъ, ножницъ, рѣжущихъ металлическія доски, какъ бумагу, машинъ, ломающихъ желѣзные брусья, какъ палочки сургуча, и все это—силою пара, повинующагося человѣческому генію!
Былъ вечеръ; я стоялъ на холмѣ близъ старыхъ шлюзовъ, смотрѣлъ, какъ плыли съ распущенными парусами корабли, словно какія-то большія бѣлыя привидѣнія. Ворота шлюзовъ отворялись грузно и съ грохотомъ, какъ мѣдныя врата Тайнаго Судилища. Въ вечернемъ воздухѣ стояла такая тишь; громовый грохотъ Трольгетты, напоминавшій шумъ цѣлой сотни водяныхъ мельницъ, еще рѣзче оттѣнялъ безмолвіе природы. Съ деревьевъ слетѣла вдругъ какая-то большая птица и, тяжело махая крыльями, скрылась въ лѣсу пониже водопада. «Ужъ не Тролль-ли это?» подумалъ я. И пусть будетъ такъ! По крайней мѣрѣ выйдетъ и интересно и романтично!
Г. Х. Андерсенъ. Собраніе сочиненій Андерсена въ четырехъ томахъ. Томъ третій. Изданіе второе — С.-Петербургъ: Акціон. Общ. «Издатель», 1899, С.378—383